— Ты чего нам вкручиваешь? — разозлился Главный, чем очень меня огорчил. Положение мое и так хорошим не назовешь, а разозлись он как следует, завидовать мне никому в голову не придет. — Слушай внимательно. Дома его нет с пятницы, а сегодня понедельник. На звонки не отвечает. Последний раз его видели в казино.
— Когда? — быстро спросила я.
— В пятницу. И не перебивай. Джип его стоит рядом с твоим домом, и ты сама ему на автоответчик звонила. Соображаешь?
Я только вздохнула — так вот как они меня нашли, угораздило же меня позвонить. Правильно папуля говорил: «Не вмешивайся».
— А в каком казино его видели? — спросила я и торопливо добавила:
— Я не просто так спрашиваю, у нас на третьем этаже Нинка живет, как раз работает в ночном клубе или в казино. Я в этом не очень разбираюсь, а соседка видела, что она в пятницу на джипе приезжала с вашим Колей. Я Нинку спрашивала, а она милицией грозить стала. Ясно, что-то ей известно.
— Где живет? — переглянувшись с товарищами, спросил Главный.
— В тридцать седьмой квартире, — с удовольствием ответила я. Во-первых, их интерес ко мне заметно увял, во-вторых, Нинка явно как-то замешана в этой истории, так с какой стати мне одной кашу расхлебывать?
Двое молчаливых парней покинули кухню, хлопнула входная дверь, и сделалось очень тихо. Сидящие в кухне напряженно вслушивались. Вдруг за дверью раздался довольно неприятный голос, принадлежащий подруге нашей Варвары, она громко объясняла, что Нинки дома нет, а не мешало бы ей быть, потому что газом пахнет уже во всем подъезде и точно из ее квартиры, не ровен час, все взлетим на воздух, и никакие террористы не понадобятся. Тут раздался жуткий треск. Я подпрыгнула на табурете, успев подумать: «Ну вот и взлетели», но ничего похожего на взрыв не произошло. Опять сделалось довольно тихо, только голос соседки, теперь звучавший испуганно, с трудом доходил до наших ушей, так что слов было не разобрать. Но и без того было ясно, что в подъезде происходит что-то необычное.
Вдруг бабкина подруга истошно закричала, захлопали все двери, и к ее воплю присоединились два других, слабее и тоньше, но впечатление они произвели. Юрасик испуганно завозился, бабка вытаращила глаза, а я сдавила рот ладонью, чтоб тоже не заорать. Таких парней, как тот, что на подоконнике, это, как правило, нервирует, а нервировать его мне совсем не хотелось.
В этот момент в кухне появились его товарищи.
— Девка загнулась, — сообщил один из них, зря я его немым считала. — Лежит возле духовки, траванулась газом, а может, траванули. Сейчас менты понаедут. — Упоминание о ментах прозвучало для меня сладчайшей музыкой, но на Главного оно особого впечатления не произвело.
— А что это за Володя, который тебя привез?
— Его никто не знает, — заторопилась я. — На вечеринку он сам по себе пришел, когда уже все пьяные были, говорил, что со мной познакомиться хотел.
— Познакомился? Где он живет? Фамилия? Телефон?
— Фамилии не знаю, и где живет тоже, а телефон он мне дал, да я бумажку выстирала вместе с шортами.
— Ты меня достала, — опять разозлился парень и пошел к двери.
Его товарищи уже некоторое время в нетерпении переминались с ноги на ногу. Я порадовалась, что они сейчас уйдут, но тут выяснилось, что радоваться я начала преждевременно, потому что они собрались прихватить с собой и меня. Главный сгреб меня за шиворот, а чтоб я двигалась быстрее, дал мне хорошего пинка.
— С нами поедешь, — сказал он грозно, — и не вздумай орать, пришибу.
В то, что пришибет, я поверила сразу, однако ехать с ними сочла неразумным, ведь нет никакой гарантии, что они не пришибут меня там, куда мы приедем, так какая мне разница: здесь ли, там ли? Поэтому, оказавшись на лестничной клетке, где к тому моменту успели собраться практически все жильцы нашего дома, я заорала что есть мочи, вцепившись в перила. Главный попытался спустить меня с лестницы, но не тут-то было: хотя граждане в основном толпились этажом выше, однако и на нашей лестничной клетке людей было достаточно, и они не могли не обратить внимания на мои вопли. Две женщины тоже заорали, а Главный обиделся и спросил, обращаясь ко мне:
— Ты что, дура?
Но и это не помогло, потому что среди граждан был сосед Сашка, и он тут же пришел мне на помощь, то есть когда меня попробовали отцепить от перил, он очень грозно сказал:
— Отстань от нее…
На что Главный предложил:
— Стой и не вякай.
И они немного попререкались по этому поводу, Главный свирепел, а Сашка не отступал. Я продолжала орать, и уже многие мне помогали. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б вдруг на лестничной клетке не возникла Варвара с щеткой в руке, которой она сразу же огрела ближайшего к ней парня, гневно рыча:
— У, бандит проклятый… — А появившийся вслед за ней Юрасик возвестил обрадованно:
— Менты приехали, слава богу, чтоб им пусто было.
И наши враги под рев толпы поспешили покинуть подъезд. Варвара тыкала в них щеткой, а когда уже не могла дотянуться, метнула ее в убегавших, но попала не в них, а в дядю Гришу из тридцать шестой квартиры, который как раз входил в подъезд.
Милиция в самом деле приехала, но часа через полтора. За это время я успела узнать следующее: Нинка, совершенно мертвая, по определению бабкиной подруги Лизаветы, обладательницы противного голоса, лежит на своей кухне возле газовой плиты. Не зря народ волновался по поводу утечки газа. Хорошо, бандиты вовремя приехали и взломали дверь. А если бы не приехали, где бы мы сейчас были?
Услышав о бандитах, наша бабка ужас как рассвирепела и рассказала гражданам о постигнувшем нас несчастье, о том, как меня допрашивали, Юрасика били, а ей самой засунули кляп в рот и связали руки. Граждане пришли в ужас и повторно вызвали милицию.
Конечно, всех страшно интересовал вопрос: чего хотели от нас бандиты, и бабка сообщила, что ищут они Колю в шляпе и плаще, который вместе с Нинкой приехал в пятницу на джипе, а потом оказался у нас на кухне, и, возможно, не совсем живой, потому что с Юриком не пил и песен не пел, хотя водки было хоть залейся, и это уже говорит о многом.
Граждане слушали, Юрасик кивал с застенчивым видом, а умные головы уже связали воедино появление в доме бандитов и свежеобнаруженный труп. Стало ясно, как день, что мы имеем дело с убийством. С какой бы такой стати Нинке травить себя газом, хоть она и непутевая?
Дядя Гриша перелез со своего балкона на Нинкин балкон и отчетливо увидел темные пятна на ее шее. Конечно, синяки. Она сопротивлялась, ее маленько придушили, а уж потом газом…
У меня от обилия информации разболелась голова, но я внимательно слушала, справедливо полагая, что информация лишней не бывает, а в моем положении информация буквально решает все. Тут Варвара, которой стало обидно, что за разговорами о Нинке о ней почти забыли, возвысила голос и вторично поведала о том, как в нашей квартире появились четверо головорезов и начали спрашивать, где можно найти меня.
— Я им ничего не сказала, — заявила бабка, и я ей сразу поверила, нашу Варвару на испуг не возьмешь. — Этот вон проболтался, где ты работаешь, — кивнула она на Юрика, — а предупредить тебя я не смогла, они втроем за тобой уехали, а четвертый с нами остался.
— Меня били, — пожаловался Юрасик и ткнул пальцем в свой синяк.
— Подумаешь, били, — презрительно хмыкнула Варвара. — Ты мужик, мог бы потерпеть.
Юрик обиделся и ушел наверх, где народ стоял плотно и голос Варвары туда доходил с трудом. Я еще немного послушала интересные разговоры и сильно опечалилась. Ждать приезда милиции мне вдруг расхотелось. Приедут, начнут вопросы задавать, а что я им, к примеру, скажу? Милицию тоже заинтересует и брошенный джип, и тот факт, что ребята бандитского вида явились ни к кому-нибудь, а к нам в квартиру, и разыскивали меня. Конечно, была надежда, что они удовольствуются одним трупом, то есть Нинкой, а если нет? К тому же и сам по себе Нинкин труп сильно меня тревожил. Граждане правы, с какой такой стати Нинке вдруг травить себя газом? Что, если ее действительно убили? А если убили, то за что? Дураку ясно: не обошлось без Шляпы. В том смысле, что его кончина как-то связана с Нинкой. Не зря она так перепугалась, когда я ей про Колю сказала. Кто-то его убил, а теперь и Нинку. Очень может быть, что… Но об этом дуцать мне не хотелось.
Вспомнив, что говорил папа, я сочла за благо смыться до прихода милиции, но, удалившись от дома на значительное расстояние, загрустила еще больше. Свирепого вида ребятишки вряд ли отстанут от меня, адрес мой им известен и место работы тоже, что ж мне теперь, по два раза на день «караул» кричать? Боюсь, везенье мое скоро кончится, и на «караул» уже никто не откликнется. А заяви я в милицию, не сделать бы хуже: ну как они решат, что это я Шляпу по пьянке убила? Я ж ничего не помню. И Нинку тоже я. Сашка — свидетель, как я за ней охотилась. Ни к чему во все это вмешиваться. Как же не вмешиваться, если я уже вмешалась. Ох, и угораздило меня…
Допустим, встреч с милицией удастся избежать (хотя и это весьма сомнительно), а что с мордастыми делать? Рассердила я их крепко, вдруг у них других дел нет, как только за мной гоняться? Пожалуй, тут и милиция не спасет. Как бы ребятишкам внушить мысль о том, что я их Колю едва знаю и понятия не имею, как он в нашей кухне оказался. В этом месте я с досады заревела и тут вспомнила про Груню. Если я сама ребятишкам скажу, что в данном деле крайняя, то они мне вряд ли поверят, а вот если кто другой скажет, может, они и прислушаются.
Мысль показалась мне весьма дельной, и я потопала к Груне, потому что Груня говорила, что муж у нее бандит. Вот и отлично, пусть один бандит поговорит с другими, и оставят меня в покое. А не поговорит, так хоть, может, совет толковый даст, как из этой ситуации выбраться.
С Груней мы познакомились год назад, когда у нее заболел кот Иннокентий, и сразу же-подружились. Во-первых, потому, что Груня любит котов, а я их тоже люблю, во-вторых, и в главных, потому, что Груня человек хороший, ну а в-третьих, конечно, из-за имени. Уж я-то знаю, каково человеку жить на свете, когда родители от большого ума назовут тебя Агриппиной. В общем, мы подружились, но встречались редко, в основном перезванивались, так как были очень заняты: я — работой, а чем была занята Груня, я не знаю, но времени у нее всегда не хватало.
О ее личной жизни мне мало что известно, в квартире я была лишь однажды, с мужем вообще никогда не виделась, но точно помнила, что он бандит. Это Груня сказала, а я сразу поверила, потому что квартира выглядела так, что становилось ясно: здесь живет либо депутат, либо бандит, а уж Груня наверняка про своего мужа лучше знает.
Заметив телефон-автомат, я подумала, что не худо бы предупредить ее о своем визите, но карточки у меня не было, и я решила положиться на удачу. Я зашагала веселее. Груня жила возле центрального рынка в трех троллейбусных остановках от меня, а пешком я пошла для того, чтобы было время поразмыслить и подготовить речь, ведь не каждый день приходится просить у бандитов защиты и поддержки.
Занятая подготовкой речи, я не заметила, как вышла к рынку, свернула в переулок и увидела трехэтажный дом, крытый зеленой черепицей. Дом выглядел нарядно, с подземным гаражом, закрытым двориком и цветущими клумбами. Мой дом так никогда не выглядел, но завидовать я не стала. Папуля утверждает, что зависть сокращает жизнь, а я хочу жить долго.
Я вошла через калитку во двор, извлекла из кармана записную книжку и нашла номер кода, но воспользоваться своими знаниями мне не пришлось. Дверь неожиданно распахнулась, едва не задев меня по носу, и я увидела очень представительного дядьку с кейсом в руке. Перешагнув через порог, он одарил меня таким взглядом, что я вдруг сделалась меньше ростом. Взгляд его задержался на моих джинсах, перешел на кроссовки (они, конечно, далеко не новые, но почти не рваные и очень удобные, носиться по городу в них самое то), но дядьке они не приглянулись. Это стало ясно по его голосу, когда он спросил:
— А вы, собственно, к кому?
— А вам какое дело? — вдруг разозлилась я, потому что сиротой казанской чувствовать себя не люблю, а относиться к человеку исходя из того, во что тот одет, очень глупо. Важно его внутреннее содержание, так папуля говорит, а папуля в подобных вещах соображает.
— Как это какое? — взвизгнул дядька и пошел красными пятнами, но я была уже в подъезде и в отместку захлопнула дверь перед его носом, и тут же подумала: «А что, если это Грунин муж? Вот уж было бы некстати. Дядьке лет пятьдесят, для Груни чересчур староват и похож скорее на депутата», — утешала я себя, но все равно здорово расстроилась. Я поднялась на второй этаж и позвонила.
Не открывали очень долго, я уже собралась уходить, оставив в двери записку, но тут дверь распахнулась и я увидела свою подругу, в полосатых шортах, красной майке и с огромным котом на руках.
— Заходи, — кивнула она, пропуская меня в холл. — Думала, мой придурок вернулся. А я ему дверь не открываю.
— Почему? — насторожилась я.
— А не фига баловать, свои ключи есть.
Я пожала плечами, сняла кроссовки и вслед за Груней прошла в гостиную. Обстановка квартиры меня немного смутила, то есть не сама обстановка, она осталась прежней, а отсутствие четвероногих друзей. В прошлый мой визит они бродили по гостиной в таком количестве, что я всех их кличек не смогла запомнить, а теперь из хвостатых и пушистых присутствовал лишь один кот, тот самый, которого Груня держала на руках, когда мне открывала дверь. Теперь она сидела в кресле, а кот устроился на ее коленях и сразу замурлыкал. Кот был невероятно белый, звали его Пафнутий или попросту Пафа. Сама Груня чаще называла его Пафнушей.
— Я к тебе по делу, — кашлянув, начала я.
— Чаю хочешь? — спросила подруга. — Жрать в доме нечего, только кошачьи консервы. А чай есть, и кофе.
— Ничего не надо, — замотала я головой. — Давай я тебе про свое дело расскажу.
— Давай, — согласилась Груня, и я подробнейшим образом все ей рассказала с того самого момента, как напилась до бесчувствия на вечеринке.
Груня внимательно выслушала и сморщила курносый нос, который в результате сделался похожим на пуговицу, веснушки россыпью стали еще заметнее, а пухлые губы сложились трубочкой.
— Да, — сказала она после некоторой паузы. — Тут надо хорошо подумать, с какого бока к моему дураку подъехать. С ним по-простому нельзя, только в темноте, и наоборот.
Последняя фраза была мне не совсем понятна, но спорить я не стала, а с надеждой спросила:
— Ты с ним поговоришь?
— С Витькой? — удивилась Груня и замотала головой. — Я с ним принципиально не разговариваю.
— Вообще? — кашлянула я.
— Ну… сволочь, он всю мою живность извел. Садюга.
— Как извел? — испугалась я.
— Вот так… — На глазах Груни выступили слезы. — Выбрал время, когда я ушла к зубному врачу, собрал всех и увез куда-то за город. Вернулся один Пафнуша, ты же знаешь, какой он умный, а остальные… — Груня закусила губу и уставилась в угол невидящим взглядом.
— Ну чего ты, — попробовала успокоить я подругу, обнимая ее за плечи. — Может, живые они…
Она уткнулась мне носом в плечо и всхлипнула:
— Бродят где-то голодные… А зимой? Куда они зимой? Убила бы эту сволочь. Двадцать семь душ загубил.
— Двадцать семь котов? — слегка опешила я.
— Нет, котов двенадцать было, Пафнутий тринадцатый, оттого и выжил, наверное… Шесть собак, а остальные кошки. Две беременные, между прочим, вот-вот окотились бы, а этот гад их…
Похлопывая плачущую Груню по спине, я робко огляделась, и тут мне в голову вдруг пришла мысль, что неведомый Витька, как бы это выразиться… ну, в общем, четвероногих друзей было, пожалуй, многовато.
Груня между тем немного успокоилась, высморкалась, провела рукой по спине Пафнутия и сказала:
— Один он теперь у меня. С рук не спускаю. Боюсь, как бы Витька и его не угробил.
— Значит, вы с мужем поссорились? — вздохнула я, решив, что пришла зря.
— Поссорились, — презрительно фыркнула Груня. — Да я эту сволочь… Ладно, пусть живет, вражина. Отольются ему мои слезы… В общем, я с ним не разговариваю, жрать не готовлю и к телу не допускаю.
— А чего живешь тогда? — спросила я, потому что для меня такая жизнь была бы крайне обременительной.
— Разведусь, — кивнула Груня, — только попозже. Я у него деньги тырю. Он же пьет, считай, каждый день, с горя, естественно, а по пьянке дурак дураком. То есть он и так дурак, а пьяный вовсе ничего не помнит. Ну, я все карманы навыверт.
— И многб натырила? — спросила я.
— Тридцать тысяч.
— Рублей?
— Ты что, мой рубли в кармане не носит. Он же крутой… садюга паршивый…
— Так может, это… хватит? — спросила я неуверенно. — В смысле, тырить?
— Нет, не хватит, — покачала головой Груня. — Я приют хочу открыть, для кошек и собак. Одиноких. На это деньги нужны. Вот соберу тысяч пятьдесят, тогда можно начинать. Глядишь, найду спонсоров, дело-то ведь нужное. Пойдешь ко мне врачом?
— Конечно, — кивнула я. — У меня тоже мысль насчет приюта была…
— Вот и хорошо, — обрадовалась Груня. — Большой персонал не понадобится, будем детей привлекать за животными ухаживать. Дети добрые, помогут. Объявление в газеты дадим… Откормим живность, отмоем и новых хозяев найдем… Но это мы с тобой после детально обмозгуем, а сейчас с твоим делом решим. Значит, так. Просить моего дурака о чем-либо — пустая трата времени. Придется идти в обход. Для начала вам надо познакомиться. Это просто. Он скоро должен прийти, потому что уже два дня не был, а больше двух дней он не пропадает.
— Ясно, — кивнула я, хоть никакой ясности для меня тут не было, но Груне я доверяла и слушала ее, не перебивая.
— Ты, когда он придет, улыбнись ему зазывно, он это любит, потому что дурак. Только лицо накрась. И одеться тебе надо соответственно… Найдем чего-нибудь подходящее, чтоб он решил, что ты тоже дура, свой своего не проглядит. Он непременно западет и тебя в постель потащит. Он всех моих подруг перетрахал, из принципа, думает, я его ревновать начну, а мне по барабану. Да после того, что он сделал… Короче, твоя задача улыбаться шире, а там уж он сам расстарается. Домой к тебе явится или с работы встретит. И потащит на квартиру, это в Салтыковке, тут рядом, квартира у него конспиративная. Урод, а то я о ней не знаю… В общем, он тебя туда и повезет.