По дороге, ведущей к шоссе, мне казалось, что косынка у меня на шее все время сползает или сбивается на сторону, и я то и дело поправляла ее, ругая себя за мнительность.
Мне и раньше приходилось видеть трупы. Не скрою, случалось даже превращать в них особо отпетых негодяев. Жизнь частного детектива порой изобилует неприятными неожиданностями, и на кисейную барышню похожа я меньше иного мужчины. Но труп Аладушкина просто потряс меня — до головной боли, до дрожи в коленках. Я не ожидала, что способ его отправки на тот свет окажется таким же, каким пытались препроводить туда же и меня. Не успей я тогда прикрыть горло рукой и не угоди так удачно подошвой ботинка Ивану между ног, лежало бы сейчас мое тело под слоем земли где-нибудь в этой паршивой приусадебной рощице. Я даже представила, как мое прекрасное во всех отношениях тело, запихнув в неглубокую, наспех вырытую яму, торопливо забрасывают землей и, утрамбовывая, топчутся сверху.
Неконтролируемое воображение способно показывать нам сны наяву. Мои сны обернулись кошмарами.
Выйдя на шоссе с намерением остановить попутку до города, я решила теперь не торопиться и немного пройтись пешком, чтобы развеяться и поразмышлять над увиденным.
О том, что в канаве лежит именно Аладушкин, я догадалась сразу, как только усатый рассказал нам о трупе. Помнится, я даже губу прикусила до боли. К самобичеванию склонности у меня никогда не было, но сейчас было досадно за собственные промахи. Ведь это убийство вполне можно было предотвратить. Уж слишком была велика его вероятность.
Ясно, что в поджоге участвовали двое. Один удалился из дома через окно, второй, удостоверившись, что это произошло, бросил из прихожей в коридор факел. Помнится, Аладушкин говорил, что Иван пригласил его прийти во второй половине дня для какой-то помощи. Вот такая помощь ему понадобилась.
Я обернулась — проклятое место выглядело отсюда вполне безобидной рощицей. Обугленных стволов и увядшей листвы не было видно. Как говорится, пейзаж, достойный кисти художника.
В общем, получается, что Аладушкина убил Иван. Хотя почему именно Иван? Убийцей вполне мог быть и Кирилл Федорович Семиродов.
Мне стало очень жаль следователя, которому предстояло разбираться в этом безнадежном для него и очевидном, как выеденное яйцо, для меня деле. Ведь убийцу необязательно искать — его можно вычислить.
Семиродовы сами для себя капкан поставили. Я была уверена, что держу в руках могучий рычаг, надавив на который без труда получу подпись Кирилла на купчей, которую оформлял сейчас господин Мальцев. А дальше? В любом случае Семиродов-старший должен ответить, за что он лишил жизни безвинного человека. А в том, что именно он автор этого страшного сценария, я не сомневалась.
Очередная машина накатывала сзади, шурша колесами по разогретому асфальту. Я подняла руку, и бежевый «Опель», взвизгнув тормозами, остановился, проскочив вперед метров тридцать.
— Садись, подруга, поехали, хватит ноги тереть! — прозвучало жизнерадостно, едва я открыла дверь.
За рулем оказался молодой крепкий парень в светлых шортах и футболке какой-то дикарской расцветки. Пока я усаживалась, он не отводил от меня жадных, нагловатых глаз и плотоядно улыбался пухлыми губами. А когда захлопнулась дверца, он придавил педаль газа так лихо, что с места взяли мы с пробуксовкой колес. «Крутой, ничего не скажешь», — улыбнулась я про себя.
— Куда вам, мадам? — спросил он, переключая передачи.
— Погоняйте, месье, я скажу, когда доедем.
Я посмотрела на него повнимательнее. Годика двадцать два — двадцать три от силы. И всем доволен — собой, машиной и попутчицей, которую бог послал, в комплект, не слабую.
— Музыку, мадам?
— Нет.
— Напитки?
— Смотря какие.
— Шампанского со льдом у меня нет, а баночку пива — пожалуйста.
— Шампанское бывает со льда, аристократ, — я отсалютовала ему открытой банкой, — а со льдом подают виски и коктейли.
— Разве? — удивился он. — А вино?
Пришлось кивнуть, чтобы не начинать дискуссию.
— Но только не шампанское.
— Я все же включу радио, ладно?
Он протянул руку к панели магнитолы, и в машине застучало, загрохотало что-то попсово-приблатненное и хриплоголосое. Увидев, как я морщусь, он убавил громкость.
— Напрасно! — он с сожалением пожал плечами. — Лирику надо любить. Лирику и развлечения. А то смолоду состаришься. Ты как считаешь?
— Люблю я лирику и стареть раньше времени не собираюсь.
— Вот и отлично! — обрадовался он. — Кстати, насчет развлечений. Я тут знаю неподалеку такое место — ахнешь, когда увидишь! Едем? «Только ты, только я…» — пропел он фальшиво и весело, наклоняясь ко мне.
— Держи руль! — одернула я его. — Мне нужно в город. Если у тебя другие планы — останови…
— В го-ород! — передразнил он. — Останови-и! Таким ножкам пешком ходить противопоказано. Я тебя и в город отвезу, и к дому доставлю, и на этаж подниму.
— И в ванну уложишь?
Он взглянул на меня загоревшимися глазами и подкинул газку.
— И в ванну, и в кровать — тоже. И служить тебе буду до утра, неистово и верно!
— Ах ты крендель с маком! — рассмеялась я его скоморошеству.
— Со смаком! — поправил он, поворачивая в другую сторону от города.
— Все равно — крендель, — настаивала я. — Возвращайся, тебе меня не соблазнить. Не получится.
— Получится, ох как получится!
Он свернул на тихую безлюдную улочку.
— Поворачивай, — вежливо попросила я, — а то мне тебя обижать придется.
— А не хочется обижать-то?
— Не хочется, — согласилась я. — Но придется.
— И не надо!
Чтобы меня разозлить, ему не хватало наглости. А на глупость не то что злиться, обижаться и то не стоит, особенно на такую жизнерадостную. Но ехать с ним дальше — значило бы посмеяться над его надеждами.
Я быстрым движением выдернула ключ из замка зажигания.
— Ты что! — воскликнул он, теряя дар речи от возмущения.
Машина еще не остановилась, а я уже выскочила наружу и, обежав, оказалась возле парня в тот момент, когда он только открывал дверцу.
— Ты что? — теперь уже растерянно спросил он.
— Садись на мое место, — потребовала я вполне миролюбиво, — очень хочется «Опель» поводить. Ни разу не пробовала.
— Ну, нет! Отдай ключи, — потребовал он, вылезая. — Отдай ключи, я сказал!
— Не буянь, а? — попросила я его по-свойски. — А то вот этими ножками, которые тебе так приглянулись, я надаю тебе по ушам.
Он посмотрел так изумленно, что выдержка мне изменила и я расхохоталась. Ну прямо большой ребенок! Через некоторое время, оценив комизм происходящего, он ко мне присоединился.
— Ладно, садись. Посмотрим, как ты управляешься с техникой.
«Опель», конечно, машина классная, но нисколько не лучше моей «девятки». Тут действует пословица: «В гостях хорошо, а дома — лучше».
Заплатив на автостоянке за место (злющие здесь оказались цены), я обнаружила, что за эти дни изрядно поиздержалась. Если и дальше так пойдет, придется экономить на мелочах. Вся надежда на Ганса, я должна его увидеть в самом скором времени. Надо бы заявиться к нему серьезной и деловой, но получится ли выдержать тон? Развеселил меня соблазнитель, а несерьезная потасовка с ним послужила для меня хорошей разминкой, прибавила бодрости и даже пробудила аппетит. Как там выпало? «Желание порождает увлеченность?..» Направляя машину в район набережной, где в подвальчике одного из старых домов располагалось нужное мне фотоателье, я увлеченно и с удовольствием думала о еде.
Фотоателье я нашла без труда. Константин настолько подробно объяснил мне до него путь-дорогу, что плутать было бы непростительно. Меня сразу же приняли — Константин позаботился и об этом.
— Вы хотите присутствовать при обработке материала? — спросила молоденькая симпатичная приемщица, беря у меня кассету с пленкой. — Подождите, пожалуйста, несколько минут.
Она поднялась, чтобы отнести пленку в фотолабораторию.
— Иванова? Татьяна?
Выглянувший из-за двери мужчина обратился ко мне приветливо, как к знакомой. По-моему, я видела его когда-то в спортзале у Кости.
— Сейчас все устроим, проходите.
Он провел меня в проявочную, объясняя по пути, что сейчас у операторов обеденный перерыв и поэтому обработкой займется сам. Это меня устраивало.
Вся процедура заняла не более тридцати минут. Пока проявочный автомат, журча и пощелкивая, готовил драгоценную для меня пленку, мы попили кофейку, приготовленного здесь же, на электроплитке, выкурили по сигарете и очень мило побеседовали на разные темы. Например, почему бы властям не разрешить предпринимателям открыть в городе несколько фотолабораторий, действующих по принципу самообслуживания. Ведь это и в самом деле несложно, процессы проявки пленки и печать фотографий происходят автоматически, управляет всем электроника, а заправить пленку и ребенок сможет.
— Понимаете, Татьяна, — объяснял он мне увлеченно, — люди, бывает, снимают сцены из своей частной жизни, и далеко не все решаются сдавать подобные материалы в лаборатории типа нашей. А имей они доступ к проявочному автомату, проблема была бы решена очень просто. У нас прибавилось бы клиентуры, поднялся доход, увеличились налоговые отчисления, и всем было бы хорошо.
Я слушала его, улыбаясь. Он наверняка думает, что моя пленка с интимом, и я торчу здесь, следя, чтобы фотографии не попали в чужие руки. Впрочем, насчет чужих рук он был прав. Что же касается интима… Передавая мне готовые снимки, он мельком взглянул на них и побледнел от неожиданности. Да, уважаемый господин фотограф, этот интим совсем другого рода, и вряд ли прельстится подобным любитель домашней порнографии.
Несмотря на упорное, прямо-таки отчаянное сопротивление Костиного приятеля, я в качестве благодарности за услугу оставила в ателье добрую половину имевшейся у меня наличности.
Гансу я позвонила из дома, куда заскочила перекусить и переодеться.
— Да, да, я на месте, — подтвердил Малышев. — Документы скоро принесут. Все, как вы говорили, без подписи покупателя, но со всеми печатями. Татьяна Александровна, вы — волшебница!
По-моему, Игорь задохнулся от восторга. Я даже позавидовала его по-детски неуемной радости.
— Я просто преклоняюсь перед вашей способностью творить чудеса. Стоило нам переговорить о возможности пожара — помните наш последний телефонный разговор, — как вот вам, пожалуйста…
— Не будем сейчас об этом, — перебила я его, чтобы не наболтал лишнего. Все-таки сидел он сейчас не на лавочке в сквере, а в том самом кабинете, где во время нашей первой встречи опасался говорить о делах и, возможно, небезосновательно.
— А о деньгах вам ничего не передавали? — решила поинтересоваться я.
— О каких деньгах? Нет. Впервые слышу. Позвонил мне какой-то гангстер и потребовал, чтобы документы были немедленно готовы. Я вначале даже не понял, кто, что, какие документы и для кого, но он не дал мне и рта раскрыть. Ты, говорит, не крути, а готовь документы для Татьяны Ивановой, она скоро за ними приедет, и чтоб никаких осложнений! Ну прямо Брюс Уиллис!
Мы с Гансом рассмеялись. Я вспомнила, что толком не объяснила Косте, что за человек его будущий абонент, вот он и не церемонился.
— Мне срочно нужна сумма, определенная нами как накладные расходы. Я должна получить ее вместе с документами, — я опять перешла к делу.
— Вы когда приедете, Татьяна Александровна?
— В течение часа. Ганс, я не советую вам задерживать меня. Еще ничего не утряслось окончательно, и от быстроты моих действий зависит многое, — добавила я ложку дегтя в его бочку меда.
— Ну, не знаю, я постараюсь, конечно…
Если б было можно, он бы мне отказал решительно и бесповоротно. Прижимист все-таки Ганс до неприличия.
Не услышав моего ответа, он пообещал:
— Ладно, сделаю. Приезжайте.
Последние его слова мне понравились.
Еще вчера косынка на шее меня раздражала, а сегодня я поняла, что отношусь к ней, как к необходимой части туалета. Даже платье подбирала так, чтобы гармонировало с этим украшением.
Было уже за полдень, а дел на сегодня предстояло еще немало. Но, как ни дорого было время, я не удержалась от искушения еще раз бросить кости. Ведь ситуация была пока довольна зыбка, и гадание могло принести ощутимую пользу, хотя бы в выборе линии поведения. На этот раз комбинация выпала следующая:
10+14+25. «Череда событий напоминает реку, потоки которой несут пловца, отбирая у него силы. Умение плавать заключается не в упрямой борьбе с течением, а в умении использовать его. Не сопротивляйтесь событиям, мучаясь их оценкой, а действуйте в соответствии с обстоятельствами, и тогда про вас скажут: „Он удачлив в достижении цели“».
Как-то один из моих высокопоставленных недругов высказал свое мнение в отношении моего профессионализма и методов, которыми я предпочитаю пользоваться в делах. Помнится, в тот момент его мнение интересовало меня куда меньше собственной безопасности, но я выслушала его внимательно, потому что он сам был профессионалом высшего класса.
«Вы действуете, используя слабости и примитивность окружающих вас людей, — сказал он мне тогда, бравируя собственным могуществом, которому очень скоро пришел конец. — Вы играете на этом, доводя порой игру до уровня простейшей интриги. Ваши успехи объясняются способностью в нужном месте и в нужное время пользоваться обстоятельствами. В этом — ваша незаурядность».
Ну, в общем, то, что выдали мне на этот раз гадальные кости, я, обдумав формулировку, сжала для себя всего до двух, но весьма емких слов: «Действуй, Танечка!» Вот так, и без промедлений!
Перекусив и приведя себя в порядок, я прямиком направилась на фирму Ганса, полная решимости трясти его, как грушу, пока не вытрясу денег на карманные расходы, несмотря на его прижимистость.
Охранник, стоящий возле учреждения Ганса, без возражений предоставил в мое распоряжение телефон.
— Господин Малышев? — спросила я, услышав его голос. — Это Иванова. Будьте любезны спуститься вниз, я жду вас на выходе.
Не дав ему опомниться, повесила трубку и не спеша вышла из стеклянных дверей на свежий воздух.
Через несколько минут из тех же дверей вышел Ганс. Прижимая к боку папку с бумагами, он заспешил в мою сторону.
— Что стряслось, Татьяна Александровна? — Он был немного удивлен. — Вы говорили со мной таким тоном…
— Ничего особенного, просто нам нужно срочно поговорить.
Он обернулся и, нахмурившись, посмотрел назад, а я предложила:
— Пойдемте в сквер, там и поговорим.
Он с готовностью зашагал рядом, вежливо взяв меня под руку.
Мы нашли место на лавочке, неподалеку от входа в сквер, рядом с пушистой голубой елью.
— Бумаги готовы полностью. Вот они.
Ганс зашуршал листами договора, подробно объясняя, где и как должны стоять подписи, чтобы эти бумаги стали юридически грамотными документами. Я вникала с большим вниманием, потому что получать подписи Семиродовых придется мне.
— У вас есть куда это положить? — спросил Малышев, передавая мне несколько экземпляров договора.
— Да, в машину, — ответила я, скручивая в трубку листы. — Что с деньгами?
— С деньгами сложность, — покачал головой Ганс. — Бухгалтер фирмы пытается их получить, но пока — безуспешно. Предупредили бы меня за день-два или хотя бы в прошлую нашу встречу.
— Ганс, меня не интересуют ваши затруднения, как вас наверняка не интересуют мои, не правда ли?
Он безнадежно развел руками.
— Вы деловая женщина, Татьяна Александровна, вы должны понимать, что такое наличные и как бывает непросто достать нужную сумму. Поверьте на слово, я делаю все, что в моих силах, и думаю, что через два-три дня…
Он вешал мне лапшу на уши, как хорошо заученное стихотворение, а я ждала, пока он выговорится.
— Игорь, а как вы будете рассчитываться, когда я привезу вам уже готовые документы? Шестьдесят тысяч «зеленых» достать намного сложнее, чем сегодняшний мизер. Или опять лекцию прочтете о трудностях с наличностью?
Он не смутился. Вздохнул с улыбкой и взглянул на меня хитрыми глазками.
— Вы знаете, всему свое время, — проговорил задумчиво, решив ограничиться ничего не значащей фразой, но такой ответ меня не устраивал.
— А знаете, как я поступлю? Я отдам вам бумаги, чтобы предотвратить возможность судебного разбирательства. Оно, как вы правильно полагаете, не может быть мне выгодным по ряду обстоятельств. Поэтому я отдам их вам в тот день, как только оформлю подписи. Но в тот же день я начну изучение деятельности вашей на удивление прибыльной фирмы. Надеюсь, в моих способностях и возможностях вы не сомневаетесь?
Судя по тому, как он задышал открытым ртом, ему стало нехорошо. Ну что ж, никогда не стоит рассчитывать, что твой партнер глупее тебя.
— Более того, — остановила я его, когда он попытался что-то сказать в свое оправдание, — я, по примеру деятелей из криминальной среды, включу для вас счетчик. Что вы скажете насчет, скажем, двух процентов в день от основной суммы? Мои шестьдесят тысяч будут приносить мне по тысяче двести рублей ежедневно, пока вы не рассчитаетесь со мною сполна. Наличными, Игорь, наличными!
Малышев покраснел, как созревший помидор, не в силах произнести ни слова. А с фирмой-то его, видать, не все в порядке. Пованивает его фирма, если я уже сейчас чувствую запашок нехорошего пота, исходивший от Ганса.
— Хотите сигарету? — предложила я ему как ни в чем не бывало.
— Нет, — мотнул он головой, — я пойду.
— Куда? — поинтересовалась я, прикуривая.
— За деньгами.
Ганс принес деньги. Я едва успела сделать несколько затяжек, как он уже вернулся — все такой же потный и красный, будто в парной побывал. Интересно, о чем подумали его подчиненные, глядя на него?