— Сработало, — прошептала Дэй.
— Разве ты могла во мне усомниться? — Морвеер, ничего так не любивший, как внимающую ему аудиторию, не мог устоять перед объяснениями, как всё это было проделано. — Сперва нанёс масло желтосемени себе на руки. — Он поднял их, растопырив пальцы. — Чтобы предотвратить воздействие на меня агента, ну, вы понимаете. В конце концов, я бы не хотел внезапно сам оказаться парализованным. Это был бы сугубо неприятный опыт! — он похихикал сам себе, и к нему тоном выше присоединилась Дэй, наклонившись проверить пульс северянина и сжимая зубами второе пирожное.
— Активная добавка — вытяжка паучьего яда. Чрезвычайно действенная, даже через прикосновение. Раз я подольше подержал его руку, ваш друг получил дозу потяжелее. Повезёт, если он сможет сегодня шевелиться… если я, конечно, позволю ему шевелиться снова. У вас, однако, должна была остаться власть над речью.
— Сволочь, — прохрипела Муркатто сквозь застывшие губы.
— Вижу, что осталась. — Он поднялся, плавно скользнул вокруг стола и облокотился рядом с ней. — Действительно, я должен принести извинения, но ты понимаешь, что я, как до этого и ты, нахожусь на шаткой вершине моей профессии. Мы, обладатели исключительных навыков и достижений обязаны принимать исключительные меры предосторожности. Сейчас, когда нам не препятствует твоя способность двигаться, мы можем с абсолютной прямотой поговорить на тему… великого герцога Орсо. — Он прополоскал рот вином, посмотрел как птичка снуёт меж ветвей. Муркатто ничего не ответила, но в этом не было нужды. Морвеер был рад говорить за обоих.
— Я вижу, что с тобой произошла ужасная неприятность. Предал тот, кто столь многим был тебе обязан. Любимый брат убит, а ты возродилась… не совсем прежней. Моя собственная жизнь изобиловала мучительными превратностями, поверь, поэтому я полностью на твоей стороне. Но мир до краёв наполнен ужасным, и мы, его скромные представители, можем менять его лишь… по чуть-чуть. — Он поднял брови на шумно чавкающую Дэй.
— Что? — пробурчала она с полным ртом.
— Чтоб тебе не быть потише? Я тут разъяснять пытаюсь. — Она пожала плечами, облизывая пальцы и нарочно чмокая. Морвеер испустил вздох неодобрения. — Беспечность молодости. Она научится. Пришла пора всем нам маршировать в одном направлении, а, Муркатто?
— Только, блядь, без философии, — просипела она сквозь сжатые губы.
— Тогда давай обратимся к нашим практикам. С твоей замечательной помощью Орсо сделался самым могущественным человеком в Стирии. Не буду делать вид, что у меня есть твои способности к пониманию всех военных тонкостей, но не нужно же быть Столикусом, чтобы осознать, что вследствие твоей славной победы у Высокого Берега в прошлом году Лига Восьми сейчас на грани гибели. Когда наступит лето, Виссерин спасёт только чудо. Осприйцев вынудят к миру, ну или сокрушат, в зависимости от настроения Орсо, которое, как тебе известно гораздо лучше большинства людей, более склонно к сокрушению. С окончанием года, исключая случайности, Стирия всё-таки обретёт короля. Кровавым Годам настанет конец. — Он осушил бокал и широко взмахнул им — Мир и процветание для всех и вся, непременно! Новая прекрасная жизнь? Если только ты не наёмник, я полагаю.
— И не отравитель.
— С другой стороны, нам отыскать работодателя легче лёгкого даже в мирное время. В любом случае, отмечу, что умерщвление великого герцога Орсо — помимо явной невыполнимости этого задания — не служит ничьим интересам. Ни даже твоим. Оно не вернёт обратно ни твоего брата, ни руку, ни ноги. — Её лицо не дрогнуло, но в этом видимо была заслуга паралича. — Попытка, более чем вероятно, закончится твоей смертью, а возможно даже моей. Я скажу, что ты должна бросить это безумие, дорогая Монцкарро. Должна немедленно остановиться, и в дальнейшем никогда об этом не вспоминать.
Её глаза были безжалостны, как два сосуда с ядом. — Только смерть остановит меня. Моя или Орсо.
— Невзирая на цену? Невзирая на боль? Невзирая, кто погибнет на этом пути?
— Невзирая, — прорычала она.
— Степень твоей приверженности начинает меня убеждать.
— Всё что угодно! — Не слова, а вопль.
Морвеер воистину воссиял. — Тогда мы сможем договориться. На таком основании, и ни на каком ином. Во что я никогда не ввязываюсь, Дэй?
— В полумеры, — промурлыкала его ассистентка, оглядывая единственное оставшееся на тарелке пирожное.
— Правильно. Сколькерых мы убиваем?
— Шестерых, — ответила Муркатто, — включая Орсо.
— Тогда моя ставка будет десять тысяч серебренников за каждого из второстепенных, уплаченная по получению доказательств их упокоения, и пятьдесят тысяч за самого герцога Талинского.
Её лицо свело лёгкой судорогой — Вести дела, когда клиент беспомощен — дурной тон.
— Хороший тон нелеп при разговоре об убийстве. В любом случае, я не торгуюсь.
— Значит мы договорились.
— Я так рад. Пожалуйста, антидот.
Дэй вытащила пробку из стеклянного графина, опустила самый кончик тоненького ножа в тягучий осадок на его дне и вручила ему, протянув отполированной рукояткой вперёд. Он промедлил, всматриваясь в холодные голубые глаза Муркатто.
Всегда первым делом убедись. Эта женщина, прозванная Талинской Змеёй, опасна до предела. Если б Морвеер и не знал об этом по её репутации, по их разговору и по той работе, что она ему пообещала, он смог бы всё понять бросив единственный взгляд. Он совершенно серьёзно задумался о возможности дать ей заместо противоядия немного смертельной стали, сбросить её северного дружка в реку и забыть обо всём этом деле.
Но убить великого герцога Орсо, могущественнейшего человека в Стирии? Одним ловким поворотом, с помощью своего искусства, изменить течение истории? И отголосок если не имени, то его деяний, пройдёт сквозь века? Какая другая невыполнимая задача смогла бы прекраснее увенчать его карьеру? Сама мысль об этом растягивала шире его улыбку.
Он испустил долгий вздох. — Надеюсь, я об этом не пожалею. — И он ударил кончиком ножа по тыльной стороне ладони Муркатто, единственная бусинка тёмной крови медленно выросла на коже.
За пару секунд антидот уже начал действовать. Она сморщилась, медленно поворачивая голову в одну сторону, а затем в другую, разрабатывая мышцы лица. — Удивлена, — сказала она.
— Правда? Почему же?
— Я ожидала встретить Великого Отравителя. — Она потёрла отметину на обратной стороне ладони. — Кто бы мог подумать, что мне попадётся какой-то мелкий хер?
Морвеер почувствовал, как исчезает его усмешка. Но конечно у него ушло лишь мгновение, чтобы восстановить самообладание. Он тут же погасил смешок Дэй резким недобрым взглядом. — Надеюсь, твоя временная беспомощность не стала таким уж большим неудобством. Меня простили, правда? Если мы с тобой будем сотрудничать, то я не хотел бы трудиться под сенью личной неприязни.
— Конечно. — Она приводила в движение плечи, в уголке губ был намёк на улыбку. — Мне нужно то, что у тебя, а ты хочешь то, что у меня. Сделка есть сделка.
— Отлично. Восхитительно. Не… передаваемо. — И Морвеер одарил их своей самой великолепной улыбкой.
Но он не верил ни на миг. Это самое смертельное задание от самого смертельного нанимателя. Монцкарро Муркатто, знаменитый Мясник Каприла, не была личностью, склонной прощать. Его не простили. И рядом не стояло. С этого момента ему придётся убеждаться и первым делом, и вторым и третьим.
Наука и магия
Трясучка осадил коня наверху, на гребене подъёма. Ниже по склону расстилался пейзаж — мешанина темных полей, тут и там ютились хутора и деревни, стояли отряды голых деревьев. Не более чем в дюжине миль впереди виднелась полоса чёрного моря, кривая линия широкой бухты и бледная короста города вдоль её края. Крохотные башни скучковались на трёх холмах над холодной морской гладью под серым стальным небом.
— Вестпорт, — произнёс Дружелюбный, затем щёлкнул языком и тронул поводья.
Чем ближе они к этому чертову месту, тем беспокойнее становился Трясучка. И тем противней, промозглей и унылей становилось вокруг. Он нахмурился на Муркатто, что на собственной лошади скакала впереди, подняв капюшон. Чёрная фигурка в чёрном поле. По дороге громыхая крутились колёса повозки. Кони фыркали и били копытами. На голых полях каркала пара ворон. И никто не разговаривал.
Всю дорогу сюда их компания ехала мрачно. Но ведь и на уме у них была мрачная цель. Не что иное как убийство. Трясучка размышлял, как бы тут поступил его отец, Гремучая Шея, тот кто цеплялся за старые традиции так же крепко, как усатый рак за лодку, и всегда выбирал правильный путь. Убийство же за деньги того, кого никогда раньше не встречал, как не крути, по этой мерке не подходит.
Внезапно до него донёсся раскат хохота. Дэй с недоеденным яблоком в руке примостилась на повозке рядом с Морвеером. Трясучка до сих пор слышал маловато смеха, и его потянуло туда, как мотылька на огонь.
— Что тут у вас забавного? — спросил он, заранее начиная улыбаться будущей шутке.
Она наклонилась к нему, раскачиваясь в повозке. — Я просто подумала — когда ты рухнул с кресла на спину, как черепаха, обгадился ты или нет?
— Я-то склонялся к мнению, что да, — сказал Морвеер, — но усомнился, что мы смогли бы учуять разницу.
Улыбка Трясучки вышла мертворождённой. Он вспоминал как сидел в том саду, хмуро глядя на другой конец стола и напуская на себя грозный вид. Затем он ощутил судороги, а потом закружилась голова. Он попытался дотронуться до головы, и обнаружил, что не может. Он попытался сказать об этом, и обнаружил, что не может. Затем весь мир перевернулся.
Больше он ничего не помнил.
— Чем вы меня так уделали? — Он понизил голос. — Колдовством?
Дэй взорвалась хохотом, брызнули кусочки яблока. — О, это вообще отпад.
— А я-то сказал, что он будет скучным попутчиком. — Морвеер хихикнул.
— Колдовством. Отвечаю. Прямо как в одном из тех рассказов.
— Из тех больших, толстых, глупых книг! Маги и черти и всё такое! — Дэй совсем давилась от смеха. — Глупенькие истории для детишек!
— Добро, — сказал Трясучка. — Пожалуй, понял. Торможу как, блядь, заливная форель. Это не колдовство. Тогда что же?
Дэй проговорила с нарочито глупой улыбкой. — Наука.
Трясучке от этого слова не было ни холодно ни жарко. — Что это такое? Какой-то другой вид магии?
— Нет, совершенно ничего общего, — усмехнулся Морвеер. — Наука это система рациональных представлений, предназначенная постигать мир и устанавливать законы, по которым он существует. Учёный пользуется этими законами для получения результата, который невежда вероятно примет за волшебство. — Трясучка боролся со всеми этими длинными стирийскими словами. Для человека, считающего себя умником, Морвеер всё объяснял по дурацки, наверняка специально делая простое сложным. — Магия, напротив, система небылиц и вранья, предназначенная дурачить тупиц.
— Ладно, ты прав. Я, выходит, самый тупой мудила на всём Земном Круге, а? Дивное диво, что у меня получается без напоминаний удерживать говно в кишках.
— Такая мысль на ум приходила.
— Всё же магия есть, — буркнул Трясучка, — Я видел как женщина накликала туман.
— Неужели? И чем он отличался от обычного тумана? Волшебного цвета? Зелёный? Оранжевый?
Трясучка нахмурился. — Обычного цвета.
— Итак, женщина позвала, и там был туман. — Морвеер поднял бровь на свою ученицу. — Разумеется, колдовство. — Она ухмыльнулась, впиваясь зубами в яблоко.
— Я видел человека разрисованного письменами, что сделали половину его тела неуязвимой для любого оружия. Я сам проткнул его копьём. Удар должен был быть смертельным, но не оставил даже царапины.
— Ууууу! — Морвеер поднял обе ладони и скрючил пальцы, как изображающий привидение ребёнок. — Волшебные письмена! Сперва не было никакой раны, а потом… не было никакой раны? Во всеуслышанье каюсь! Мир полон чудес. — Снова смешок от Дэй.
— Уж я-то знаю, что я видел.
— Нет, мой озадаченный друг, ты лишь думаешь что знаешь. Нет такой штуки как магия. Уж никак не здесь, не в Стирии.
— Лишь вероломство, — пропела Дэй, — и война с чумой, и деньги, что пока не наши.
— Так всё-таки, зачем ты осчастливил Стирию своим присутствием? — спросил Морвеер — Почему не остался на Севере, окутаный волшебной мглою?
Трясучка медленно потёр шею. Сейчас причина показалось ему странной, и он, называя её, почувствовал себя ещё большим дурнем. — Я приехал, чтобы начать новую жизнь. Стать лучше.
— Начав с того, где ты сейчас, я думаю, это вряд-ли окажется слишком трудным.
У Трясучки ещё осталось маленько гордости, и ржач этого хера начинал её задевать. Он бы с удовольствием просто-напросто сшиб бы его с повозки секирой. Но северянин пытался поступать правильно, поэтому взамен он склонился к отравителю и проговорил на северном наречии, кротко и ласково: — Думаю, твоя голова говном набита, что не удивляет, ибо твоя рожа на вид жопа жопой. Вы, коротышки, все одинаковы. Всегда выделываетесь, мол, какие вы умные, чтоб вам было чем гордиться. Но сколько б ты надо мной не издевался, мне всё равно. Я уже выиграл. Ты никогда не станешь высоким. — И он усмехнулся прямо в лицо. — Смотреть поверх толпы навсегда останется для тебя лишь мечтой.
Морвеер нахмурился. — И что эта трескотня должна означать?
— Это-ж ты у нас учёный, на хую кручёный. Сиди и разгадывай.
Дэй зашлась визгливым хохотом, пока на неё сердито не зыркнул Морвеер. Тем не менее она продолжала лыбиться, сточив огрызок яблока до косточек и отбросив его прочь. Трясучка приотстал и стал смотреть как мимо едут пустые поля. Вспаханная земля, подмороженная утренней стылостью заставляла его думать о доме. Он испустил вздох и пар от него унёсся к тусклому небу. Все друзья, которыми Трясучка обзавёлся в жизни были воинами. Карлы и Названные, боевые товарищи, тем или иным путём в большинстве вернувшиеся в грязь. Он решил, что здесь, посередине Стирии, Дружелюбный самое близкое ему существо в пределах досягаемости, поэтому слегка прижал бока коня и подскакал к арестанту.
— Хей. — Дружелюбный не произнёс ни слова. Даже не повернул голову, чтобы показать, что услышал. Тишина натянулась. При взгляде на каменную стену его лица было трудно представить заключенного задушевным товарищем, подхватывающим трясучкины шутки. Но ведь должна же у человека быть хоть какая-то надежда? — Ты же ведь был солдатом?
Дружелюбный покачал головой.
— Но в бою бывал?
И снова.
Трясучка продолжал долбить своё, как будто тот сказал "да". Теперь у него не было особого выбора. — Я кое-где посражался. Ходил в бой в тумане вместе с карлами Бетода к северу от Камнура. Стоял плечом к плечу с Руддой Тридубой у Дунбрека. Бился семь дней в горах вместе с Ищейкой. То были семь отчаянных деньков.
— Семь? — спросил Дружелюбный, с интересом поднимая одну массивную бровь.
— Айе, — вздохнул Трясучка. — Семь. — Имена тех людей и тех мест здесь, внизу, ни для кого ничего не значат. Он пронаблюдал, как вереница крытых повозок приближается с встречной стороны. Мужчины в стальных шлемах с арбалетами в руках хмуро взирали на него со своих сидений. — Тогда где ты научился драться? — спросил он — капля надежды на полноценную беседу высыхала на глазах.
— В Безопасности.
— А?
— Там, где тебя держат, когда поймают за преступление.
— В чём смысл за такое содержать тебя в безопасности?
— Они называют её Безопасностью, не потому что тебе в ней безопасно. Они называют её Безопасностью, потому что обезопасили от тебя всех остальных. Они высчитывают дни, месяцы, годы — сколько тебе придётся там сидеть. Потом запирают тебя глубоко внизу куда не доходит свет, пока не пройдут дни, месяцы, годы, и обратный отсчёт не обратит все числа в ничто. Тогда тебе говорят спасибо и отпускают.
Для Трясучки это прозвучало варварским способом делать дела. — Если ты совершил преступление на Севере, ты платишь за него золотом и улаживаешь содеянное. Либо, если вождь решает иначе, тебя вешают. Может быть, вырезают кровавый крест — это за убийства. Засовывать человека в нору? Это само по себе преступленье.
Дружелюбный пожал плечами. — Там у них есть понятные правила, которые надо соблюдать. Каждой вещи надлежащее время. Надлежащая цифра на больших часах. Не как здесь, во вне.
— Айе. Добро. Цифры и цифры. — Трясучка лучше бы вообще не спрашивал.
Дружелюбный вряд ли его услышал. — Здесь, во вне, чересчур высокое небо и каждый делает всё что угодно когда ему вздумается и вовсе нет правильных чисел. — Он нахмурился вдаль, навстречу Вестпорту, до сих пор лишь скоплению неразличимых зданий вокруг холодной бухты. — Блядский хаос.
Они добрались до городских стен около полудня, и там уже образовалась длинная очередь ожидавших войти людей. Солдаты стояли у ворот, задавали вопросы, рылись то в сундуке, то в бауле, вполсилы тыкая в повозку древками копий. — Старейшины нервничают с тех пор как пала Борлетта, — сказал Морвеер со своего сиденья. — Они проверяют каждого входящего. Разговор буду вести я. — Трясучка был вполне рад ему позволить, раз уж этот хрен без памяти влюбился в звук своего голоса.
— Как зовут? — спросил стражник с беспредельно усталым взглядом.
— Реевром, — назвался отравитель с ухмылкой до ушей. — Скромный купец из Пуранти. А это мои товарищи.
— Цель приезда в Вестпорт?
— Убийство. — Неприятная тишина. — Надеюсь всех поубивать своей распродажей осприйских вин! Да, вы не ослышались, я надеюсь совершить убийство в вашем городе. — Морвеер захихикал над собственной шуткой и Дэй зашлась смехом вместе с ним.