— Ты сделал мне предложение? — спросила она.
— Вроде того… — Платон слегка смутился. — Я понимаю, что все это должно было быть романтичнее. В ресторане, с цветами и кольцом…
Он замолчал. Она, с любопытством глядя на него, ждала продолжения.
— И все же это предложение, — сказал он тогда. — Я хочу прожить с тобой всю жизнь. Растить вместе с тобой наших детей. Нянчить внуков.
Ника улыбнулась.
— Далеко же ты загадываешь.
— Я люблю тебя, — повторил Платон. И осторожно, с величайшей нежностью погладил ее по щеке.
Ника засмеялась, наклонилась и легко поцеловала его в нос. А затем весело проговорила:
— Не дури. Ты же знаешь, я еще не выбрала — ты или Игорь.
— Но, Ника…
— Ника? — Она удивленно подняла брови. — Почему вы называете меня Никой, Платон Багратович?
Платон с изумлением вгляделся в лицо девушки, которую сжимал в объятиях, и понял, что это Настя Лаврова.
— Настя, я…
Он смутился и хотел разжать объятия, но не смог. Ему вдруг стало хорошо и радостно из-за того, что перед ним Настя, а не Ника. Но вдруг все закончилось. Девушка исчезла, испарилась, будто ее и не было, а кухня превратилась в тюремную камеру с черными стенами и тусклой лампочкой под высоким потолком, забранной железной решеткой.
— Узнаю друга Платона, — услышал он голос Келлера и обернулся.
Игорь сидел на железной койке и смотрел на Платона холодным, насмешливым взглядом.
— Хочешь угадаю, о чем ты сейчас думаешь? Ты думаешь, что я охочусь на нее и рано или поздно ее настигну, а ты ничем не сможешь ей помочь. Потому что ты валяешься на койке с простреленной грудью и вряд ли уже очухаешься. Верно?
— Как ты меня нашел?
— Почему ты думаешь, что это я тебя нашел? Быть может, это ты забрался в мою голову. А? Как тебе такой поворот?
— Мне плевать, кто из нас в чьей голове. Я хочу, чтобы ты оставил девочку в покое.
Келлер хмыкнул.
— Ей двадцать лет. Она молодая женщина. Нике было столько же, помнишь?
Платон облизнул пересохшие губы.
— Ника не имеет к этому никакого отношения, — сказал он дрогнувшим голосом.
Келлер, пристально на него глядя, медленно покачал головой.
— Ошибаешься, Платон. Девчонка отдаст свою жизнь за жизнь Ники. Впрочем, ты ведь и сам это знаешь, правда?
Платон сжал кулаки.
— Ты бредишь, — крикнул он.
Келлер усмехнулся и холодно возразил:
— Это ты всю жизнь бредишь. А я живу в реальном мире.
— Ты живешь в кошмарном сне, — ответил на это Платон. — Мир совсем не такой, каким тебе кажется.
На лице Келлера появилось разочарование.
— Опять собираешься морализаторствовать? — спросил он скучающим голосом. — Как пятнадцать лет назад? Кажется, тогда ты собирался меня прикончить.
— Я всего лишь исполнял свои обязанности, — сказал Платон.
— Вот как? Просто «выполнял обязанности»?
Платон и сам почувствовал некоторую фальшь в своих словах.
— Ты это заслужил, — сказал он. — Ты переступил черту. На твоей совести полтора десятка загубленных жизней. И ты за это заплатишь.
Келлер дернул щекой и небрежно проговорил:
— Вряд ли. Бюро уже не то. Я слышал, государство больше не хочет спонсировать вашу работу. И правильно. Зачем спонсировать бездельников, гоняющихся за тенями? Эксов не существует. Иллюзионисты, телеклоуны, мелкие мошенники. Кто угодно, только не эксы. Нас нет! Ни тебя, ни меня!
Келлер тихо засмеялся. Платон посмотрел на него исподлобья и вдруг попросил:
— Не трогай Настю. Пожалуйста.
Келлер оборвал смех и неприязненно скривился.
— Перестань, Платон. Тебе не идет роль просителя. И потом, ты не должен за нее переживать. У девчонки завидная миссия. Разве это не прекрасно — подарить жизнь другому существу? Разве не об этом мечтают все девушки земли?
Платон побледнел и, стиснув зубы, шагнул к своему собеседнику.
— Я не отдам ее тебе, — холодно и твердо произнес он.
Келлер хмыкнул.
— А я не буду тебя спрашивать, — заметил он. — Просто приду и возьму то, что мне нужно. Как делал всегда. И, кстати, откуда такое нежное отношение к этой девочке? — он внимательнее вгляделся в полные гнева глаза Платона и вдруг все понял. — Постой-ка… — с кривой ухмылкой проговорил Келлер. — Уж не влюбился ли ты в нее, а? Железный Платон влюбился! Ей-богу, смешно!
Платон стоял перед Келлером со сжатыми кулаками, устремив на него хмурый ненавидящий взгляд. Внезапно лицо Келлера тоже стало бледным и ненавидящим.
— Только вот что я тебе скажу, Платон, — отчетливо произнес он. — Ты понятия не имеешь, что такое любовь. Как многие стареющие мужики, ты принимаешь за нее одержимость молодостью. Но к любви эта одержимость не имеет никакого отношения.
— Не тебе анализировать мои чувства, — прорычал Платон.
— А почему бы нет? — поднял брови Келлер. — Я хорошо тебя знаю, Платоша. Кроме того, твои «чуйства» столкнулись с моими. Ты одержим юной студенткой, а я… Я все еще люблю Нику. Посмотрим, чья одержимость сильнее. Прощай.
Келлер исчез. Платон остался один в тюремной камере своего сознания.
Он вдруг подумал, что здесь, в этом великом НИГДЕ, заключена сейчас и Ника. Заключена уже больше двадцати лет — без всякой надежды когда-нибудь выбраться.
Но без надежды ли? Что, если она ждет, пока Келлер освободит ее? Что, если она знает, что Игорь не сдается и ищет способ прорубиться к ней и освободить ее?
«Но ведь это уже не Ника, — с горечью подумал Платон. — Двадцать лет заключения превратили ее во что-то другое. Во что-то похожее на Нику, но ею уже давно не являющееся».
4Настя резко села в постели и открыла глаза, но тут же снова зажмурила их. В окно ярко бил солнечный свет. Из соседней комнаты донеслись громкие голоса.
Ей приснился странный сон. В этом сне она стояла за кухонным столом и нарезала овощи для салата. Рядом стоял Платон Багратович и открывал какой-то пакет. С майонезом? Да, кажется. Но неважно. Потом Платон Багратович подошел к ней, обнял ее и — поцеловал. И это было… это было волшебно.
Волшебно!
Настя улыбнулась, подняла руку к лицу и легонько провела кончиками пальцев по губам, которые, казалось, еще ощущали сладкую истому этого поцелуя.
Настя вспомнила лицо Платона — строгое, худощавое, чуть скуластое, лицо бесстрашного военного врача или средневекового рыцаря, отправившегося в безнадежный поход за Святым Граалем. И вдруг поняла, что скучает по нему.
Это было странно и удивительно. Ведь они виделись всего раз в жизни. И потом, Платон Багратович был намного старше ее. Лет на двадцать, наверное. Может, даже больше.
Из-за стены снова послышался шум голосов. Там явно о чем-то спорили. Настя откинула одеяло, поднялась с дивана и быстро натянула джинсы и футболку, которые приготовила для нее Машка.
Потом сунула ноги в тапочки и направилась в комнату, из которой все это время доносились голоса Маши и Мигеля. Судя по всему, разговор у них шел на повышенных тонах. По крайней мере, со стороны Маши.
Войдя в комнату, Настя услышала горестный Машкин возглас:
— Ты хоть понимаешь, что сломал его?
— Он оскорбил меня, — холодно и с достоинством отозвался Мигель.
— Что случилось? — спросила Настя, протирая кулаками сонные глаза.
Маша дунула на длинную прядку волос, упавшую ей на лицо, и гневно произнесла:
— Твой друг убил телевизор!
— Как убил?
Настя глянула на телевизор. Он был разрублен ровно пополам, и обе половины валялись на черной резной тумбе. Испанец тоже посмотрел на сломанный прибор и презрительно осведомился:
— Из какой страны явился этот нечестивец?
— Из «Электромаркета», — убитым голосом отозвалась Маша.
Мигель сдвинул брови.
— Судя по тому, каким невежей и негодяем был этот подлый телевизор, в «Электромаркете» творится полный беспредел.
Маша открыла было рот, но не нашлась, что сказать, и посмотрела на Настю. Та пожала плечами и, едва сдерживая улыбку, осведомилась у испанца:
— Мигель, неужели ты до сих пор не видел телевизора?
— Нет, — ответил тот.
— Они же у нас повсюду. В каждом доме. Люди смотрят по нему новости и сериалы.
— Я мало бывал в чужих домах, — спокойно и строго сказал Мигель. — А там, где я был, никто не смотрел телевизор.
— Это просто электронное устройство, — сказала Настя. — Вещь, сделанная человеческими руками.
Некоторое время Мигель молчал, а потом виновато покосился на Машу:
— Прости, я не подумал.
— Ладно, чего уж теперь, — удрученно вздохнула та. — Родители рассердятся, когда приедут из своей командировки, но я им навешаю лапши на уши. Если, конечно, сумею.
Испанец еще немного помолчал, а потом вздохнул:
— Вы, люди двадцать первого века, — удивительные создания. Вы не владеете магией, но изобретаете вещи, которые творят магию по вашему приказу.
— Но это никакая не магия, — возразила Настя. — Это просто наука.
Испанец качнул встрепанной головой:
— Не важно, как вы это называете. В былые времена только очень сильные маги умели общаться друг с другом на большом расстоянии, а в современном мире на это способен каждый. Нужно только взять в руку телефон и нажать на кнопку. Вы даже не задумываетесь, насколько изумительны и непостижимы вещи, окружающие вас и сотворенные руками ваших гениев.
Маша и Настя переглянулись.
— Ты прав, — сказала испанцу Маша. — Мы и впрямь не задумываемся о чудесах, которые творятся у нас на глазах каждый день. Мы просто к ним привыкли.
Мигель несколько секунд стоял молча, потом неуверенно проговорил:
— Я тут покопался в ваших книгах и кое-что нашел.
— Ты умеешь читать по-русски? — удивилась Настя.
— Да, — ответил Мигель. — Я читаю на семи языках, а говорю на четырех. Присядьте, девушки.
Настя поискала глазами, куда бы сесть. Покрывало на диване было скомкано, и на обивке кое-где темнели засохшие пятна крови. Она села в кресло, а Маша, сложив руки на груди, прислонилась плечом к шкафу и устремила взгляд на испанца, ожидая, что тот продолжит. И он продолжил:
— Эксы недооценивают обычных людей. Ваши ученые и философы постигают вещи, которые когда-то были доступны лишь магам высочайшего уровня. В одной из книг я прочел верную и очень глубокую мысль.
— Какую? — спросила Настя.
— «В духовной области не существует никаких пределов. А время и пространство — всего лишь построения нашего ума».
Настя и Маша снова переглянулись.
— Ты говоришь как философ, — с легкой иронией заметила Настя.
— Правда? — Мигель улыбнулся. — Что ж, может быть. Я прочел также строки, которые мог написать только маг, равный по силе Платону или Келлеру. — Испанец наморщил лоб, припоминая, а затем процитировал: — «Сознание — это скульптор, а энергия — это глина в его руках».
— Что это значит? — не поняла Маша.
Мигель перевел на нее взгляд и объяснил:
— Великий маг может высвободить сознание из оков своего тела и стать кем угодно. Или чем угодно. Он может стать скалой, водой, куском вулканической лавы. И даже этим шкафом. Но достигнуть этого можно только с помощью глубочайшей духовной сосредоточенности.
— А как насчет атома и молекулы? — осведомилась Настя.
Мигель кивнул:
— Конечно. Микромир — не исключение. Сознание разумного существа способно войти во что угодно и стать чем угодно. — Испанец на секунду задумался, после чего добавил: — Даже радиоволной.
— Для меня это темный лес, — хмуро сказала Маша.
— Для меня тоже, — согласилась с ней Настя. — Лучше скажи, что мы сделаем с головоломкой Чивера, когда вернем ее? Уничтожим?
Испанец покачал головой:
— Нет. Головоломку Чивера нельзя уничтожить. Но можно надежно спрятать.
— Если Келлер нам ее вернет, — хмуро проговорила Настя. — Кто он вообще такой, этот Келлер? Он что, всегда был гадом и мерзавцем?
— Келлер — темный супермаг, — отозвался Мигель странным глухим голосом. — Когда-то я знал подобных. Но Келлер — самый сильный из них. И он постоянно голоден.
— В каком смысле? — не поняла Настя.
— Платон рассказывал, что много лет назад Игорь Келлер отправился за душой любимой девушки в Великую Пустоту. Он не сумел ее вернуть. Но сумел вернуться сам. Великая Пустота не убила его, но выжгла ему душу. Она сделала его частью себя самой. Поэтому он постоянно голоден. Пустота никогда не может насытиться.
В кармане у испанца зазвонил телефон. Он быстро достал мобильник, нажал на кнопку соединения и прижал трубку к уху.
— Жгут! — взволнованно проговорил испанец. — Ты нашел Птицына?
— Настя с тобой? — услышал он голос Жгута.
— Да.
— Включи громкую связь.
Мигель отнял трубку от уха, посмотрел на Настю и растерянно проговорил:
— Он просит включить громкую связь.
Настя взяла из рук Мигеля мобильник и включила громкую связь.
— Владимир Иванович, это Настя! — проговорила она, склонившись над телефоном.
— Рад, что ты жива, милая, — отозвался из динамика хрипловатый голос пожилого контролера. — А теперь слушайте меня внимательно. Я нашел Птичника. Он был в японском ресторане возле метро «Сокол». Но все не так просто. Дело в том, что авгур мертв. Его убили.
Настя, Мигель и Маша слушали контролера с напряженными и хмурыми лицами.
— Кто мог это сделать? — спросил Мигель. — Келлер?
— Нет. Вряд ли. Нужно выяснять.
— А кулон? — спросила Настя.
— Головоломки Чивера при нем не было. Скажите, где вы находитесь, и я за вами заеду.
Настя посмотрела на Машу. Та кашлянула в кулак и назвала адрес.
— Понял, — ответил Жгут. — Вижу, у нас в команде появился еще один игрок? Настя, твоей подружке можно доверять?
Взгляды Насти и Маши встретились.
— Можете доверять ей так же, как и мне, — сказала Настя.
Маша слегка зарделась.
— Ладно, — проговорил Жгут. — Кем бы ни была эта девушка, ей сейчас угрожает большая опасность. Она должна спрятаться. Подумайте, как это сделать. Буду у вас через десять, максимум — двадцать минут. До встречи!
Контролер отключился. Настя виновато посмотрела на Машу:
— Машка, он прав. Келлер может нагрянуть сюда. Тебе надо спрятаться.
На лице Маши отразилась растерянность.
— Но… куда же я спрячусь?
— А как насчет дома в Абрамовке? — осенило вдруг Настю. — Вы его еще не продали?
Маша покачала головой:
— Нет.
— Ты можешь спрятаться в нем. Там тихо и безопасно.
— Это далеко? — быстро осведомился испанец.
— Полтора часа от Москвы, — ответила Маша. — По Егорьевскому шоссе.
— Отлично!
Маша стояла, нахохлившись и сурово сдвинув брови. Было видно, что идея отправиться в деревню и сидеть там тише мыши не вызвала у нее восторга. Однако, увидев, что от нее ждут ответа, она сделала над собой усилие:
— Хорошо. Только постарайтесь решить свои проблемы побыстрее. Дольше двух дней я там не высижу.
Настя вздохнула и проговорила с горькой улыбкой:
— Об этом можешь не волноваться. Если Келлер соберет головоломку, через пару дней нам всем придет конец.
— Это точно не известно, — заметил Мигель. — Хотя и вероятно.
5О том, что бесы существуют, Бобер знал давно. С того самого момента, как отец Паисий рассказал ему о главной причине его несчастий. Во всем были виноваты бесы. Именно они, вползая в нутро человека, соблазняют его лживыми обещаниями, подталкивают к гадким поступкам и вымораживают душу.
Бесы, демоны.
Когда-то они здорово покуражились и над Бобром. Привили ему любовь к жестокости, научили воровать, грабить и убивать. Но, слава богу, их власти пришел конец. Отец Паисий, Царствие ему Небесное, изгнал адских тварей из души Бобра. Изгнал без меча и огня, а только лишь молитвой и долгими богоугодными беседами.
Бобер, к сожалению, так не умел. Бог не дал ему таланта убеждения, зато наградил крепкими мускулами и холодным сердцем. И отец Паисий научил его использовать эти Божьи дары не во зло, но во благо.
«Ибо только богоугодными делами можно спастись от адского пекла, Никита. Тем паче такому душегубу, как ты. Имя твое значит «изгоняющий бесов», и в этом я вижу прямой намек на Божий промысел. Иди и сражайся, Никита-бесоборец, и отверзнутся пред тобою врата райские!»
Прежде чем начать сражаться с бесами, Бобер почти три года потратил на их поиски, скрупулезно, капля за каплей, собирая информацию, ничего не отвергая и прислушиваясь даже к самым диким слухам. И оказалось, что не напрасно.
На странную контору под названием Бюро Бобер вышел полгода назад. Вернее, вышел не он, а его боевая подруга Рута. Именно она, внимательно просматривая газеты (все — от серьезных федеральных изданий до самых дешевых желтых листков, пишущих про надуманные сенсации), составила таблицу совпадений и сумела найти штаб-квартиру демонов. Рута. Воистину необыкновенная женщина! (Или девушка? Бобер никогда не мог понять, сколько же ей лет. Иногда она казалась ему взрослой, умудренной опытом женщиной, а иногда — энергичной юной девушкой, почти девочкой.)
Теперь, зная о бесах всю правду, Бобер удивлялся, как же слепы люди. Верно написано в Библии: «Глазами смотрите — и не видите, ушами слушаете — и не слышите». Приметы присутствия демонов были разбросаны повсюду, но люди просто не хотели ничего замечать и торопливо проходили мимо, спеша по своим никчемным делам.
Бобер вздохнул, посмотрел на Руту и добавил к уже сказанному:
— Мне пришлось сжечь ресторан. Наверняка ты уже слышала.
— Да, об этом передали в новостях. Жаль, что погибли невинные люди, но, видно, таково было предначертание Божье.
Лежащая в постели Рута перекрестилась. Затем снова устремила на Бобра свои спокойные серые глаза и спросила: