– Сестрицы пласохи, крови хотите?
Долго ждать не пришлось. Лесных плакальщиц с кукольными человеческими головками на пернатых шеях слетелось полторы дюжины, не меньше. Личики у них были некрасивые и бледные, словно вылепленные из воска, на макушках топорщились венчики из перьев, а лапы оказались куда крупнее, чем у ворон, – толстые, шпористые, мощные, с устрашающими желтоватыми когтями. Ничего удивительного, подумалось Дирвену, если у них нет клювов, это должно чем-то компенсироваться… В таком количестве пласохи внушали страх. Хотя бояться нечего, его же амулеты защищают.
– Мне нужна ваша помощь: надо выследить в лесу тех, кого мы преследуем. За это я дважды угощу вас кровью – сейчас и потом, когда их поймаем. Вы согласны помочь, сестрицы?
Большинство ответило на предложение ведьмы невнятными птичьими возгласами и алчными стонами, но прозвучало в этом хоре и несколько скрипучих человеческих голосов:
– Согласны-согласны!..
Энга располосовала труп вдоль и поперек, чтобы выпустить наружу всю кровь. Пласохи набросились на угощение, толкаясь, словно куры, которым сыпанули пшена.
Дирвен тем временем отошел в сторону и принялся рыть могилу, ожесточенно орудуя трофейным разбойничьим ножом. Союзница присоединилась к нему. Копали молча, ведьма использовала какое-то заклинание, чтобы сделать почву мягкой и рыхлой, оставалось только выгребать ее пригоршнями из ямы.
Над прогалиной висел страшный и вязкий запах крови, смешанный с крепким духом птичника. Порой со стороны Лысой Прорвы налетали порывы ветра, уносившие зловоние, и тогда Дирвен с облегчением вдыхал полной грудью холодный сосновый аромат, но этого хватало ненадолго.
Энга надела перчатки из толстой облезлой кожи – не иначе, тоже разбойничьи. Повествуя о своих прежних подвигах, она, не теряя времени, повытряхивала барахло из котомок убитых бандитов и кое-что прихватила с собой. Признавая, что это был рациональный поступок, Дирвен ощущал смутное недовольство. Что ж, зато она девственница, за это девушке можно простить многое, даже неблагородные замашки.
Сам он работал голыми руками, хотя перчатки у него были. Земля набилась под ногти, кисти покраснели от холода. Энга не спрашивала почему и ничего едкого на этот счет не сказала. Возможно, поняла, что ему так нужно.
Пласохи вылакали все, что смогли, после этого одна из них, большая, как раскормленный старый индюк, обратилась к Энге:
– Кого надо найти и как ты расплатишься во второй раз?
Ее негромкий голос напоминал скрип сухого дерева, и в то же время сквозила в нем хищная ненасытность. Даже если бы Дирвен не видел, кто это говорит, сразу бы заподозрил, что не человек.
– Нам нужно догнать двух женщин, которые прошли здесь незадолго до нас. Вы их видели, вы же, сестрицы, все в лесу видите. Когда мы обеих поймаем, одна из них достанется вам – так же, как этот мужчина.
– Люди могут соврать, – заметила пласоха. – Чем поклянешься?
– Пес Дохрау свидетель, я не собираюсь вас обманывать. Сделаю, как сказала.
Пласохи возбужденно загомонили:
– Если так говорит – не обманет!
– Уже нас угостили, угостят еще раз…
– Сегодня хороший день…
– И сестрица хорошая, только разве это сестрица?
– Сейчас полетим и сразу их найдем, от нас не уйдут, не уйдут!
– Она такая же сестрица, как та лиса, которая повалялась сначала в меду, потом в перьях, да и полезла, хитрая, на крестьянский двор за курочкой…
– Не нас морочит, какая нам разница…
– Нас угостили…
– Полетели искать, сестрицы!
Пласохи снялись шумной вороньей стаей. На земле осталось несколько перьев и сплошь изрезанный обескровленный труп.
Дирвен посмотрел на Энгу. Та ответила задумчивым испытующим взглядом, потом улыбнулась:
– От волшебного народца ничего не скроешь. Да, я из другого мира, поэтому никому тут не сестрица, и они сразу это поняли.
– Я уже догадался. Давай похороним его.
Когда неглубокую могилу забросали землей, ведьма после приличествующей паузы сказала:
– Предваряя вопрос, который вертится у тебя на языке: в своем мире я не считалась высокой, я там была среднего роста, как здесь Нальва. Просто в Сонхи народ по сравнению с нами малорослый. Дома я не смогла бы запросто отволтузить мужика, а здесь – пожалуйста. Хоть смейся, хоть плачь…
– Плакать не надо, ты же все равно красивая, – с легкой неловкостью возразил Дирвен. – И ты не чрезмерно высокая, бывает же, что муж и жена одного роста. Главное, здоровенные каблуки не носи. Ты путешествуешь по мирам или возвратница?
– Решила попутешествовать, с первого раза угодила в Сонхи и теперь не знаю, как вернуться домой. Я здесь уже три года. Освоилась, подучилась… Занесло меня в Молону, хотя лучше бы к вам в Ларвезу. Давно собиралась сбежать через границу.
– В Ларвезе лучше, вот увидишь. Тем более ты мне помогаешь, Светлейшая Ложа это оценит. Думаю, ты сможешь рассчитывать на хорошее отношение, и тебе у нас понравится.
На лице у Энги мелькнуло странное выражение – знающее и безрадостное, словно перед ней ребенок, который по неведению лепечет утешительную ерунду, но ей-то известно, что дела обстоят намного хуже, чем ему кажется.
– Ты чего?
– Молона сделала меня пессимисткой. Мне и там поначалу понравилось, а потом оказалось, то еще жабье болото. Одно название, что доброжители. Хотя Нальва и в самом деле добрая, но похожих на нее не особенно много.
– Нальва под дланью богини, такой чести Тавше кого попало не удостоит, – согласился Дирвен. – Как называется твой мир?
– Артамирида.
– Никогда не слышал.
– А у нас про Сонхи ничего не слышали.
Разговор получился неожиданно доверительный, без обычных для Энги подначек, а потом вернулись пласохи, и вновь началось преследование.
Судя по всему, у ужасательниц был амулет, позволяющий определять стороны света, и они двигались прямиком на юго-запад. Догнать их до наступления темноты не удалось. Когда сгустились холодные серые сумерки, Дирвен с Энгой остановились на ночевку, набрав сушняка и очертив защитный круг. Пласохи исчезли. Без них было хорошо, а то они всю дорогу шумно хлопали крыльями, перепархивая с ветки на ветку, бормотали без умолку, порой издавали пронзительные плакучие вопли, и вдобавок одна из этих мерзавок посадила Дирвену на куртку зловонное белесое пятно, якобы нечаянно. В то же время стало боязно: вдруг они завтра утром не вернутся, как тогда искать в этой глухомани посланниц Ктармы?
– Никуда не денутся, – заверила Энга. – Они же хотят крови, но без нас будет им облом: террористок наверняка защищают от волшебного народца амулеты. Явятся, как миленькие.
Крики лесных плакальщиц доносились издали, к ним уже притерпелись, но потом во тьме раздался такой душераздирающий вой, что Дирвен невольно поежился. Пусть Энга думает, что от холода… Впрочем, видно было, что ее тоже пробрало.
– Он совсем рядом, – заметила ведьма.
– Это не он, это мы рядом. Он же вмурован в скалу, не может сдвинуться с места.
– Почему на перехват послали тебя, а не какого-нибудь старого опытного мага? – поинтересовалась она, когда вой затих.
– Магу к ним не подобраться. Их снабжают чем-то таким, что поворачивает магию против ее же обладателя. Мне объясняли. Я имею в виду наших магов, а ты, наверное, исключение, потому что пришла из другого мира. В Ложе тебя точно будут ценить, и ты хорошо устроишься. Нальва тоже, в Ларвезе лекарей под дланью Тавше меньше, чем в Молоне.
– Давай-ка спать, а то пласохи завтра утром как налетят – и последний сон досмотреть не дадут.
Последний сон Энга не досмотрела вовсе не из-за пласох. Или, может, наоборот, досмотрела – до такого конца, что лучше б вовремя разбудили. Она дернулась со сдавленным вскриком, и Дирвен тоже встрепенулся, решив спросонок, что на них опять напали.
Вокруг никого. Тлеют угли кострища, меж сосновых стволов все заволокло туманом. Ни птиц, ни Каменного Лиса не слышно.
– Ты чего?
– Мне приснилось, что ты меня утопил, – она криво усмехнулась. – На этот раз ты. В озере, вода которого похожа на зеркально гладкий черный мрамор.
– Быть того не может, – ошеломленно моргая, запротестовал Дирвен.
– Этот кошмар давно меня мучает. Не то чтобы каждую ночь, но часто. Кто-нибудь да утопит.
– Может быть, к тебе снаяна привязалась?
– Снаяна – к ведьме? Я бы давно ее отшила. А у тебя есть какой-нибудь личный кошмар?
– Ну да… Бабочки-мертвяницы. Знаешь, которые летают в сумерках – толстенные, мохнатые, как будто посыпаны серой мукой, а на крыльях пятнышки вроде черепа. В детстве я представлял себе, что они могут становиться громадными, и тогда у них появляются человеческие лица – словно такое лицо выглядывает из серого пыльного кокона, и это очень страшно. Ну, я же был маленький…
На середине Дирвен спохватился и засомневался, стоит ли сообщать о своем страхе ведьме, с которой знаком без году восьмица, однако договорил до конца. Может, и зря, но сказанного, как известно, не воротишь.
На середине Дирвен спохватился и засомневался, стоит ли сообщать о своем страхе ведьме, с которой знаком без году восьмица, однако договорил до конца. Может, и зря, но сказанного, как известно, не воротишь.
Перевязав сбившийся платок, Энга достала из котомки зеркальце и склянку, смазала себе лицо чем-то белым, похожим на кондитерский крем, особенно тщательно втирая это зелье в щеки, в подбородок и над верхней губой.
– А это что?
– Для красоты, чтобы кожа не обветрилась. Сама приготовила, по старинному рецепту, который откопала в библиотеке. Не хочешь попробовать?
– Мне-то зачем?
– Быстрее пройдет синяк, которым я тебя в «Трех шишках» оделила.
Он все же решился на эксперимент. Ведьма предупредила:
– Главное, веки не задевай, и брови тоже.
– А что тогда будет?
– Для бровей – ничего хорошего.
Это его насторожило. Но сама-то она этим снадобьем мажется… Вдобавок у него есть «Победитель ядов», защищающий от отравы во всяком виде.
Только успели позавтракать, появились пласохи. Без них блуждали бы наугад среди могучих сосен, лиственных зарослей и медленно тающего тумана. У посланниц Ктармы таких провожатых не было, и отрыв постепенно сокращался. Вдобавок Энга выяснила у «сестриц», что можно срезать путь – напрямик мимо Каменного Лиса, тогда будут шансы выйти ужасательницам наперерез. Глаза у нее так и вспыхнули: услышав вчера о Лисе, она вбила себе в голову, что должна на него посмотреть.
Другая новость не обрадовала: если верить пернатым плакальщицам, ущелья, который находятся к востоку от Мышиной горы, не такие уж и глубокие. «Ведьмина мясорубка» разнесет ближайшие скалы в каменную щебенку, и успеют ли Дирвен с Энгой отбежать достаточно далеко, после того как спихнут ужасательницу вниз, – это под большим вопросом.
«Сделаю это один, – решил Дирвен. – Я перехватчик, а она просто мне помогает. Перед этим отдам ей «Победитель ядов», как договорились. Неправильно же будет, если я заставлю ее наравне со мной рисковать… Да меня амулеты более-менее защитят, особенно если в нужный момент выставить «Каменный молот» – удар погасит удар, и меня эта дрянь не достанет. А ей скажу, чтобы смотрела издали».
Ощущение собственного благородства наполнило душу приятным теплом, Дирвен грустно и горделиво улыбался на бегу, пока его не хлестнуло по физиономии веткой. Он и вправду собирался так поступить, сознавая, что придется рискнуть, но в то же время не мог не думать о том, какое впечатление это произведет на Энгу, на учителя Орвехта, на Хеледику (ей потом обязательно кто-нибудь об этом расскажет), на одноклассников, которым в ближайшее время настоящие боевые задания не светят… В особенности на Энгу.
Перешли по камням ручей, и дальше началось царство скал, облепленных понизу кустарником. Кое-где наверху одиноко торчали сосны – низкорослые, с потрепанными жидковатыми кронами, непохожие на своих величавых лесных сородичей.
Полный невыносимой тоски вой, оглушительный, словно воют за ближайшим поворотом. Тебя словно пронизывает насквозь, и каждая жилка в твоем теле отзывается такой же тоскливой дрожью.
– Он здесь!.. Он вон там!.. – наперебой затараторили пласохи, когда эта жуть затихла. – Идите мимо него, и встретимся дальше! Мы там не полетим, мы не хотим!..
– Идем! – блеснула глазами Энга, слегка побледневшая, но заинтересованная.
Теснина выглядела мрачно: скальные стены, россыпь камней, нигде ни кустика, ни травинки – возможно, растительность здесь попросту увядала, не выдерживая завываний плененного демона.
Существо величиной с лошадь высовывалось из скалы до половины: часть туловища, узкая лисья морда, передние лапы. Грифельно-серая шерсть свалялась, как у больного животного, в глазах тлели безнадежные багровые огоньки.
На каменистой земле перед пленником валялись обглоданные кости. В теснине стоял густой смрад: пахло хворающим зверем, остатками гнилого мяса, тюрьмой, из которой нет выхода.
– Один испугался, другой сочувствует, – проворчал Каменный Лис, поглядев на остановившихся в нерешительности людей.
– Чтобы тебя убить, надо разрушить эту скалу? – осведомилась Энга таким тоном, словно ей все нипочем.
– Ту ее часть, где я нахожусь. Тогда я получу свободу, а тот, кто меня убьет, займет мое место. Смолчать об этом я не могу, таково Условие.
– Допустим, некто подошлет к тебе убийцу – кто займет твое место, наниматель или исполнитель?
– Тот, кто разобьет скалу. На это уйдет не один месяц, и за это время ему кто-нибудь да расскажет, хотя бы я сам, – понуро произнес демон.
– Ты недооцениваешь человеческую изобретательность. Твоя, прошу прощения, задняя часть такого же размера, как передняя, или побольше?
– Такого же.
– До свидания. Может, еще свидимся.
Когда выбрались туда, где их поджидали рассевшиеся по уступам пласохи, Энга как ни в чем не бывало спросила:
– Сестрицы, откуда у него там куча костей?
– Лесной народ его кормит, чтобы он замолчал… Да, да, кто чем может, подкармливает, а взамен просим: сделай милость, помолчи хоть немного, тогда еще принесем. Никакой мочи нет его слушать!
– А куда ж оно потом девается, если его задняя часть замурована? – брякнул Дирвен.
Энга пренебрежительно фыркнула, словно он отпустил неподобающее замечание в приличном обществе, а пернатые плакальщицы принялись возбужденно и заинтересованно обсуждать этот вопрос и в конце концов сошлись на мнении, что съеденное исчезает магическим путем прямо из желудка.
– Пока мы еще не нагнали их, поделись планом, как собираешься действовать, – потребовала ведьма, когда остановились для коротенькой полуденной трапезы.
– Думаю подобраться к ним завтра перед рассветом, еще в потемках, и сыграть на «Паучьей флейте». Обе уснут, тогда у одной можно будет уничтожить «мясорубку» с помощью «Болотной патоки», а вторую понесем до скальных впадин за Мышиной горой, начнет просыпаться – снова придется играть на флейте.
Его союзница хмыкнула:
– Умопомрачительная нас ждет прогулка. Не забыл еще, что первую, с разряженной «мясорубкой», мы должны отдать пласохам?
– Я помню.
Дирвену было немного не по себе, негоже так делать, но раз уж они с убитым проводником так обошлись, ктармийская гадина тем более ничего лучшего не заслуживает.
– Напомни, насколько мощные у них бомбы, то есть «мясорубки»?
– Мне сказали, каждая разнесет в городе целый квартал. Когда дотащим и сбросим, надо будет со всех ног оттуда бежать, но ты подождешь на расстоянии, чтобы тебя не задело, я один ее сброшу.
– Ладно, там посмотрим.
Весь остаток дня его не отпускало напряжение: до развязки осталось всего ничего, главное, чтобы ужасательницы опять не ушли. Он и ночью глаз не сомкнул. Костер жечь не стали – вдруг заметят. Грелись, устроившись в обнимку, не произнося ни слова. Энга дремала, время от времени просыпаясь, а Дирвен, замерзший и настороженный, прислушивался к ночным звукам, снова и снова прокручивая в уме последовательность тех действий, которые ему предстоит совершить завтра.
Едва небо чуть посветлело, он растормошил союзницу – пора, и они крадучись подобрались к чужой стоянке, находившейся за кущами рододендрона, усыпанного чешуйчатыми цветочными почками.
Женщины уже проснулись и шевелились в тумане, словно две медведицы. Одна что-то негромко сказала другой. Сделав спутнице знак остановиться, Дирвен отдал приказ «Флейте».
На Энгу неслышная мелодия тоже подействовала. Она уселась на землю, силясь держать открытыми слипающиеся глаза. Сильна все-таки, большинство магов от этого засыпает. Но как же они пойдут к ущелью, она в таком состоянии не сможет идти быстро… Впрочем, Дирвену с ношей на плече тоже придется нелегко.
«Значит, еле потащимся, и хорошо, если к завтрашнему вечеру доберемся!»
Ужасательницы замерли на земле двумя темными пятнами. Дирвен бросился к ним, на ходу вытаскивая из потайного кармана за пазухой «Болотную патоку». Просигналила «Джалюнса»: в этот раз никакой ошибки.
Присев возле той, что была ближе, он положил темный брусок ей на лоб, медленным шепотом сосчитал до трех, потом на то место, где должна находиться ямка меж ключиц, снова сосчитал, на грудь, на пупок, на низ живота. Мандраж напал хуже, чем в школе на экзамене: вдруг не сработает? Вопреки опасениям, брусок постепенно менял цвет и после пятого раза стал похож на кусок прозрачного стекла, снаружи гладкий, внутри сплошь растрескавшийся. Получилось! Полдела сделано: одна из «ведьминых мясорубок» уничтожена.
– Нужно дождаться пласох, – напомнила Энга, с любопытством наблюдавшая за его действиями. – Я возьму ее и отойду подальше, чтоб меня твоя музыка не убаюкала, а ты держи эту кралю в бессознательном состоянии. Если что, зови.
Тетке было за сорок. Лицо из тех, что называют «незапоминающимися»: округлое, с мягким пористым носом, лучиками морщин возле глаз и пухловатыми щеками – такие лица бывают у крестьянок, у молочниц, у нянь, у рыночных торговок, да у кого угодно. Дирвен невольно задался вопросом, что заставило ее стать убийцей? Другое дело, если б она задумала прикончить кого-то из мести, или из-за наследства, или ради грабежа, как давешние разбойники, – это все понятные преступления, но погубить массу людей, которые в роковой момент окажутся рядом, ни за что ни про что, просто так… Это у него в голове не укладывалось. Когда ведьма взвалила спящую на плечо и пошла прочь, огибая рододендрон, он не ощутил никакого протеста касательно предстоящего жертвоприношения. Да, это не по-человечески – но то, что творит Ктарма, тоже не по-человечески, одно другого стоит.