— У вас очень знаменитая сестра, и она делает честь нашей стране. — У профессора был очень звучный голос, наводивший Наташу на мысли о церкви, где она не была уже много лет. Возможно, ей стоит пойти туда снова и помолиться за возвращение Петера. Да, в ближайшее воскресенье она так и сделает.
Она почти не слушала Юту. Все знают, что у нее есть знаменитая сестра. И что? Людмила не в силах была вызволить ее мужа из ада, каким является жизнь в Хомутове. Людмила была также не в силах спасти их квартиру. Слишком большое расстояние пролегало между ними.
— Похоже, что наша Дерматологическая клиника пользуется весьма высокой репутацией в Соединенных Штатах. Их правительство предложило обменяться опытом: из Америки должна приехать делегация, чтобы изучить то, чем мы занимаемся, а небольшая группа специалистов, которую я буду возглавлять лично, отправится в командировку в Соединенные Штаты, в Нью-Йорк, чтобы обсудить наши проблемы. Есть предложение включить вас в состав делегации.
Наташа смотрела на Юту, не веря своим ушам. Командировка в Нью-Йорк? Чтобы она встретилась с сестрой? По щекам потекли слезы. Она не знала, что сказать, и выдавила лишь одно слово:
— Когда?
— Ну, разумеется, подготовка потребует длительного времени. Я изложил в общих чертах проект предложения. Он должен получить одобрение. Возможно, поездка состоится в конце этого года, но необходимо, чтобы вы были готовы выехать в любое время, а потому вам предлагается начать оформление паспорта уже сейчас. Вот бланк заявления. Заполните его и принесите мне вместе с шестью фотографиями. По этому адресу завтра утром вас будет ждать фотограф.
Наташа возвращалась домой, точно в полусне. Она не представляла, как скажет матери, что она вошла в число избранных, кто поедет в служебную командировку в Америку потому, что ее сестра была знаменитой Луизой Тауэрс, урожденной Людмилой Суковой из Праги. Если прежде это вовсе не принималось в расчет, то сейчас, когда у власти стоял Дубчек, это имело колоссальное значение.
Словно для того, чтобы и без того необыкновенно удачный день стал еще радостнее, Наташина двухлетняя дочь Кристина встретила ее в дверях с новым письмом от Петера. Обычно в таких случаях она хватала ребенка в охапку и мчалась наверх в спальню, в которой сама выросла, чтобы прочесть письмо вслух от первой до последней строчки, надеясь, что маленькая Кристина с ангельским личиком, быть может, больше запомнит о своем отце. Но сегодня новости профессора Юты затмили получение письма.
— Мама, мама! Где ты, мама?
Бланка Сукова находилась там же, где и всегда в пять тридцать дня — в косметическом салоне на первом этаже, накручивая жидкие волосы на палочки для химической завивки, прикрепленные к доисторическому приспособлению для перманента, и ополаскивая волосы в одной из двух треснувших раковин, которые, сколько Наташа себя помнила, всегда текли.
Мать не подняла головы, когда на пороге появилась Наташа с Кристиной на руках. Увидев, что одной из трех клиенток была тетя Камилла, Наташа приветственно помахала рукой и ретировалась. Если она хотя бы намекнет в присутствии тети на то, что сказал Юта, через несколько часов об этой новости узнает весь город.
Почти обо всем, что рассказывал в письме муж, он уже писал раньше. «Погода плохая. Мы дышим воздухом, который пахнет гарью. Ядовитые отходы собираются в облака над крышами домов, а потом с дождем попадают на нашу кожу. Меня перевели на сталелитейный завод». Однако, прочитав последний абзац, Наташа крепко прижала к себе Кристину и покрывала поцелуями ее личико до тех пор, пока девочка не разразилась протестующими воплями.
«Самая лучшая новость состоит в том, что я спрашивал, сможем ли мы вернуться к своим родным и когда это произойдет, и мне ответили, что дело каждого ссыльного в настоящее время пересматривается, и до конца года мы, без сомнения, вернемся домой. С каждым днем я все сильнее люблю тебя и нашу красавицу дочку».
Успеет ли Петер вернуться домой до ее отъезда в командировку? Не огорчится ли он, что она уезжает так далеко? Нет, конечно нет. Он всегда желал ей всего наилучшего. Сегодня вечером, когда Кристина ляжет спать, она напишет ему и поделится своей невероятной новостью, и Людмиле напишет тоже, хотя профессор Юта признался Наташе, что ее сестра скорее всего в курсе дела.
Закончив писать письма, Наташа никак не могла заснуть. Теперь, когда первое радостное потрясение начало проходить, она обнаружила, что боится, хотя и не понимала, что именно ее пугает. Неизвестность, наверное, и встреча с сестрой, которую она боготворила столько лет. Что, если она не понравится сестре? С тех пор, как Петера сослали в Хомутов, Наташа потеряла львиную долю своего веса, который набрала во время беременности, но, возможно, она намного полнее, чем нравится Людмиле. Она поклялась себя, что со следующего дня сядет на строжайшую диету.
Сделать это было невероятно просто. Напряженное ожидание, когда профессор Юта скажет ей, как обстоят дела, день за днем изматывало ее, лишая аппетита, так что она почти ничего не ела. Мать своими расспросами только усугубляла ее состояние. Стоило Наташе переступить порог дома, как та с побледневшим и напряженным лицом тотчас спрашивала:
— Ты узнала что-нибудь? Дата отъезда делегации еще не назначена?
Только во второй половине июля профессор Юта снова вызвал ее в свой кабинет. На этот раз Наташа не бежала сломя голову вверх по лестнице. С понедельника в воздухе витало некое зловещее предчувствие, так как просочились слухи, будто Москва обеспокоена тем, что процесс либерализации, начатый Дубчеком, идет слишком быстро и становится неуправляемым.
Дядя Иво, которому словно доставляло удовольствие передавать дурные вести, заходил к ним рассказать, что слышал от своих деловых партнеров, будто советские войска проводят маневры на чешской границе.
— Мне это не нравится, — стонал он. — Если мелкие подачки Дубчека означают, что мы должны смириться с присутствием на нашей земле советских войск, я предпочел бы остаться нищим. И станет только еще хуже, а не лучше.
Выражение лица Юты не развеяло ее пессимистическое настроение, хотя его слова, произнесенные тем же звучным голосом, могли бы ее успокоить.
— У меня хорошие новости, дорогая. Меня пригласили на конференцию, которая будет проводиться в начале следующего месяца в Словакии, в Университете Яна Коменского в Братиславе. Очень важно обсудить, каковы последствия жизни в промышленных зонах для тела человека, его кожи, и насколько это связано со старением организма. Туда приедут представители из Института гериатрии Анны Аслан в Бухаресте — я знаю, что они проводили интересные исследования, — и группа ученых из Венгрии, — он замолчал и посмотрел на нее так, что Наташа почувствовала себя неуютно. — Предполагалось послать туда Сважкову, но у нее отец в больнице. Я хочу, чтобы вы поехали со мной в качестве помощницы. Это даст нам возможность обсудить повестку дня нашей командировки в Соединенные Штаты.
— Я обязательно должна ехать? — Наташа знала, что ей не следует спрашивать об этом, но она почувствовала беспокойство. Каждый раз, когда дома раздавался звонок в дверь, она надеялась увидеть на пороге Петера. Логично, если она будет в Соединенных Штатах, когда он вернется в Прагу, но в Братиславе? Он наверняка сочтет это странным. У них в клинике были и другие сотрудники. Почему профессор Юта не выбрал кого-нибудь их них?
— Я не могу принуждать вас, но вы оказали бы… — Он замялся, а затем продолжил: — Большую помощь мне, нашей стране. Имя вашей сестры хорошо известно в Восточной Европе. Возможно, вы даже не представляете себе истинные масштабы ее славы.
Она действительно не представляла, но в настоящий момент ее это не заботило. Лицо Юты приобрело красноватый оттенок. Без дальнейших расспросов она поняла, что Юту каким-то образом вынуждают взять ее с собой. В любом случае у нее нет выбора. Он был не только ее учителем; по сути дела он был ее начальником. Она выросла, зная, что невыполнение приказов влечет за собой немилость, если не хуже. Она выросла, зная, что задавать вопросы и пытаться выяснить, что кроется за определенными словами и поступками, не только бесполезно, но еще и опасно.
— Сколько продлится конференция?
— Три дня.
— Когда мы должны ехать?
— В начале августа.
Когда она сообщила обо всем матери и Бланка отреагировала с нескрываемой радостью и гордостью, Наташа постаралась выбросить из головы тревожные мысли.
Долгожданный звонок Людмилы последовал за неделю до Наташиного отъезда, как раз в тот момент, когда она помогала матери в салоне. Поскольку их могли прервать в любую минуту, Людмила по обыкновению говорила очень быстро и только о самом существенном, и речь шла не о тех замечательных новостях, о которых Наташа писала ей — о возможной командировке в Соединенные Штаты, — но, к большому удивлению Наташи, о конференции в Братиславе. Невероятно, как Людмила могла так быстро узнать об этом?
— Очень важно, чтобы ты поехала, сестренка, — Наташе показалось, что голос Людмилы звучит несколько взволнованно. — Слушайся во всем профессора Юту. Твое будущее в очень большой степени зависит от него.
Потом она, как обычно, попросила позвать к телефону мать. Им повезло: их разговор не прервали, хотя слышно было все хуже и хуже. Затем она еще раз захотела поговорить с Наташей, прежде чем повесить трубку.
— Даже если ты не понимаешь всего, обещай, что доверишься мне, Наташа. Все идет по плану, не сомневайся: мы не забыли ни маму, ни Петера, ни Кристину. Выполняй указания и верь мне.
Довериться своей знаменитой сестре? Разумеется, Наташа ей верила. Но что же такое она имела в виду? Позже слова Людмилы все время вспоминались ей, не давая покоя. Когда она обратилась за объяснениями к матери, Бланка отвечала с несвойственной ей уклончивостью.
На следующей неделе, в выходные мать устроила для нее небольшой прощальный обед, пригласив пару школьных подруг с мужьями, а также тетю Камиллу и дядю Иво. Если бы только Петер был дома… Наташа попыталась насладиться svickova — мясом со специями, тушенным в духовке, которое подают с густой сметанной подливкой — великолепно приготовленным матерью, знавшей, что это любимое блюдо Наташи.
Когда все разошлись по домам и Наташа вместе с матерью мыла посуду, Бланка неожиданно расплакалась.
— Боже мой, мама, что случилось? — воскликнула Наташа.
Мать отчаянно затрясла головой и вытерла глаза влажным кухонным полотенцем.
— Прости, прости меня… Я плачу от… от радости. У тебя все будет просто замечательно…
Наташа заставила мать посмотреть себе в лицо.
— Ты от меня что-то скрываешь? Людмила что-то сказала тебе? Мне все это не нравится. Я волнуюсь. Может, мне не стоит ехать в Братиславу?
Лицо матери внезапно исказилось, и выражение его испугало Наташу.
— Ты должна ехать. Ради нас всех. Если здесь положение изменится… Ты — наша единственная надежда.
— О чем ты? — теперь Наташа испугалась по-настоящему. — Я уезжаю всего на три дня… разве нет?
Ее мать, не переставая вытирать глаза кухонным полотенцем, заговорила шепотом.
— Я намеревалась объяснить все завтра, но не могу ждать. Поговорим сейчас.
Двигаясь, словно лунатик, Наташа последовала за матерью к старому дивану, который много лет подряд был местом, где происходили задушевные беседы между матерью и дочерью. Вещи, знакомые с детства — дедушкины часы, отцовское деревянное кресло-качалка, старомодные фотографии давно усопших дедушек и бабушек, дядюшек и тетушек, — все это вдруг стало до боли дорогим и важным. Едва мать заговорила, у Наташи появилось дурное предчувствие.
— Ко мне приходил один человек. Я собиралась сказать тебе завтра, прямо перед твоим отъездом. Я хотела, чтобы у тебя осталось меньше времени на раздумья и переживания. Это был сотрудник американского посольства, — мать замолчала, увидев страдальческое выражение лица Наташи.
— Что, мама? Что он сказал? Ох, мама, пожалуйста, пожалуйста, скажи мне… или я никуда не поеду…
— Разработан целый план. Сначала ты, потом Кристина и я, а потом Петер…
Наташа заметила, что у матери дрожат руки. Она накрыла их своими.
— План?
— От Братиславы до Вены всего-то около тридцати километров, — зашептала мать. — До Вены и свободы. Профессор Юта — твой билет на свободу. Мне сказали, что когда ты приедешь в Братиславу, тебе выдадут паспорт с проставленной выездной визой, чтобы ты могла присутствовать на другой встрече в Вене. — Ее голос прервался, но сквозь слезы мать хрипло прошептала: — На встрече с сестрой, чтобы обсудить командировку в Соединенные Штаты. К концу года, — она зашмыгала носом, пытаясь сдержать слезы, — мы будем все вместе, свободные, там, целые и невредимые, благодаря политике Дубчека и деньгам и влиянию мужа твоей сестры.
Наташа тоже разрыдалась.
— Я не поеду. Я не поеду и не брошу Кристину… если все, что ты говоришь…
Мать снова схватила ее за руку, стиснув с такой силой, что стало больно.
— Послушай меня, девочка, это делается не только ради тебя. Это ради всей семьи. Если ты сейчас уедешь с Кристиной, найдется немало людей, недовольных всем, что делает Дубчек. Ваш отъезд вызовет у них подозрение. Нельзя спешить, нужно быть осторожными и осмотрительными, но, как сказала твоя сестра, доверься ей. Все хорошо организовано. Наши с Кристиной бумаги готовы к рассмотрению, — мать внезапно встала и направилась в кладовку, где хранился уголь; сколько Наташа себя помнила, там, под брикетами с углем, находилась съемная половица, под которой ее родители прятали деньги и документы.
Вернувшись, Бланка вручила Наташе большой конверт. Внутри лежала пачка документов, бланки заявления с просьбой о выдаче паспортов, аккуратно заполненные рукой матери, а также комплект фотографий нужного размера матери и Кристины.
— Где бумаги Петера? — мрачно спросила Наташа.
— Ему отправили бланки заявлений. Он ждет, когда сделают его фотографии. Сотрудник американского посольства мистер Фле… Флетч, — мать никак не могла выговорить его имя, — Флетчер предупредил, что не нужно беспокоиться, так как Петер, возможно, не вернется в Прагу, но ему разрешат уехать из…
Наташа со слезами перебила ее:
— Как мы можем быть в этом уверены? Как я могу сделать это? Как? О, мама, я не могу бросить Кристину… не могу… не могу…
Мать, обняв, укачивала ее, не обращая внимания на рассыпавшиеся по полу выездные документы.
— Мы расстаемся ненадолго. Флет… Флетчер сказал, что до наступления осени мы с Кристиной получим паспорта и выездные визы, а потом и Петер. К Рождеству мы будем все вместе где-нибудь в свободном мире, там, где захочет Людмила. А дальше, если все получится так, как обещал Дубчек, мы сможем вернуться в Чехословакию, приезжать и уезжать, как могут делать, мне говорили, все люди в свободном мире.
Луизу только что избрали членом Почетного международного общества самых элегантных людей. Это никого не удивляло, согласно публикации французской газеты левого толка, которая помимо критики неуемного стремления американцев разделять людей на категории написала, сколько денег мадам Тауэрс потратила на туалеты за прошедший год. Они ошиблись, указывая сумму. На самом деле она потратила гораздо больше. И вот она здесь, в Париже, на демонстрации коллекций лучших парижских кутюрье, где из-за непостижимого отношения французов к кондиционированию воздуха (считавшегося предосудительным) и волосам под мышками у женщин (считавшимся достойными восхищения) она почти задыхалась от жары и смешанного запаха пота и дорогих духов, исходившего от окружавших ее дам. Некоторые из них, также числившиеся в списке самых элегантных женщин, были одеты по последнему писку моды нынешнего сезона — шелковые облегающие платья без рукавов!
Когда на подиуме дома моделей Пьера Кардена появилась невеста, Луиза издала легкий, хотя и хорошо слышный вздох облегчения. Ей не терпелось вернуться в «Ритц», принять освежающий душ и выпить чаю со льдом. А потом она снова попробует дозвониться в Прагу, чтобы удостовериться, что Наташа не уклонилась от поездки в Братиславу с Ютой. После стольких усилий, предпринятых Бенедиктом ради ее семьи, Луизе так и хотелось отругать Наташу за то, что та не проявила достаточного энтузиазма, разговаривая с ней по телефону неделю назад, но она понимала, что была не вправе делать это — ведь ее сестра плохо улавливает суть происходящего.
Со слов Бенедикта Луиза знала, что самое главное сейчас — время. Дни Дубчека были сочтены, и никто не догадывался, кто или что последует за ним. Было жизненно важно притворяться, будто русские по-прежнему терпимо относятся к марксизму с человеческим лицом, будто обмен опытом в области дерматологии между двумя странами — а, вероятно, даже между Соединенными Штатами и восточноевропейским блоком — вполне может стать реальностью с той точки зрения, которая представлялась русским наиболее привлекательной, то есть твердой валюты.
Когда Луиза вышла из «роллс-ройса» у отеля «Ритц», она услышала, что кто-то окликнул ее по имени. Она обернулась, и сердце у нее забилось. Это был Ян Фейнер, улыбающийся, выглядевший уверенным в себе Ян Фейнер, несмотря на мятый костюм из легкой хлопчатобумажной ткани и съехавший набок галстук, делавшие его похожим скорее на ученого-исследователя, которым он был в душе, чем на крупного бизнесмена, которым он стал. Он являлся не только президентом и генеральным директором «К.Эвери»; пресса недавно сообщила, что хотя в этом году ему только исполнялось сорок лет, он получил долю, стоившую сотни тысяч долларов, в компании «К.Эвербах» — гиганта, основателя «К.Эвери», за свое участие в разработке чудодейственного препарата АК-3, устраняющего угри и кожную сыпь, который после многих лет клинических испытаний, наконец, удостоился благословения Комиссии по контролю за качеством продуктов питания и медикаментов.