- Что это с тобой?
Я вздрогнул, непонимающе обернулся.
- Что, говорю с тобой? - Никита прикрыл ладонью глаза и отступил на шаг.
- Не понял? - обеспокоился я.
- Зеркала нет, посмотри хотя бы на руки.
Я поднял к глазам ладонь и тоже отпрянул. Глянул чуть выше: под разодранной в клочья рубахой темнела плотная масса, имеющая форму руки. Масса слабо пульсировала, плавно меняла цвет от черного - к темно-бордовому. По поверхности этого нечто, как внезапная нервная дрожь, пробегали зигзаги и волны светло-зеленого цвета.
Уникальная все-таки штука - человеческий мозг! Он способен запоминать прошлое свое состояние и устойчиво в него возвращаться. Потеряв контроль над собой, я опять стал огненным шаром - сгустком обедненной энергии, заполнившим человеческое обличье. Мощность, конечно, была далеко не убойной. И яркость не та, даже штаны и рубаха не загорелись.
Да, надо принимать срочные меры. Обратная трансформация - это уже проще. Кем я был, собою, Салманом, Абу-Аббасом?
- Так это все, значит, ты? И здесь, и тогда в самолете? - мрачно подумал Никита, мысленно обращаясь ко мне.
Я постепенно вернулся в привычное земное обличье и смог даже кивнуть.
- Ты запросто убиваешь. Зачем же позволил тем двум из команды Салмана так просто уйти? - спросил он уже вслух, имея в виду Аслана и Мимино.
- Просто?! - чуть не подпрыгнул я. - Ничего в этом мире не совершается просто! Может быть, ты считаешь, что твое возвращение к жизни после прыжка с нераскрывшимся парашютом - самое обычное дело? Или тот, кто чудесным образом возродился из тлена, чтобы вместить твою суть - это тоже... научно обоснованный факт?
- Откуда ты знаешь?! - изумился Никита, едва шевеля отвисающей челюстью.
Пришлось прочитать ему короткую лекцию о яви и прави, о вечной борьбе двух начал, о ценности каждой человеческой жизни, об эволюции, как о цепочке усложняющихся предназначений.
Спецназовец скис.
- Короче, - сказал он, зевая, - это длинно и скучно, а время не ждет.
- Время стирает лишь тех, кто им обречен. Метелят, бывает, толпой мужика на базаре, а ему хоть бы хны. С утра, глядишь, побежал за похмелкой. А кого-то случайно толкнули на автобусной остановке, он как-то неловко ударился головой о бордюр - и кранты.
- Бывает и так, - согласился Никита, - помнится, отец говорил, что есть на земле хранители времени. Они сверяют часы над явленным миром. А я ему не поверил, думал, это красивая сказка. А вот теперь верю. Потому, что не смог проследить за твоими ударами. Ты, наверное, будешь один из них?
- Отец? - изумился я, - ты ж безотцовщина?!
- Ты мне зубы не заговаривай! - Никита сверкнул глазами и сжал кулаки. - Ишь, василиск! Все ему что да как!.. Вот с места не тронусь, пока не услышу ответ, похожий на правду!
Я добился, чего хотел: со мной говорил человек из далекого прошлого, который очень не любит, чтобы ему перечили.
Пришлось отвечать.
- Твой отец не соврал. Это действительно так. Только не "хранители времени", а хранители древнего знания. Вот почему моя фотография лежит у тебя в кармане.
Никита смутился:
- Но здесь говорится, что ты убивал невинных людей.
Я кивнул на Абу-Аббаса, потом на его подручных:
- Эти люди тоже невинны. Они никого не убили, ничего не украли. Хотели, но не успели.
- Написать можно все что угодно, - согласился спецназовец.
- В приказе, который сейчас про тебя сочиняют, на этот момент сказано, что ты - впечатлительная натура и должности не соответствуешь...
- Надо же, не забыл! - Никита нахмурился, помрачнел, - не забыл про меня Николай Николаевич в суете государственной службы. Не забыл, мать его так!
От окраины леса к нам уже шли люди с оружием. Шли небрежно, как вечные победители, сознающие свою силу. Их было чуть больше десятка, если не считать летунов. Эх, жаль, далеко не ушли, опять не повезло мужикам! Да, похоже, на нашей поляне снова становится многолюдно.
- Во! - встрепенулся Никита. Он, как ему показалось, набрел на удачную мысль. - Отец еще говорил, что хранители времени могут предсказывать будущее. А ты? Ты можешь сказать, чем все это закончится?
Окончание "для меня" он тактично решил опустить.
Предскажи я сейчас, что нужно ворочать бочки с дерьмом, он бы схватился за самую здоровенную.
- Сейчас мы с тобой куда-нибудь спрячем трупы, организуем засаду и будем спасать экипаж самолета.
Это было так очевидно! Никита и сам думал о том же:
- Не удивил! Ты просто прочел мои мысли, и озвучил их вслух! Скажи, что будет потом и я, может быть, поверю.
- Мы будем спасать друг друга, и оба чуть не погибнем, - сорвалось с моего языка. Накаркал, точно накаркал!
- Типун тебе на язык! - голосом, не терпящим возражений, отчеканил гвардии капитан Подопригора. - Хватаем этого кабана, и тащим в ближайший блиндаж!
Так - значит так. Подручных Абу-Аббаса и его самого мы свалили в общую кучу. Вход и бойницы забросали железом, мусором и тряпьем. А потом, в том самом окопе, куда зарулил Мимино, стали делить "добычу": три автомата, две запасные обоймы и целых четыре ножа.
- С таким арсеналом много не навоюешь, - хмыкнул Никита. - Сколько их тут? - поди посчитай. Но на первое время хватит. Главное, чтобы встреча была неожиданной и очень горячей.
Глава 26
Мордану Ростов не понравился. Рыбы навалом, а пива хорошего - днем с огнем. Суетный город, жлобский. Что ни прыщ - то козырный фраер. Старушки на рынке - и те балаболят по фене. Даже слуги народа иногда не чураются завернуть с высокой трибуны что-нибудь эдакое. Еще бы! "Ростов-папа!", криминальный душок, особая фишка, узнаваемый образ. Нечто вроде русской матрешки, или тульского пряника. А поглубже копнешь, оглянешься - обычные гопники, только деньги любят сильней, чем они того стоят. Покупку соседом крутой иномарки они принимают, как тяжкое оскорбление, а строительство "хаты" в три этажа под его погаными окнами - это "наш ответ Чемберлену".
Взять хоть того же Амбала. Пацан вроде бы правильный, особой, воровской масти: три ходки по сто сорок четвертой, "Белую Лебедь", если не врет, знает не понаслышке. Но и он признает воровское братство только за счет клиента. Хоть бы раз подошел, спросил: Как, мол, дела, Санек? Тяжко, небось, в чужом городе с непредвиденными расходами? Может, сотню-другую позычить? Может, вместе сходить на дело? - хренушки! Человек, приехавший с Севера - это, в его понимании, помесь Березовского с Дерипаской. Будто бы там, за Полярным Кругом, деньги в мешки вместо снега сгребают.
Он при Мордане типа опекуна: гид, ментор и телохранитель в едином лице. И сидит за этих троих на хвосте до тех пор, пока сам не обрубится. Здоровьишка ему мал-мал не хватает. Больше литра в один присест ему нипочем не скушать.
Водит его Амбал, как заморское чудо, по всяческим злачным местам:
- Девочки, вот человек. Его надо "уважить" и принять по первому классу! - А сам уже лыка не вяжет.
- Сделаем, Васечка! Сделаем, миленький! - И в носик помадкой - чмок!
По первому классу это довольно накладно. Сотни "зеленых" как не бывало. Жалко, конечно, но и это еще не все: когда дело доходит до самого интересного, "Васечка" уже никакой. Елозит соплями по скатерти, да что-то мычит, а Сашка за себя, да за тех троих, что в его лице, управляется. Разгульная жизнь хороша, если она не в тягость, а тут...
В душе у Мордана медленно вызревало сложное чувство. Чтобы его описать, ему не хватало образов и сравнений, а главное - их понимания. За такими словами ныряют в глубины собственной сути, а не рыщут по мелководью. Отчаянье и печаль, раскаянье и бессилие плотно переплелись в горький колючий комок. Нет, это была не совесть, с нею как раз, он ладил. Хорошо это, плохо ли, но был у Сашки такой атавизм. Он его, кстати, не считал недостатком. Это странное чувство росло, крепчало и все чаще рвалось наружу, как собака из конуры. Глотая безвкусное пойло и пользуя пресных баб, он видел перед глазами холодный цинковый гроб. Хотелось куда-то бежать, что-то безотлагательно делать. Или наоборот - нажраться до сумасшествия и крушить все подряд. В один из таких моментов, он отправил домой своих ребятишек. Наказал им вооружиться, собраться в кучу и ждать сигнала.
Обещанной встречи с Черкесом все не было.
- Уехал старик, - успокоил его Амбал, - по твоим заморочкам уехал. Да ты не волнуйся! Наш дед чеченов построит. Все до копейки вернут.
- Что вернут? - не понял Мордан.
- Что взяли - то и вернут, - Васька лукаво прищурился и подмигнул. - Думаешь, никто ни о чем не догадывается, за дураков нас держишь?
- О чем это ты? - устало спросил Сашка.
Его опекун с утречка "вмазал", а на старые дрожжи он часто нес ахинею. Это уже даже не раздражало.
- Сам будто не понимаешь! Ну, кто он такой, этот Заика, где жил, где сидел, кто у него остался в Ростове? Никто из братвы никогда не слыхал про такого козырного фраера. И еще: такие люди, как Кот, за простого баклана мазу не держат.
- Про какого заику ты гонишь сейчас пургу? - Мордана заклинило, он и думать забыл, что я "припухаю" в гробу под чужим именем.
- Так я и знал, - рассмеялся Амбал, - в ящике не покойник, а что-то другое. Иначе, зачем самолет угонять, а?
Вот тут-то до Сашки дошло.
Гниловатый у нас получился базар, - думал он, постепенно въезжая в тему. - Глянуть со стороны: я и есть главный темнило. Если так же думает и Черкес, тогда все понятно. Никакой встречи не будет. Вот как на его месте поступил бы, к примеру, Кот? - а никак. Такие дела с кондачка не решают...
- Да ты не боись, - расщедрился Васька. Наверное, вспомнил, кто будет платить за выпивку. - Я ж тебе говорю: построит чеченов дед. Для него это "тьфу!" Не такие дела поднимал, хошь расскажу?
- Ну!
- Ладно, потом как-нибудь. Слышь? пойдем-ка отсюда... эй, человек! - Будто о чем-то вспомнив, Амбал, вдруг, засуетился. Защелкал перстами, подзывая к столу халдея.
- Чего это ты? - удивился Мордан.
- Блядохода сегодня не будет, - озабоченно вымолвил Васька, - так что лучше... давай менять дислокацию.
- А что там у них, у блядей, за беда, местком, или медкомиссия? - как можно серьезней спросил Сашка.
Амбал шуток не понимал и потому не замедлил с ответом:
- Да кто ж его знает, когда у них там медкомиссия? Не ходят они на концерты, мать иху так, для клиента слишком накладно.
- На какие концерты?
- Ты что, не читал афишу?
- Разве она была?
- Здрасьте! А справа от входа: "Выступает Сергей Захаров"?
- Он что, в ресторане петь будет? - изумился Мордан.
- За хорошие бабки? Не только споет - станцует. Рюмочку поднесешь - и выпьет с тобою на брудершафт. А почему бы не станцевать? - вход по билетам, триста рябчиков с рыла, не считая выпивки и закуски. Халдей говорил, что свободных мест уже нет: валом валит народ. Если, мол, захотите остаться, за билеты придется доплачивать. Тебе оно надо?
- Какие проблемы? - доплатим.
Сашка был равнодушен к эстраде, но уходить не хотелось. "Интурист держал свою марку: здесь было прохладно и чисто, к столу подавали чешское пиво - самый натуральный "Праздрой". К тому же, Сергей Захаров...
Новый солист Ленинградского "Мюзик-холла" после первой же песни стал кумиром питерских баб. Все они, невзирая на возраст и сексуальные предпочтения, вместе и по отдельности, сразу сошли с ума. Одна из приверженец лесбийской любви (их было много в богемной среде, особенно на "Ленфильме"), во всеуслышание заявила: "Сережа - единственный в мире мужчина, которому я отдалась бы по первому требованию".
"Яблони в цвету" летели из всех транзисторов. Сестренка Наташка - и та туда же! Купила на школьные завтраки большую пластинку и крутила с утра до вечера. Под подушкой хранила фотографии и афиши. С боем рвалась на каждый вечерний концерт.
Векшин, как раз, собирался в командировку, и очень просил за сестрой присмотреть.
- Прямо не знаю, что делать, - жаловался он Сашке, - черт, а не ребенок, хоть наружку за ней выставляй! Успеваемость катится вниз. Ты представляешь, она пропускает уроки, и часами торчит у подъезда этого охламона!
Пришлось из общаги переезжать на Литейный. Брать это дело под личный контроль.
Сашка тогда подрабатывал "грушей" - был спарринг партнером у Валерки Попенченко и с ним поделился своей бедой.
Валерка тогда уже был именитым боксером, олимпийской надеждой сборной. Мордан по сравнению с ним - желторотый цыпленок, недоросль. А поди ж ты, не перебил! Выслушал очень серьезно, с минуту поразмышлял и выдал свое резюме:
- Сделаем, товарищ курсант.
Так он его почему-то и звал: Не Мордан, не Ведясов и, даже, не Сашка, а именно "товарищ курсант".
Что там и как Мордан не вникал. Но только однажды к школе, где училась Наташка, подъехала черная "Волга". За рулем был Сергей Захаров. В очевидность невероятного поначалу никто не поверил. Ну, мало ли кто на кого бывает похож? Да и не место большому артисту - почти небожителю - в сугубо мирских местах.
- Вы к кому? - не сдержал любопытства малолетний оболтус, по внешнему виду, разгильдяй и типичный прогульщик. - Закурить не найдется? Ух ты, тачка какая классная!
- Мне нужна Наталья Ведясова, она из восьмого "Б".
- Наташка? - ухмыльнулся оболтус и спрятал за ухо "Мальборо", - сейчас позову. А что ей сказать, кто спрашивает?
- Скажи, что Захаров.
- Захаров? Фамилия очень знакомая... это не вы в Ленинградском "Динамо" по центру защиты играете?
- Нет, не я. По центру играет Данилов.
- Точно Данилов! А вы у них, стало быть...
- Тренер.
- Ага, ну, ладно...
Оболтус сорвался с места и пулей взлетел по ступеням, но через пару минут, столь же стремительно, вынырнул на крыльцо. Уже не один: за ним поспевала худенькая девчушка с учебником в правой руке. Фолиант, с известным намерением, взлетал над ее головой, но в самый последний момент, мальчишка играючи уворачивался.
- Издеваешься, да? Издеваешься?
К окнам первого этажа тут же прильнули сплющенные носы.
Захаров повернулся спиной. Он изнывал от тоски: вот попал, так попал! Ну, что за охота взрослому человеку торчать неизвестно где и ради чего? - ради прихоти взбалмошной пигалицы! А что делать? Говорят, что просил сам Попенченко! Эх, скорей бы кончалась вся эта тягомотина!
- Это вы меня спрашивали?
Захаров обернулся на голос, снял очки с затемненными стеклами и столкнулся с лучистым взглядом широко распахнутых глаз. А в них небесная чистота и серые тучки мимолетной обиды.
- Тебя ведь Наташей зовут?
- Нет, так не бывает, - она отступила на шаг. - Это действительно вы?!
- Действительно я.
Он отвесил шутливый поклон, скользнул вороватым взглядом по ладной фигурке: ничего себе, заготовка на вырост. Взгляд вернулся к ее глазам: в них обида, восторг и готовность заплакать. Еще Захаров заметил, что девчонка вдруг покраснела. Как будто смогла прочесть все его тайные мысли. И ему стало стыдно. Так стыдно, что он разозлился. Ну, люди! Попросили приехать, а что делать не объяснили. Не трахать же?
- Что стоишь? - сказал он свирепо. - Ну-ка быстро дуй за портфелем! А то опять уроки не выучишь.
И добавил неизвестно зачем:
- Распустились тут!
Тон сурового старшего брата был избран удачно. Результат не замедлил сказаться. Девчонка вдруг засветилась от счастья. На крыльях любви, ступая по облакам, она была готова на все: бежать за портфелем, лететь на край света, выучить физику, химию и даже бином Ньютона.
Если есть у тебя возможность сделать чудо своими руками - сделай его и мир от этого станет лучше. Примерно такую идею посеял в сердцах миллионов один из романтиков прошлого. Не все семена проросли и дожили до наших дней. Но в данном конкретном случае упали они на добрую почву.
- Стоять, - рыкнул Захаров, видя, что она срывается с места, - вместе пойдем.
День как день. Оторвался листочек календаря, закружился и канул в лета. Для кого-то первый, для кого-то - последний. Что он в судьбах людских, кроме даты на могильном кресте? Мордан, например, не припомнит ничего выдающегося. Сестренка - другое дело. Тот волшебный сон наяву никогда не сотрется из Наташкиной памяти. Наоборот, пройдя через призму времени, он заблистает новыми гранями. А кто ей его подарил? - баловень, разгильдяй, неудачник, ставший на миг добрым волшебником.
- Ради такого дня, - сказала Наташка, когда Захарова уже посадили, - стоит прожить целую жизнь. Золушка отдыхает.
...В школу было проще войти, чем из нее выйти. Девчонки сошли с ума. Даже Виктория Львовна визжала, как первоклашка. Уж ей-то, замужней тетке, можно было обойтись без автографа. Наташку пихали, отталкивали. Но больше всего поразило не это. Многие из бывших подруг смотрели ей в спину с плохо скрываемой ненавистью.
- Поняла, что такое земная слава? Хотела бы так каждый день? - с улыбкой спросил Захаров, сажая ее в машину.
Она почему-то решила, что лучше ответить "нет".
До Литейного ехали молча. Захаров обдумывал взрослые планы на вечер. А Наташка... она все никак не могла разобраться в хитросплетениях мыслей и чувств.
Машина нырнула в знакомую арку - откуда он знает, что я здесь живу? Нужно прощаться, или... нет, конечно прощаться, к чему-то большему я не готова, - в смятении думала бедная Золушка. - Господи, как страшно!
- Вы мне дадите автограф? - спросила она, приподнявшись на цыпочках, и закрыла глаза, в ожидании поцелуя. Ниточка обрывалась, может быть - навсегда. И это пугало еще больше.