"Я ведь никогда не думала, что мужем моим станет деревенский парень из Выселок.-Она прикрывала Никите рот ладошкой, чтобы он не возражал и не обижался.-Ты самый лучший. Я ни о чем не жалею. Но...
пошто я тебя полюбила?"
Никита молчал, ошеломленный ее близостью. Только начало их знакомства представлялось ему обычным, все остальное-как в сказке. Познакомились они в Доме культуры на молодежном вечере. После самодеятельности завели танцы. Тогда еще под баян танцевали (теперь под радиолу). А в перерыве между фокстротом и полькой устроили пляску. Плясали в те времена с еще большей охотой, чем танцевали. Никита только что вернулся из армии, еще в форме был. Стоял в сторонке, наблюдал штатское веселье, от которого он успел отвыкнуть. Старые дружки пристроены были, он один в холостяках ходил. Уже, помнится, уходить собрался. И тут заиграли "барыню". В круг влетела задорная девчушка и так лихо застучала каблуками, с таким вызовом обвела всех блестящими глазами, что Никита приставил ногу.
А девчонка, пройдя круг-другой, задержалась как раз напротив него и так азартно тряхнула головой, так^на него вызывающе гляНула, что пришлось Никите войти в круг. Ну, плясать он и сам умел. Когда-то здесь же^, в Медвежьем, призы брал. Да и в армии на полковой сцене выступал. Здешние-то об этом знали, а девчонка, верно, нет.
И началось. Девчонка коленце выкинет, а он два.
Девчонка юлой, а он ползунком полный круг. Девчонка с каблучка на каблучок, а он-свой коронный номеробратное сальто.
Народ кричал от восторга. Хлопали им, как настоящим артистам.
А потом Никита столкнулся с нею в вечерней школе.
Она оказалась учительницей истории и географии. Урок был, между прочим, последний, и Никита отправился провожать Веру Михайловну.
Они начали встречаться. Он к ней заходил, брал книги для чтения, все о путешествиях-"Пять лет в стране пигмеев", "С палаткой по Африке"... Делился впечатлениями.
А потом... Потом он почувствовал крылья за спиной и как будто не ходил, а летал по свету. Все не верил в свое счастье, все боялся, что она шутит, все ожидал, что она однажды скажет: "Ну, хватит. Поиграли, и достаточно". Но она сказала другие слова: "И пошто я тебя полюбила?"
Свадьбу гуляли неделю. Стоял декабрь. Время позволяло гулять. Сперва у Прозоровых три дня, потом в Медвежьем трое суток. И еще день "доедывали", как фиксировал это событие посаженый отец старик Волобуев.
Начали в воскресенье, кончили в субботу.
В Выселках праздновали по старинке, со всеми известными обычаями. И хмелем дорожку посыпали, и выкупа требовали, и посуду били. Между прочим, пример Марья Денисовна подала, трахнула тарелку об пол:
- Пушшай столько деточек у вас будет, сколько осколочков на полу.
Другие поддержали.
- Не сглазьте, - смеялась Вера.
- Так они всю посуду перебьют, бабаня,-бурчал Никита.
- Ништо. Посуду купим. Дал бы бог правнуков.
- Тут я, стало быть, Денисовна, не согласный, - возразил старик Волобуев.-Ет дело от них, хе-хе, а, значит, не от бога зависимо.
Вера смущалась, краснела от этих разговоров, а молодежь, чтобы выручить ее, кричала: "Горько! Горько-оо!"
Молодые, как водится, целовались. Гости, как водится, пили, горланили песни, но, едва наступала пауза, вновь кто-нибудь начинал все о том же, о детках.
И кргда молодым стало уже невмоготу, когда невеста собралась бежать из-за стола, заиграл баян. Вера обрадованно воскликнула:
- Попляшем, а?!
- Оно протрястись-то, стало быть, надо, надо, - поддержал старик Волобуев.
А Никита похлопал баяниста по плечу, шепнул на ухо:
- Спасибо, Леха. В случае чего ты баянь.
Молодые не могли понять одного: надоедливо говоря о деточках, старики хотели, чтоб не засох Прозоровский корень. На нем все дерево держится.
У Веры родственников не было. Из блокадного Ленинграда с тяжелой дистрофией она попала в больницу зауральского городка, а затем в детский дом. Окончила школу. Окончила педучилище, и направили ее в далекое село Медвежье. Школа стала ей родным домом, а коллектив учителей заменил родственников. Директор Иван Кузьмич, поглаживая лысую голову, заявил сватам (он был посаженым отцом Веры): "Отдаем с условием: половину свадьбы у нас гулять".
Отвоевали Дом культуры. Расставили столы. Полон зал народу. Подарки от учителей. Подарки от-колхоза.
И пляска. Тут уж плясали до головокружения, аж подвески на люстре позванивали. Сам директор тон задал:
- А ну! По-фронтовому!-погладил лысину и вприсядку, носками вперед.
- Выручай,-подтолкнул Никита Веру,-А то рухнет.
Но директор вовремя остановился и запел, притоптывая:
Ты не ахни, кума,
Ты не охни, кума.
Я не с кухни, кума,
Я из техникума.
А Вера в ответ:
Милый мой голубок,
Ты понять того не мог:
Если б сердцу не был мил, В сердце б гнездышка не свил.
К концу третьих суток, прерывая пляску, слово опять взял директор:
- Внимание, товарищи! Внимание! Сенсационное сообщение. В районе села Медвежьего зафиксировано необычное землетрясение силою до трех баллов. Ввиду отсутствия в радиусе восьмисот километров горного массива, ученые не могут объяснить это странное явление.
К месту события срочно снаряжается экспедиция...
Под веселый смех и шум молодых усадили в сани и отправили в Выселки. Но и там еще продолжалось гулянье. Все это проходило как в тумане. У молодоженов от усталости слипались глаза. Гудели ноги.
А в ушах стоял переливчатый звон поддужных колокольчиков.
Первый год совместной жизни пролетел как во сне.
Вера оказалась легким человеком. Быстро сошлась с бабушкой, с Соней, с ее мужем Иваном, с соседями. Стариков она брала внимательностью, молодых-пониманием и веселостью. А ребятишки - это уж само собой. Они к ней лезли, как мухи на сахар. Вера стала своим человеком в Выселках, как будто тут родилась и прожила всю жизнь, хотя в Выселках она бывала мало: работала с утра до вечера. Возвращалась поздно, вместе с Никитой, который нес ее увесистый, набитый тетрадями и книгами портфель. И выходные дни почти что все она проводила в Медвежьем со своими учениками. И все-таки Вера находила минутку к соседям забежать. То книгу оставит, то заказанную покупку передаст, то посоветует, то соседкиного муженька, перебравшего накануне, пристыдит.
И для Никиты времени у нее оставалось немного:
дорога от села до поселка да ночи - длинные, темные зимой в избе и летние, звездные на сеновале. И, быть может, оттого, что виделись они урывками, что времени им всегда не хватало, они и не наскучили друг другу, и тянулись один к другому, и рады были, когда оставались вдвсем.
- В отпуск бы нам вместе,-как-то сказал Никита. - Так опять же не сходится, У тебя он летом, а у меня лето-самая страда.
- А ты не страдай,-шутила Вера,-успеем еще надоесть друг другу. Жизнь длинная. Мы с тобой сколько лет проживем?
- Тысячу.
- Ну, это слишком, а вот до ста современная наука обеспечит. Давай поначалу на пятьдесят лет задумаем, до золотой свадьбы, а потом повышенные обязательства возьмем.
Никита стискивал ее так, что она ойкала, и оба хохотали до слез.
- Вот уж как складно живут, вот уж как душа в душу, - говорили в деревне, глядя на счастливые лица молодоженов.
- Повезло тебе, -Денисовна, за все слезы, стало быть, за все бояи. Оно и верно, оно и правильно,-повторял при каждой встрече старик Волобуев.
Марья Денисовна не разделяла восторга соседей, точнее, невесткой была довольна, а вот кое-чем - нет. И чем ближе время подходило к осени, тем больше она приглядывалась к Вере, тем больше хмурилась. Как-то не утерпела, сказала Никите:
- Что-то признаков никаких. Ребеночка-то не намечается?
- Она ж не корова, чтоб каждый год телиться, - буркнул Никита.
- А они все ноне такие,-успокаивала Марью Денисовну бабка Анисья. Насчет этого не шибко. Сперва, значит, поживут в свое удовольствие, а опосля..
Однако Марья Денисовна не утешалась. Мысли о продлении Прозоровского рода не давали ей покоя.
- Никитушка, порадовали бы вы меня. Ведь помру без уверенности.
- Живи, бабаня, живи. Не торопи с этим делом...
Мы вот учиться собираемся, на заочном...
- Так вы родите, а уж после учитесь. Родите, а уж мы вынянчим.
- Ладно, ладно. Заявка принята. Обсудим.
На третий год совместной жизни Никита и сам начал призадумываться. Молчал. Но Вера догадывалась, отчего он мрачнеет.
- Я не знаю... Я посоветуюсь... Съезжу в город, к доктору.
- А в Медвежьем-то больница.
- Там мужчины... Хотя есть акушерка, Дарья Гавриловна.
Акушерка сказала Вере, что вроде бы все нормально, а для полного уточнения надо в город ехать.
- Не стыдись, Вера Михайловна. Там Сидор Петрович, старичок такой. Он все знает. Он и утешит, он и подскажет.
Поехала Вера в город. Вернулась, говорит Никите:
- Там мужчины... Хотя есть акушерка, Дарья Гавриловна.
Акушерка сказала Вере, что вроде бы все нормально, а для полного уточнения надо в город ехать.
- Не стыдись, Вера Михайловна. Там Сидор Петрович, старичок такой. Он все знает. Он и утешит, он и подскажет.
Поехала Вера в город. Вернулась, говорит Никите:
- Велел и тебе приехать. Такие дела, оказывается, вдвоем решают.
Через неделю отправились оба.
Старичок доктор морщил нос, как бы приглашая улыбнуться, объяснял Никите жиденьким голоском:
- Видите ли... Вы кем работаете? Ага, ага. Так местный? А супруга ваша родилась в Ленинграде. Ага, ага. У нее, видите ли, дистрофия была. Это может, видите ли, отразиться. Ага, ага. И еще она купель ледяную принимала. Не знали? Было, видите ли, при эвакуации через Ладожское озеро. Полагаю, это и отражается.
Так сказать, последствия войны через столько лет. Ага, ага.
Старичок порекомендовал съездить в Крым, на курорт Саки.
Никита не возражал. Летом, в отпуск, Вера поехала на Юг.
Никита грустил. Марья Денисовна вздыхала.
- Война проклятая,-объясняла она свое горе соседкам.-Ведь голодовку она перенесла, сердешная. Вот и аукнулось.
Соседки тоже вздыхали, сочувствовали.
Три лета ездила Вера на курорт. И все не было результатов. Вера по ночам плакала. Никита гладил ее
шершавой ладонью, утешал:
- Ну, чо ты! Я ж ничо. - Когда он волновался, начинал "чокать".
А у самого ком в горле. И злость на судьбу. "Что же это? За что? Все будто бы ладно, а вот детей нет".
Как-то они спали на сеновале. Никита проснулся от тихих всхлипов. Скосил глаза, увидел лицо Веры, и сердце сжалось от жалости.
Первый луч солпца проникал через щелку в крыше и освещал Веру так, что была видна каждая морщинка.
Он впервые заметил, что у нее появились морщины.
Вера почувствовала, что он проснулся, заговорила чуть слышно:
- У нас только два выхода. Или взять ребенка из детдома, или.. . или развестись. Ты меня не жалей. Ты будь решительным. Я тебя не попрекну... Никогда укорять не буду.
- Полно молоть-то, - оборвал Никита.
Но на следующую ночь Вера повторила свои слова:
- Зачем же двоим быть несчастными? Ты-то при чем? Род-то, ваш при чем? Корень, как бабушка говорит.
- А вот мы у нее и спросим, - вырвалось у Никиты.
Сказал это и сам испугался. Но отступать уже нельзя. Утром - как раз воскресный день был, - подождав, пока все разойдутся, они обратились к Марье Денисовне. Вера повторила ей все те слова, что говорила Никите. Марья Денисовна выслушала ее, обтерла концами платка сухие губы, произнесла:
- Сволоты в нашем роду не было. Женилися навсегда, а не по-петушиному.
Заметив одобрительную улыбку на лице Никиты, бабушка подобрела, но заключила твердо:
- Сраму не потерплю. Прокляну.
- Да это не он, это я,-заступилась Вера.
- А и ты тоже. Разве не понимаем? Не нарочно ведь.
Твое-то горе горше нашего... А насчет ребеночка... сиротки. .. Так вот это уж ваше дело. Препятствий чинить не буду.
Тут пришло письмо. Вера на курорте познакомилась со многими женщинами, и одна из них советовала обратиться к профессору, который ей помог.
Слетала Вера к этому профессору в дальний город.
Стала лечиться новыми лекарствами. И еще год безрезультатно. А потом...
Два месяца таилась. В город проверяться ездила.
И наконец сообщила:
- Никита, а у нас кто-то будет..,
На радостях Никита купил мотоцикл с коляской.
- Так мне же без него лучше,-возражала Вера, в то же время и одобряя покупку.
- Ничего,-успокаивал Никита.-Я тебя так возить буду, как по маслу.
- Да мне ходить полезнее, как ты не понимаешь этого.
Бабушка Марья объявила соседям:
- Наш-то анчутка ошалел от радости. Носится теперь по округе на своей "вертихвостке".
Марья Денисовна и сама ошалела от неожиданной новости, столько улыбалась за эти дни, сколько за последние годы не улыбалась.
И все вокруг были довольны: наконец-то появится новый житель. Долгожданный.
- Послал бог, послал, - крестилась бабка Анисья. - Снизошел, значит, до хороших людей.
- Есть правда, стало быть, есть, Денисовна, - поддержал старик Волобуев.
Каждый приезд Никиты на мотоцикле сопровождался визгом ребятишек. А когда он начал по двое сажать их в коляску и довозить до ближайшего леска-тут уж восторгам не было предела.
Частенько теперь в Прозоровском доме бывали люди.
Веру разглядывали с особым вниманием. Она как будто молодела. Морщинки на лице с каждым днем разглаживались и исчезали. Глаза блестели счастьем. И вся она наполнялась невидимым доселе внутренним, тихим довольством.
Вера оставила самодеятельность. Приходила домой пораньше. Много гуляла. Даже в самые морозы закутывалась в шаль до самых глаз, спускалась к озеру, заходила в лесок и там останавливалась чуть ли не у каждого дерева.
- Поди хватит?-заботливо спрашивал Никита, Вера мотала головой и смеялась счастливым смехом.
- А ишшо гимнастику выделывает,-сообщала старушкам Марья Денисовна. По полчаса, не мене, изгибается.
Старушки качали головами, шамкали, вспоминали, как они носили, как рожали.
По вечерам Вера готовила пеленки-распашонки. Она подшивала края иглой и всякий раз укалывала пальцы.
- Так машинку надо,-пожалел Никита.
- Да ладно, ладно, - отказывалась Вера, довольная, что он жалеет ее.
Однако Никита не отступил, не таковского был характера. Как-то пришел с работы и сообщил Вере:
- На совещание выдвинули. На два дня в область еду. Там и куплю машинку.
- Ну что ты! У нас же с деньгами. ..
- А ничего. В кассе возьму или в кредит.
Над его возвращением из города долго веселились все Выселки.
Шел он по дороге от Медвежьего и перед собой детскую коляску, как тачку, толкал, а в ней вместо ребенка швейная машина лежала.
- Ну ты скажи, Денисовна, Никита-то наш разродился!-в который раз добродушно смеялся старик Волобуев. - Стало быть, механизатор, так он машину-то и принес, значит, согласно уклону.
- Еще полсрока до родов, а у тебя уже все на мач . зи,-сказала Вере золовка Соня.
- Так я ж не прошу, - оправдывалась Вера, привыкшая жить со всеми в ладу и не терпевшая зависти подруг, а тем более родственников.
- Аи проси,-одобрила Соня.-Что ты?! Столько натерпелась. Я бы вся извелась. Ни за что бы не смогла... Теперь твое право... Проси.
До определенного срока Вера была спокойна, а потом начала волноваться.
- Ты чего хмурая? - спросил Никита.
- Ничо, ничо, - шутливо произнесла Вера, но вечером призналась: Что-то боюсь... По сроку должен бы стучаться.
- Ждет указаний, - усмехнулся Никита,
- Тебе смешно.
- Да нет... Это я так.., Но вроде все нормально. Ты и у доктора недавно была, и так.., э-э.., по виду.
Волнение Веры передалось бабушке. Соне, соседям.
- А ты, девка, попарься, вот чо, - советовала бабка Анисья.
Вера не выдержала, пошла на очередной прием к акушерке. Та успокоила:
- Нормально. Сердцебиение прослушивается.
Ночью Вера все равно шепнула Никите:
- А чего он не стучится? Ведь должен.
А под утро растрясла мужа, сообщила:
- Постучался, Никита... постучался...-и заплакала, ткнувшись носом в его плечо.
Никита за завтраком не удержался, передал радостную весть домочадцам.
- Первый звонок, значит,-заключил старик Волобуев, услышав новость от бабушки Марьи. - Стало быть, мужик растет. А потому как не торопится, дисциплину соблюдает.
- А я вот по такому случаю... - сказала за ужином Марья Денисовна и выложила на стол носочки, шапочку и рукавички своей вязки.
- Спасибо, Марья Денисовна,-поблагодарила Вера. - Но ведь еще неизвестно кто.
- А любому сгодится. Любому.
- Девчонка будет, - вставила Соня, любящая девочек.
До последнего дня в семье шел спор: одни доказывали, что родится мальчик, другие-девочка. Каждый приводил свои доводы и свои наблюдения. Вера только тихо улыбалась, слушая спорящих. Меж собой они решили:
кто бы ни появился - счастье. Если родится мальчик, назовут его Сережей, если девочка-Машенькой, в честь бабушки.
Когда Вера пошла в декрет, в школе наступили каникулы. У Никиты самая работа. А ей-ожидание. Она носила ЕГО спокойно, теперь уверенная, что ОН существует.
- Ну как будто со свечой ходишь! - дивилась на нее Марья Денисовна. Вся-то ты светишься, девонька.
Она не давала Вере суетиться по хозяйству, отсылала на волю:
- У тебя, девонька, свое... А тут горшки да ухваты - мое дело.
Вера брала книгу и неторопливо шла к озеру. Ветерок от воды обдавал ее приятной прохладой. Иногда ему навстречу прилетал степной ветер, принося запахи трав и полыни, запахи окружающего мира.
Вера чувствовала эти ветры, вслушивалась в шелест листвы и вспоминала о тех вечерах, когда они с Никитой сидели здесь и мечтали о будущем. Сейчас оно - будущее - у нее наконец-то появилось. Сейчас у нее все есть: прошлое, настоящее и будущее. Вот оно, при ней, ее будущее, шевелится, стучится, напоминает о себе. Вера прислушивалась к этому шевелению, боясь двинуться, помешать ЕМУ, и тихо улыбалась своему счастью.