- Когда мы решили вернуться, - ее вздох был похож на всхлип, - мы думали… нае встретят… \
Он вздохнул.
- Толпы народа и фанфары… море цветов и великолепные города… человечество…
- Да, - сказала она. - Человечество…
- За это время они должны были уйти далеко вперед. Материнская цивилизация всегда развивается быстрее изолированных колоний.
- Но мы бы все равно рано или поздно вернулись домой, правда? А возможно и не одни… кто-то бы еще захотел…
- Да, - согласился Симон, - обязательно. - А теперь… с чем мы прилетим обратно? С чем мы вернемся?
Симон вздохнул. Он боялся за нее, боялся с самого начала. Оливия - она такая беззащитная. Так легко поддается внушению… “Все мы так, - подумал он. Твердим что-то свое, и упорно отказываемся замечать очевидное”. Иногда ему казалось, что на него это не распространяется. А если распространяется тогда… что он, Симон, отказывается видеть?
- Оливия, - сказал он, - Ты не хуже меня знаешь, что мы не вернемся.
Она недоуменно посмотрела на него. Глаза ее в полумраке коридора казались совсем прозрачными.
- Не… вернемся?
-Нет. Вернее, если не найдем действительно высокоразвитую цивилизацию. Ведь на то, чтобы отправить сюда корабль, ушли все наши мощности… Все ресурсы колонии.
Она схватила его за руку - в другую минуту он бы затрепетал от этого прикосновения, но сейчас гонкие пальцы, отчаянно цепляющиеся за его локоть, были ему почти неприятны.
- Но это же самоубийство!
- Ты так думаешь? - мягко спросил он.
- Лучше бы мы остались там… лучше бы…
Она замолчала, прикусив губу.
- Ну, - он осторожно высвободил руку, - все еще только начинается, верно? Мы еще многого не знаем…
-Да, - тихонько сказала она, - да, наверное… Но, знаешь… мне почему-то страшно.
- Мне тоже… - ответил он, - мне тоже…
*
- Ну что? - спросил Симон. - Убедился?
Винер вздохнул.
- Никаких отклонений…
Симон едва удержался, чтобы не сказать “а я что говорил!”. Нечестный прием…
Они помолчали. Потом Винер сказал:
- Может, это только здесь…
- Запроси Лагранжа…
- Обязательно…
- Беда в том, - заметил Симон, - что люди везде одинаковы.
- Если это - люди, - отозвался Винер.
- Брось, - сказал Симон, - разумеется, они люди. И ведут себя, как люди обряды, ритуалы-суеверия. У них же все по Фрезеру. Ну, не пишут они книг…
- Нет бога кроме Леви-Стросса и Леви-Брюль пророк его? - ехидно спросил Винер. - Так, Симон?
- Да ладно тебе.
- Да за столько времени они уже должны были… - Винера было не так-то легко сбить с толку.
- Выйти к звездам? Они и вышли. Когда-то.
- А потом? - горько сказал Винер. - Что потом?
- Не знаю, - сказал Симон, - и ты не знаешь. Никто не знает. Но только, если они выглядят, как люди и ведут себя как люди, они и есть люди.
- Ты так думаешь?
- А ты - нет? Ладно, пусть так… пусть ты прав… Где ты других найдешь?
- Об этом я и думаю все время.
- И все-таки, - упорствовал Симон, - люди везде одни и те же, Винер. Смотри - Улисс говорит, они вполне восприимчивы… и если у Лагранжа добились чего-то, это и мы можем…
- Там нет таких дремучих суеверий - Лагранж говорит, они скорее прагматики.
- Значит, там свои трудности, Винер на какое-то время замолк, его пальцы нервно перебирали бумаги на столе.
- Ты знаешь, - наконец сказал он, - я все думаю… Может, мы выбрали неверную стратегию… Потому и не замечаем очевидного. Если мы все-таки предположим, что туземцам доступно нечто, недоступное нам… Что-то они такое знают…
- Ты о чем?
-О способности ощущать какие-то тонкие материи…
- По-твоему, их суеверия имеют под собой реальную основу?
- Почему бы нет? Возьми эту историю с Гидеоном!
Симон вздохнул.
- Человечество, - сказал он, - похоже, просто вернулось в первоначальное состояние. Возможно, пик цивилизации, на который оно когда-то вышло, оказался очень неустойчивой точкой; либо продвигаешься вперед, совершая какой-то качественный скачок, либо скатываешься назад, обратно во тьму. Они скатились во тьму.
-Да, но мы…
- Мы были отторгнуты от человечества, разве нет? Это мы - изолят, не они. Мы - исключение. Они - правило.
- Это, - сказал Винер, - всего лишь гипотеза.
- А что нам еще остается - только строить гипотезы. Но знаешь, если гипотеза банальна… она, скорее всего, справедлива…
- Я знаком совсем с другим крылатым выражением…- пробормотал Винер. - А, привет, Оливия.
Оливия растерянно кивнула ему.
- Симон, - тихо сказала она, - я хочу тебя спросить…
Винер смотрел на них из своего угла, и под его взглядом Симону было неуютно.
- Да? - сказал он.
- Я тут разбирала архивы, - она бессознательно теребила золотистую прядь, - ну, знаешь, те, что мы нашли в подвале. Но, Симон, там такие ужасные вещи… Я не понимаю… Если это выдумка…
- Ты о чем?
- Протоколы допросов… там сказано… я не понимаю. Ямы с негашеной известью… Лагерь… Какой-то Фогель…
- Тебе не надо было этим заниматься, - быстро сказал он, - я поговорю с Коменски.
- Но это же выдумка? - ее серые глаза с черным ободком вокруг радужки с надеждой глядели на Симона. - Я хочу сказать - может и было что-то в этом роде, какой-то один маньяк… но не в таком же масштабе!
- Ну, - проговорил он успокаивающе, - ты же знаешь, тогдашние авторы были склонны все преувеличивать. Жаль, что не сохранились магнитные носители. Там наверняка бы были соответствующие пояснения. Но они оказались так ненадежны…
- Но зачем такое выдумывать?
- Не знаю, - он пожал плечами. - Может, ради острых ощущений…
Она кивнула и направилась к двери, обернувшись на прощание уже из тьмы коридора. Лицо у нее было бледным и нежным, как речная лилия.
- Прелестное создание, - пробормотал Винер.
-Она тебе не нравится, верно? - напрямую спросил Симон.
Винер поднял глаза от распечатки.
- Нет. Мне не нравится, с каким напором она эксплуатирует свою женственность… Это нечестно, Симон.
Симон вздохнул.
- Это бессознательная стратегия. Она очень напугана, вот и все. Она ищет… поддержки.
- А ты, разумеется, охотно готов сыграть роль этакого мужественного землепроходца…
- Я сделаю все, что она хочет. Если ей от этого будет легче.
- И пойдешь уговаривать Коменски, чтобы он освободил ее от работы с архивами?
- Да, - подтвердил Симон, - пойду.
- И на кого же он ее свалит, эту работу?
-Да я сам возьмусь, - сказал Симон, - что мне…
- И тоже будешь думать, что ямы с известью - выдумка?
Симон пожал плечами,
- Не знаю… А ты?
- Это вполне в их духе, - сухо заметил Винер, - не удивлюсь, если ямами там дело не ограничилось… Они еще и не на такое способны… Мы не на тех вышли, вот и все…
- Винер, - устало спросил Симон, - а те-то где?
Коменски он нашел в аппаратной - тот слушал музыку, удобно устроившись в кресле, но, увидев Симона, остановил воспроизведение и вопросительно поглядел на вошедшего.
- Что новенького? - спросил он, без особого, впрочем, интереса; отыщи Симон что-то достойное внимания, все бы уже об этом знали, а уж руководитель экспедиции - в первую очередь.
- Никак, - сказал Симон, - вернее, пока никак.
- Если ты хочешь о чем-то поговорить…
- В общем, да, - вздохнул Симон, - но это касается не меня. Это касается Оливии.
-Да?
- Ты же знаешь, она работает с архивами… И она всегда очень глубоко…
- Говори прямо, Симон.
-Хорошо. Прямо. Нужно освободить ее от этой работы. Мне кажется, она на пределе.
- Все мы на пределе. Она не исключение.
- Я говорил с ней - она испугана.
- Брось, она крепче, чем кажется.
-Не уверен. Ей все время приходится сталкиваться с документально зафиксированными проявлениями социального безумия - кто такое выдержит? В наших архивах ничего подобного не было. А сейчас она наткнулась на описание каких-то массовых казней. Она в растерянности. Я, правда, сказал ей, что все это может быть и выдумкой… фикцией…
- А сам ты как думаешь? - спросил Комен-ски, не отрывая взгляда от блестящей поверхности стола.
Симон помялся.
- Сам знаешь, в колонии были учебники истории, правда, сводные - все, что относилось к эпохе до Больших Перелетов, там изложено очень бегло… Но что-то в этом роде вполне могло иметь место. Иногда мне кажется, что в какой-то момент люди начали стесняться своего прошлого. Хотели начать все сначала - с чистого листа.
- Примеров взлета человеческого духа в библиотеке колонии было более, чем достаточно, но мало что - о его безднах, так?
- Да… Но сейчас-то мы имеем дело не со специально отобранными материалами! Амос, послушай, даже если бы вся литература такого рода оказалась чем-то вроде культовой фантастики, это все равно бы до известной степени не имело значения - выдумка это или правда, она характеризует землян достаточно неприглядным образом.
- Жестокость? Наслаждение чужой болью?
-Да.
- Колония, - задумчиво сказал Коменски, - не знала ничего подобного.
-Это еще не доказательство. Но даже не склонности землян меня сейчас беспокоят, Амос. Меня тревожит наша наивность… неподготовленность… Мы-то надеялись влиться в просвещенное человечество, а вместо этого нам придется столкнуться лицом к лицу с ужасами, к которым мы не готовы.
- Я полагал, архивы помогут нам понять, что произошло.
- Мы можем никогда этого не узнать. Архивы могут оказаться бесполезны большая часть литературы к моменту катаклизма, каким бы он ни был, распространялась на магнитных носителях. А уж текущая, вроде газет и бюллетеней - тем более. Все книги в здешних архивах датированы эпохой до перелетов.
- Хорошо, - Коменски поднял голову, окинул его быстрым взглядом и вновь включил музыку. - Я подумаю.
Музыка преследовала Симона, пока он шел по коридору.
“Старуха права, - подумал он, - тьма поглощает нас и дело вовсе не в архивах сомнительной достоверности - дело в том, что творится вокруг, и - уже в нас.
Зря мы выбрали для лагеря этот замок, уж слишком он большой. Похоже, нас подвела гордыня - как же, наследники человечества, носители духовных ценностей… А на деле мы затерялись в этих безлюдных коридорах, в пустынных залах, где на каждый звук твоего голоса отвечает эхо. Хорошо Лагранжу, их там пятнадцать человек - тогда, сразу после высадки, казалось, на равнине будет сложнее, потребуется многочисленная группа. А это место сочли почти безопасным”…
Из гостиной доносилось деловитое шуршание и позвякивание - обычные рабочие звуки. Он заглянул в приоткрытую дверь; Наташа в рабочем комбинезоне возилась у вынутых из рам темных полотен. Под ее рукой край холста очистился от пыли и копоти и словно засветился: крохотный кусочек неба с набухшими весенними облаками, верхушка дерева, вершина дальнего холма, тающего в синеве.
- Что это будет? - спросил он.
- Пейзаж, - ответила она, не обернувшись. - Пейзаж с фигурами. Так, по крайней мере, написано на табличке. Они все стояли там, в кладовой - лицом к стене. Совсем целые.
- Хорошо, - сказал он.
-Погоди еще немного, тогда увидишь, что значит - хорошо, - сказала она. Это класика. Итальянская школа.
Расчищенный участок полотна сиял, точно заповедный мир, в который уже не попасть.
- Я повешу его в галерее, - сказала она. - Там хороший верхний свет…
- Для кого? - неожиданно для себя спросил он. Она, наконец, обернулась.
-Что?
- Я спрашиваю, кому, кроме нас, это нужно? Кто будет любоваться этим?
Она недоуменно смотрела на него. Потом проговорила:
- Я не понимаю…
- Ладно, - сказал он, - забудь.
“Дурак, - ругал он себя, продолжая путь, - тупой самонадеянный дурак. Оставь их в покое - они же ни в чем не виноваты. Никто не виноват”. Во дворе послышались громкие голоса: он выглянул в окно, пытаясь определить что там происходит - староста, сопровождаемый Гидеоном, катил перед собой тачку, нагруженную каким-то скарбом.
- Это еще что такое, - пробормотал Симон, и, высунувшись по пояс из окна, крикнул:
- Гидеон!
Гидеон поднял голову. Отсюда, сверху, он казался совсем маленьким.
- Подожди, я сейчас спущусь.
Он сбежал по крутой лестнице - воздух был сырой, туман спустился с гор и пролился дождем, и староста крутил головой при виде искр, вспыхивающих на поверхности защитного купола.
- Что тут творится? - спросил он.
- Он пришел за лемехом, - пояснил Гидеон, - я отвел его на склад, пусть сам выбирает. Откуда я знаю, что ему нужно?
- Позвал бы меня.
- Богато живете, хозяин, - заметил староста. Симон кинул взгляд на тележку.
- Похоже, ты одним лемехом не ограничился, а?
- Бабка встала, - укоризненно сказал староста. - Мы думали, она вот-вот помрет, а она встала. Вам-то что, сделали доброе дело и убрались восвояси, а кормить-то нам…
- Да уж, - пробормотал Симон, - виноват. Ладно, выведи его. Потом поговорим.
- О чем? - удивился Гидеон.
- Вот тогда я и скажу тебе - о чем.
Гидеон, сопровождаемый старостой, который, пыхтя, толкал перед собой тачку, уже двинулся к воротам, но тут их догнал чей-то оклик.
- Эй, погодите!
Винер бежал к ним через двор, на ходу натягивая куртку.
- Надо же, - сказал он, - какая удача! Я давно хотел поговорить с кем-нибудь из местных. Он может уделить мне полчаса?
- Еще бы точило, - моментально отреагировал староста, - про точило-то я и забыл.
- Если ответишь на его вопросы, я принесу точило, - сказал Симон, - на днях. Приду, навещу старуху и заодно прихвачу точило, ясно?
- Ясно, хозяин, - согласился староста.
- Ладно. Подожди здесь.
Он потянул Винера за рукав, и они отошли на несколько шагов, оставив старосту с любопытством разглядывать ангары.
- О чем ты хочешь говорить с ним, Винер?
- Да так… эти их старые суеверия…
- У них полно суеверий. О чем именно?
- О вампирах, - неохотно сказал Винер.
- Ну что ты на них зациклился, скажи на милость? Это всего лишь выдумка…
- Ямы с известью - тоже выдумка? - Винер с вызовом поглядел на него. Откуда ты знаешь, что в конце концов окажется правдой?
- Я и не знаю. Но… зачем?
- Потому что, - тихо проговорил Винер, - я уверен… тут есть кто-то еще. Кто-то, кого мы еще не видели. Не может быть, чтобы они скатились во мрак по своей воле… ни с того, ни с сего…
- А что? - с интересом спросил подошедший Гидеон. - Им кто-то помог?
- Не знаю. Вот я и хочу выяснить.
- Ничего ты не выяснишь. Он тебе скажет все, что ты захочешь услышать, Винер. Потому что ему и впрямь очень нужно точило.
- Уж как-нибудь сумею разобраться, - сердито сказал Винер.
- Эй, приятель, - крикнул он старосте, - как тебя зовут?
- Михей.
- Пошли, Михей.
-Только ненадолго, хозяин, - староста смирился со своей участью, - овца у меня суягная, вот-вот окотится… Вещички я могу тут оставить?
- Оставь, - сказал Симон, - никто их не тронет.
Он проводил взглядом удаляющуюся парочку и вздохнул.
- Да пускай себе, - миролюбиво сказал Гидеон, - у Винера своя работа, у тебя своя. И вообще, знаешь… Может, он и прав. Чтобы все, что осталось от человечества - вот эта кучка жалких туземцев…
“Мы все дураки, - подумал Симон. - Высокомерные дураки”. А вслух сказал:
- Уж ты бы помолчал. И так сделал все, что мог.
Гидеон покосился на Симона.
- Что я сделал не так?
- Не нужно было показывать ему склад. Для них это огромное искушение. Они очень скудно живут, ты же знаешь.
- Уж не думаешь ли ты, что они нас обворуют? А защитный купол на что?
- Не в этом дело… Ладно, что теперь говорить. Он развернулся и пошел обратно в дом. Гидеон, было, нерешительно дернулся за ним, потом махнул рукой и отправился в ангар - все вечера он тратил на возню со своей авиеткой. “Возможно, именно это и удерживает его на поверхности, - подумал Симон, - иначе ведь ничем не объяснишь * такую страсть к архаичной машине”…
Все оставшееся до ужина время он провел в аппаратной, систематизируя записи, потом отправился в помещение, которое они приспособили под архив - оно было сплошь забито стеллажами с книгами и оттого казалось уютным. Стопка книг, подготовленная для него Оливией, была на месте, но, когда он вспомнил про затрепанный томик и полез за ним, ящик стола оказался пустым.
Наташа сидела в глубоком кресле, штудируя каталог местной картинной галереи. “Видимо, пыталась идентифицировать найденные полотна”, - подумал Симон. Она так углубилась в свои записи, что подняла голову, только когда он окликнул ее.
- Ты давно здесь? - спросил он.
- Часа два, - она вопросительно взглянула на него поверх изъеденных временем страниц, - а что?
- Где моя книга, не видела?
- Та, что лежала в столе? Ее забрал Винер.
- Это еще зачем?
- Господи, Симон, ну откуда я знаю - зачем. Сказал, нужно для работы.
- Для какой работы, Наташа?
- Он мне не сказал. А ты как с ней работал?
- Да никак. Просто хотел почитать на ночь, вот и все.
- Может, он тоже хотел почитать на ночь. Она пожала плечами и вновь углубилась в каталоги.
Он нерешительно замер в дверях, покусывая губу. Отыскать Винера? И кто из них будет выглядеть большим идиотом? Он вспомнил его насмешливый взгляд, вздохнул и направился в обширную, мрачную комнату, которая служила им спальней…
*
Он остановился посреди двора и крикнул:
- Хозяин! Я принес точило. Дверь, тихонько заскрипев, приоткрылась, но никто не вышел.
- Да что происходит? - сказал он в пустоту. Только тут он сообразил, что тишина стоит по всей деревне - тишина полного, абсолютного всеобщего безделья, когда лишь птица возится на своих насестах, да блеют в загонах овцы. На улице не было никого.
Михей высунул голову и отчаянно замахал руками, приглашая пройти в дом.
- Нельзя! - гримасничая, проговорил он хриплым шепотом. - Нельзя!