Если бы знать, что сейчас творится в самом Китоне… Выберемся – узнаем, привычно пообещал себе Суно.
Китон вот уже двадцать два года выплачивал Ларвезе ежегодные контрибуции и вел с ней вынужденную торговлю. Его жители хранили верность своим старым обычаям, изысканным церемониям, утонченному и запутанному этикету. Изделия их ремесленников издавна славились дивным изяществом, междоусобные стычки и казни пугали неумеренной жестокостью. Если произведения их изобразительного искусства на внешнем рынке ценились, то литература китони для большинства людей была чужда и непонятна – говоря попросту, галиматья. Принадлежи они к человеческой расе, возможно, удалось бы хоть отчасти привить им идеалы просвещенного мира, но что взять с нелюдей? Правильно – серебро и шелк. Тоже немало, ради этого и войну в свое время затеяли.
Раньше у китони были могущественные маги, но к концу войны Светлейшая Ложа их истребила. Правда, не всех. Кое-кому удалось спастись. Ответный удар?
Или не стоит искать злоумышленника среди простых смертных?
Китони считают, что почитать надо всех богов, какие ни сыщутся. Хотя бы из вежливости. Пантеон у них обширный, и помимо тех божеств, которых признают (или отрицают из воинствующего безверия) остальные обитатели Сонхи, он включает в себя некоторые высшие сущности, специфические для Китона.
Духи предков-родоначальников, которым молятся и приносят жертвы. Когда шла война, на их алтарях убивали захваченных в плен солдат Светлейшего войска, и ходят слухи, что там до сих пор время от времени совершаются человеческие жертвоприношения. Ложа посылала тайных дознавателей, но никаких подтверждений тому не нашла.
Живущий на небе Солнечный Паук, который, по их поверьям, соткал весь мир. Китони считают его воплощением Творца, хотя любой просвещенный жрец вам объяснит, что Великий Творец ушел, оставив Сонхи на попечение Стража Мира и своих детей – Кадаха Радетеля, Тавше Милосердной, Акетиса Умиротворяющего, Зерл Неотступной, Ланки Хитроумного и остальных. Утверждать, что Он обернулся пауком, что солнце ползает по небу, перебирая сияющими мохнатыми лапами, – ересь несусветная. Уж лучше согласиться с молонскими коллегами, которые полагают, что время богов истекло и теперь власть над миром всецело принадлежит людям, младшим детям Творца.
Тейсу, изображаемый в виде крылатого чудища, подозрительно похожего на демона Хиалы. То ли создатель расы китони, то ли, по другой версии, он в незапамятные времена наткнулся на их полудиких предков, проникся расположением и взял новых знакомых под свое покровительство. Нет никаких свидетельств тому, что это реальное существо. Либо китони его придумали, либо он давным-давно сгинул, исчез, впал в беспробудную спячку, но его фигурки, вырезанные из нефрита или халцедона, стоят у них на домашних алтарях рядом с серебряными куклами родоначальников.
Не Носящая Имени. Обитает в недрах Унских гор и выходит на поверхность при лунном свете, хотя безлунные ночи ее тоже вполне устраивают. Ее стараются задобрить подношениями – куриными яйцами, речным жемчугом, бумажными лентами с написанными каллиграфическим почерком хвалебными стихами, кусками сырого мяса. Все это складывают в особую деревянную чашу и оставляют подальше от жилых домов, чтобы она не заглянула в гости, так как всех, кто ее увидит, охватит смертный ужас. Не Носящую Имени просят о содействии в делах, требующих долгого ожидания или сохранения тайны. На рисунках и гравюрах ее изображают в виде неясного темного силуэта. Вывод исследователей Светлейшей Ложи: по всей видимости, она существует и может оказывать некоторое влияние на события, происходящие в неустановленном радиусе от места ее обитания.
Простирается ли ее влияние на Мезру, отделенную от Китона широкой полосой ничейных заболоченных земель? И имеет ли она какое-то отношение к текущему безобразию? Вроде бы Суно не попадалось сведений о том, что Не Носящая Имени плодит умертвия или помогает отомстить неупокоенным духам.
В Ложе наверняка хоть что-нибудь да знают, но у Суно не было сил на обмен мыслевестями с находящимися в Аленде коллегами.
На следующий день Джефройм умер. На ходу. Хеледика первая заметила, что с ним что-то не так: идет, мерно переставляя ноги под действием заклинания, а голова свесилась на грудь и мотается, как у марионетки.
Орвехт с самого начала понимал, что вряд ли удастся парня спасти, Чевальд тоже смотрел на вещи трезво, а для девчонки это стало потрясением. Тело сожгли, натаскав побольше сушняка: закапывать нельзя, после таких ран недолго нынче же на закате выбраться из могилы ходячим мертвяком.
Погода по-прежнему стояла сухая и безветренная, словно даже великие псы обходили эту землю стороной, не желая соприкасаться со здешней заразой.
Без Джефройма они пошли быстрее, но еще долго их преследовал тяжелый запах гари и паленой плоти. Из-за дальних холмов опять донесся нарастающий, а потом замирающий шум: поезда пока ходят, лишь бы этот не оказался последним. Впереди виднелась деревня, россыпь светлых домиков посреди коричневатого с прозеленью пространства – словно безнадежно потускнелая картина, написанная несколько столетий тому назад.
Хорошо бы раздобыть там еще вина. А лучше воды, но на такую роскошь рассчитывать не приходилось. Губы у всех троих потрескались, глаза ввалились, и со стороны они сами напоминали умертвий – любой встречный испугается… Однако пугаться было некому, навстречу никто не попадался.
Эта деревня понравилась Суно еще меньше, чем вчерашняя усадьба. Из той он еле ноги унес, а отсюда… Но через нее тянулась дорога, прямо по главной улице.
После Принихума гостиниц и трактиров они сторонились, как нежить огня. Вино нашлось в лавке под вывеской «Бакалея матушки Нелинсы». Некрепкое, в самый раз промочить горло.
Улица пестрела разбросанной одеждой. Издали казалось, что на пыльных узких тротуарчиках ничего нет, кроме тряпок: чтобы увидеть стыдливо съежившиеся морщинистые мумии, надо было подойти ближе.
– Там кто-то висит! – остановившись, испуганно сообщила Хеледика, осмелевшая до того, что на несколько шагов обогнала магов.
Орвехт и Чевальд мигом оказались с ней рядом. В боковом проулке, уводящем к сараям, за которыми сквозила зелень сада, меж двух беленых стен поблескивала в воздухе громадная прозрачная капля, и внутри, как насекомое в янтаре, застыл крухутак. Похоже, тот самый, с которым разговаривал Суно. Мертвые глаза птицечеловека закатились, мослы рельефно выступали под синюшной кожей, на клюве запеклась кровь. Вокруг повисли серые пушинки и растрепанные черные перья.
Не пошла ему впрок смерть Клойсима. Насытившись, он сбежал из Принихума, справедливо полагая, что от рассерженных магов стоит держаться подальше, но не смог спастись от китонской нежити, даже крылья не выручили. А если бы, вместо того чтобы упереться со своими загадками, сразу рассказал Орвехту, в чем дело, – уж он-то знал, крухутаки все знают! – глядишь, и уцелел бы… Но представителям волшебного народца не дано перешагнуть через свою суть: свободы у них куда меньше, чем у людей. Крухутак может поделиться информацией без игры в загадки, если он тебе крепко обязан – для этого надо спасти ему жизнь или что-нибудь еще в этом роде. В остальных случаях, хоть все вокруг лети в тартарары, он будет помалкивать, пока не разгадаешь треклятые головоломки: таково Условие, которому подчиняются все до единого крухутаки мира Сонхи.
Суно об этом сейчас не думал. Его озадачило и ужаснуло другое: что здесь творится, что это за «капля»? Такого он раньше не видел!
– Ой… – снова пискнула Хеледика.
В угловом домишке слева от проулка дверь была открыта, и в темном проеме начала вспухать переливающаяся пленка, словно внутри кто-то надувал огромный мыльный пузырь. Суно запоздало ощутил присутствие магии, не похожей, впрочем, на все то, с чем довелось столкнуться здесь до сих пор. Не будь он так измотан, он бы засек эту гадость раньше.
– Идем отсюда!
Он попятился, привычно увлекая за собой девчонку, а Чевальд, вместо того чтобы последовать его примеру, остался на месте.
– Эй, пошли!
Молодой маг стоял истуканом, как зачарованный. Суно уже понял, что дело тут не в исследовательском зуде, дело совсем плохо, надо было сразу обоих хватать за руки и тащить, но кто же знал…
– Чевальд!
Тот не отреагировал. Орвехт ударил слабоватым, какое уж получилось, заклятием по выплывшему из дверей гигантскому пузырю, но это не помогло. Еще мгновение – и младший маг очутился внутри этой напасти, судорожно дернулся, а потом застыл повешенной на гвоздь безжизненной куклой. Пузырь вместе с ним невесомо оторвался от земли и повис возле дома, постепенно принимая форму капли.
Чевальд уже мертв. Добрых посмертных путей… Суно зашагал по дороге, волоча за собой Хеледику – бледную, с трясущимися губами, но так и не заплакавшую. Сдавленно бросил:
Чевальд уже мертв. Добрых посмертных путей… Суно зашагал по дороге, волоча за собой Хеледику – бледную, с трясущимися губами, но так и не заплакавшую. Сдавленно бросил:
– Не смотри по сторонам. Оно ловит взгляд.
Впрочем, больше им таких «капель» не попалось, да и по ощущениям это волшебство не имело ничего общего с трупным фоном «мошкары» или умертвий. Что-то совершенно другое. Не иначе, какой-то деревенский остолоп спер в Китоне магический артефакт, а армейские коллеги проморгали… Что вполне объяснимо и извинительно, если артефакт был «спящий». Ушлый воин не стал показывать свое приобретение знающим людям – не ровен час, отберут. В нарушение закона припрятал, привез домой. Небось держал на комоде среди других милых сердцу безделушек. Теперь оно проснулось – очевидно, по той же причине, которая придала сил духам обезглавленных китони, – и начало работать.
К железнодорожному полотну Суно с Хеледикой вышли на закате, когда тусклый небесный светляк, еле видный сквозь коричневатую пелену, уже почти дополз до холмов на западном горизонте и сумерки цвета гниющей кости затушевали перспективу. Холмы впереди, вопреки всему, слабо золотились, это казалось обещанием: надо еще немного потерпеть, сделать последнее усилие – и все будет в порядке.
Долго ждать не пришлось. Сначала послышался шум, потом вдали забрезжило сияние. Поезд приближался с нарастающим лязгом. Тягловый вагон украшала традиционная драконья морда, в потемках она казалась живой и гневно нахмуренной. Светились магическим светом глаза-плошки, отбрасывая на рельсы бегущие впереди блики.
Хеледика начала кричать и размахивать руками, Суно послал вагоновожатому мылевесть, но состав, не сбавляя ходу, с грохотом промчался мимо, обдав их запахом разогретого железа.
– Почему?.. – яростно всхлипнула песчаная ведьма, глядя вслед. – Сволочи, жабьи дети! Чтоб им самим…
– Замолчи! – Орвехт схватил ее за шиворот и грубо встряхнул, не позволив договорить.
– Почему? – Она повернула к магу искаженное, почти сумасшедшее лицо. – Они нас не взяли! Бросили здесь! Они жабьи дети…
– Незачем их проклинать. Они подчиняются параграфам должностной инструкции и распоряжениям Светлейшей Ложи. Мезру наверняка уже объявили закрытой территорией, но у нас нет другой железной дороги, соединяющей центральные области Ларвезы с провинцией Каслайна, где добывают полезные ископаемые. Товарные поезда по-прежнему ходят с усиленной магической защитой, и вагоновожатым приказано ни под каким предлогом не тормозить. Надеюсь, они и завтра будут ходить…
Усталый властный тон и обстоятельные объяснения сделали свое дело, девчонка начала успокаиваться.
– А что мы сделаем завтра? – сразу ухватив главное, спросила она сорванным голосом. – Завалим чем-нибудь рельсы, чтобы им всяко пришлось остановиться?
– Не поможет, их амулеты сметут завал. Тебе когда-нибудь приходилось прыгать с высоты второго этажа?
– Нет…
– А завтра придется. Тут есть место, где пути проходят в ложбине и можно спрыгнуть сверху на крышу вагона. Я тебя подстрахую. Главное, чтобы ты не струсила.
– Не струшу, – заверила Хеледика, утирая заплаканные глаза.
– Хорошо, тогда давай наберем веток, пока еще хоть что-то видно.
Костер развели неподалеку от железной дороги. Суно очертил защитный круг, уж на это остатка сил хватило, и поплотнее запахнул мантию, больше похожую на отрепье босяка, чем на официальное облачение мага Светлейшей Ложи.
Девчонка воробьем нахохлилась в своей курточке, подняв воротник и спрятав зябнущие пальцы в рукава. Она всю зиму прожила в Мезре, и в ее родной пустыне по ночам тоже бывает холодно, однако сказывалось истощение плюс все остальные мытарства последних дней.
Суно спать не собирался, при необходимости он мог несколько суток кряду обходиться без сна. Беспросветная мгла, окружавшая их со всех сторон, была тяжела и неподвижна, словно старый пыльный занавес. Орвехта это вполне устраивало: будет, знаете ли, куда хуже, если там что-нибудь начнет шевелиться.
– Постарайся выспаться, – посоветовал он Хеледике. – Завтра тебе силы понадобятся. Не бойся, мой круг никого не пропустит.
– Не хочется спать, – она мотнула головой, и длинная толстая коса, переброшенная через плечо, слегка дернулась. Ведьмовские глаза на осунувшемся личике казались громадными, как у нелюдских красоток на китонских рисунках. – Про маму с бабушкой все время думаю, как они там живут… Наверное, тоже про меня думают и беспокоятся.
– Они ведь тебя выгнали? – Суно взглянул на нее с интересом.
– Они не могли по-другому, как эти самые, которые в поезде. Идти на съеденье куджарху мне выпало по жребию, им было меня не отстоять, у нас тоже свои законы. Зато заперли кое-как, поэтому я из дома выбралась… Господин Орвехт, я вот сейчас только поняла, они ж могли так запереть и запечатать, что мне бы нипочем не уйти! А они… И когда прогнали меня, им тоже нельзя было иначе. Все равно бы мне в Мадре житья не стало. Из-за той девушки, которую отдали куджарху вместо меня… Я попала сюда в наказание, потому что нарушила волю богов, – она опять начала тихонько всхлипывать.
– Перестань кукситься, – строго сказал маг. – А то сбегутся на твой рев, сама понимаешь кто. Значит, мама с бабушкой тебя любят?
Она кивнула, несчастно хлопая мокрыми ресницами.
– Ну и хорошо, рад за тебя. Думаю, когда-нибудь ты с ними увидишься, а еще раньше сможешь им из Аленды послать весточку. А папу своего знаешь?
Для большинства людей такой вопрос равнялся бы прямому оскорблению – но не для песчаной ведьмы.
Исследователи Ложи предполагали, что те появились в результате связей между людьми и песчанницами – русалками пустыни, которые танцуют на барханах в знойном солнечном мареве или в прохладном звездном свете, словно прельстительные нагие видения, заманивая путников, чтобы потешить свою похоть, а после угоститься теплой кровью. Песчаные ведьмы, потомки людей и волшебных созданий, живут матриархальными общинами в нескольких деревнях на территории Мадры, а своих девушек, когда подходит пора, на оговоренный срок выдают замуж. В Мадре, как и во всей Суринани, процветает многоженство, и соплеменниц Хеледики чаще всего берут младшими женами или наложницами. По истечении срока ведьма возвращается в свою деревню, забрав с собой дочь. Если родится мальчик, он остается в доме отца, на него женская община не претендует. Бывает, что ведьма приживет ребенка от случайного проезжего человека, но это у них вроде бы осуждается, как проявление распущенности.
– Какой-то лавочник в городе Икам, я к нему пойти и не думала. Зачем я ему нужна?
«Не исключено, что он бы о тебе позаботился, кто знает? – усмехнулся про себя Суно со снисходительной грустинкой. – Но у тебя не то воспитание, чтобы рассчитывать на отцовскую поддержку».
– Не мучайся насчет воли богов, я ведь уже тебе говорил. Будь и правда на то их воля, тебя бы поймали до того, как ты, гм, успела избавиться от лишнего атрибута.
Хеледика озадаченно наморщила лоб, и Суно спохватился, что употребил непонятное ей книжное слово. Она выучилась бегло болтать по-ларвезийски, но словарный запас у нее невелик.
Спрашивать, что такое атрибут, девчонка не стала, вместо этого пробормотала понуро:
– Жребий-то выпал на меня – значит, их воля.
– А тебе не приходило в голову, что твоя встреча с теми пастухами тоже была предопределена волей богов? Не такие уж у вас многолюдные дороги, ты могла полдня идти и никого не встретить, а там бы и погоня подоспела. Кроме того, я сомневаюсь, чтобы Кадаху Радетелю или Тавше Милосердной было угодно, что людей отдают на съедение куджарху. Это суеверие и заблуждение. Светлейшая Ложа не одобряет человеческих жертвоприношений, и если бы Мадра была провинцией Ларвезы, мы бы положили этому конец, а с куджархом разобрались бы наши маги.
«Лицемерю, не без того, – это соображение тоже было грустным. – Не одобряет, как же… А что в таком случае можно сказать о Накопителях? Естественно, соображения безопасности превыше всего, но далеко не все из древних были могущественными монстрами, это единицы, поднявшиеся над общим уровнем, и считать их за норму – неверный посыл. Большинство тех, кого помещают в Накопители, ничем не превосходит «ущербных магов» Ложи: уровень выше среднего, но не повод для паники. Однако нам нужна их сила в чистом виде, поэтому мы приносим их в жертву, никуда от этого не денешься…»
– Господин Орвехт! – Голосок Хеледики оторвал его от скользких размышлений. – Куджарха нельзя убивать, чтобы никто не лез в Певчие скалы. Там есть Арка Воспоминаний, она особенная, и к ней нельзя никого пускать. Люди туда не ходят, потому что куджарха боятся.
– Что за арка?
– На верхушке скалы, высоко-высоко. Ее создали боги так давно, что даже реки тогда текли по другим руслам, и страны были не те, что сейчас, и еще жили на свете тролли, которые потом все превратились в камни. Говорят, кто-то из богов или даже сам Страж Мира – ну, в общем, кто-то очень важный – однажды заболел из-за того, что люди его убили, и все-все забыл. Из-за этого стало плохо, и наш мир начал увядать, как дерево в засуху. Тогда были печальные времена, но тот, который болел, все-таки выздоровел, когда ему пришлось сразиться с врагом, и все сделалось как раньше. А боги после этого между собой долго советовались и в конце концов решили: чтобы снова такого же не повторилось, пусть у нас будет Арка Воспоминаний. Кто под ней пройдет, тот разом вспомнит, кто он на самом деле, и вернет свою прежнюю силу – но это если он был в прошлом богом или великим древним магом. Скала крутая, как палец торчит, туда не всякий долезет, и спуститься оттуда без веревок ни в какую нельзя, шею сломаешь. А все равно иногда лазают, если куджарх в спячке, но еще не было такого, чтобы это кому-то впрок пошло.