Алена на минуту засомневалась. Она вспомнила одну свою ночь с Любимовым. Им ведь тогда было неплохо вдвоем. Может быть, сдаться прямо сейчас? Вовсе уж не так сильно хочется ей гульнуть на всю катушку у Посконкиной. Если честно, то и вообще не хочется. Вот они сейчас останутся у Любимова и... Нет! Она теперь не может! Тогда она была свободна, а теперь любит другого! Конечно, Астахов не слишком красиво поступил сегодня со Стасиком, но она все равно его любит. Любит! И ничего с этим поделать нельзя!
– Отстань, Стасик, – прошипела Алена и попыталась вырваться, но не тут-то было. Одна его рука держала ее железной хваткой, а другая уже пыталась расстегнуть «молнию» на брюках. – Любимов, ты что, собрался меня насиловать?! – выкрикнула Алена и изо всех сил уперлась обеими руками ему в грудь.
– Ну почему насиловать... – хрипло проговорил Стасик, стараясь дотянуться губами до ее шеи. – Любить...
– Но я-то тебя не люблю! Неужели ты еще не понял этого?!! Никогда не любила и не полюблю никогда! Никогда!!!
Рука Любимова ослабила хватку, и Алена соскочила с его коленей. Стасик отвернулся к окну. Под его челюстями яростно двигались желваки.
– Значит, не выйдешь за меня замуж? – глухо спросил он, продолжая глядеть в окно.
– Не выйду, – тихо ответила она и добавила: – Прости, Стасик... Я и к Посконкиной, пожалуй, не пойду...
– И что же я ей скажу? Куда ж ты делась?
– Что хочешь, то и скажи... Я наплела ей про зверское нападение пьяного урода. Можешь сказать, что их было человек десять и со мной случился несколько запоздавший пост-травматический шок, то есть, проще говоря, ноги не держат...
Алена взяла со стола свою сумочку. Любимов повернул к ней побледневшее лицо и спросил:
– Идешь к нему?
– Нет, – помотала она головой. – Я иду домой. Тем более что он, по твоим словам, с женой сходится...
– Если ты встрянешь, то, возможно, и не сойдется...
– Я не буду встревать.
– Но будешь ждать, когда он сам придет?
– Не буду. Он не придет.
– Зачем же он тогда дал мне в челюсть?
Алена сначала пожала плечами, а потом ответила:
– А у вас манера такая, у мужчин, классическая: «Не доставайся же ты никому!»
– Но он же не на тебя с кулаками или там с пистолетом!
– Особой разницы нет. Все равно – «не доставайся же ты никому!».
– По-моему, правильнее – ни себе, ни людям.
– А-а... – Алена махнула зажатой в руках миниатюрной сумочкой, с которой ходила только в театр или в гости, и пошла к выходу.
Алене казалось, что она действительно больше не станет ждать Астахова. Все! Он перешел черту, которую переходить было нельзя. Рубеж... Он должен был поговорить с ней, а не набрасываться на бедного Стасика в тот момент, когда он меньше всего этого ожидал. А уж если решил сойтись с женой, то Любимов тут и вовсе ни при чем. Как-то все происшедшее некрасиво, нескладно, гадко... Одно хорошо: все само собой разрешилось с Любимовым. Она не выйдет за него замуж. Потому что не любит. Возможно, что она не выйдет замуж никогда. Что ж... Видно, такова судьба. Конечно, не очень радостно именоваться старой девой, тем более что она не такая уж дева... Захочет, так приведет к себе мужчину, который понравится. Имеет право! У нее отдельная квартира, в которой она может делать все, что ей придет в голову, и ни у кого при этом не спрашивать ни разрешения, ни одобрения.
Алена специально пошла домой пешком. Июнь плавно перетекал в июль. Погода стояла прекрасная: теплая, но не жаркая. Волосы со лба Алены ласково сдувал ветерок и доносил с Невы свежий речной запах. Как хорошо, что она не в гостях у Посконкиной. Сидела бы сейчас в душной комнате за столом, трескала бы салаты, запивала бы вином, а потом, спьяну и с отчаяния, возможно, опять отдалась бы Любимову и согласилась бы выйти за него замуж. Она умудрилась остаться свободной и, кажется, даже отделаться от навязчивых мыслей об Астахове!
Возле Алениного дома, у магазина, развернули уличную торговлю бабульки с цветами. Одна старушка в тинейджерской футболке с надписью: «I love you» продавала мальвы – удивительные малиновые граммофончики на длинных, стройных стеблях.
– Почем ваши мальвы? – спросила Алена.
– Так отдам, доченька, – ответила старушка. – Устала стоять... жарко... никто не берет... Ты уж возьми все! Гляди, какие радостные цветы!
– Возьму.
Старушка вытащила из ведра пук длинных стеблей, сплошняком усаженных яркими цветами, отерла их концы полосатым полотенцем и уложила на руки Алене, будто спеленатого ребенка. Алена все-таки сунула в руки старушке несколько мятых десяток. Та довольно кивнула, а Алена понесла свою добычу домой.
Дома она поставила мальвы в вазу, вазу – на журнальный столик. И уверила себя в том, что с сегодняшнего дня начнет жить по-новому, так же гордо неся голову на плечах, как гордо красуются на стройных стеблях ярко-малиновые цветы.
На следующее утро мальвы так и продолжали гордо и независимо стоять в вазе. Алена, так же гордо неся голову, прошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало и разрыдалась. Она не бездушный цветок. Она живой человек. Она любит Астахова, а он собрался вернуться к жене. Как ей жить с этим, она не знала.
– Ну, хочешь, я с ним поговорю? – предложила Алене верная Раиска. – Хотя, если честно, никак не пойму, чего это тебя вдруг так разобрало? То недомерок-недомерок, а теперь – нате вам: физиономия у нее такая, что краше в гроб кладут!
– Сама же за него чуть ли не замуж хотела выйти, – пролепетала Алена между всхлипами.
– Так мне-то он сразу понравился, хотя, конечно, не без определенных допущений... А тебе... Надо же какие метаморфозы, оказывается, могут происходить с людьми!
– Я люблю его, Раиска...
– Да поняла я... – сочувственно отозвалась та и еще раз спросила: – Так что, поговорить мне с ним?
– И что ты ему скажешь?
– Ну-у-у... так, мол, и так: она вас любит, а вы что себе позволяете? Со старой женой под ручку ходить?!
– Да ну... – сразу прекратила плакать Алена. – Водевиль какой-то...
– Вся наша жизнь водевиль и есть! Ты не представляешь, но я своего Димочку с такой лахудрой застукала – умереть не встать!
– Как застукала? – удивилась Алена. – Ты же говорила, что он верный тебе до неприличия!
– Говорю же: вся жизнь – сплошной водевиль! Я, понимаешь, вчера забыла у него свой мобильник. Вышла на улицу, хотела тебе позвонить, а телефона нет. Ну я обратно к Димке. А он никак не ожидал, что это я возвращаюсь. Открывает дверь, представь, в одних трусах, когда при мне только что полностью оделся. Ручонками прикрылся и говорит, что ему отчего-то вдруг смертельно спать захотелось. Это часов в восемь вечера! Хрюша со Степашкой еще и «Спокойной ночи, малыши» не начинали! Я удивилась, конечно, но, наверно, поверила бы ему. Чего только в жизни не бывает! Так тут из комнаты в его же рубашке выплыла страшенная чувырла, травлен-ная перекисью, и спрашивает: «Димуля, кто к нам пришел?» Нет, ты только вслушайся в эту формулировку: «Димуля, кто К НАМ пришел?»
– Ну... а ты что? – с испугом спросила Алена.
– А что я? Я примерно тем же тоном его спрашиваю, показывая на чувырлу: «Димуля, а ЭТО ЕЩЕ КТО?»
– А он?
– А он говорит: «Это так... Это никто... Это соседка Галя». Я спрашиваю, почему эта Галя в его рубашке, а он в трусах? И тут, Аленка, он начал голосить, что мне, дескать, сто раз предлагал выйти за него замуж, а я все чего-то тяну, а Галя готова отправиться с ним в загс хоть завтра.
– Ну, вообще-то он кое в чем прав, Раис-ка, – сказала Алена. – Ты ведь и впрямь за него замуж не хочешь...
– Допустим... Но зачем меня за нос водить? Решил жениться на другой – так и скажи! Чего ее в кухне прятать?
– Так он что, в кухне ее прятал, пока ты у него была?
– Представь! Хорошо не во встроенном шкафу спальни, а потому все это происшествие тянет все-таки на водевиль, а не на бородатый анекдот!
– И что теперь? – спросила Алена.
– Не знаю... – огорченно отозвалась Раиска. – Размышляю, что лучше: выдрать ли травленые волосенки этой соседке Гале и пойти за Димку замуж, или...
– Или что?
– Или продолжать жить одинокой дурой?!
– Рай, ну почему сразу одинокой дурой? Может быть, еще встретится любовь-то!
– Ну нет! – отмахнулась Раиска. – Мне эта любовь и даром не нужна! Еще не хватало влюбиться, как ты, а потом реветь белугой, нервы портить! Кстати, я знаешь что хотела тебя спросить... Только ты восприми это адекватно...
– Ну! – Алена с большим подозрением посмотрела на подругу.
Раиска опустила глаза долу и сказала:
– Я, видишь ли, давно хотела тебя спросить: а как там поживает твой сослуживец... ну в смысле... который Стасик?
– Стасик? – на всякий случай переспросила Алена.
– Ну да... Станислав? Кажется, по фамилии Любимов...
– Рай, а при чем тут Стасик? Мне этот Стасик и даром не нужен!
– Это я знаю... Я просто хотела уточнить, свободен ли он по сю пору или его уже заняли?
Алена с большим удивлением оглядела подругу и смогла проговорить только нечто маловразумительное:
– Ты... что ли... это...
– Кончай лепетать, подруга, – усмехнулась Раиска. – Мы так давно друг друга знаем, что нет смысла темнить. В общем, я тебя как-то с ним видела. Вы однажды после работы из здания своей фирмы выходили, а я как раз мимо на маршрутке ехала.
– Рай, а может, я и не с ним выходила?
– С ним... Такой светловолосый, здоровый, и сумка у него на плече... голубая... с надписью «Российские аэролинии».
– Да, пожалуй, это был он... Только я вроде бы давно уже с ним никуда не выходила... Когда же это было?
– Когда надо, тогда и было! Какая тебе разница?
– Вообще-то никакой...
– Ну вот... Я прошу... Познакомь меня с ним, пожалуйста...
– Раиска, ты ли это?! – удивилась Алена. – Помнится, к Астахову так ты сама прибежала и даже на день рождения умудрилась пригласить, а тут вдруг изображаешь из себя девушку-ромашку! К чему бы это?
– А к тому, что Астахов, конечно, интересный мужчина, но...
– Что «но»? – собралась грудью встать на защиту Петра Алена.
– Но не мой человек... – выдохнула Раиска.
– А чего ж ты...
– А с того, что Димуля мне уже тогда, еще до его соседки Гали, опротивел до смерти. Я и подумала, что если не Дима, то почему не Астахов?
– А Стасик?
– А Стасик – он как раз того мужского типа, который мне всегда нравился. В общем, твой Астахов лицом, конечно, интересный, но уж больно... субтильный... А у Стасика и плечи широкие, и вообще... вся фигура такая... могучая...
– Рая, я тебя уверяю, что у него очень много недостатков!
– Например? – подбоченилась Раиска, и Алена поняла, что подруга в один присест искоренит у Стасика все недостатки до единого или... примет Любимова вместе с ними.
Алена немного подумала и все же решилась перечислить:
– Ну... во-первых, у него... залысины...
– Ерунда, – отмахнулась Раиска. – Все мужчины когда-нибудь лысеют.
– Во-вторых... у него эта... как ее... в общем, перхоть... такая противная...
– Купим лечебный шампунь!
– Вот странная ты, Раиска, – удивилась Алена. – То тебе лень было одному из кандидатов в женихи брюки удлинить, а теперь...
– Шампунь купить – это не за швейной машинкой корячиться!
Алена недоуменно пожала плечами, а потом вспомнила главный любимовский недостаток и воскликнула:
– Рай! Так я же тебе рассказывала, как он меня подставил! Он же подлый!
Раиска рассмеялась:
– Так он почему подлым был?
– Почему? – растерялась Алена. Разве можно ответить на такой вопрос? Человек подлый, потому что подлый, и объяснению это не подлежит. Совершенно непонятно, чего Раиска так хохочет, будто человеческая подлость – это что-то очень смешное.
– Вспомни классику отечественной мультипликации! – между тем продолжала заливаться хохотом Раиска. – Почтальон Печкин почему злой был?
– Почему...
– Потому что у него велосипеда не было!
– Да?!
– Да! А ваш Стасик подлым был, потому что рядом с ним подходящей женщины не было!
– То есть тебя, да?! – догадалась Алена.
– Вот именно!
– Ну вообще-то... последнее время у нас в бюро на Стасика большой спрос организовался.
– Ну, рассказывай, на что мне настраиваться? – деловито осведомилась Раиска.
– Во-первых, Лерочка...
– Это еще кто?
– Это, Райка, молодая выпускница финансово-экономического факультета, с фигурой, которая вылезает из одежды так, будто эту Лерочку кто-то постоянно надувает, как резиновую женщину. Особенно этот процесс делается заметен, когда она подходит к Стасику. Ее узенькая юбочка, ты не представляешь, сама собой начинает задираться вверх, а грудь почти совершенно вываливается из декольтированных топиков.
– Это ерунда, – отмахнулась от Лерочки Раиска. – Фигура у меня и самой неплохая и, когда надо, тоже может из чего-нибудь вывалиться.
– Но ей всего двадцать четыре года...
– Тоже ерунда! Неопытная, значит!
– Сейчас, Райка, вся молодежь с детского сада уже опытная! – попыталась предостеречь ее Алена.
– Брось! – не испугалась Раиска. – У них знания большей частью теоретические, из их идиотских журналов да с порносайтов, а у меня – большой практический опыт.
– Ну тогда, Рая, тебе надо опасаться другую женщину – Анну Тимофеевну Посконкину. Она хотя и ушла на пенсию, но очень часто по старинке заходит к нам в бюро с променада по Питеру, благо в фирме не пропускная система. И, знаешь, мне кажется, что приходит она специально ради Любимова. А он...
– Подожди-подожди! – перебила ее Раиска. – Какая же пенсионерка – конкурентка?
– Ты, Рая, ее просто не видела, а потому так говоришь! Я бы ей больше сорока не дала! Она яркая красавица и по-прежнему очень сексапильная. Такая, знаешь, украинского типа: черноглазая, черноволосая, громкая... Когда она приходит, кажется, заполняет собой все пространство бюро! Ну, а что касается опыта кое в каких вопросах, то его ей, как ты догадываешься, тоже не занимать!
– Да-а-а... – протянула Раиска. – Эта особа гораздо опаснее молоденькой резиновой женщины! Утешает только то, что она на пенсии, а потому не каждый день является в ваше бюро. Надеюсь, не каждый?
– Не каждый.
– В общем, Аленка, знакомь меня с ним быстрей! – сделала вывод Раиска.
– Понимаешь, Рая, я вообще-то с Любимовым после некоторых событий не разговариваю, – несколько смущенно сказала Алена, – и даже переехала от него вместе со своим компьютером в другой угол комнаты.
– Ну, ради меня-то можешь наладить отношения?
– Честно говоря, не хотелось бы...
– И это после того, как я ради тебя добровольно отказалась от Астахова? – возмутилась Раиска.
– Во-первых, он для тебя чересчур субтильным оказался, а во-вторых, как ты знаешь, Астахов меня бросил...
– Ладно! – великодушно махнула рукой Раиса. – Не будем зацикливаться на Астахове! Вернемся к Стасику! Чувствую, придется мне, как всегда, брать дело в свои руки! В общем, так: твоя задача завтра выйти из здания в один момент с Любимовым, а я уж соображу, что мне делать. Надеюсь, на такой вариант ты согласишься?
– Выйти с ним я, конечно, смогу, – кивнула Алена, – но...
– А больше от тебя ничего и не требуется! – подытожила разговор Раиска.
Именно в конце рабочего дня, назначенного Раиской для знакомства с Любимовым, в патентное бюро опять явилась громогласная Посконкина. Она принесла с собой кучу пирожков с капустой собственного изготовления и какой-то особенный китайский цветочный чай. Алена, исподтишка наблюдая за ней и Стасиком, видела, что Посконкина всеми силами старается привлечь к себе его внимание, ничуть не смущаясь бывших сослуживцев.
Любимов похвалил необычный чай, на что Анна Тимофевна сразу отреагировала должным образом:
– У меня дома целая коллекция этих чаев. Мне родственница привезла из самого Китая. То есть это не подделка, а совершенно натуральный экзотический продукт. И если вам, Станислав Львович, действительно чай понравился, то мы с вами сегодня же сразу после работы можем устроить дегустацию остальных образцов. Как вы на это смотрите?
Любимов сначала очень выразительно посмотрел отнюдь не на Посконкину с ее чаями, а на Алену, потом неприятно ухмыльнулся и ответил:
– Я не против, Анна Тимофеевна! Я очень люблю дегустировать чаи, особенно китайского происхождения!
Посконкина бросила два взгляда, полных превосходства, сначала на Алену, потом на Лерочку, и положила одну еще очень стройную ногу на другую. При этом ее отнюдь не длинная юбка задралась вверх, почти как у молоденькой сотрудницы, и Алена пожалела Раиску, которой, похоже, ничего сегодня не обломится. Она вышла в коридор и по мобильнику предупредила подругу о неожиданно возникших осложнениях. Раиска трудностей не испугалась и заявила, что постарается вырвать вожделенного Стасика из цепких лап совершенно распоясавшейся пенсионерки.
– И как ты себе это представляешь? – спросила ее Алена.
– Честно говоря, еще не придумала, – ответила Раиска. – Может быть, даже придется импровизировать на ходу.
Из дверей фирмы Алена, Посконкина и Любимов вышли втроем, практически плечом к плечу. Посконкина, как всегда, громко хохотала и держала Стасика под руку, будто бы чисто по-дружески, но они все трое очень хорошо представляли, каким образом нынешним вечером эта дружба перерастет в нечто большее. Алена бросила напряженный взгляд по сторонам и обомлела. К ним подходила не Раиска, а писаная красавица. Черты лица вроде бы были Раискиными, но необычно одухотворенными. Их вечная резкость несколько смягчилась, исчезла постоянная скептическая усмешка, а глаза с, казалось, вечным прищуром неожиданно широко раскрылись. Раиска, которая давно уже не носила ничего, кроме джинсов, кроссовок или шлепанцев, была одета в летящее шелковое платье кремового цвета и белые туфли на высоких каблуках. На шее и в ушах блистали жемчужные украшения, а белокурые волосы были уложены в красивый узел на затылке. В общем, не Раиска, а воплощенная женственность. И эта нежная кремово-жемчужная женственность очень контрастировала с вульгарной вызывающей яркостью Посконкиной.