– Я… я… – Офелия беспомощно послала Луз сигнал SOS: «Что мне ей сказать?» «Вот уж тут я тебе не помощница», – неожиданно для себя разозлилась на Офелию Луз и послала ей взглядом свирепый сигнал: «Скажи ей правду! Что ты теряешь?» Офелия сгорбилась, подчинилась и промямлила едва слышно: – Я… дело в том, что я… я не замужем. И других детей у меня нет.
– Понятно, – холодно подобралась миссис Пенфолд. Кажется, вся картина стала ей ясна до мельчайших подробностей. – Подозреваю, что твои отношения с молодым человеком явно разладились, так? Или это была случайная… хм… связь?
– О нет! Ничего подобного! Не случайная! Мы… Я… – Офелия сбилась и замолчала, поняв, что весь ее вид, включая синяки на лице и выпирающий из-под одежды живот, рассказывают о ее судьбе куда больше, чем любые слова, какими она принялась бы латать истинное положение дел относительно своей жизни в Чикаго.
Миссис Пенфолд меж тем выжидающе склонила голову набок, готовясь принять то, что ей скажут. Во всяком случае, в диалоге каждая сторона поочередно подает свою реплику. Сейчас черед пал на Офелию. Пал тяжким бременем.
– Он был моим novio… женихом. Мы даже собирались с ним пожениться, – лепетала Офелия, от стыда опустив глаза.
– И тем не менее ты его бросила, – подала свою точную реплику миссис Пенфолд, перешагивая через события: в данный момент налицо был их итог.
Офелия подавленно покивала, не торопясь продолжать. Рассказывать о характере Энджела было не к месту. И не ко времени.
Миссис Пенфолд нахмурила лоб, осмысляя полученную информацию. Луз замерла: куда качнет эту даму? Но вот та гордо повела плечами и послала к Офелии величаво-карающий взгляд:
– Ты прекрасно знаешь, я не одобряю тех, кто живет в грехе. В Библии на этот счет есть четкие указания, ты помнишь? Там ясно сказано, что, даже если родители появившегося на свет младенца любят друг друга и собираются связать себя узами законного брака в будущем, все равно рождение ребенка вне брака есть грех.
Глаза Офелии исполнились боли, но рот она крепко держала на замке, и только руки выдавали ее внутреннее состояние: они то сжимались в кулачки, то разжимались. А выражение лица миссис Пенфолд смягчилось. Во взгляде появилось сочувствие и даже жалость.
– Глядя на твое лицо, могу сказать лишь одно, – проронила дама негромко. – Если это дело рук твоего… жениха, а я думаю, так и есть… то остается лишь радоваться, что ты не вышла за него замуж.
Офелия, потрясенная, издала какой-то гортанный вскрик и зажала себе рот рукой. Глаза ее вскипели слезами, она отчаянно пыталась совладать с чувствами и не расплакаться.
Кажется, ее спонтанный взрыв эмоций окончательно умаслил хозяйку поместья, хотя для виду она и сохранила на лице приличествующую упоминанию Библии чопорность и промолвила наставительно, ласково тронув Офелию за плечо:
– Ты же уехала от нас совсем еще подростком. Такая молоденькая. – Она помолчала. – Впрочем, ты и сейчас еще девочка. И вот уже не сегодня завтра сама станешь мамой. – Она подняла руку и осторожно погладила Офелию по лицу. Обычные рабочие руки садовника, то есть человека, постоянно имеющего дело с землей. Ногти коротко острижены, но под ними темнеет каемка. Земля въедается – так просто не вымыть ее и не выскоблить. – С тобой все в порядке, детка? Ты была у врача?
И в этот момент Офелию скрючило, она помимо желания ойкнула.
– Что такое? – встревожилась миссис Пенфолд.
– Эти боли, – простонала Офелия, хватая за руку миссис Пенфолд. – Они усиливаются.
– Где болит? – деловито спросила у нее миссис Пенфолд. Голос ее был спокоен, взгляд стал серьезным и сосредоточенным.
– Вот здесь. Спина. – Офелия показала на поясницу. – А потом словно мурашки бегут по всему телу. И больно уже везде.
– Как давно это началось?
– С раннего утра. Но поначалу не было так больно. И мы с Луз гнали вперед без остановки. Я хотела побыстрее добраться до тети. Боюсь, до Мексики мне не дотянуть. Мы боялись, что роды могут начаться раньше времени, вот и решили зарулить сюда, на всякий случай.
Офелия истерично отбарабанила речь, и лицо ее исказилось в новом приступе боли.
– Схватки начались с раннего утра! – встревоженно воскликнула миссис Пенфолд. – Боже милостивый! А когда срок?
– Она должна была родить только в следующем месяце, – подала голос Луз, выступая вперед.
– В следующем месяце?! Ну нет, никак не похоже, – возмутилась миссис Пенфолд. – Ни минуты не сомневаюсь. У нее же самые настоящие родовые схватки! Маргарет! – крикнула она, в одно мгновение превратившись в леди-босс. – Адрес потом! Звони Томми. Пусть подготовит мою машину. Да поживее! Надо немедленно отвезти девочку в больницу. С адресом во Флориде разберемся потом.
– Нет! – закричала Офелия как ужаленная. Она тяжело дышала, глаза ее расширились от ужаса. – Я не могу в больницу! У меня нет страховки! Нет денег. – Она бросила умоляющий взгляд на Луз: – Как ты думаешь, мы успеем доехать до Флориды?
Луз растерянно раскрыла рот, не зная, что и сказать. Какая Флорида, господи! Перспектива оказывать родовспоможение на обочине ее не прельщала.
– Не говори ерунды, – пришла ей на помощь, не подозревая об этом, миссис Пенфолд. – Ты сейчас не в состоянии ехать куда бы то ни было.
– Но я…
– Дитя мое! Ты тоже у нас работала! И мы до сих пор считаем тебя своей. Ты член нашего коллектива. А потому уж позволь нам позаботиться о тебе. Перестань волноваться, забудь о деньгах. Ей же богу, тебе сейчас надо думать совсем о другом. О своем малыше. Ты, кажется, вот-вот родишь! А если роды преждевременные, без врача не обойтись. – Миссис Пенфолд взяла Офелию за руку и добавила с тихим смешком, как заговорщица: – А докторша наша, представь, не старше тебя! Поехали, сама увидишь.
– Я с вами. – Луз полезла в карман за ключами от машины, но миссис Пенфолд остановила ее:
– Нет, моя дорогая! Вы оставайтесь здесь. Роды могут весьма затянуться, а здесь вам будет гораздо удобнее, чем томиться в ожидании в приемном покое. – Перехватив ее беспокойный взгляд, она сочувственно улыбнулась и поспешила добавить: – И пожалуйста, не переживайте вы так за Офелию. Я ее знаю с самого детства и очень люблю. Обещаю, я о ней позабочусь как должно. А вам я перезвоню, как только у нас будет что вам сообщить. Вы такая уставшая… Но оно и понятно… Маргарет о вас позаботится. – Миссис Пенфолд стрельнула глазами на свою подчиненную: – Да, Маргарет? – После чего обняла Офелию за талию, обозначив тем самым, что дискуссию считает законченной. – Готова?
Офелия задержала шаг возле Луз. Ее огромные черные глаза болезненно расширились, и от этого бледное личико казалось еще более бледным.
– Не волнуйся за меня, ладно? Все обойдется! Но можно я попрошу тебя о последнем одолжении?
– Конечно, – с готовностью согласилась Луз, чувствуя облегчение: над роженицей взял ответственность другой человек, какое счастье! В эту минуту она готова была на все ради Офелии – и сочувствовала ее страданиям с легким сердцем.
– Позаботься… о моей собаке… – одними губами прошелестела Офелия. – О Серене моей… позаботься, пожалуйста!
Луз с трудом удержалась от стона. Все, что угодно, только не это! Собака?! Нет, ни за что! Лучше сразу повеситься!
– Конечно, – бодро отвечала она.
После ухода миссис Пенфолд и Офелии в комнате осталась висеть тяжелая, если не сказать гнетущая тишина. От Маргарет шла волна холода и отчуждения. Стоя у дверей, она наблюдала, как женщины усаживались в машину, а потом машина тронулась с места и покатила в сторону госпиталя.
– Очередной подарок человечеству, – вполголоса хмыкнула Маргарет, закрывая дверь. – Еще один малыш появится на свет без отца и без средств на свое содержание.
Луз ошарашенно пыталась переварить то, что слышит. Но от усталости впала в какой-то ступор и вначале попросту не поверила своим ушам. Возможно, она ослышалась? Перед ней была такая ухоженная, такая благополучная и благонравная женщина – элегантная, грациозная, на высоченных каблуках. Впрочем, высота каблуков никак не гарантирует высоты помыслов. Но главное – взгляд. Взгляд у Маргарет был уверенный и надменный. Лицо ее выражало скептическое презрение. Луз немедленно захотелось дать ей отпор.
– Простите, но вы и понятия не имеете, через что совсем недавно пришлось пройти моей подруге, – возразила она Маргарет Джонсон, столь безапелляционно выносящей вердикты.
Защитная реплика Луз в адрес «недостойной особы» дала Маргарет новый повод нелестно высказаться о пришелице:
– Сама во всем виновата. Разве не так? В этой истории меня волнует только судьба несчастного малыша. Для людей он навсегда останется бастардом. Незаконнорожденным. Не думаю, что это украсит жизнь им обоим.
– А вы за них не переживайте! – не сдержавшись и не желая более сдерживаться, запальчиво вскричала Луз. – Все у них будет чудесно, вот увидите. Еще сами и позавидуете, – совсем уж понесло ее. – Во всяком случае, все будет гораздо лучше, чем если бы Офелия рискнула и связала свою жизнь с таким подонком, как этот тип. Думаете, женившись, он перестал бы распускать свои поганые руки?
– А вы за них не переживайте! – не сдержавшись и не желая более сдерживаться, запальчиво вскричала Луз. – Все у них будет чудесно, вот увидите. Еще сами и позавидуете, – совсем уж понесло ее. – Во всяком случае, все будет гораздо лучше, чем если бы Офелия рискнула и связала свою жизнь с таким подонком, как этот тип. Думаете, женившись, он перестал бы распускать свои поганые руки?
Маргарет открыла было рот, чтобы еще что-то сказать в добавление к уже прозвучавшему, но передумала и промолчала, а потом вдруг сочувственно покивала, смягчив тон:
– Понимаю. Простите меня. Я не должна была так говорить. Она ведь ваша подруга.
– Подруга. И очень хороший человек. Но дело не в этом. Говорить так не следует не поэтому. А потому, что не стоит говорить о том, чего вы не знаете, с чем никогда не сталкивались. Осуждать легко – понять гораздо труднее. Вряд ли в таких делах следует торопиться и наклеивать ярлыки! А неприятности – у кого их не бывает? – В бессильной ярости сунув ладони в карманы джинсов, Луз покинула помещение, не желая, чтобы эта сухарь Маргарет о ней как-то заботилась в соответствии с просьбой миссис Пенфорд. О, только бы побыстрее отделаться от этой гнетущей атмосферы, которая воцарилась в комнате…
На дорожке, посыпанной мелким гравием, остались глубокие следы от ее тяжелых башмаков. Она миновала высокую зеленую изгородь и увидела свой ненаглядный маленький «Фольксваген». И тут же услышала лай Серены, а подойдя ближе, увидела, как собачонка отчаянно барабанит лапками в заднее стекло. Луз открыла дверцу, толкнула вперед переднее сиденье и дотянулась до Серены, чтобы взять собачонку на руки. Но крохотное создание моментально встало на дыбы. Серена задрала головку, а ее глазенки-бусинки зажглись недобрым светом. Только еще не хватало перепугать до смерти эту тщедушную тварь!
– Уж больно ты злая для своих габаритов, – вяло пошутила Луз и погладила собачку по голове, осмелившись коснуться ее только кончиками пальцев. Серена затряслась всем своим субтильным тельцем в очередном приступе злости, смешанной со страхом. Луз прошлась рукой по худенькому тельцу с выпирающим позвоночником и хрупкими ребрышками и стала ласково уговаривать собачонку: – Ты перепугана, да? Не понимаешь, что происходит? Вся твоя жизнь в одну минуту перевернулась вверх дном. Какая-то незнакомая тетка за шиворот вытаскивает тебя из твоего дома, куда-то тащит, бросает в какую-то машину, а потом везет бог знает куда! Понимаю. – Луз устало улыбнулась и еще раз погладила Серену по спинке. – Я тебя понимаю, как никто! Поверь мне.
Неожиданно для себя Луз наклонилась и чмокнула собачку в макушку. И страшно удивилась, когда та в ответ лизнула ее в лицо.
– Ну вот, кажется, мы и нашли общий язык, – усмехнулась она и погладила собачью мордочку, а потом потрепала собаку под подбородком. – Давай немного прогуляемся, ладно?
Она взяла собачку на руки и вынесла ее из машины на свежий воздух, затем отнесла на травку, посадила и стала ждать. Но собачонка не двинулась с места, а лишь уставилась на нее и вопросительно подняла лапку, словно пытаясь узнать, что же ей делать дальше. Луз рассмеялась, хотя смех получился похожим на всхлип. Она наклонилась, снова подхватила собачку на руки и уткнулась в ее мягкую шерстку на спине.
– Если бы ты только знала, как я хочу спать! Давай сейчас вместе завалимся на заднее сиденье и поспим хоть немного, – пробормотала она сонным голосом. Господи, куда ее занесло! Что она здесь делает? Ведь она же не собиралась брать на себя ответственность за Офелию. Или тем более за ее четвероногую любимицу. Тут бы бог дал силы о самой себе позаботиться!
Луз осторожно посадила Серену обратно на заднее сиденье и забралась за ней следом. Смахнула в пластиковый пакет для мусора обертки от леденцов, которые Офелия грызла всю дорогу, видимо, помогая себе держаться при схватках, пустые стаканчики и прочий мусор. Потом открыла окно, впуская в салон чистый воздух. Серена, на седьмом небе от счастья, что теперь она не одна и у нее появилась компаньонка, радостно прыгала и все норовила лизнуть Луз в лицо, негромко при этом порыкивая, так что было похоже, будто она разговаривает. Сердце Луз растаяло от столь пылкого проявления бескорыстной собачьей любви. Чего-чего, а любви ей сейчас действительно отчаянно не хватает. Она чертовски устала, можно сказать, силы оставили ее окончательно. Однако в глубине души Луз понимала, что причина ее дурного настроения кроется совсем в другом. Она взбила подушку и положила ее под голову, свернулась калачиком, а Серена пристроилась ей на живот, одной рукой она прижала собачонку к себе, вторую опустила вниз, туда, где на полу стояла коробка с прахом, и прикрыла ее рукой.
Спать хотелось отчаянно. Но, как она ни пыталась смежить веки плотнее, в сознании продолжали упорно крутиться слова, брошенные Маргарет, можно сказать, мимоходом. Особенно одно слово: бастард.
У Луз было счастливое детство. Бабушка сумела создать для нее атмосферу любви и полнейшего комфорта во всем. И все же даже в самом раннем детстве Луз смутно догадывалась, что она не такая, как остальные дети. Вначале она думала, что это из-за того, что мама ее умерла. Но сегодня слова Маргарет напомнили ей один эпизод из ее школьных лет, который она до поры до времени старательно запихивала в дальние уголки памяти. Ей было тогда лет десять, не больше. Двое соседских мальчишек, Луис, противный такой парень с выступающими вперед, похожими на клыки зубами, и толстый увалень Карлос с карманами, вечно набитыми леденцами, при виде Луз вдруг стали тыкать в нее пальцами и издевательски кричать:
– А мы знаем, кто ты! Знаем, знаем – bastarda!
Тогда Луз не знала, что означает это слово. Вернувшись домой, она первым делом схватила бабушкин английский словарь и уединилась с ним в своей комнате, плотно прикрыв дверь. Словарь давал несколько значений непонятного слова, но каждое предварялось пометой: «оскорб.», «ругат.»… Трясясь от обиды, она водила пальцем по строчкам, пытаясь вникнуть в смысл словарной статьи. А когда наконец закрыла словарь, то уже точно знала, почему мальчишки дразнили ее, а не Марию-Елену или Кармен.
Бабушка ей рассказала, что отец бросил их с матерью еще до того, как она появилась на свет. Но тогда Луз не нашла в этом ничего предосудительного. Сегодня многие родители разводятся или живут врозь. А потом мама умерла. Но что позорного может быть в том, что человек умирает? Позор заключался в другом. В тот день до нее дошло, что ее родители никогда не состояли в законном браке.
Оскорбительное выражение! Помнится, эта фраза из словаря впилась в ее детское сердечко словно клещ, оставив глубокую рану. Впервые в жизни она осознала, какую власть имеет слово над человеком и как больно может оно ранить душу. Соседские негодники мимоходом мазнули грязным словцом по лицу, а оно взяло и запало и в память, и в сердце. Как же все плохо! Как грязно, ужаснулась она тогда, чувствуя, как от омерзения у нее сводит живот. Они словно заклеймили ее навечно этим позорным словом: bastarda.
Прошло несколько недель, прежде чем Луз собралась с духом и рассказала всю историю бабушке. Они сидели в гостиной, бабушка в своем любимом кресле проворно перебирала длинными спицами, мелодично позвякивающими при каждом ее движении, и одновременно смотрела вполглаза какую-то телевизионную передачу. Но вот спицы повисли и замерли в воздухе. Бабушка отложила вязанье и выключила телевизор. А потом долгим взглядом посмотрела на личико внучки, словно пытаясь по ее глазам понять, сколько страданий, обиды и боли пришлось ей перетерпеть из-за одного-единственного слова. Помнится, бабушка усадила ее к себе на колени, и Луз с готовностью прижалась к ее груди. А когда бабушка заговорила, ее голос вибрировал от избытка любви и нежности:
– Солнышко мое, ты помнишь, как несколько недель тому назад ты позвала меня в сад? Ты обнаружила там куколку, из которой выступала какая-то странная жила, похожая на нить. И ты сразу сообразила: что-то с этой куколкой не в порядке. Ведь так, моя дорогая?
Луз молча кивнула, подтверждая, что помнит.
– Все куколки, когда они появляются на свет, очень красивые. Такие ярко-зеленые, похожие на нефрит, с блестящими золотистыми крапинками по всей поверхности. Они похожи на изысканные ювелирные украшения, сделанные рукой самого Господа. Но иногда, к сожалению, случается непредвиденное. Какой-нибудь крохотный паразит внедряется в тельце гусеницы еще до того, как она превращается в куколку, и начинает там делать свое черное дело. Самое гадкое в этом, что до поры до времени он ничем не выдает своего присутствия в организме, а результаты его разрушительных действий проявляются только тогда, когда начинается процесс формирования куколки. Бедняжка куколка, зараженная инфекцией, появляется на свет уже не такой красавицей, как ее подружки. Она имеет грязно-коричневый цвет, кожа покрыта какими-то пятнышками, и по виду она напоминает изъеденный червями плод. А этот паразит внутри нее продолжает расти и жиреть. И так продолжается до тех пор, пока он не убивает куколку окончательно, так и не дав ей превратиться в прелестную бабочку и взлететь в небо. Вместо же бабочек на свет появляются всякие вредные летающие насекомые, которые гнездятся в червях.