Река подбрасывала нас высоко вверх и швыряла вниз, под воду. Я пыталась грести, но не могла понять, в воде мое весло или я молочу им по воздуху: все так быстро вращалось. Сплавляться было весело и невероятно захватывающе. Пока я не выпала. Сначала инстинктивно попыталась встать и ухватиться за камень. Бам! Жвак! Ой-й! Что там этот парень говорил, расслабиться? Я сделала слабую попытку развернуться ногами вперед и прижать голову, но ног я не видела и не чувствовала в ледяной пенящейся реке.
Контактные линзы плыли в моих глазах, я ничего не могла разглядеть. Спасательный жилет был слишком велик, болтался где-то на уровне ушей. Пришлось руками его тянуть себе на плечи. Весло вырвало у меня из рук. Трудно было понять, когда можно набрать воздуха. Вокруг и сверху я видела одну лишь воду. Я больше не могла задерживать дыхание, как не могла больше глотать эту воду, поэтому взмолилась: «Боже, если Ты хочешь, чтобы я выжила, сделай что-нибудь скорее! Я в Твоих руках». И в тот же миг я почувствовала, как что-то выдернуло меня из реки.
Мимо проплывал еще один рафт, меня схватили за жилет и спасли.
К тому времени, как мы вырулили на спокойный участок, я уже была готова к новым приключениям.
В последний раз я села в рафт с ребятами слишком смелыми или слишком прижимистыми, чтобы нанять инструктора. Мы взяли рафт в аренду и спустили на воду.
Это была большая ошибка.
Мы сплавлялись с безрассудным азартом, неслись прямо на камни и в водовороты, чуть ли не стремясь убиться. Мы взяли спасательные жилеты и отправи-лись самостоятельно покорять реку. Запаслись едой, не забыли о веревке — для безопасности. Но не было человека, который говорил бы нам, как подходить к следующим порогам, каких валунов опасаться, так что мы заскакали по порогам и врезались в утес. Он был размером с «Шевроле».
Мы застряли у этого утеса, не в силах сдвинуться даже на сантиметр, а вокруг нас бурлила вода. Когда мы всем весом навалились на один борт и попытались вывернуться из западни, рафт перевернулся. Беснующаяся река пришпилила меня к утесу и билась в грудь так сильно, что я едва могла дышать. Мои спутники как-то умудрились втащить меня на этот валун. К тому времени рафт уже сто лет как уплыл.
И что теперь делать?
Два инструктора из другой группы подплыли к нам на каяках. Они велели прыгать в реку, она отнесет нас вниз по течению. Я подумала, это шутка такая. Но выбора не было. В каяках и на других рафтах не было места для нас. Мои друзья по очереди попрощались, спрыгнули и уплыли. Я осталась одна. Инструктор в каяке все уговаривал меня прыгнуть. Я не хотела покидать безопасный утес, но река не собиралась останавливать свое течение ради меня.
Наконец он пообещал, что будет плыть за мной на своем каяке. Я помолилась, соскользнула с камня и умчалась к тихой воде. Я никогда не забываю о том дне: иногда нужно покинуть свой безопасный утес, чтобы тебя отнесло куда-нибудь, где будет лучше.
Однажды я прочитала интервью с пастором Риком Уорреном, который написал «Целеустремленную жизнь». Его слова напомнили мне об этой реке:
«Жизнь — это серия проблем. Проблема либо есть и настоящий момент, либо ты с ней почти разобрался, либо готовишься к следующей. Все потому, что для Бога важнее твой характер, чем твое удобство. Для Бога важнее сделать тебя более святым, чем более счастливым». Уоррен рассказал об одном уроке, который усвоил в самый замечательный и самый трудный год в своей жизни. В тот год он получил миллионы за свою книгу и в то же время у его жены нашли рак.
«Раньше я думал, что жизнь — это холмы и низины: ты проходишь через темные времена, потом поднимаешься на вершину горы — то туда, то сюда. Больше я так не считаю. Жизнь — это не холмы и низины, это вроде двух железнодорожных рельсов, и в любой период твоей жизни есть и хорошее, и плохое. Как бы ни были хороши обстоятельства, всегда найдется что-то плохое, с чем нужно работать.
И как бы ни были плохи обстоятельства, всегда брезжит что-то хорошее, за что можно поблагодарить Господа». Одна женщина-гонщица сказала: «Жизнь как трасса. Именно повороты делают ее ценной». Легко ей говорить. Она-то всегда носит шлем.
Какую аналогию ни приведи, жизнь все равно будет потрясающим, чудесным путешествием. Придет хаос, за ним покой, а потом все начнется заново. Секрет в том, чтобы смаковать эту поездку. Всю, до единого момента.
УРОК 32 Работа не позаботится о тебе, когда будет плохо, а друзья помогут. Не теряй их!
Есть что-то в сорокалетии такое, что заставляет людей отмечать эту дату, украшая дом черными шариками и посылая открытки, на которых ярко и детально изображены лысые головы, морщинистые лица, обвисшие груди и выпирающие животы. Отметка «сорок» представляется серединой пути между этим миром и смертью, началом конца известной нам жизни.
Держа эту мысль в голове, я никак не могла придумать, что подарить мужчине моей жизни на сорокалетие. Брюс вел себя так, как будто ему шестьдесят, спрашивал, что он успел сделать, перечислял свои достижения, пытался понять, каким он был отцом, бизнесменом, гражданином. Я думала только о том, сколько друзей у него накопилось за сорок лет. На мой взгляд, эта мера ценности его жизни была лучше, чем доход и положение в обществе.
На ум все время приходил образ Джорджа Бейли из фильма «Эта прекрасная жизнь». Джордж Бейли, который не считал себя состоявшимся человеком, получил шанс увидеть, каким был бы мир без него. Мораль фильма такова: если у человека есть друзья, значит, он уже состоялся.
Я хотела, чтобы Брюс подумал о друзьях, а не о тиканье биологических часов и не о дорогах, которые он так и не прошел. Поэтому я попросила сорок человек написать письмо, рассказав в нем, что Брюс привнес в их жизни. Как он повлиял на них, изменил их, тронул?
Письма я попросила прислать мне, чтобы я могла их все вместе упаковать и преподнести как подарок. Сначала этот проект показался несложным. Просто позвонить сорока человекам. Просто написать одно письмо. Но, как говорится в одной пословице, «писать легко: просто сядь и вскрой вену». Один из этих сорока сказал: «Это больше похоже на вскрытие желудочка сердца».
Все начали мучительно думать. Некоторые звонили друг другу и спрашивали: «Что ты будешь писать?»
Как будто здесь можно содрать. Это было деликатное задание, которое обнажает и пишущего, и адресата.
Некоторые решили шутить по поводу сорокалетия, другие с помощью юмора выразили свою любовь. Большинство, в конце концов, написали то, что труднее всего сказать лицом к лицу, то, что обычно не говорят.
День рождения приближался, потихоньку начали приходить письма.
Один мужчина даже надиктовал мне свое письмо по телефону. Он сказал, что не знает, как выразить свои чувства в письменной форме, поэтому полагается в этом на меня.
Я обклеила прочную коробку страницами из журнала «Лайф» за 1954 год и все письма сложила в нее. Когда наступил день рождения Брюса, мы отправились ужинать, потом в кино, потом посидели в кафе с пятерыми друзьями. После всего этого Брюс с облегчением заметил, как хорошо прошел день. И тогда я вручила любимому коробку.
Брюс перебирал конверты с выражением замешательства на лице. Я объяснила, что он держит в руках. Муж посмотрел обратные адреса, не стал вскрывать эти послания сразу, а когда все-таки прочитал, эмоции полились как из него, так и из писем. Он был потрясен. Смеялся до слез. И так тронут, что всплакнул.
В общем, эти сорок человек провели операцию на открытом сердце моего мужа и нашли к нему пути, которые закупорились или сузились от времени. Они говорили о прошлом. О времени плакатов, на которых рисунок можно увидеть только в ультрафиолетовом свете. О времени длинных волос, автостопа и рок-концертов, которые они не могли вспомнить, потому что были пьяными в стельку. Эти люди благодарили Брюса за ночные звонки, за советы по поводу трудоустройства, которые он им давал в последнюю минуту, за долгие разговоры о том, как перенести развод.
Мать одного из самых близких друзей написала чудесное стихотворение. Одна женщина сама нарисовала открытку. Один мужчина начитал свои воспоминания под музыку. Брюс решил когда-нибудь передать эти письма своим сыновьям, чтобы они поняли, для чего папа жил. Жизнь его была чем-то большим, чем заработанные деньги, собственное дело, любимая женщина. Жизнь его была для людей, дружбу с которыми он завязал и сохранил.
«Большинство людей так и не узнают, что к ним чувствуют окружающие, — сказал Брюс, вытирая слезы — Такого рода вещи говорят на похоронах».
Вот почему я рассказала историю этого подарка. Нам не слишком часто выпадает возможность услышать, как мы важны близким, пока не станет слишком поздно. Слишком часто мы не знаем, что можем сделать для других, пока не станет слишком поздно. Когда я узнала, что у меня рак, я беспокоилась о том, что пропущу работу, волейбольные матчи, не смогу выполнить обязательства, которые записала в свой ежедневник. Медсестра, которая мучилась, пытаясь найти время для первого сеанса химиотерапии в моем календаре, покачала головой и сказала: «Вам нужно правильно расставить приоритеты». Она была права.
Вот почему я рассказала историю этого подарка. Нам не слишком часто выпадает возможность услышать, как мы важны близким, пока не станет слишком поздно. Слишком часто мы не знаем, что можем сделать для других, пока не станет слишком поздно. Когда я узнала, что у меня рак, я беспокоилась о том, что пропущу работу, волейбольные матчи, не смогу выполнить обязательства, которые записала в свой ежедневник. Медсестра, которая мучилась, пытаясь найти время для первого сеанса химиотерапии в моем календаре, покачала головой и сказала: «Вам нужно правильно расставить приоритеты». Она была права.
Работа оказалась на заднем сиденье. Рак не уселся впереди. Мои друзья заняли водительское кресло.
Шерил снабдила меня всем, чтобы мне было как можно комфортнее, и я не скучала во время сеансов химиотерапии. Бэт выбрала для меня сережки в виде крошечных губных гармошек, а Шерил привезла их мне и сыграла «Химиоблюз». Джуди заехала вымыть мне голову. Другие привозили мне кучу фильмов, тапочки, пижамы, шарфы и шляпы. А сколько мне присылали открыток, еды и ободряющих книг!
А как же работа? Ну, газета как-то выходила в те дни, когда мне было слишком плохо, чтобы писать. Тот мир вращался без меня. А мои друзья? Они заставляли мой мир вращаться.
Моя подруга Марти всегда говорит, что если у тебя есть друзья и здоровье, то у тебя есть все необходимое. Рак научил меня: когда друзья занимают одно из первых мест твоей шкалы приоритетов, даже если ты потеряешь здоровье, у тебя все равно будет самое главное в жизни.
УРОК 33 Верь в чудеса
Врач постарался сообщить плохие новости как можно мягче: «Знаете, как бывает, когда в детстве просишь пони, молишься и надеешься, но не получаешь? Здесь при-мерно такая ситуация. Иногда пони ты не получаешь». Врач пытался сказать родителям Криса Вуда, что положение безнадежное, несмотря на их молитвы.
В июне 1989 года Крису был двадцать один год, он служил на флоте в порту Сан-Диего. Весь день он пил на матче «Падрес», а по дороге домой выпал из грузовика, когда водитель сменил полосу движения.
Крис приземлился на четырехполосное шоссе, и его тут же переехала машина. Молодого человека отшвырнуло на другую полосу, его сбил еще один автомобиль. По счастью, третья машина, ехавшая мимо, оказалась машиной «Скорой помощи». У Криса были сломаны таз, челюсть, локтевой и коленный суставы. У него были обширные повреждения головы и следы шин на спине.
Следующие три месяца доктора сообщали о Крисе только плохие новости: «Он не будет жить… он будет растением… он никогда не сможет ходить… его жизнь будет лишена смысла». Родственники молодого человека, жившие в Акроне, начали круглосуточные молитвенные бдения, постоянно передавая эстафету. Однажды ночью сестра Криса внезапно проснулась. Она сказала, что Бог прошептал ей такие слова: «Он будет жить, и не умрет, и будет славить милость Божью».
С тех пор это стало семейной мантрой.
Эта фраза помогла Крису перенести тридцать две операции, трехмесячную кому и годы лечения в «Ветеране хоспитал» в Кливленде, где он проходит реабилитацию. В двадцать девять лет у Криса все те же ярко-голубые глаза и песочного цвета волосы, но все остальное изменилось.
Речь невнятная, как будто он пьян. Дыхательная трубка повредила голосовые связки. Травмы головы замедлили мыслительный процесс. Лицо Криса деформировалось, потому что челюсть срослась неправильно. На левой руке, болтающейся вдоль тела, красный шрам, похожий на «молнию». Теперь, чтобы разжать кулак, Крису приходится сосредоточиться.
Этот мужчина напичкан железками. В локте у него винт, на ноге ортопедическая шина, в колене шарнир, а в голове пластинка. Его мозг работает теперь иначе. Раньше Крису превосходно удавалась математика, а сейчас он мучается с элементарными примерами.
Когда молодой человек шесть лет назад поступил в Университет штата Кент, он получал тройки и двойки по простейшим предметам. Один из тех, кто помогал Крису проходить реабилитацию, советовал парню бросить учебу. Молодой человек поразмыслил над этим. «Разум говорил мне: «Ты тратишь свое время», — поделился Крис со мной. Но вместо того чтобы прислушаться к гласу рассудка, он обратился к любимой фразе из Писания: «потому что, каковы мысли в душе его, гаков и он» (Притчи 23:7).
«Это значит, ты станешь тем, во что веришь. Если считаешь, что ты второй, неудачник, или же наоборот, что ты номер один и впереди всех, таким ты и станешь», — пояснил Крис.
Он говорит, что успехом своим обязан матери. Линда натаскивала его, используя Библию как сборник пьес.
Теперь у Криса три работы: он служит интерном в больнице имени Эдвина Шоу, специализируясь на пациентах с травмами головы; он компьютерный дизайнер при церкви Братства Живой воды в Акроне, а еще он сопровождающий бейсбольной команды «Акрон Аэрос».
На права он сдавал три раза — и наконец получил их. Потребовалось шесть лет терапии, но Крис все-таки оставил инвалидное кресло и теперь может передвигаться при помощи ходунка.
Ему до сих пор трудно подбирать слова при разговоре. Он делает паузы и сильно хмурится, заставляя мозг вспоминать, как надо работать.
А работает мозг вполне нормально. На вручении дипломов молодой человек сказал свою речь, не произнеся ни слова. Крис прошел по сцене Университета штата Кент и забрал свой диплом бакалавра гуманитарных наук по психологии, а зал аплодировал стоя.
Он не был там самым умным студентом.
Он не был там самым талантливым студентом.
Но он был там.
Мать Криса не дожила до этого момента. Она умерла от сердечного приступа в июне за год до выпуска сына. Но она прожила достаточно, чтобы знать: врач, который счел ситуацию безнадежной, ошибался.
Отец Криса отправил этому врачу открытку, чтобы рассказать, как все сложилось.
В ней всего четыре слова: «А у нас пони».
УРОК 34 Бог любит тебя не потому, что ты что-то сделал или не сделал, а потому что таков Он есть
тобы отметить наступление нового тысячелетия, папа римский снова ввел индульгенции — нечто вроде амнистии для грешников. Подобная практика была распространена в Средние века. В целом, индульгенции — это способ заработать дополнительные баллы перед Страшным судом.
Некоторые называют это сокращенным путем к спасению, способом уменьшить свой срок в чистилище, где, согласно католическому учению, души умерших очищаются перед тем, как попасть в рай. Индульгенции, которые раньше продавались за звонкую монету, были давно запрещены католической церковью. Тогда грешники покупали себе пропуск на выход из чистилища (своего рода досрочная распродажа). Сейчас индульгенции нельзя приобрести за деньги, их выдают только за искреннее жертвование и покаяние. Жертвование и покаяние благородны только в том случае, когда в основе их лежит исключительно любовь к Богу или к другим, если ты совершаешь жертву из желания скостить свой срок, так сказать, в этом есть нечто эгоистичное. К тому же можно ли вообще заработать себе доступ в рай?
Почти каждый священник знает такую проповедь: мужчина умирает и оказывается у райских врат, где его встречает апостол Петр. Петр говорит новенькому:
— Чтобы войти, ты должен сначала рассчитаться.
— А что для этого нужно? — спрашивает мужчина.
— Чтобы попасть в рай, тебе потребуется по крайней мере пятьсот очков, — объясняет Петр.
— Ну, я был преданным мужем, отцом и работником. Я никогда не изменял жене, не обманывал шефа, честно платил налоги.
— Хм-м-м. — Петр считает. — Это сто очков.
— Сто? Всего лишь? — восклицает мужчина. — Так. Я жертвовал деньги благотворительной организации «Юнайтед уэй», еженедельно работал добровольцем в бесплатной столовой, каждую зиму собирал пожертвования для Армии спасения, одну неделю каждого лета строил дома для бедняков Центральной Америки.
— Хорошо — говорит Петр, нажимая кнопки на калькуляторе. — Получилось триста пятьдесят.
Мужчина в панике. Он не может вспомнить других добрых дел, чтобы заработать недостающие очки. Он никогда не попадет в рай.
— Сдаюсь, — грустно говорит он. — Вверяю себя Божьей милости.
— Проходи! — Петр открывает ворота. — Добро пожаловать домой.
Эта история обнадеживает. В ней в центре внимания не справедливость Господа и не наши подвиги, а милость Божья.
Персидский мистик Рабия написала, что значит истинная любовь к Богу: «О, Всевышний, если я стану поклоняться Тебе из страха ада, сожги меня в аду. Если я стану поклоняться Тебе в надежде на рай, не допусти меня к его вратам. Но если я буду поклоняться Тебе только ради Тебя Самого, позволь тогда мне видеть красоту Твоего лица».
Много лет назад я отправилась в аббатство Дженеси в Нью-Йорке, чтобы выйти из тупика. У меня были хорошие взаимоотношения с Богом, но я чувствовала, что мне все время мешает огромный камень преткновения. Что бы я ни делала, какие бы хорошие поступки ни совершала, с какими бы благородными намерениями ни жертвовала, мне казалось, что прилагаю недостаточно усилий.