— Наташа… — Ее голос упал до шепота. — Наташа! — закричала она.
Две женщины бросились друг к другу.
— Людмила, неужели это действительно ты?
— Да, сестренка. Это действительно я.
Лас-Вегас, 1970
— Твое здоровье, Наташа.
Чарльз привык к ее молчанию: она говорила ему, что молчит главным образом потому, что ей не хватает английских слов, а не потому, что нечего сказать. Ему не нужно было ничего объяснять. Он уже знал, как и многие другие сотрудники фирмы, что Наташа привыкла иметь свое собственное мнение.
Не важно, хватало ей запаса английских слов или нет, но она сумела дать понять, что находит уровень подготовки косметологов в Соединенных Штатах очень низким по сравнению с квалификацией, которую дают даже сейчас в нищей Дерматологической клинике в Праге, что в Чехословакии профессия косметолога считается престижной, чтобы получить ее, учатся несколько лет, и потому к ней относятся с гораздо большим уважением, чем, как оказалось, в Соединенных Штатах. От Луизы Чарльз узнал, что то же самое, по мнению Наташи, касается и персонала «Луизы Тауэрс», хотя она была достаточно тактична, чтобы не делать подобных заявлений публично.
— Извини, Чарли.
Ему нравился акцент, с каким Наташа произносила его имя. Когда-то и Луиза называла его «Шарли», но занятия с преподавателем, ставившим произношение, в течение нескольких лет сыграли свою роль. Наташе предстояло пройти еще долгий путь, но лично он все-таки надеялся, что ее речь сохранит следы иностранного акцента. Это служило на пользу делу. Покупатели, похоже, знали или по крайней мере верили, что большинство восточноевропейских косметологов, которым удалось перебраться в Штаты, великолепно подготовлены, и Наташа не является исключением.
На самом дела она была исключительна. Дэвид, зять Чарльза, говорил ему, что даже пресыщенные девицы, работавшие в дирекции, настойчиво добивались сеансов косметического массажа лица у Наташи, так что, возможно, она была права насчет их системы подготовки. Он не собирался глубоко вникать в эти проблемы.
Они провели в дороге больше часа, направляясь из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас, где скоро должна была состояться одна из крупнейших офтальмологических конференций, когда-либо имевших место. В Лас-Вегасе, в отеле «Хилтон», компания «Луиза Тауэрс» подготовила три зрелищных показа косметики, чтобы таким образом отпраздновать союз между фирмой «Оптек», мировым лидером в области оптики, и «Луизой Тауэрс», который позволит навсегда решить проблему макияжа для девушек, пользующихся очками. Использовав новейшие приемы демонстрации, «Луиза Тауэрс» собиралась представить новые варианты теней, контурных карандашей для век и туши для ресниц наряду с соответствующими, недавно разработанными оправами очков различной формы, смоделированными для разных типов лица. Начиная с будущего месяца косметика для глаз впервые начнет продаваться в специализированных центрах «Оптек», расположенных в престижных магазинах — но, естественно, только косметика фирмы «Луиза Тауэрс».
Это было лишь одно из многих мероприятий, запланированных отделом маркетинга на ближайшие месяцы, явившееся следствием усиления конкуренции, вынудившей членов правления «Тауэрс» существенно увеличить инвестиции в свое косметическое подразделение. Чарльз никогда еще не был так занят, и ему приходилось постоянно думать о делах, поэтому лишь сейчас, за последние несколько минут, он обратил внимание на то, что маленькая чешка была не только очень молчалива, но и подавлена.
— Почему такой унылый вид? Предполагалось, что эта поездка даст нам отличный шанс прокатиться и отдохнуть.
Чарльз засмеялся, хотя ему было совсем не до смеха. Небольшое удовольствие — иметь дело с человеком, который неизменно пребывает в унынии. Ему такого даром не надо.
— Эй, Наташа, разве ты не знаешь, что любая женщина пожертвовала бы состоянием, только бы сидеть здесь рядом со мной, когда я за рулем этого дьявола? Неужели ты не слышала, «Эсквайр» недавно заявил, что я вхожу в десятку самых завидных женихов Америки?
— С.Квайр?
Чарльз вздохнул. Он пожалел, что завел об этом разговор.
— Так называется журнал. Забудь об этом. Шутка. Но мне по-прежнему любопытно, почему ты сегодня выглядишь еще несчастнее, чем обычно. А ведь ты признавалась, что я один из членов семьи, с которым ты можешь поговорить.
Чарльз резко прибавил скорость, и Наташу бросило на дверь «порше», так что ей пришлось ухватиться за приборную доску.
— Все дело в музыке. Мне больно ее слышать, — тихо промолвила она.
Чарльзу тотчас стало стыдно. Он выключил приемник, настроенный на его любимую радиостанцию, передававшую знаменитый хит Саймона и Гарфункеля «Мост над бурными водами». Никто лучше него не смог бы понять, что чувствует Наташа. После разрыва с Блайт он долго не мог выносить никаких песен о любви. Прошло не меньше двух лет, прежде чем он снова начал слушать музыку, и при этом ему больше не хотелось зареветь в голос, точно ребенку… А Наташино горе было гораздо ужаснее, чем его несчастье. Если бы он помимо жены потерял еще и ребенка, он не мог представить, как бы он выжил.
Пару последних месяцев он проводил в Штатах намного больше времени, помогая укрепить бизнес на внутреннем рынке. Луиза поощряла Чарльза брать с собой ее младшую сестренку в путешествия по стране, чтобы Наташа немного посмотрела Америку.
— Чарли, я буду признательна, если ты хоть что-то придумаешь, чтобы у нее исчезло это страдальческое выражение лица, — сказала она с таким же страдальческим выражением.
Чувствовала ли Луиза свою вину? Отец говорил ему, что Луиза считает себя виноватой в том, что его брак распался, задаваясь вопросом, не его ли длительные поездки за границу, где он занимался расширением международного рынка «Луизы Тауэрс», стали причиной развода. Однако Чарльз ни чуточки ее не винил. Блайт могла бы ездить с ним, если бы не зациклилась на идее стать звездой тенниса — вернее, если бы не зациклилась на теннисисте.
Отец заставлял его работать, как раба на плантации. «Хочу помочь тебе выбраться из ямы, сынок», — твердил он. Чарльз возмущался, но работа действительно помогла, и сейчас он знал (хотя Бенедикт и не говорил вслух: «Работай до седьмого пота, Чарли»), что отец считает работу лекарством, которое может вылечить и Наташу от ее скорбных мыслей.
Впрочем, Наташу не нужно было погонять. Она работала как проклятая: лучше и быстрее всех делала косметические массажи лица в «Институтах», ее больше всех хвалили в водной лечебнице в Палм-Бич, она получала самые большие чаевые, записаться к ней на прием было больше всего желающих. И в отделе научных исследований и новых разработок ему говорили недавно, что у нее много оригинальных идей. Он намеревался выбрать подходящий момент и поговорить с ней об этом, делать это следовало осторожно. Он точно не знал, какую именно постоянную работу в компании предполагает ей поручить Луиза, а ему не хотелось наступать ни на чьи любимые мозоли.
Увидев впереди дорожный знак, Чарльз замедлил скорость.
— Теперь уже недалеко, Нат. — Он коротко пожал ей руку. Ее пальцы были холоднее льда. Он выключил кондиционер. — Не хочешь поговорить?
Она покачала головой и уставилась в окно.
Она немного приоткрыла створки своей раковины во время их второй совместной поездки в Атланту, где они устраивали презентацию нового тонального крема «Биг Глоу» в магазине «Рич». Там Наташа впервые была представлена на афишах как «ведущий мастер макияжа из Европы», и Чарльз был потрясен, как блестяще она справлялась со своей задачей у прилавка. К ней выстроилась такая длинная очередь, что администрация «Рич» стала интересоваться, не сможет ли Наташа задержаться еще на пару дней, если они дадут рекламу в «Атланта конститьюшн»; Луиза согласилась, и Чарльз впервые увидел Наташину улыбку.
Улыбалась она прелестно. И это был единственный раз, когда он заметил некоторое сходство Наташи с ее великолепной сестрой, прежде от него ускользавшее, главным образом потому, что у Наташи был совсем другой оттенок кожи, золотистого, теплого тона, шапка роскошных золотисто-каштановых волос и нежная россыпь веснушек на носу. Хотя за пределами офиса ее по-прежнему именовали «маленькой сестричкой Луизы», она была почти такой же высокой, как и Луиза, но более округлой. Ример, выставляя напоказ свой недавно проявившийся интерес к искусству, однажды провел верную аналогию, сравнив ее с «девушками Рубенса», в отличие от ренуаровского типа Луизы.
Прежде, чем улететь обратно в Нью-Йорк, Чарльз пригласил Наташу на ленч с твердым намерением хоть немного утешить ее, сказав правду: во всех Соединенных Штатах не было человека, кто мог бы сделать больше для спасения ее семьи, чем его отец, за исключением самого президента, с которым отец находился в прекрасных отношениях, — Бенедикт словно задался целью поддерживать дружеские отношения с каждым новым президентом, начиная с Трумэна.
Прежде, чем улететь обратно в Нью-Йорк, Чарльз пригласил Наташу на ленч с твердым намерением хоть немного утешить ее, сказав правду: во всех Соединенных Штатах не было человека, кто мог бы сделать больше для спасения ее семьи, чем его отец, за исключением самого президента, с которым отец находился в прекрасных отношениях, — Бенедикт словно задался целью поддерживать дружеские отношения с каждым новым президентом, начиная с Трумэна.
Но главная проблема заключалась в том, как он быстро сообразил во время этого ленча, что Наташа боялась всего семейства Тауэрс в целом, и его отца в частности. Чарльз не смел ее за это осуждать. Переход от ее жизни в Праге к нынешней жизни в качестве члена ближайшего окружения клана Тауэрсов неизбежно травмировал бы ее, даже если бы все не омрачалось ее ужасной личной трагедией.
Чарльз слишком хорошо понимал, что Наташа начала бояться его отца, начиная с тех страшных дней мучительного ожидания в Вене. Он сочувствовал и отцу, которому пришлось день за днем проводить в номере гостиницы вместе с двумя отчаявшимися женщинами, цеплявшимися за малейшую ложную надежду, что муж Наташи, ее ребенок и мать скоро присоединятся к ним, а тем временем положение в стране становилось все хуже и хуже, завершившись в конце августа вторжением в Чехословакию многотысячных советских войск.
Отец не привык сталкиваться с непреодолимыми препятствиями, не привык находиться в тупике и, потратив массу усилий, так и не достигнуть цели. Он не привык терпеливо успокаивать людей, когда что-то не так, в том числе и свою жену, бессильно смотревшую, как ее сестру медленно убивает нервное напряжение, чувство вины и тревоги после того, как мировая пресса сообщила, что Дубчек со своим либеральным коммунистическим правительством отправлен в наручниках в Москву, «пражская весна» закончилась и советская армия оккупировала страну.
Петера, мужа Наташи, не видели с тех пор, как он вместе с ребенком попытался бежать. Чарльз прекрасно представлял, как легко, должно быть, отец выходил из себя в той кошмарной обстановке, и особенно в день, когда Наташа попробовала перебежать границу и вернуться в Чехословакию; тогда им пришлось дать ей транквилизатор и держать под наблюдением врача в венской больнице, пока к ней не вернулся рассудок. Неудивительно, что Наташа остерегалась того, что многие сотрудники фирмы называли знаменитыми «взрывами ярости Тауэрса».
По-видимому, Бланка Сукова, мать Луизы и Наташи, не могла ничем помочь. Теперь до нее было практически невозможно дозвониться, но отец говорил ему, что в письме, полученном в конце прошлого года, Бланка написала: ее брату Иво рассказывали, будто муж и дочь Наташи погибли во время перестрелки под Брно по дороге к границе. Мать с грустью писала, что для Наташи лучше, если она будет считать их мертвыми, и сама она тысячу раз хотела бы умереть!
Они подъезжали к знаменитой полосе Лас-Вегаса. Чарльз начал рассказывать Наташе о городе в пустыне, об азартных играх, продолжавшихся круглые сутки, об «одноруких бандитах», установленных рядом с кассовыми аппаратами во многих супермаркетах. Приближаясь к «Хилтону», он рассказал ей, как резко Невада отличается от Юты, соседнего штата.
— В некоторых маленьких пограничных городках, вроде Уэндовера, половина которого принадлежит к одному штату, а вторая половина — к другому, в одном конце крутые ребята проигрывают свои денежки, и девушки без лифчиков танцуют в ночных барах, а на другом конце — в Юте — даже кофе считается опасным наркотиком, и жители читают благодарственную молитву прежде, чем съесть горячую сосиску. Такова Америка.
Это оказалось довольно утомительным занятием — пытаться заполнить тишину разговором, но когда они затормозили у отеля, в награду он получил одну из прелестных Наташиных улыбок.
Чарльз решил, что она на самом деле необыкновенно милая женщина. Только время может залечить ее раны, время или чудесное известие, что каким-то образом ее дядя ошибся, ее родные целы и невредимы и по-прежнему живут у себя на родине.
Во время работы конференции более трех тысяч женщин пришли в театр-кабаре Лас-Вегаса, чтобы послушать о «бракосочетании» «Луизы Тауэрс» и «Оптек» и увидеть своими глазами на гигантском телеэкране драматические превращения до-и-после, осуществляемые на сцене Наташей и командой визажистов «Луизы Тауэрс», а также лаборантами «Оптек». При демонстрации до-и-после они впервые использовали дорогостоящую технологию прямой телетрансляции.
Когда последний показ завершился под громовые аплодисменты, Чарльз кинулся к телефону звонить в Нью-Йорк. Он беспокоился, так как сам лично рекомендовал потратить целое состояние на проекционное телевидение, и сейчас затея принесла такой успех, какой ему и не снился.
— Заказы на новую косметику для глаз, если ты простишь мне каламбур, необозримы, Дэйв, — восторженно объявил он Дэвиду Римеру. — Тебе стоит пошевелиться и как можно скорее заполучить эксклюзивные права на показ косметики по проекционному телевидению. Самая лучшая реклама макияжа. Каждое движение на сцене, каждый штрих одновременно проецируется на огромный, как в кино, экран. Это было просто невероятно. Когда они разделили экран на две части, чтобы продемонстрировать окончательный результат до-и-после, аудитория обезумела, и сегодня, как и в другие дни, нам понадобится дополнительная помощь, чтобы справиться с потоком заказов.
— Уверен, что мадам Луиза захочет узнать, как справилась Маленькая Сестричка. Она не подвела?
Чарльз привык слышать в голосе своего зятя сдержанное высокомерие. Отвечая на вопрос, он негодующе покачал головой. Неужели Ример не понимает, что Наташа не может провалиться? Что бы там ни говорила и ни предрекала Сьюзен, Наташа, если и не обладала столь ярким талантом Луизы, тем не менее оказывала неоценимую помощь фирме «Тауэрс». В действительности Чарльз был ошеломлен, увидев Наташу на большом экране. Загримированная по такому случаю профессиональным визажистом из Голливуда, она сама была, как кинозвезда.
Он так и сказал Римеру:
— Если честно, я был приятно удивлен, и даже более того. Вероятно, нам следует использовать ее возможности для рекламы на проекционном телевидении. Думаю, нам нужно собраться и выяснить, нет ли у Луизы возражений против привлечения Наташи к такого рода публичным выступлениям. Если нет, кто-то должен посоветовать ей, как одеваться, как вести себя, но говорю тебе, Дэйв, она великолепна. Она естественна. Женщины в восторге от нее, ее иностранного акцента и всего прочего.
Повесив трубку, Чарльз пожалел, что разоткровенничался с зятем, упомянув даже, что Наташе необходимо научиться одеваться. Разумеется, Дэвид тотчас передаст это Сьюзен. Ну, что сказано, то сделано, но в глубине души он был удивлен, что Луиза до сих пор ничего не предприняла, чтобы изменить унылую серо-черную гамму цветов в одежде Наташи и странные сочетания прочих принадлежностей ее туалета. Вероятно, Луизе казалось, что говорить с сестрой о нарядах сейчас бессердечно и неуместно, ведь та все еще страдает из-за гибели близких. С другой стороны, возможно, это именно то, что нужно Наташе, чтобы начать новую жизнь. Она еще слишком молода, чтобы отказываться от радостей жизни.
После возвращения в Нью-Йорк телевидение предоставило Чарльзу запись шоу, состоявшегося в Лас-Вегасе, так что Луиза, Бенедикт, Ример и группа из отдела маркетинга могли собственными глазами убедиться, какой шумный успех имела презентация.
— Мне нравится, как выглядит команда визажистов в белых докторских халатах, — с улыбкой заметил Бенедикт. — Хорошая идея.
— Да, мы решили, что халаты придадут девушкам медицинскую солидность, в отличие от обычной униформы «Луизы Тауэрс», — серьезно объяснила Луиза. — Белые халаты подчеркивают связь между красотой и медициной, советами, какие оправы очков следует выбирать для того или иного типа лица и какая косметика сделает глаза неотразимо красивыми за оптическими линзами, имеющими свойство увеличивать каждую морщинку, каждый дефект.
Бенедикт улыбнулся.
— Мужчины никогда не пристают к девушкам в очках…
— Если только они не пользуются еще и косметикой от «Луизы Тауэрс», — угодливо вставил Дэвид Ример.
Бенедикт проигнорировал его реплику.
— Должен сказать, Наташа выглядела потрясающе. Впервые я не пожалел ее за то, что ей не посчастливилось быть сестрой такой красивой женщины. Соперничество, моя дорогая…
Чарльз усмехнулся, заметив, что Ример пристально наблюдает за Луизой, надеясь увидеть какой-нибудь намек на ревность. Ничего подобного. Напротив, Луиза сияла от гордости.
— Ну, конечно, она потрясающая. И это доказывает, какие чудеса делает профессиональный макияж. Она кажется даже чуть-чуть счастливой. — Она с волнением обернулась к Бенедикту. — Чарльз говорит, что она прекрасно работает, особенно когда непосредственно общается с покупателями. Наверное, нам следует разработать для нее специальную программу по внедрению продукции на рынке, использовав технические возможности проекционного телевидения.