Он заглянул в салон автомобиля. Газ и не думал выветриваться. Характерный сладковато-горький запах повис плотной пеленой.
«Надо проветривать», — вдруг запаниковал он и принялся распахивать все двери.
Над распахнутым багажником он задержался. Закрывать или оставить открытым для лучшей циркуляции воздуха? Нет, закрывать не стоило. Вонь не выветрится. Слишком влажно на улице, и ветра почти нет. В конце концов, куда денется связанное по рукам и ногам существо, напрочь лишенное сил и воли. Оно голодное, без сознания, руки за спиной стянуты пластырем, рот тоже заклеен. Оно, даже очнувшись, ничего не сможет, только что дышать и выть, может быть. Ну и пускай себе воет! Вокруг никого! Соседи слева и справа приезжают сюда два раза за год, предпочитая обитать во Флориде. Больше никого вокруг!
— Подыши пока, — улыбнулся он кротко, зависая над распахнутым багажником. — Хотя, говорят, перед смертью не надышишься…
Глава 10
Ее разбудило солнце. Острый, как игла, луч пробился сквозь плотную крону кустарника, где она лежала, скорчившись, и вонзился в ее левый висок. Было так больно, что она дернулась и едва слышно застонала. И тут же испуганно распахнула опухшие веки.
Господи! Господи, сделай так, чтобы ее никто не услышал!!! Нельзя, чтобы ее слышали! Нельзя, чтобы ее видели! Ей… Ей удалось убежать!!! Ей удалось вырваться из лап монстра!!! Она до сих пор не понимает, как это у нее вышло?! Какие силы помогли ей сорвать пластырь со щиколоток? Какие силы помогли перекинуть через край багажника сначала одну ногу, потом вторую?!
Она не понимала. Кажется, само небо, заметив ее страдания, смилостивилось и ниспослало ей спасение!
Она пролежала на мокрой тротуарной плитке, которой была выложена площадь перед огромным домом, минут десять. Может меньше, время давно перестало вести себя верно, то растягиваясь, то, наоборот, сжимаясь пружиной. Потом села, опираясь ноющей спиной о колесо машины, огляделась.
Окна дома оставались темными. Свет пробивался сквозь вентиляционные решетки цокольного этажа. Чудовище там! Оно там с новой девушкой! Он подобрал ее где-то в городе. Она слышала весь разговор, хотела закричать, предупредить, хотела крикнуть, чтобы бедная бежала куда глаза глядят, лишь бы подальше, но ничего не выходило. Ее рот был заклеен той же липкой лентой, которой были стянуты ее щиколотки и запястья. Ноги ей удалось распутать, пока она корчилась в багажнике от боли и страха. Она согнула ноги в коленях так, что суставы захрустели. Подтянула выше ступни и вцепилась свободными пальцами в пластырь.
Главное было не торопиться! Главное, надо было нащупать оторванный край без суеты и лихорадочных движений. У нее еще остались целыми несколько ногтей, она сможет!
Смогла!!! Господи, она отколупнула краешек, потом еще, и еще, и еще. Как только смогла ухватиться, то тут же потянула, начав разматывать. И ей удалось! Ей удалось освободить ноги! С руками было хуже. У нее ничего не получилось! И не валялось под боком ничего острого, ни отвертки, ни куска стекла или железки. Она не смогла. И побежала от машины со связанными за спиной руками и залепленным ртом. Бежала не быстро, все время спотыкалась, дважды упала, больно ударившись лицом о тротуарную плитку. Снова поднималась и бежала вдоль длинного, бесконечно длинного забора. Где-то же должен он закончиться?! Где-то должна быть какая-то лазейка?!
Лазейки не нашлось, зато нашлись строительные леса в самом дальнем от дома углу. С земли на самый верх вели хлипкие ступеньки. По ним она и начала карабкаться, стараясь не смотреть вниз и плотно прижимаясь животом к перекладинам. Она могла сорваться и сломать себе шею, могла переломать руки, ноги, но она все равно карабкалась, продолжая плотно прижиматься плечами и животом к металлическому основанию лесов.
Когда влезла достаточно высоко, на уровень верхней кромки забора, она, не задумываясь, прыгнула. Приземление было неудачным, в левом боку что-то хрустнуло, и по всему телу разлилась жуткая боль. Она зажмурилась, крепко стиснула зубы и принялась дышать.
Вдох, выдох… Вдох, выдох…
Так, она дышит? Значит, жива! Встала и пошла!
И она встала и пошла. Сначала медленно, едва перебирая ногами и все время ощущая боль в левом боку. Потом быстрее, быстрее, и наконец снова побежала, путаясь ногами в сухих стеблях прошлогодней травы. В кустарник, обрамляющий этот дачный поселок плотным непроходимым кольцом, она ворвалась, когда небо на востоке уже начало бледнеть. Тут же расцарапала себе лицо о колючие ветви, упала на коленки, нашла прореху у основания и поползла на животе, помогая себе ногами, отталкиваясь плечами.
Кусты закончились. Но до дороги, откуда нет-нет да доносился шум проезжающих машин, было еще очень далеко. Надо было преодолеть лесополосу. Это хоть и не было живой изгородью, но росли деревья и кусты достаточно густо. Она поняла, что не сможет, что может потерять сознание, и тогда снова может стать жертвой монстра, если он ее найдет. А он ведь будет стараться!
Она осмотрелась. В молочных сумерках деревья и кустарники проступали плотной непроходимой чащобой. Она выбрала ту часть, что темнее, и рухнула в самую середину ее без сил, почти тут же отключившись. А разбудил ее назойливый острый луч, высверливающий дырку в ее виске.
Она возилась достаточно долго, пытаясь освободить руки. Терла запястья о торчащие из земли корни, о самый толстый ствол кустарника. Пластырь с великим трудом, но поддавался. Он махрился по краям, трещал, упирался, но поддавался. Она окончательно выбилась из сил, но освободилась. Потом вывернула руки, положила ноющие, почти ничего не чувствующие распухшие ладони себе на колени, задышала часто-часто.
Она снова справилась! У нее получилось!!!
Как только пальцы начали слушаться, она сорвала ленту со рта и принялась широко открытым ртом глотать чистый лесной воздух. На глаза вдруг навернулись слезы. Господи! Она спаслась! Она сумела! А та, другая…
Ее передернуло, стоило вспомнить показательные выступления, которые чудовище ей демонстрировало неделю назад. Ей было жутко, мерзко, пару раз ее сильно тошнило. Ей бы отвернуться, но эта особь рода человеческого сказала, что если она не станет смотреть, он сделает то же самое с ней.
— У меня еще ни разу не было зрителей! Кроме этих стен, никто ничего не видел, — объяснил он ей, поглаживая по голове и улыбаясь механической странной улыбкой, застывшей на резиновой маске. — Теперь вот ты! Умная, красивая, но все же не такая, что мне нужна. У тебя, признаюсь, очень некрасивые стопы, милая! О-оочень! К тому же ты мне нужна живая. Пока нужна… Вот когда он придет за тобой, тогда и поговорим. Посажу вас напротив друг друга и начну отрезать по кусочку, то от тебя, то от него, то от тебя, то от него!
Мечтательное выражение его глаз, проглядывающих сквозь резиновые прорези, пугало еще сильнее, и она молчала, потому что чудовище выходило из себя стремительно.
Теперь она вырвалась, но это еще только начало спасения. Ей надо добраться до города. Выйти на дорогу, остановить машину и добраться до первого отделения полиции.
Но остановится ли кто? К тому же надо соблюдать осторожность. Мерзкое животное тоже может ехать по этой дороге, и не просто ехать, а курсировать, высматривая беглянку.
С трудом продираясь сквозь кустарник, без конца спотыкаясь о кочки и сухие корни, она вышла к дороге. Судя по солнцу, время от времени выныривающему в прорехи облаков, перевалило за полдень. Было душно, в небе громоздились облака, постепенно становясь сизыми. Будет гроза, решила она, высовывая голову из высокой травы. Она залегла в трех метрах от обочины, внимательно рассматривая проезжающие машины.
Дорогущие иномарки она пропускала взглядом. Никто не посадит в шикарный салон перепачканную с ног до головы девушку. Грязь, спекшаяся кровь на запястьях и пальцах, сбитые в кровь ноги. Растрепанные грязные волосы, синяки, перепачканное опухшее лицо со следами слез и следами от пластыря в области рта.
Нет, ее не пустят в иномарку, сочтут за побирушку.
Автобус тормозить тоже смысла не было. У нее не было ни копейки денег. Грязная, без денег…
Она увидела тяжело груженную сеном машину еще издалека. Отечественная «шестерка» еле пыхтела. На багажнике на крыше громадный пук сена, сзади в прицепе еще больше. Сухая трава от движения и тряски летела клочьями во все стороны. В салоне было двое, водитель и пассажир рядом с ним, вернее, пассажирка. Круглощекая дородная женщина средних лет. Она без конца выглядывала из открытого окна наружу, сокрушенно качала головой. То ли потерянных клоков сена было жаль, то ли автодороги, на которой они насорили.
Пора, решила она, встала на колени, потом выпрямилась и насколько хватало сил, трусцой побежала к дороге.
Они чуть было не проехали мимо. Посмотрели в ее сторону и продолжили движение. Тогда она, пользуясь тем, что машина еле тащится, шагнула почти перед ней и, упершись левой ладонью в капот, потрусила рядом.
Пора, решила она, встала на колени, потом выпрямилась и насколько хватало сил, трусцой побежала к дороге.
Они чуть было не проехали мимо. Посмотрели в ее сторону и продолжили движение. Тогда она, пользуясь тем, что машина еле тащится, шагнула почти перед ней и, упершись левой ладонью в капот, потрусила рядом.
— Помогите! Прошу вас, помогите!!!
Каждое слово давалось ей с трудом. Она едва не разучилась разговаривать, крепко сжимая зубы в плену у монстра.
— Отойди, сволочь!!! — побагровела пухлощекая дама. — Отойди, *censored*тка!!!
— Нет! Нет, я… — Она заплакала, ускоряя ход, потому что мужик чуть надавил на газ. — Я не гулящая! Меня похитили! Прошу вас, помогите!!! Меня ищут!!!
— Вот и пускай ищут! — заорала баба, выхватила откуда-то зонт тросточкой и принялась отмахиваться им от нее. — Ищут, значит, найдут! Отойди, *censored*!!! Отойди, зашибу!!!
— Прошу вас!!! Мой парень, он… — Она судорожно хватала распухшим ртом воздух, ее спасители ехали непозволительно быстро, она сбивалась, она могла сейчас упасть. — Мой жених, он очень богатый! Он наградит вас! Отвезите меня в полицию! Помогите же, люди-иии!!!
Она все же не выдержала ускоряющегося бега, упала на кромку обочины прямо на живот, тут же заныли растревоженные ушибы и ссадины. Накатила дурнота, в глазах сделалось темно то ли от ускользающего сознания, то ли от туч, нависших над дорогой.
— Помогите… Прошу вас, помогите… — шептала она, глотая слезы, елозя в пыли обочины безвольными разбитыми руками. — Помогите…
Ей то ли показалось, то ли в самом деле машина остановилась? Нет, не показалось! Послышался стук сначала одной, потом второй автомобильной дверцы. Тяжелые шаги двух пар ног, через несколько мгновений над ней нависло полное женское лицо.
— Эй, ты! — Она все еще была с зонтиком и теперь тыкала его острием ей прямо в больной бок. — Жива ты, нет?!
— Больно, — прошептала она, сморщившись. — Ребро.
— Тише ты, кобыла! — прикрикнул на спутницу водитель. — Может, у нее ребра поломаны, а ты ей в бок своим зонтом тычешь! Давай, подхватывай ее под руки, потащили!..
Глава 11
— Все просто охренели в этом доме! Какие же козлы!
Алла Жукова бесилась второй час, разбрасывая вещи по комнате. Она их пинала, ходила по ним прямо в туфлях, нанизывая тончайшее нижнее белье на высокие каблуки. Белье путало ее шаги, Алла бесилась еще сильнее, с треском срывала белье с туфель и забрасывала от себя подальше.
Лиза, с каменным лицом стоя у двери комнаты хозяйки, машинально подсчитывала убытки и время, которое ей понадобится на то, чтобы привести потом комнату в порядок.
Зачем она ее позвала к себе? Нужны были зрители? Позвала бы кухарку, той как раз делать нечего, зубоскалит с садовником в кухне, обжирая хозяев. Кухарка, невзирая на запрет, повадилась готовить для господ чуть больше положенного, и это лишнее потом сжирать.
Лиза в этом участвовать отказалась, опасаясь подстав.
— Я не голодаю, — возражала она. — К тому же на диете.
Диетой она себя не морила, но и устриц под сложным соусом кушать не могла. Не приведи бог, застанет ее Алла за этим, что тогда? Выгонит? Запросто! Даже объяснений не потребовав, выгонит, а ей пока нельзя, рано. Что-то зрело в этом доме, разрасталось. Вот и сегодняшнее утро началось не так, как обычно. Выяснилось, что куда-то вдруг подевался Казначеев. Вот был, был, сновал без конца по дому, заигрывал с молодой хозяйкой, щипал Лизу за зад, отпуская при этом премерзкие остроты, и вдруг пропал. Перестал с ними ужинать, редко появлялся к обеду и почти не звонил.
Алла занервничала.
Потом ее муж вдруг начал мрачнеть день ото дня. Редко ужинал, почти не появлялся к обеду, и за завтраком вел себя странно, то смотрит на жену пристально, не мигая, то вовсе обходит ее взглядом.
Алла занервничала еще сильнее.
А потом и единственно адекватный, на взгляд Лизы, обитатель этого дома — Виктор Иванович Жуков вдруг поскучнел. Он не пропускал обеды, всегда ужинал дома, завтракал тоже, но почти не разговаривал ни с кем.
Алла была вне себя.
Сегодня утром она вдруг обнаружила, что ни муж, ни отец не ночевали дома. Казначеев не отвечал ей на звонки третий час, и тогда она принялась в бешенстве громить свой гардероб, призвав в свидетели Лизу.
— Нет, ты что-нибудь понимаешь, Элизабет?! — поворачивала она время от времени к ней полыхающее гневом пунцовое лицо. — Что-нибудь хотя бы понимаешь?
— Что именно? — вежливо интересовалась Лиза, молчать было неприлично.
— Что, черт побери, происходит в этом доме???
Лиза недоуменно качнула головой, пожала плечами, воздерживаясь от комментариев. Они Жуковой были не особо нужны.
— И я не понимаю! — орала она, размахивая в воздухе широко растопыренными пальцами. — Каждый считает, что может скитаться где ему заблагорассудится! При этом не считают нужным поставить меня в известность, не отвечают на звонки! И… И вдруг объявляются и задают мне чертовы вопросы! Знаешь, какие вопросы эти *censored*и задают мне?!
— Какие?
Лизе сделалось интересно. И еще интереснее было знать, отца она тоже причисляет к этой категории или нет?
— Где я бываю, с кем провожу свободное от этих *censored*ов время! Как тебе?!
Лизе было никак, она снова промолчала, ее вообще-то больше интересовало, где и с кем проводят время как раз те самые *censored*и, что задают вопросы ее хозяйке. Их поведение в самом деле наталкивало на размышления.
— Вот и мне никак! Уроды, блин!!! — Она без сил опустилась на край широченной кровати, оперлась локтями в колени, спрятала лицо в ладонях, простонала едва слышно. — Господи, что-то будет! Что-то будет…
Лиза затихла, боясь пропустить хоть слово, но хозяйка больше ничего не сказала. Просидев минут десять в такой позе, она вдруг встрепенулась, глянула на Лизу надменно-холодно и тут же приказала:
— Короче, прибери тут все. Часа хватит?
— Вполне, — кивнула Лиза, мысленно послав хозяйку куда подальше с ее психами.
— Давай, побыстрее управляйся, да нужно будет съездить в одно место.
— Далеко? — все же уточнила она, принявшись уже подбирать с пола растерзанные вещи хозяйки.
— Да, за город, есть там одна берлога у моего благоверного. Он все утверждает, что там не достроено, что там нет электричества, но… Думаю, что брешет! Где-то же он ночи проводит, так? — Алла двинулась мимо нее к двери. — Вот я и нагряну с обыском.
Обыск недостроенного загородного дома ничего не дал, ни единой улики, ни единой зацепки для Лизы. Что по поводу пустых бутылок и грязной посуды думала Алла, ей было плевать.
Конечно, Стас бывал здесь, и не раз, и не один. В каждом углу мусорные пакеты, ощетинившиеся бутылочными горлышками. Пепельницы, полные окурков, многие из которых были раскрашены губной помадой. В одном углу валялся даже женский лифчик, дешевенький такой, совсем простенький.
— Мразь!!! — орала Алла, бегая по недостроенным этажам. — Убью паскуду!!! Так, а это что?! Это же… Это же… Ах, дрянь! Ах, быдло!!! Я ему эти кроссовки за евро покупала в бутике, а не где-нибудь на распродаже! А эта падла!!!
Синие фирменные кроссовки, принадлежащие Стасу, Алла нашла за мешками с цементом. Все перепачканные засохшей грязью, цементной пылью, с прилипшими к подошве сухими травинками.
— Я этими кроссовками ему всю морду обобью! — орала Алла, с брезгливой гримасой швыряя кроссовки Лизе под ноги. — Упакуй, дорогая! Упакуй это премерзкое доказательство!!!
— Доказательство чего? — невольно вырвалось у нее, когда она совала грязную обувь в пакет для мусора, и тут же смутилась. — Извините меня.
— А, ладно, чего извиняешься? Ты у нас теперь почти член семьи. — Алла вдруг пристально уставилась на нее потемневшими от бешенства глазами. — Ты у нас все про всех знаешь, докладываешь наверняка, а? Докладываешь? — Она вдруг подскочила к Лизе и больно вцепилась ей в шею. — Ну, говори!
— Что говорить?
Лиза сморщилась, будто от боли, на самом деле ей не было больно, ей было мерзко ощущать себя в цепких лапках этой красотки. Как дать бы ей в лоб, чтобы она отлетела к тем самым мешкам с цементом, чтобы растянулась на них, перепачкалась и разревелась.
— Говори, что ты обо мне говорила Игорю, а?! Отец сказал мне, что застал вас за нелицеприятным разговором. Ну?
— Ничего личного. — Лиза сделала каменное лицо и твердой рукой убрала со своей шеи ее пальцы. — Не надо позволять себе лишнего, Алла Викторовна. Я всего лишь горничная.
— Горничная?! — скривилась та в ухмылке. Обошла ее по кругу дважды, сложила руки на груди и зашипела, зашипела: — Горничная, у которой поперек лба написано: высшее образование и аспирантура еще, быть может! Что?! Что ты делаешь в моем доме, а???
Лиза похолодела. Кто? Кто сдал ее?! Кто-то наводил о ней справки? Зачем? Она очень умело шифровалась. Рекомендации и все такое. Как так вышло?!