– Ну ты и затейница! Давай открывай другие подарки!
Мама подарила мне пушистого розового кролика. Потрясающий кролик, если кто любит мягкие игрушки. Илень за такого убилась бы. Я решила назвать его Зефирчиком. Стала говорить за кролика тоненьким шепелявым голоском, и мама опять смеялась. Она сказала, что мне хоть по телевизору выступать.
Следующим подарком была громаднющая коробка конфет из белого шоколада. Я сразу две штуки слопала – ням-ням! Чав-чав! Хотела угостить маму, но она сказала, что бережет фигуру, а конфеты все для меня и я могу есть сколько хочу. Я еще две съела – ням-ням, чав-чав. Только меня почему-то немножко затошнило. Нет, конфеты были чудесные и наверняка жутко дорогие, но все-таки не такие вкусные, как «Смартис». Вот подрасту немножко, тогда это будут мои любимые, точно.
Последний подарок был не на вырост. Он был самый большой, и мама оставила наклейку с ценой, так что я сразу поняла, что он еще и самый дорогой.
Это была кукла. И не какая-нибудь, а совершенно потрясающая старинная фарфоровая кукла в викторианском стиле, с завитыми локонами, в шелковом платьице в цветочек, с таким же шелковым зонтиком в руке.
Я держала коробку и смотрела на куклу.
– Ну что? – спросила мама.
– Ну… Она чудесная. Самая замечательная кукла на свете.
Я старалась, чтобы мой голос был таким же звонким, как мячик у Футболиста, а он почему-то прозвучал глухо, как если сдувшийся мяч шлепнется на землю.
– Ты в детстве обожала кукол, хоть и была такая хулиганка! Помнишь, я тебе подарила восхитительную большую куклу с золотыми волосами? Ты ее прямо из рук не выпускала. Как же ты ее назвала – Розой? Жасминой?
– Незабудкой.
– Вот будет сестричка для Незабудки.
– Это здорово, мама, – ответила я, а в животе все сжалось.
– Ты ведь все еще хранишь Незабудку? – спросила мама, прищурившись.
– М-м, – ответила я.
Живот заболел так сильно, словно новая кукла ткнула в него своим острым зонтиком.
– Что ж ты ее с собой не взяла? – спросила мама, закуривая очередную сигарету.
– Мама, дай затянуться! – сказала я, чтобы ее отвлечь.
– Что еще за глупости? Незачем тебе курить, это вредная привычка.
Мамам полагается внушать детям, чтобы делали только полезное. Я перевела дух – но мою маму так легко не проведешь.
– Где же она сейчас, твоя Незабудка?
– Н-не знаю… Понимаешь, мам, мне пришлось ее оставить в детдоме.
– Тебе не разрешили забрать свою собственную куклу?
– Она… немножко сломалась.
– Ты ее сломала?
– Нет, мама, не я, честное слово, не я! Ее другие дети испортили. Кто-то ей выткнул глаза, и кудряшки все обрезал, и еще на лице нарисовали какие-то закорюки.
– В голове не укладывается! Ничего себе детский дом! Илень-Мигрень за это ответит! Я ей сейчас же позвоню. Эта кукла стоила целое состояние!
– Мам, с тех пор уже много лет прошло.
– Много лет?
Мама встряхнула головой. Она все время вела себя так, будто отвезла меня в детдом на той неделе – а на самом деле я почти всю жизнь под опекой. У меня папка с личным делом вот такая толстая.
– Ну ладно, – сказала мама. – Теперь у тебя новая кукла есть, еще лучше. Как ты ее назовешь? Только не надо идиотских имен вроде «Зефирчика». Такой красивой кукле нужно дать нормальное имя.
– Я ее назову…
Как я ни старалась, ничего не придумывалось.
– Какое твое любимое имя? – подсказала мама.
– Камилла, – ляпнула я, не подумав.
Мама замерла.
Ой, что я наделала?!
– Кажется, ту женщину зовут Камиллой? – сказала мама, резко затягиваясь.
– Нет-нет! – заторопилась я. – Ее зовут Кэм. Камиллой никто ее не зовет. Нет, мама, это у нас в детдоме была одна малышка, вот ее звали Камиллой, потому мне это имя и нравится.
Я, между прочим, правду сказала. Мне очень нравилась малышка Камилла, и она ко мне привязалась, еще как. Я ее всегда смешила. Скорчу рожу и фыркаю, а Камилла смеется-заливается и в ладошки хлопает.
Я это имя давным-давно полюбила, задолго до того, как с Кэм познакомилась. А Кэм терпеть не может имя «Камилла» – говорит, оно пафосное и претенциозное. Я изо всех сил старалась объяснить это маме.
– Камилла, – повторила мама, точно название какой-то гадкой заразной болезни. – Твое любимое имя, значит? Лучше, чем Карли?
– Нет, конечно! Карли – самое лучшее имя на свете, потому что твое. Но я же не могу назвать куклу «Карли»? Карли – это ты! О, может, назвать ее Кудряшкой? – Я вытащила куклу из коробки и встряхнула так, что локоны запрыгали. – Точно, Кудряшка!
– Осторожно! Ты сейчас и ей глаза выткнешь!
Мама забрала у меня куклу и разгладила пышную атласную юбочку.
– Незабудке не я глаза выдавила.
– Не важно, играй аккуратней.
Мама снова дала мне куклу. Я не знала толком, что с ней делать.
– Привет, Кудряшка! Милая моя Кудряшечка!
– Какое-то нелепое имя. Трейси, это не простая кукла, а коллекционная. Посмотри, какие локоны!
– Да, чудесные.
– Пора бы и с твоими патлами что-то сделать. Иди-ка сюда!
Мама порылась в сумочке, вытащила щетку для волос и вдруг набросилась на мою злосчастную голову.
– Ой-ё-ё-ё-ё-ёй!
– Не вертись! – Мама хлопнула меня по макушке щеткой.
– Ты мне голову оторвешь!
– Не оторву. Не волосы, а воронье гнездо, как будто их неделю не расчесывали.
– Ай!
– Когда Кэм тебя причесывает, ты так же капризничаешь?
– Она меня не причесывает!
Мама вздохнула, качая головой:
– Не понимаю, за что ей деньги платят? Ходишь оборванкой.
– Кэм не придает значения внешности.
Я очень старалась не дергать головой, хотя щетка уже вспахала мне скальп не хуже бороны.
– Это заметно, – сказала мама. – А вот мне не безразлично, как ты выглядишь.
– Мне тоже, мам! Ой! Нет, ничего, не обращай внимания. Мы, женщины, если хотим быть красивыми, должны страдать, правильно?
Мама снова засмеялась, хотя я не шутила:
– До чего же ты прикольная!
Мама помолчала немного, похлопывая себя обратной стороной щетки по ладони.
– Золотце, ты ведь меня правда любишь?
– Ужасно люблю! – крикнула я.
Но, видно, недостаточно громко.
– Больше всех на свете? – опять спросила мама.
– Да! – проорала я, так что чуть не сорвала горло. – Еще бы! Ты же моя мама!
Она погладила меня по щеке и обхватила ладонью за подбородок.
– Маленькая моя… Ох, уже совсем большая. – Потом провела пальцем по губам. – Губы все обветрились… Надо бальзамом помазать. Секундочку…
Она снова стала рыться в сумочке.
– Ой, мам, а накрась меня?
Мама, улыбаясь, наклонила голову к плечу:
– Ну что ж, может, хоть не будешь такая бледная.
– Да! Я хочу быть яркой, как ты!
Мама рассмеялась:
– У нас разный тип кожи, золотце! Но немножко оживить лицо можно. Ты довольно симпатичная, только следи за собой и поменьше хмурься, а то к моему возрасту морщинки появятся. Улыбайся, Трейси!
Я улыбнулась так широко, что даже уши разъехались в стороны.
– Пожалуй, тебе подойдет чуть-чуть бледно-розовой помады и немного румян на щеки.
– Я хочу красную помаду, как у тебя! – И я сама полезла в ее сумочку.
– Прекрати сейчас же! Трейси, отдай! Ты там все переворошишь!
Я вытащила из сумочки красный бумажник из искусственной крокодиловой кожи.
– До моих денег добираешься? – спросила мама.
– А там есть мое фото?
Я раскрыла бумажник. Там действительно была фотография, только не моя.
Я спросила:
– Кто этот тип?
– Никто.
Мама вынула снимок из прозрачного кармашка.
– Вот что я о нем думаю!
Она разорвала фото на мелкие кусочки.
– Это мой папа?
– Нет! – Мама так удивилась, как будто напрочь забыла, что у меня вообще был какой-то папа. – Нет, это мой бойфренд. Бывший.
– Тот, который ушел к молоденькой девушке?
– Он самый. Слизняк! Да кому он нужен!
Я сказала, что надо быть полным психом, чтобы уйти к кому-то, когда у тебя есть такая красавица, как моя мама. Ей очень понравилось. Мы сели рядышком на диване. Я осторожно усадила Кудряшку к себе на колени, а Зефирчика зажала под мышкой. Мама положила мне в рот еще одну конфету. Мне вообще-то уже не хотелось, но я все равно ее съела и облизала длинные тонкие пальцы, так что мама взвизгнула.
– Трейси, мы с тобой хорошо заживем, правда? – серьезно спросила мама.
– Замечательно заживем!
– И всегда будем вместе, да?
– Да-да-да!
– Ты этого хочешь?
– Больше всего на свете! – ответила я.
Мы крепко обнялись (слегка помяв Кудряшку и Зефирчика, но мама не стала ругаться). Мы как будто оказались в своем собственном, отдельном от всех маленьком мирке, и он закружил нас и унес в космическое пространство.
Домик на дереве
Я немножко разозлилась, когда пришла в свой дом и увидела, что Футболист и Александр уже там – играют в футбол. То есть по мячу бил в основном Футболист. Наверное, Александр играл за вратаря. И за штангу ворот заодно.
Какое у них право сюда приходить?! По крайней мере, без меня! Я гордо ушла на кухню. Александр загрузил в холодильник пакет цитрусовых кексов. Какая вредность! Я не очень люблю апельсины. Все равно съела три кекса, просто назло. Хотела запить водой, но нашла только дурацкий вырезанный из картона чайник. Смяла его в лепешку. Надо же быть таким дебилом!
– Знаешь сколько времени я мучился, чтобы стороны были ровные и носик такой, как надо? – с упреком спросил Александр.
Он стоял на пороге кухни.
– Ну их, твои дурацкие картонки. Слушай, ни за что не угадаешь!
– А что?
– Я перееду жить к маме.
– Да? – отозвался Александр таким тоном, как будто я сказала: «Возьму-ка еще один кексик».
– Что – «да»? Почему такая вялая реакция? Нет бы сказать: «Ух ты, Трейси, вот повезло тебе, это же просто супер-пупер-обалдеть-как-потрясающе»!
Александр вытянулся по стойке «смирно» и послушно отбарабанил:
– Ух ты, Трейси, вот повезло тебе, это же просто супер-пупер… Забыл, как там дальше?
Можно подумать, он не согласен, что я самая-пресамая счастливая девчонка в мире.
– Это ты просто мою маму не видел! – Жаль, у меня не было фотографии, чтобы ему показать. – Она такая классная! Очень-очень красивая и одевается шикарно, а макияж и прическа вообще идеальные. Она и меня накрасила и причесала, и я тоже стала красивая!
Из комнаты донеслось крайне невежливое фырканье. Видно, Футболист свои уши растопырил и подслушивал, о чем мы говорим.
Я строевым шагом двинулась к нему. Александр семенил следом. Футболист отшатнулся и лицо руками закрыл, как будто ослепленный нестерпимым блеском.
– Смотрите, Трейси идет, красавица-раскрасавица!
Я испепелила его взглядом:
– Смейся-смейся! А может, я, когда вырасту, стану совсем как мама.
– А может, там, за окном, летает маленький толстенький поросеночек с крылышками! – ответил Футболист.
Александр обернулся, раскрыв рот, – посмотреть на летающего поросенка.
– Мама мне еще и подарков надарила, целую кучу! – похвасталась я.
– Ого! Целая стая поросят пролетела! – выдал Футболист.
Александр заморгал, потом наконец сообразил, в чем дело, и тоже фыркнул.
– Нет, правда! Ужас, сколько денег она на меня потратила. Подарила мне все, чего душа пожелает!
– Что, и компьютер? И роликовые коньки, и велосипед? – В голосе Футболиста прорезался интерес.
Я запнулась.
– Это она мне потом подарит. После того, как я к ней перееду.
– Ага! – сказал Футболист.
– А вот эту футболку она мне уже сейчас подарила. Смотрите на ярлычок, дизайнерская! Не какая-нибудь дешевка с рынка.
– Круто, – сказал Футболист.
– Еще она мне большущую коробку шоколадных конфет подарила, я даже все съесть не смогла!
– Так тащи остатки к нам в холодильник, – предложил, все еще слабо хихикая, Александр. – А то у нас провизии маловато.
– Ну, понимаешь, они со взбитыми сливками и к вечеру немножко прокисли, так что мы с Кэм их выбросили. Зато коробка осталась! Я принесу покажу, если не верите. Еще мне мама столько всякого подарила, такие смешные мягкие игрушки и коллекционную куклу – настоящий современный антиквариат, сотню фунтов стоит.
– Куклу? – усмехнулся Футболист.
– Да это на самом деле произведение искусства! Говорю тебе, красота необыкновенная. Моя мама – самая лучшая в мире!
Александр внимательно смотрел на меня. Он снова стал очень серьезным.
– Что? – спросила я.
– Какая же она лучшая, если отдала тебя в детдом? По-моему, только плохие мамы отдают своих дочек.
– Она не нарочно! – тут же заступилась я. – Просто у нее было очень много разных дел. И еще приятель такой гадостный попался. Она думала, что в детском доме мне будет хорошо.
– А ты говорила, что тебе там ужасно не нравилось.
До чего этот Александр на нервы действует!
– Не так уж плохо там было! – крикнула я.
– Нет, плохо, пока тебя Кэм не забрала. Трейси, а как же Кэм?
– А что Кэм? – Я приблизила лицо к нему вплотную и даже зубы оскалила. – Мама говорит, на самом деле я Кэм не нужна. Ей за меня деньги платят.
– Наверное, приемной маме с тобой нелегко. – Александр попятился, но не сдался. – Я думаю, она тебя любит, потому и взяла к себе. А ты ее любишь?
– Ну, она ничего… Да не так уж сильно любит, иначе не согласилась бы так легко со мной расстаться.
Александр задумался:
– Может, она просто старается сделать как ты хочешь? Потому что очень тебя любит.
– А может, ты рот закроешь наконец? Не лезь куда не просят! И вообще, что ты понимаешь, Крохотулечный Огуречик!
Я его отпихнула и помахала Футболисту:
– Эй, давай в футбол играть! Я тебя погоняю как следует!
Футболист перестал таращить глаза и отпасовал мне мяч. Я отбила так мощно, что мяч врезался в стену, отскочил к дивану, а потом рикошетом прямо в телевизор.
– Уже второй телевизор ломаете… А его так долго делать! – заныл Александр.
– Надоели твои картонки дурацкие! Ну их!
И я пнула помятую коробку-телевизор.
Александр, казалось, вот-вот заплачет. Не знаю, с чего бы. Я же не его пинала. Но когда Футболист, вдохновившись моей идеей, собрался все в комнате разнести, я его отвлекла и увела на второй этаж. Там можно было беситься сколько угодно – Александр не успел туда натащить своей картонной мебели, зато валялись старые ящики и грязный рваный матрас – прыгай на здоровье.
Александр притащился следом за нами и остановился в дверях, не решаясь присоединиться к общему буйству. Мне стало совестно, но я все еще не могла простить то, что он наговорил про мою маму.
Футболист минуты две громил все вокруг, а потом решил передохнуть.
Я спросила:
– Слушай, Футболист, ну ты-то рад за меня, что я буду с мамой жить? Эй, не ложись на матрас, блох наберешься!
– Брр! – Футболист резво вскочил. – Ага, я думаю, это здорово, что ты к маме переезжаешь, раз она такие подарки дарит. Всегда выбирай того, кто тебе больше даст. Своя рубашка ближе к телу.
Он бросил мяч в стену и ловко отбил головой.
– Видали?
Футболист победно вскинул руки, выпендриваясь перед нами.
Я сказала:
– Да не только в подарках дело. Она же моя мама!
– Мамы – это ерунда, – заявил Футболист.
– Ага, про пап ты такого не скажешь!
– Скажу.
Футболист с такой злостью пнул мяч, что тот врезался в окно, разбил стекло вдребезги и улетел в неведомую даль.
– Тьфу ты! – сказал Футболист.
– Может, хватит уже беситься? – сказала я.
– Осторожней, Футболист, порежешься! – сказал Александр.
– Ты что делаешь, псих несчастный?! – завопила я.
Футболист рывком открыл окно. Осколки разлетелись по всей комнате.
– Надо совок и щетку, – вздохнул Александр. – Попробую сделать из картона.
– Опять ты со своими картонками! Эй, Футболист, ты что делаешь-то?
Он собирался вылезти в окно!
– Я за мячом. – Футболист вытянул шею. – Смотри, он не упал! В желобе застрял, под крышей.
– Футболист, вернись!
– Футболист, это же очень опасно!
– За трубу не хватайся!
– Она тебя не выдержит!
Футболист все-таки схватился за трубу. Она зашаталась и просела. Футболист быстро отпустил.
– Да вернись ты! – я ухватила его за ноги.
Он брыкнул ногой – и вдруг прыгнул.
Я завизжала и зажмурилась. Ждала ужасного глухого удара о землю – но все было тихо.
Чуть слышно ахнул Александр. А потом прошептал:
– Смотри!
Я открыла глаза, и они тут же полезли на лоб. Футболист перескочил через жуткую пропасть между окном и елкой. Сейчас он стоял на ветке и издавал победный тарзанский клич.
– Совсем ненормальный?!
– Да нормальный я! Ты что, никогда по деревьям не лазила? А по этому вообще легко, как по лестнице.
Футболист уверенно полез вверх. Мы смотрели на него из окна, вывернув шеи. Александр с такой силой сдавил мою руку, что его острые ноготки впились мне в ладонь.
Футболист добрался почти до самой вершины, вытянул руку и выдернул свой мяч из желоба.
– Фу, весь в какой-то слизи!
Он обтер мяч о еловые ветки.
– Спускайся, психованный! – крикнула я.
Александр подхватил:
– Я тебе мяч вымою, если хочешь. Только спускайся!
Футболист спустился, вбросил мяч в разбитое окно, снова перепрыгнул головокружительную пропасть, пошатнулся, стоя на подоконнике, и рухнул прямо на нас.
Какое-то время мы так и лежали, совсем оглушенные. Футболист встал первым. А мы с Александром и не могли раньше подняться – он ведь на нас свалился.
– Папы тоже ерунда, – сказал Футболист, отряхиваясь и вытирая измазанный мяч о джемпер Александра. – Вонючая куча мусора, и ничего больше.
Как будто мы и не прерывали разговора.
– Ты же своего папку любишь прямо как ненормальный. – Я осторожно встала и проверила руки-ноги, нет ли переломов.
– Ага, точно, ненормальный, – кивнул Футболист. – Прямо так психом и зовите.