Бриллианты из подворотни - Александр Войнов 8 стр.

Прибыль «станки» давали небольшую, но стабиль­ную. Шлихт никому не платил. Ему не нужна была «крыша», и все, что зарабатывали «станки», достава­лось Шлихту и его людям. Авторитетов для него не су­ществовало.

Корж

Единственный, с кем Шлихт считался, был Корж. Это был вор в законе, прошедший весь ад Колымы. В свое время был соратником идеолога воровского движения Бриллианта. Он до конца своих дней строго придержи­вался воровских традиций. Сейчас таких воров называ­ют нэпманскими. Нэпманские воры не стремятся к богат­ству и почестям. Живут скромно и тихо, помогают тем, кто обращается к ним за помощью.

Корж жил за городом в маленьком доме, на люди показывался редко, но к нему часто приезжали и проси­ли помощи и совета. Он не отказывал никому.

Посвящал в воры Корж мало и неохотно. За все вре­мя он крестил только одного и двоих поставил на поло­жение вора.

В его сферу влияния попадали не только блатные. На последнем дне рождения Коржа, который отмечали в за­городном ресторане «Лесная сторожка», присутствовал крупный предприниматель, владелец частного авторын­ка. Это был толстый мужик лет под пятьдесят, явно не страдающий отсутствием аппетита. Рядом с ним сидела пышногрудая блондинка, одетая в дорогое вечернее пла­тье. Когда он произносил тост, то часто запинался, пере­ходил с русского на украинский, и его речь трудно было назвать литературной.

Позже, став за какие-то заслуги депутатом Верхов­ной Рады, он поработал над своей лексикой. Его речь тек­ла легко и свободно.

Последнее время Корж тяжело болел. Умер он в кон­це декабря, немного не дотянув до восьмидесяти. Воров­ское движение в городе сразу пошло на убыль. Переста­ли «греться» зоны. «Смотрящий» города под ментовским прессом сложил свои полномочия. В противовес воров­скому, начало активизироваться бандитское движение, возглавляемое бывшими спортсменами и всякими сомни­тельными личностями. Владелец авторынка перестал да­вать деньги в общак, сдал ментам «смотрящего» авторын­ка по кличке Минвод с его людьми, который помогал ему в жесткой борьбе с конкурентами, и стал баллотировать­ся в Верховную Раду.

Шлихт вел финансовую сторону похорон. Одиночки давали по сто долларов, представители группировок — по несколько тысяч. За два дня у него собралась крупная сумма. По агентурным данным, за этими деньгами нача­ли охотиться менты. В день похорон к нему подошел бан­дитский авторитет и, дав пятьсот долларов, сказал:

— Ты меня в список не пиши. Мне сон приснился, что на кладбище, возле могилы Коржа, вы все лежали на сне­гу, а вокруг менты с автоматами.

Дважды Шлихту повторять это было не надо. Он по­ставил свою машину на самое видное место, посадил в нее человека, похожего на себя, одетого в его дубленку, меховую шапку и спортивный костюм. А сам, переодев­шись в его куртку и спортивную шапочку, на непримет­ной старенькой шестерке поехал в сторону, противопо­ложную от кладбища.

При всем уважении к Коржу Шлихт не присутство­вал на его похоронах. Главное было спасти общаковые деньги.

Приехав в ресторан Ф-1, где были накрыты столы для поминок, он закрыл деньги в сейфе в кабинете директора и стал ожидать братву. По его подсчетам, все должны были собраться часа в четыре. Но он ошибся. Первые машины подъехали около восьми. После похорон Коржа на выезде из кладбища всех задержали менты. Кладбище было оцеплено омоновцами. Задержанных доставили в городское отделение милиции. Формальным поводом была проверка документов. Особое внимание уделялось кавказцам и иногородним.

Руководил операцией начальник уголовного розыс­ка города. Не прошло и года, и его, не смотря на звание и заслуги, уволили из органов. Ни от чего нельзя быть за­страхованным. В жизни бывает много неожиданного.

Как-то в молодости один мент отправил Шлихта на больничную койку с травмой живота. Прошли годы, мент спился, и его выгнали из милиции. Когда он был ментом, не мог сложить себе цены, а теперь стал никем. Шлихт в это время руководил «станками» и был в полном порядке.

Шлихт увидел его около пивного бара и с трудом уз­нал в этом опухшем пьянице своего старого знакомого. Зла на него он уже не держал.

«Прости нам долги наши, яко же мы прощаем долж­никам нашим»,— вспомнил он слова молитвы.

Шлихт подозвал одного из своих бригадиров и сказал:

— Будешь каждый день из моей доли давать этому человеку деньги на стакан водки и закуску.

Общаясь с законными ворами Психом, Коржом, Ни­колаем Круговым по кличке Круг, Шлихт интересовался историей воровского движения.

До революции воров в законе не было. Тогда были преступные авторитеты, вокруг которых группировались жулики помельче. Часто их звали «Иванами». Но идеи, объединяющей преступников в воровское братство, не существовало.

Родилась идея сразу же после революции в недрах ГУЛАГа в ответ на беспредел чекистов. В стране, охва­ченной красным террором, где не было ни конституции, ни закона, создалась благоприятная среда для возникно­вения идейного воровского движения в противовес госу­дарственному беззаконию, когда судьбы людей решал не суд, а «тройка» чекистов, и постепенно складывался за­кон воров. Вначале он в большинстве своем состоял из запрещающих положений. Ворам запрещалось идти на контакт с ментами и лагерной администрацией, запреща­лось работать, иметь прописку, семью, вести оседлый образ жизни и служить в армии. Косо смотрели, если вор принимал наркотики. Звания вора за это не лишали, но авторитет вора-наркомана падал. Его слово на сходке не было решающим.

До войны, во времена стройки Беломорканала, во­ровское течение отличалось особым консерватизмом, и к ворам предъявлялись очень жесткие требования. Могли «дать по ушам», то есть лишить звания вора только за чтение книг и газет. Не разрешалось разговаривать литературным языком. Приветствовались «феня» и жар­гонные обороты речи. Однажды на сходке в порту Ва-нино нашлась светлая голова. Один из авторитетных во­ров сказал, что настоящий законник должен быть лиде- л ром. Для этого нужны ум и эрудиция. Необходимо быть всесторонне развитым, разбираться во всем. И так как вор в любую минуту мог стать третейским судьей, нуж­но было уметь принимать правильные решения. Ну, а главное условие для вора в законе это то, что он должен был воровать.

В тридцатые и сороковые годы движение воров в законе было задушено и тлело только где-то в недрах колымских лагерей. Воров со всего Севера свозили в Крытые тюрьмы и под страхом смерти заставляли да­вать подписку, в которой они отказывались от воров­ского образа жизни. Неотказавшимся продлевали срок до бесконечности. Вследствие этого ряды воров силь­но поредели.

В послевоенные годы лагерной администрацией была спровоцирована война между ворами и «суками», целью которой было уничтожение воров. Зоны делились на во­ровские и «сучьи». На «сучьих» зонах власть была у зе­ков, идущих на поводу у ментов. Бывало, что на «сучью» зону в три тысячи человек загоняли этап из ста воров. Шла резня. Перевес был у «сук». Воры гибли. Их остава­лось все меньше и меньше.

Лилось много крови потому, что высшей меры, то есть расстрела, не было. За убийство в лагере давали «четвер­так». После выхода указа «Кровь за кровь», предусматривающего смертную казнь за убийство, резня прекрати­лась. К этому времени воров осталось очень немного.

Вор в законе Николай Круг, карманник-профессио­нал, с которым Шлихт прошел немало дорог, был най­ден в подворотне с перерезанным горлом.

Пусть ему земля будет пухом.

Менты

Милиционеры романтики, жаждущие бороться

со злом во имя добра.

Менты — профессионалы-практики, смелые и

решительные люди.

Мусора карьеристы, ради звездочки готовы

предать и своих, и чужих.

Служителей закона Шлихт подразделял на три категории.

Первая — милиционеры. В основном это выпускни­ки высших учебных заведений, только что получившие погоны лейтенанта, полные милицейской романтики и желания бороться со злом во имя добра. У них еще нет ни жены, ни детей, которых надо материально обеспечивать, и они хотят дослужиться до генерала. Как все молодые люди, они максималисты, не признают компромиссов и поэтому опасны.

Вторые — менты. Чаще всего звание у мента колеб­лется между старшим лейтенантом и майором. Мент — это практик. Он знает и умеет многое. В своем деле он профессионал. Он владеет информацией о предполагае­мых преступниках и о своих сослуживцах, но старается ее не разглашать. Любимый способ мента добывать ин­формацию — вербовка осведомителей. Своих осведоми­телей он держит в тайне, даже от начальства, считая их своей собственностью. Яркими представителями ментов являются работники уголовного розыска. В большинстве своем это смелые и решительные люди. Менты любят водку, баб, ездят на дорогих машинах и внешне часто напоминают бандитов.

Третья категория — мусора. Мусор может быть в любом звании, от лейтенанта и выше. Основная цель его — карьера. Ради звездочки он пойдет по головам, сда­вая своих и чужих. Мусора часто оказываются наверху, потому что их основные качества — целеустремленность и беспринципность.

Наблюдая за всеми категориями, Шлихт задумывал­ся, кто на кого больше влияет: менты на преступников или преступники на ментов. Очень часто служители за­кона перенимают у преступников их субкультуру. В их лексиконе, нередко слышатся жаргонные выражения. С годами общение с жуликами накладывает на них неиз­гладимый отпечаток.

Очень сильно это просматривается на зоне. Менты подсознательно придерживаются тех же правил поведе­ния, что и зеки.

Однажды хмурым осенним утром Шлихт видел, как офицер — дежурный помощник начальника колонии (ДПНК) — насильно хотел поставить зека в одну колон­ну с опущенными. Была утренняя проверка. Вся зона по-отрядно выстроилась на плацу и молча наблюдала, как холеный, наглаженный офицер пытался затолкать худо­го, озлобленного зека в кучу к «петухам». Зек упорно не хотел на «петушатню». Для него это было равносильно моральной смерти. Став в один ряд с «петухами», он сра­зу же становился неприкасаемым. Никто не знал, чем он провинился, но это была «высшая мера», и ДПНК хотел привести ее в исполнение.

Мент орал на зека и приказывал встать в строй к от­верженным, обвиняя его в чем-то. Шлихт не слышал, как оправдывался зек, но последняя фраза, долетевшая до него, была:

— Ты что гонишь, начальник.

— Лучше гнать, чем быть гонимым,— ответил офицер. И, подозвав пальцем войсковой наряд, приказал: — В ШИЗО. Пятнадцать суток.

Через три дня все узнали, что зек умер от потери кро­ви, вскрыв себе вены. А через несколько лет ДПНК отре­зало обе ноги. Он попал под поезд.

Задумываясь, кем лучше быть: угнетателем или угне­тенным, как лучше поступить: отомстить самому или по­ручить отмщение Провидению, Шлихт вспомнил слова из Святого письма: «Мне отмщенье. Аз воздам».

Увертюра удачи

Как-то возле большого кувшина с уксусом,

который символизирует жизнь, встретились

три мудреца: Будда, Конфуций и Лао-Цзы.

Все трос опустили палец в кувшин и

попробовали уксус. Будда сказал: «Горький»,

Конфуций: «Кислый», а Лао-Дзы: «Сладкий».

Учись находить приятное во всем.

Деловое предложение

Прошли годы. С Севой Шлихт не виделся около два­дцати лет. По. изредка доходившим до него слухам, дела у Севы шли нормально. Он жил в Москве, на Кутузов­ском проспекте у него была пятикомнатная квартира, ез­дил на джипе, поддерживал отношения с депутатами и ворами в законе.

Шлихту хвастаться было нечем. После очередной от­сидки он осел в небольшом городке и вел полуспартан­ский образ жизни, уделяя почти все свое время йоге и спорту. Он был спортоман. Всех людей, занимающихся спортом, он делил натри категории. Первая — это люди, тренирующиеся для поддержания формы. Вторая — это те, кто выступает на соревнованиях. И третьи — это спортивные «наркоманы», которые получают удоволь­ствие от нагрузок, как наркоман от наркотиков. Они мо­гут тренироваться каждый день по несколько часов и не уставать, развивая при этом сверхсилу и поразительную выносливость. Спортоманы обладают железным здоро­вьем и не признают возраста.

Жил он небогато, но и не бедствовал. К трудностям нашего времени относился по-философски, считая, что как бы мало он не имел — это всегда больше, чем ему необходимо.

Однажды он увидел Севу, стоящего у его подъезда. Тот почти не изменился. Только немного потолстел и по- в лысел. А в остальном это был все тот же Сева, и все так же напоминал батьку Махно.

— Нашу встречу надо отметить,— предложил Сева после крепкого рукопожатия.

Вскоре они сидели в тихом полупустом баре.

— Что будешь пить? Как всегда, коньяк? — спросил Сева.

Шлихт отказался.

— А я выпью,— сказал Сева.— Выпью за успех наше­го дела. Я к тебе с деловым предложением.

И стал рассказывать, что десять лет назад, за Поляр­ным кругом, исчез вертолет, перевозивший партию ал­мазов. Его долго искали, но так и не нашли.

— Я знаю, где груз и у кого,— подытожил Сева,— тебе нужно забрать алмазы и доставить их на Большую землю.

Предложение было заманчивым, но Шлихт не спешил соглашаться.

Необходимо было взвесить все за и против. Послед­нее время он часто думал, что пора переменить образ жизни. Но для того, чтобы сделать это безболезненно, нужна была материальная база, которая давала бы уве­ренность в завтрашнем дне. С этой точки зрения предло­жение Севы было как нельзя кстати. Но, с другой сторо­ны, Шлихт понимал, что это дело могло закончиться не так радужно, как хотелось бы. В общении с такими людь­ми, как Сева, Шлихт придерживался трех правил: «Не верь, не бойся, не проси».

Шлихт не верил Севе только потому, что не верил никому вообще. Севу он не боялся, но относился к нему с осторожностью, считая, что ничего не бояться только дураки. Ну, а просить Шлихт ничего не собирался. Ему была нужна его доля.

— Для того, чтобы дать тебе полную информацию, мне необходимо твое принципиальное согласие,— пре­рвал ход его мыслей Сева.— Получив его, можно обсу­дить сумму гонорара.

Шлихт молчал...

— Молчание — не самая вежливая форма общения,— сказал Сева недовольно.

— Бывают ситуации,— ответил Шлихт,— когда луч­ше подольше помолчать и только показаться идиотом, чем сказать несколько слов и сразу же развеять все со­мнения на этот счет.

И, помолчав, спросил:

— Какая моя доля?

— Ты не в доле,— строго ответил «батько Махно».— Ты будешь работать по контракту. И если все будет нор­мально, получишь двести тысяч «зелени». Даю на разду­мье одни сутки. Завтра здесь, в это же время.

На следующий день Сева выдал Шлихту аванс и ис­черпывающую информацию. И тогда Шлихт понял, по­чему Сева обратился именно к нему. Да, с точки зрения Севы, Шлихт подходил для этого дела по всем статьям.

Во-первых, Сева ему доверял. Во-вторых, он был хо­рошо подготовлен физически. В-третьих, у него был опыт жизни на Севере. Все это учитывалось, но не было реша­ющим. Узнав, у кого находятся алмазы, Шлихт все по­нял. Он был знаком с этим человеком. И от того, как сло­жатся их отношения при встрече, воспримет ли он Шлих­та как старого знакомого, зависит успех всего дела.

Исчезновение

Для начала Шлихт решил исчезнуть. Утром он отпра­вился в морг, находящийся недалеко от железнодорож­ного вокзала.

Зайдя во двор этого печального заведения, Шлихт увидел маленького лысого мужичка в халате, который когда-то был белым. Он стоял у открытых дверей и что-то жевал.

— Здорово, земляк,— сказал Шлихт,— нужна твоя помощь. Такая беда случилась. Муж сестры запил и про­пал из дома. Уже неделю как нету. Обзвонили все боль­ницы, все без толку. Случайно к вам не попадал? — И назвал первую попавшуюся фамилию.

Мужичок перестал жевать, сплюнул и сказал:

— Такого нэ було. Но неизвестных трое имеются. Пошли покажу.

Они спустились в подвальное помещение. В нос уда­рил резкий запах формалина. Вдоль стены на полках ле­жало с десяток трупов с биркой на ноге. Шлихт подошел к ним и стал внимательно рассматривать.

— Это не ти,— сказал прозектор,— эти планови. Бесхозни на полу, пид рогожей.

Он подошел в угол и сдернул рогожу с трех мерт­вецов.

— Вот воны, голубчики. Вси як одын с вокзала. Бом­жи. Мрут, як мухы.

И, тяжело вздохнув, добавил:

— Возни з нымы много. А ниякого прибутку.

Шлихт понимающе кивнул.

Из всех троих только один представлял для него ин­терес. Это был высокий, темноволосый мужчина лет со­рока пяти. Он явно был у «хозяина» и в графе «особые приметы» у него значился крест, выколотый на груди. Это было все, что ему нужно.

— И сколько лежат бесхозные?—спросил он прозектора.

— По закону симь днив. Если нихто из ридни не забере, то хороным за счет казны. Опять же збытки.

Шлихт достал кошелек и, дав ему десятку, вышел на свежий воздух.

Через два дня дальняя родственница Шлихта, обзво­нив все больницы, обратилась к участковому инспектору по поводу его исчезновения. Это не дало результатов. Тогда она объехала все морги. В одном из них, назвав особые приметы, опознала Шлихта. Взяв в морге справ­ку о смерти, она отнесла его паспорт в городское отделе­ние ЗАГСа и, получив разрешение на похороны, скром­но похоронила покойника на местном кладбище.

Дорога

Шлихт достал из тайника коробку с набором запас­ных документов и внимательно их просмотрел. Здесь было все необходимое. Паспорт, военный билет, водительское удостоверение и загранпаспорт с консульской визой – все в идеальном порядке.