– Петя-а-а... – осторожно позвала Алена.
Нога еще раз дернулась и скрылась. Вместо нее высунулась голова молодого парня в голубой кепке, надетой козырьком назад.
– Чё надо? – спросила голова.
– Мне бы Петра Астахова... – пролепетала она. – Он... вроде бы... тут живет...
– Хозяин побежал менять смеситель. Ему в магазине страшное барахло подсунули, – сообщила голова, а потом перед Аленой во весь рост выпрямился парень в надетом на худющее голое тело синем и тоже довольно грязном комбинезоне с детскими лямочками.
– А вы... – замялась Алена.
– А мы ставим ему новую мойку, трубы меняем и вообще сантехнику, – доложил парень в кепке. – А вы в комнату проходите. Он скоро придет. Мы его тут долго дожидаться не намерены. Он знает.
– Нет... – помотала головой Алена. – Я, собственно... Я снизу... У меня, понимаете, с потолка течет прямо ручьями... Сушилка для посуды скоро вообще развалится...
На это ее заявление из кухни вышел еще один сантехник, пожилой, еще грязнее молодого, и сказал:
– Ты, хозяйка, потерпи. Часа через полтора у тебя течь навсегда перестанет. Побелишь – и все дела!
– Ага, побелю... – согласилась Алена, медленно развернулась и вышла из квартиры Астахова. Ее ноги сделались вдруг ватными и непослушными. Она поняла, что все кончено. Ему меняют трубы. Он больше никогда в жизни на нее не протечет! Она побелит потолок – и все дела! Астахов проделал все шаги от ненависти до любви и уже даже дошел обратно. Он ее ненавидит. Нет... Это было бы полбеды... Он ушел не обратно в ненависть. Он ушел в полное ее отрицание как человеческой особи...
Течь с потолка на сушилку действительно скоро перестало. В последней надежде Алена открыла дверцу встроенного шкафчика в туалете. А вдруг у Астахова не хватило денег на новый унитаз или на какую-нибудь подводку к нему! Тогда с потолка шкафчика все-таки будет иногда подкапывать. Она будет смотреть на эти капли и вспоминать, вспоминать...
С потолка шкафчика тоже не капало. Алена разглядывала разводы то в туалете, то в кухне и думала о том, что никогда не станет их забеливать. Аленина бабушка всю жизнь хранила журнал «Крокодил», который забыл на подоконнике самый главный возлюбленный ее жизни. Алена будет свято хранить эти пятна на потолке. А еще она больше никогда не станет разводить цветы на балконе. Пустые ящики тоже будут напоминать ей о Петре... Или нет... Цветы все-таки лучше развести! Он опять что-нибудь уронит на них или прольет какой-нибудь растворитель, и тогда она сможет...
В следующие выходные Алену разбудил громкий стук непонятного происхождения. Она чертыхнулась и помянула недобрым словом соседей, которые опять взялись за свой паркет спозаранку. Им плевать, что люди за рабочую неделю не выспались! Алена бросила взгляд на будильник. Ну-у-у, конечно, не так уж чтобы сейчас был «спозаранок»... 10.30. Хотя в субботу каждый имеет право спать хоть до часу дня. Она неохотно вылезла из-под одеяла и вспомнила, что соседи закончили со своим паркетом еще в прошлом месяце. Значит, это разбушевалась Антонина Прокофьевна: опять привезла из деревни мясо и рубит его на балконе. Точно. Грохот раздается явно с улицы и, похоже, от соседей справа. Пойти, что ли, взглянуть эдак укоризненно?
Алена набросила халатик и вышла на свой балкон. На балконе Антонины Прокофьевны не было ни души. Колотили сверху. Алена подняла голову. Прямо ей в лицо посыпались опилки. Отфыркнувшись, как от воды, она перегнулась через перила и посмотрела на балкон Астахова. Часть его уже была обшита вагонкой. Видимо, работа идет уже не первый день. А Алена и не знала... Теперь хоть разводи цветы, хоть не разводи, результат один. С балкона, насмерть обшитого вагонкой, ничего на них не упадет.
Алена обессиленно опустилась на порожек балконной двери. Надо же, как серьезно Астахов от нее отгораживается. Еще бы колючей проволокой обнес свой балкон, чтобы она к нему со своего не залезла! И дверь в квартиру поставил бы бронированную! И секьюрити у входа! Чтобы уж никогда и ни за что... Дурак... Да разве ж она... Да она никогда не станет ему докучать. Она... Она возьмет да и выйдет замуж за Любимова! А что?! Это выход! Они обменяют свои однокомнатные квартиры на двухкомнатную в другом районе, и она даже думать забудет об Астахове. А уж Стасик напоминать не будет. Не в его интересах. Он уже давно понял, что за фрукт этот Петруха. А Стасик, он действительно верный, временем проверенный. Уродом его не назовешь. А плечи у него в два раза шире астаховских! Да она, Алена, будет за Любимовым как за каменной стеной! Именно! Астахов за какой-то там жалкой вагонкой, а Алена – за каменной стеной. Да!
– Ну так что, Алена? – прямо с утра в понедельник спросил ее Стасик Любимов. – Да или нет?!
– Стасик, ну что ты пристал как с ножом к горлу, – отмахнулась от него Алена. – Сказала же: подумаю!
– Так сколько же можно думать!
– Столько, сколько надо!
– И сколько же тебе надо?
– Откуда я знаю!
– Зато я знаю, что думать тебе об Астахове вообще больше нечего!
– А я и не думаю... – сказала Алена, которая только и делала, что думала о Петре и удивлялась тому, почему они с ним не встречаются, хотя живут в одном подъезде.
– Думаешь! Это видно! А думаешь ты зря, потому что он, похоже, со своей бывшей женой сошелся! – торжественно объявил сослуживец.
– Что значит «похоже, сошелся»? – непослушными губами спросила она. – Ты-то откуда знаешь?
– Видел их вместе! – очень радостно отрапортовал Стасик.
– Где?
– В сберкассе.
– И что они там делали?
– В очереди стояли.
– Может быть, случайно встретились...
– Черта с два! Он ее под локоток держал!
– Под локоток...
– Вот именно что под локоток! Вот так! – И Любимов с помощью Алениного локотка продемонстрировал, как это делал Астахов.
– Слушай, Стасик, а откуда ты знаешь, что она его жена? – хваталась за соломинку Алена. – Может быть, сестра?
– Какая еще сестра! – воскликнул Любимов и сатанински расхохотался. – Мне ли не знать Петрухину жену! Мы же все вместе в институте учились! В одной группе, между прочим! Они поженились сразу же на втором курсе, и мы, если хочешь знать, всей группой на их свадьбе три дня гуляли!
Да, все правильно... Любимов не сочиняет. Петр говорил, что они поженились совсем юными, еще в институте. Но, пожалуй, есть смысл задать еще один контрольный вопрос. Алена покусала губы и спросила:
– А дети у них есть?
– А как же! – радостно отозвался Стасик. – У них сразу и сын родился! Володькой назвали! Сейчас ему уж лет двадцать должно стукнуть... Или нет... Пожалуй, девятнадцать... – Любимов подсчитал в уме и с уверенностью сказал: – Точно! Девятнадцать.
У Алены похолодело в животе. Все так и есть. Стасик не врет. Но Астахов же говорил, что они с женой совершенно чужие люди... Впрочем, это стандартная фраза, которую говорят любовницам все без исключения мужья. Не стоило ее принимать всерьез. Алена облизнула вмиг пересохшие губы и зачем-то спросила:
– Она... ну... жена Астахова... она красивая?
– Разумеется, красивая! У нее все, знаешь ли, при всем! И тут, и тут, и там! – И Любимов очень выразительно показал растопыренными пальцами, где и что при всем у астаховской жены.
– Чего ж тогда ко мне клеишься, Любимов? – прошипела Алена. – У меня ж ни в одном из этих мест, которыми ты так восхищаешься, ничего даже не выпирает!
– Так я же не Астахов! Меня в тебе все устраивает!
Алена как раз собиралась вцепиться Стасику в глотку, когда к ним подошла их новая сотрудница, молоденькая Лерочка, у которой тоже все отовсюду выпирало, как и у жены Петра. Алене казалось, что Лерочка специально покупает себе одежду на два размера меньше, чем требовалось, чтобы блузочки еле сходились на пышной груди, а коротюсенькая юбчонка в облипку постоянно лезла вверх, обнажая крепкие тугие бедра.
– Ну так мы пошли... – сообщила им Лерочка, ослепительно улыбнулась Любимову, погрозила ему хорошеньким пальчиком с длинным ярким ноготком и сказала: – Станислав Львович! Не забудьте взять торт из холодильника и цветы с подоконника. Мы вам пару букетов оставим, а то все не унести.
Лерочка еще раз улыбнулась Любимову, да так широко, что Алена в сердцах пожелала ей, чтобы у нее треснуло лакированное личико. Видимо, скрыть свое отношение к Лерочке ей не удалось, потому что Стасик улыбнулся почти так же ослепительно, как их молоденькая сотрудница, и сказал Алене:
– Ага! Ревнуешь!!!
– Еще чего! – возмутилась она.
– Ревнуешь! – радостно повторил он. – Аж посинела вся! Да! Лерочка все те две недели, что у нас работает, постоянно делает мне авансы, и я последнее время подумываю, что, пожалуй, пора и откликнуться на ее недвусмысленные призывы!
– Ну не кретин ли ты, Любимов, после этого! – скривилась Алена. – Да ты этой Лерочке в отцы годишься!
– И что такого? – не огорчился он. – Нынче молоденькие девочки очень любят так называемых папиков! Я согласен для нее им немного побыть!
– Ну не кретин ли ты, Любимов, после этого! – скривилась Алена. – Да ты этой Лерочке в отцы годишься!
– И что такого? – не огорчился он. – Нынче молоденькие девочки очень любят так называемых папиков! Я согласен для нее им немного побыть!
– Побудь, Стасик, побудь! На здоровье! Только не вздумай ко мне подваливать, когда она тебя пнет своей стройной ножкой и пошлет на все четыре стороны!
– Я же говорю, что ты ревнуешь! Прямо так и видишь, как она меня пинает! – расхохотался Стасик, а потом добавил уже на полном серьезе: – В общем, Алена, я тебя категорически предупреждаю: если в ближайшее же время не скажешь мне «да», я сегодня же в гостях у Посконкиной приударю за Лерочкой на полную катушку!
– А может, Стасик, тебе все-таки лучше приударить за самой Посконкиной? – предложила Алена.
– Так она ж на пенсию выходит! – напомнил ей Любимов.
– Так оно ж и хорошо! Представляешь, ты приходишь домой с работы, а тут тебе борщ с пампушками, пельмени сибирские, кисель ягодный! А как отобедаешь, так тебе на десерт – пышное и свежевымытое к твоему приходу тело Анны Тимофеевны! Она еще ого-го! Твоей Лерочке еще до нее расти и расти!
– Значит, ты так, да? – взревел Любимов. – Издеваешься, да?!
– Не издеваюсь! Все знают, что Посконкина последнее время оказывает тебе всяческие знаки внимания. К тому же она совершенно свободна, потому что лет пять уже вдова, а своего шестидесятилетнего бойфренда выгнала сразу же после Восьмого марта. Кстати, выглядит она прекрасно! Я бы не прочь в пятьдесят пять лет выглядеть так, как Анна Тимофеевна! Да и Лерочка в пятьдесят-то пять может до нее и не дотянуть. Эдакое далеко не всем на роду написано!
– Если ты думаешь, что всерьез уязвишь меня вдовой Посконкиной, – Любимов заговорил свистящим шепотом, – то напрасно... Не на того напала...
– Слуша-а-ай, Ста-а-асик... – протянула Алена, с большим подозрением вглядываясь в сотрудника. – Да неужели... Нет, у тебя что, в самом деле что-то было с Анной?!
– Да какое тебе дело, с кем у меня что было?! Тебе ведь я не изменял, верно? Ты же от меня верности не требовала...
– А ты, оказывается, Казанова, Любимов! – расхохоталась Алена.
– А что в этом плохого? – Стасик подбоченился. – Казанова умел доставить женщинам наслаждение, за что и был ими любим! И если ко мне неравнодушны Лерочка с Посконкиной, то это говорит только о том, что тебе неплохо бы поспешить с ответом на поставленный перед тобой вопрос.
– Ладно, Стасик, устала я от тебя... – отмахнулась от него Алена. – Даю слово, что завтра же отвечу на твой вопрос!
– А почему не сегодня!
– А потому что сегодня я хочу гулять на отвальной Посконкиной на полную катушку! Если я сегодня отвечу тебе «да», то как порядочная женщина должна быть при тебе неотлучно весь вечер, не так ли?
– Ну, хотелось бы...
– Вот! Дай же мне гульнуть напоследок, Любимов!
– Ну гульни... Только ты уж не очень расслабляйся-то...
– Сегодня моя гульба тебя еще не касается, понял!
– В общих чертах.
– Вот и давай в общих чертах отключать компьютерную сеть и вентиляцию, раз нам с тобой это поручили!
Выйдя из здания своей фирмы, Алена с Любимовым остановились у скамеечки напротив автобусной остановки, потому что большой подарочный торт, который сотрудники поручили им доставить к Посконкиной, оказался так ненадежно перевязан скользким крученым шнуром, что мог вывалиться из коробки в любую минуту. Не успел Стасик поставить торт на скамейку, как отлетел от нее на полметра и осел прямиком на вазон с малиновыми петуниями. Вслед за ним полетел торт, который вывалился-таки из коробки прямо Любимову на брюки. Алена ахнула, а на Стасика с перекошенным лицом набросился неизвестно откуда взявшийся Астахов.
Разнять дерущихся Алена не могла. Возможно, что это не получилось бы, будь она и в лучшей форме, но именно в этот момент у нее так дрожали колени, что она не могла встать со скамейки, на которую непроизвольно опустилась прямо в один из роскошных букетов, которые собирались дарить Посконкиной сослуживцы.
Драка закончилась так же неожиданно, как и началась. Астахов еще раз куда-то ткнул кулаком Стасика, сделал знак стоявшему неподалеку такси и моментально, как на резвом коне, скрылся в нем с поля брани. Алена с ужасом глядела на Любимова, не в силах сдвинуться с места. Стасик пытался выпростать свое нехуденькое тело из вазона, в котором наглухо застрял, но у него ничего не получалось. Хорошо, что сжалился проходящий мимо мужчина, подал Любимову руку, и тот, поднапрягшись, вывалился из изрядно помятых петуний на газон. Тут уж Алена подлетела к нему и, захлебываясь слезами жалости то ли к бедному Стасику, то ли к себе, принялась руками стирать кровь с его лица и крем с брюк.
– И ведь, главное, торт-то общественный... и ведь весь погиб... насмерть... не соберешь... – бормотал Любимов, стараясь не смотреть Алене в глаза.
– Мы другой купим, еще лучше прежнего... – лепетала Алена, тоже избегая встречаться с ним взглядом.
Выглядел Любимов самым плачевным образом: весь в крови, торте и с оторванным карманом новой бежевой рубашки. Алене ничего не оставалось делать, как броситься ловить такси, чтобы увезти своего сослуживца и без пяти минут жениха с места позорного происшествия.
– И ведь, главное, исподтишка... Ты же видела... Я даже ничего не успел... – опять завелся Любимов, когда они уже ехали в такси к его дому. – Оба букета ни к черту... И торт... Где мы теперь такой возьмем?
– Перестань, Стасик, купим какой-нибудь другой, – пыталась утешить его Алена. – Сейчас этих тортов, покупай – не хочу. Были бы деньги...
Но Любимов утешаться не хотел. Он хотел хотя бы словесной сатисфакции.
– Нет, ты скажи, что он поступил, как подлец! Как последний трус! Да если бы он вызвал меня на открытый бой, разве я отказался бы! Я бы не отказался! Ты же помнишь, я тебе уже говорил, что он должен был мне в зубы дать, когда я ему про твои родинки впаривал! А он не дал! Не дал! А все почему?! Потому что тогда я был наготове и дал бы ему достойный отпор! Он дождался, чтобы ударить исподтишка, когда я склонился над общественным тортом! А это же подло! Ну скажи, что это подло! И новую рубашку рвать... это же не по-мужски!
Алена вяло кивнула. Чувствовалось, что в собственных глазах Любимов уже вырос до размеров былинного героя, которому подлый Тугарин Змей звериной хитростью порвал новую кольчугу. Хорошо, не умыкнул с собой Алену Красу – длинную косу. Хотя если приглядеться, то у этой Алены – ни косы, ни красы. Как, собственно, у Любимова и кольчуги-то никакой нет.
Пока Стасик мылся и чистился у себя дома, Алена сходила в соседний универсам, где купила торт, как и обещала, лучше прежнего и два букета цветов, тоже очень приличных, хотя и без белых лилий, которые очень украшали погибшие букеты. Она позвонила Посконкиной и предложила начинать праздновать без них с Любимовым, в красках расписав налет, который совершил на них распоясавшийся пьяный подонок. Анна Тимофеевна так разохалась, что поближе к телефону, похоже, подскочили все сотрудники. Во всяком случае, Алена услышала в трубке сразу несколько возбужденных голосов. Она заверила новоиспеченную пенсионерку, что они непременно приедут, как только Любимов переоденется, и тут же поняла, что последняя фраза была лишней. Посконкина некоторое время молчала, а потом многозначительно произнесла:
– Понима-а-аю, что этот процесс может неконтролируемо затяну-у-уться, а потому все-таки помните, Аленушка, что мы все вас очень-очень ждем!
Когда Алена положила трубку, из ванной в одних плавках вышел розовый и уже совершенно довольный жизнью Любимов. Его правую щеку перечеркивала аппетитная царапина, что, похоже, ему здорово нравилось.
– Вот гляди, что этот паразит сделал с моим лицом! – Стасик похвастался царапиной, будто орденом.
– У тебя перекись есть? – спросила Алена.
– Правильно мыслишь! – поднял он вверх палец. – Этот псих вполне может оказаться заразен!
Алена, скривившись, не посчитала нужным ему отвечать. Она еще раз спросила:
– Где перекись?
– Никакой перекиси у меня нет, зато есть туалетная вода. Французская! Для дезинфекции годится – и запах хороший! Вон в том ящичке вата... Ты уж поухаживай за мной, ладно... – И Стасик развалился в кресле, вытянув вперед ноги, будто усталый ратник, только что вернувшийся с войны.
Алена вытащила из ящичка мебельной «стенки» вату, напрыскала на ее клочок французской туалетной воды и принялась обрабатывать «рану» Любимова. Он по-поросячьи взвизгивал, но утверждал, что век бы так сидел подле нее.
– Ну, кажется, все... – сказала Алена, придирчиво оглядывая дело рук Астахова.
Любимов вдруг сграбастал ее обеими руками, усадил себе на колени, интимно шепнул в ухо:
– А давай чуть задержимся... Все равно уж опоздали... А мне и раздеваться недолго... – И тут же полез к ней под блузон нового брючного костюма.