А это куда важнее, чем способность мотаться по миру без помощи поездов и самолетов.
Сам Келлер был бездетен и не способен к зачатию. Все, что он мог дать людям, — это смерть. Но смерти вокруг и так было вдоволь. Смерть владела Никой, как банк владеет заложенным имуществом. И вырвать Нику из лап смерти Келлер не мог. До сегодняшней ночи.
Сегодняшняя ночь все изменит. Если повезет. Если головоломка Чивера окажется у него в руках, а он чувствовал, предвидел, что так и будет. Мир живых и мир мертвых не должны пересекаться. Но головоломка Чивера откроет врата между двумя этими мирами, ненадолго, всего на мгновение, но этого хватит, чтобы вдохнуть в Нику жизнь.
Под окном проехала машина, и из радиоприемника донесся голос диджея:
— Если кто не в курсе — к полуночи в Москве объявлено штормовое предупреждение! Кажется, волна катастроф, прокатившаяся по миру, настигла и нашу столицу. Но, слава богу, сегодня воскресенье, и нам с вами совсем не обязательно выходить на улицу! Жизнь продолжается, друзья! И следующая песня, которая прозвучит в эфире нашей радиостанции, как раз об этом!
Зазвучала музыка, потом автомобиль свернул за угол, и едва начавшаяся песня стихла.
Келлер со спокойным любопытством разглядывал лицо спящей Насти Лавровой. Жизненных сил этой девушки должно было хватить на то, чтобы произвести на свет десяток новых людей, но сегодня она отдаст эти силы одному-единственному человеку.
В кармане Келлера зазвонил телефон. Супермаг вышел из задумчивости. Откинул полу пиджака и достал из кармана трубку.
Поднес ее к уху и проговорил:
— Слушаю вас.
— Игорь Михайлович? — отозвался из мобильника женский голос. — Узнаешь меня?
— Да, Рута, я узнал тебя. Зачем ты звонишь?
— Кажется, ты давно списал меня со счетов?
Он улыбнулся.
— Что ты, моя девочка, я всегда помнил о тебе.
— Ты не связывался со мной больше полугода. А между тем я кое-что для тебя сделала.
Келлер рассеянно улыбнулся, поскольку мыслями был далеко отсюда, и произнес почти машинально:
— Ты сделала много полезного, Рута. А теперь прости, у меня важное дело.
— Головоломка Чивера, — быстро сказала Рута. — Это твое важное дело, верно?
Бледное лицо Келлера оцепенело.
— Откуда ты знаешь про головоломку Чивера? — холодно спросил он.
— Когда-то ты называл меня своим лучшим агентом в Человекории. Неужели ты думал, что весь этот переполох с кулоном прошел мимо меня?
Несколько мгновений Келлер молчал, потом плотнее прижал трубку к уху и проговорил:
— Я внимательно тебя слушаю, Рута.
— Ты знаешь, что два года назад я вышла на контакт с одним сумасшедшим бесоборцем.
— Да, я это знаю.
— Думая, что борется с бесами, этот тип убирал тех, кто предал тебя или перешел тебе дорогу.
— Да, Рута. Ты здорово обработала этого человека.
— Несколько часов назад бесоборец убил толстого мага-авгура.
На скулах Келлера проступили и задвигались замысловатые узоры и символы.
— Его звали Птицын, — отчеканил Келлер. — И он был моим помощником.
— Да, Келлер. И это я приказала бесоборцу убить его. Маг-авгур обманывал тебя. Я была возле офиса Бюро, когда он забрал у студента кулон. А потом твой помощник устроил в Ботаническом саду расправу над теми, кто знал, что кулон у него. Он избавился от свидетелей, понимаешь?
Келлер молчал.
— А теперь самое главное, — продолжила Рута. — Кулон Чивера у меня, и я готова тебе его отдать.
Келлер по-прежнему был неподвижен. Но символы на его лице танцевали в бешеном ритме, словно стремительные ручейки чернил, складывающиеся в странные слова и буквы.
Келлер облизнул темные губы кончиком языка и спросил:
— Что ты хочешь взамен, Рута?
— То, на что рассчитывала с самого начала. Я хочу стать богатой, Келлер. Очень богатой.
Келлер кивнул:
— Да будет так, Рута. Ты войдешь в десятку самых богатых и влиятельных людей России. Этого достаточно?
— Как ты это сделаешь?
Келлер на мгновение задумался, потом ответил:
— Один из нефтяных магнатов умрет и оставит в наследство своей любовнице все, что имеет. Этой любовницей будешь ты. А я позабочусь, чтобы все прошло гладко. Ты ведь знаешь, это в моей власти.
Рута довольно долго молчала, обдумывая его слова, после чего негромко произнесла:
— Хорошо. Это мне подходит. Где мы встретимся?
— Скажи, где ты сейчас. Я сам к тебе приду.
Рута назвала адрес. Келлер отключил телефон и сунул в карман. Затем облегченно расправил плечи.
Ну вот. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Как все-таки удачно, что два года назад ему в голову пришла мысль создать агентурную сеть наблюдателей и осведомителей! Работа была малоприятная, но принесла свои плоды.
На мгновение Келлер задумался о том, что сделать с Рутой. Быть может, Рута уйдет из жизни тихо и незаметно, а ее тело просто исчезнет?
Подумав, он качнул головой — нет. Пожалуй, она еще может пригодиться. Никто не знает, как пойдут дела дальше. И, конечно, никогда не следует сжигать за собой мосты.
В дверь постучали. Затем она слегка приоткрылась, и в палату всунулся, блеснув очками, главврач клиники.
— Игорь Михайлович? — осторожно позвал он.
Келлер посмотрел на него холодным взглядом.
— У вас все готово? — спросил он.
— Да, — робко отозвался главврач.
Келлер поднял руку и глянул на мерцающий циферблат наручных часов.
— Скоро начнем, — коротко сказал он.
4Уроженец славного городка Талавера-де-ла-Рейн тореадор Мигель Ортега Херардос и сам в точности не знал, сколько ему лет. Свои необыкновенные способности он обнаружил в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Тот сезон начинался для Мигеля очень удачно. Будучи не последним матадором в Севилье, он только что убил своего сорокового быка и получил приглашение на корриду в Мадрид. Там Мигель рассчитывал стяжать лавры лучшего тореадора Испании и, несомненно, сумел бы это сделать, если бы не здоровенный бык-пятилетка по кличке Ислеро. В тот день, когда судьба свела Мигеля с Ислеро, молодому матадору было всего двадцать два года, и, как ни странно, до того дня он никогда не получал серьезных травм.
Но всегда бывает первый раз. Ислеро поднял его на рога и швырнул на землю. Потом поднял еще раз и перебросил через себя. На этом сражение было закончено.
Травмы, полученные Мигелем, были по-настоящему фатальными. Пробитые печень и кишечник не оставляли юноше шансов. Но, к изумлению врачей, он не только выкарабкался, но и сделал это очень быстро. Уже на третий день Мигель ушел из больницы, и ошеломленные врачи не посмели его остановить.
Вскоре он вернулся на арену и убил еще сто быков, прежде чем гражданская война остановила его карьеру и свела его с падре Стациавелли, который стал ему не только наставником, но и приемным отцом.
Мигель обожал и боготворил падре Стациавелли. Он понимал, что чувства эти скорее были бы уместны для пятнадцатилетней девочки, хранящей под подушкой фотографию любимого актера, однако ничего не мог с собой поделать. Да и не пытался.
Он прекрасно помнил тот день, когда они впервые встретились. Осенний, пасмурный. С утра накрапывал холодный дождь… Вода в ручье была ледяная, прожигающая до самых костей… Мигель выбрался из ручья, упал на пожухлую траву и понял, что дальше идти не может. Ног он не чувствовал, но знал, что через минуту онемение превратится в адскую боль.
Мигель лежал на траве и вглядывался в хмурое небо, уверенный, что это последний раз, когда он может смотреть на него так спокойно, никуда не торопясь.
В отдалении послышался собачий лай — предвестник надвигающегося ужаса. Несмотря на вялость, охватившую Мигеля, сердце в груди судорожно скакнуло. На мгновение у него возникло ощущение дежавю. Это уже было с ним. Не раз и не два. Собачьи клыки, брызги крови и ошметки одежды. А затем грубый окрик и очередь из автомата, пущенная поверх головы.
Ну уж нет. Пусть сегодня он сдохнет, но не будет смиренно ожидать казни. Он еще поборется. Поборется… как боролся всегда. Мигель сжал зубы, перевернулся на живот и попробовал подняться. Рывок — и вот он на ногах.
Постоял несколько секунд, покачиваясь и обретая равновесие, затем сделал шаг, другой, третий. Острая боль пронзила ступни, на секунду Мигель потерял сознание. Он не почувствовал удара от падения. А когда пришел в себя, обнаружил, что снова лежит на земле, а собачий лай раздается совсем близко, в каких-нибудь двадцати метрах от него.
«Конец», — хрипло прошептал юноша распухшими губами.
Потом он просто лежал в траве и смотрел на небо, дожидаясь неизбежного конца. На страх не осталось сил.
Когда из кустов вынырнули две огромные овчарки, он лишь повернул голову и безразлично посмотрел на них. Остановившись на мгновение, псы злобно уставились на Мигеля, затем оскалили клыки и ринулись в ручей. Секунда, две — и вот они уже снова на твердой земле.
«Конец», — хрипло прошептал юноша распухшими губами.
Потом он просто лежал в траве и смотрел на небо, дожидаясь неизбежного конца. На страх не осталось сил.
Когда из кустов вынырнули две огромные овчарки, он лишь повернул голову и безразлично посмотрел на них. Остановившись на мгновение, псы злобно уставились на Мигеля, затем оскалили клыки и ринулись в ручей. Секунда, две — и вот они уже снова на твердой земле.
И тут случилось нечто такое, что по всем раскладам тянуло на чудо. Между Мигелем и собаками выросла мужская фигура.
Когда псы прыгнули, человек отступил на шаг, поймал их за загривки и прямо в воздухе столкнул головами. Раздался отвратительный хруст, злобные твари упали на землю. Еще два пса вынырнули из кустов и, завидев близкую жертву, без промедления бросились в ручей. Незнакомец поднял руку и прошептал что-то на латыни. Псы остановились как вкопанные с раскрытыми пастями, из которых капала слюна.
«Это сам святой Франциск!» — подумал Мигель, и почему-то мысль эта его совершенно не удивила.
Незнакомец повернулся к нему. Несмотря на гражданскую одежду — сапоги, брюки, охотничью куртку, — выправка у мужчины была военная, а лицо — спокойное и суровое, как у человека, привыкшего к опасности и знающего, как ей противостоять.
Незнакомец поднял на Мигеля глаза, цвет которых невозможно было уловить, затем протянул руку:
— Идем, Мигель. У нас не так много времени.
Юноша ухватился за эту руку и поднялся на ноги. Как ни странно, ступни снова повиновались ему, а нечеловеческая боль, скручивающая и разрывающая пальцы, куда-то ушла.
Немецкая речь и лай собак все еще звучали в отдалении, однако ощущение было такое, словно они ни на пядь не приближаются, а блуждают вокруг, как голоса потерявшихся в пространстве и времени призраков.
— Кто вы? — тихо спросил незнакомца Мигель.
— Я священник, — ответил тот. — Зови меня падре Стациавелли. Я пришел за тобой, потому что у тебя есть способности. Иначе говоря — дар.
— Дар?
Священник кивнул:
— Да. Я слышал о тебе, Мигель. Тебя трижды серьезно ранили. Но каждый раз ты буквально воскресал из мертвых.
Мигель усмехнулся:
— У меня девять жизней. Как у кошки.
— Жизнь у тебя одна, — возразил падре Стациавелли. — Как у каждого из нас. Но ты невероятно живуч. И выглядишь намного моложе своих лет. Верно?
— Да, — признал Мигель.
— Твои ткани быстро восстанавливаются, — сказал падре Стациавелли. — Благодаря этому ты до сих пор жив. И благодаря этому ты медленно стареешь. Но я уверен, что у тебя есть и другие способности. Я помогу тебе их раскрыть. Война скоро закончится, Мигель. Но для тебя она продлится.
— И с кем же я буду воевать? С фашистами?
Священник покачал головой:
— Нет.
— Тогда с кем?
— Со временем ты это узнаешь. А пока от тебя требуется только одно.
— Что?
Падре Стациавелли внимательно посмотрел ему в глаза и четко произнес:
— Не подведи меня.
С тех пор прошло много лет. Годы почти не оставили на теле Мигеля своих разрушительных следов в отличие от падре Стациавелли, которому в этом году исполнилось сто шесть лет и который давно уже взирал на мир сквозь мутную старческую пелену катаракты. А свое сознание Мигель сберег от разложения тихой, спокойной жизнью в Вальдемосском монастыре, вдали от цивилизации, лишь изредка выбираясь за его стены по причине какой-либо чрезвычайной ситуации (а такие ситуации, к вящей славе Господа, случались очень нечасто).
Сегодня ему предстояло провести самый трудный и важный бой в жизни. И этот бой, вероятней всего, должен был оказаться последним. Московское Бюро было разгромлено. Связаться с испанским тоже не получилось. Молчали телефоны и центрального Бюро. Вероятно, карлик не соврал, когда сказал, что организация подверглась мощному прессингу, и, конечно же, дело тут не обошлось без влияния эксов.
Мигель четко понимал, что поддержки ему теперь ждать, скорей всего, неоткуда, и инцидент с Келлером ему придется разруливать самому — с помощью собственных навыков и доброй молитвы.
Гидрометеоцентр не обманул. К полуночи в Москве начался ураган. Небо затянули багровые тучи. Улицы были пустынны — ни автомобилей, ни прохожих. Спрятавшись в коробках-квартирах, за наглухо задвинутыми шторами, люди добровольно отдали свой город на откуп и разграбление Темным силам.
Лил дождь, и шквальный ветер швырял в стены и окна домов горсти ледяных капель.
На смену грому пришел гул ветра, от которого сами собой стали звонить колокола на храмовых звонницах и колокольнях Москвы. Шум нарастал и приближался.
И наконец улицы Москвы содрогнулись, в небе вспыхнула ослепительная молния, и все колокола столицы зазвенели в одном грандиозном устрашающем ритме. А то, что началось потом, было настолько противоестественно, что никто из отважных зевак, не пожелавших пережидать бурю дома, не смог поверить своим глазам. Шестиметровый бронзовый памятник Маяковскому с оглушительным грохотом рухнул со своего каменного постамента.
Ураганный ветер гонял по улице поваленные рекламные щиты и сорванные с магазинов вывески.
«Кошмар», — сказала Маша Клюева, сидя за рулем отцовской «Тойоты» и с трудом объезжая остановившиеся, а то и просто брошенные у обочин машины.
Мигель мрачно поглядывал на разбитые витрины магазинов, рухнувшие деревья и сорванные рекламные щиты.
— Мигель? — позвала Маша. — Ты меня слышишь?
— Да, — отозвался он. — Я тебя слышу.
— Как ты узнал, что Настя в той клинике?
— Платон их проследил.
— И как он тебе об этом сообщил? Он ведь в коме.
— Явился в видении, — ответил Мигель. — Маша, не доставай, а? Лучше на дорогу смотри.
— Прости. — Маша уставилась на дорогу, крепче вцепившись в руль, и, резко прибавив скорость, проскочила на красный свет.
Минут пять они ехали молча. Мигель предельно сосредоточился, было видно, что он внутренне готовит себя к событиям, которые могут оказаться последними в его жизни. Маша не мешала испанцу. Ей тоже было не по себе. Хотя страха она, как ни странно, не ощущала. Все казалось каким-то нереальным. Словно она находилась во сне и подозревала, что это сон, но знала, что в любой момент может проснуться, и тогда все страхи рассеются, а мир обретет свои привычные, устойчивые и мирные очертания.
На улице совсем стемнело.
Маша остановила машину и кивнула на темное здание с тремя рядами желтых окон.
— Вот она — клиника доктора Собольского.
Мигель посмотрел на здание.
— Небольшая, — заметил он.
— Частная, — сказала Маша, пожав плечами. — Для богатеев.
Мигель положил руку на ручку дверцы.
— Подожди, — остановила его Маша.
Он обернулся.
— Что?
— Наклонись ко мне.
Мигель рассеянно наклонился. И тогда Маша поцеловала его в губы. Мигель удивленно поднял брови.
— Даже так?
— Ага. — Она улыбнулась. — Впервые целуюсь со стариком. Кстати, ты так и не сказал, сколько тебе лет.
— Скажу позже, — в тон ей ответил Мигель. — Если захочешь. Ладно, я пошел.
Маша кивнула:
— Давай.
Он открыл дверцу и выбрался из машины.
— Удачи, тореадор! — крикнула ему вслед Маша.
Мигель махнул ей на прощанье рукой и зашагал к зданию клиники. Двое рослых парней встали у него на пути.
5Капитан Лаврова стояла у столика, ожидая, пока закипит вода в чайнике, и хмурила брови в тревожной задумчивости. В кабинет вошел ее коллега, старший лейтенант Сергей Степанцов. Анна никак не отреагировала на его появление. Степанцов удивленно заглянул в ее мрачное лицо:
— Ань?
Она вздрогнула и повернула голову.
— А, это ты…
Сергей подошел к ней, встал рядом.
— Ань, ты чего такая? — спросил он. — Что-то случилось?
Анна вздохнула.
— Да Настю не могу найти. Звонила ей раз пять, а она все время вне зоны действия.
Сергей ободряюще улыбнулся.
— Не парься. Наверное, уединилась с каким-нибудь парнем — чмоки-чмоки, все дела. А телефон отключила. Чтобы никто не помешал интимному процессу.
Анна неодобрительно посмотрела на него.
— Серег, ты сам-то себя слышишь?
— А что, она у тебя девчонка взрослая. Сколько ей уже? Лет двадцать?
— Больше.
— Тем более. — Он легонько обнял Анну за талию. — Слушай, пошли лучше в кофейню. Я угощаю. Возьму твои любимые эклеры. Пошли, а?
— От эклеров я толстею, — машинально проговорила Анна, снова погрузившись в свои мысли.
— Ну, тогда давай завалимся в бар, — предложил Сергей. — С меня мартини.
Она никак не отреагировала на это предложение.
— Ань! — негромко окликнул он.
Она снова не отозвалась. Тогда Сергей наклонился и легонько поцеловал ее в щеку.