— Да, сейчас все о ней говорят.
Она уже рассказала им о приказе Дрейка, о необходимости собирать вещи, о скором переселении в другое место и теперь крутила в пальцах алюминиевую кружку, глядя на лежащие пластами на дне разбухшие чаинки, и наслаждалась запахом мяты и листьев смородины. Надо же, здесь растет такая же. И вообще… Сосны, потрескивание поленьев, лучи отгоревшего на сегодня солнца — все это напоминало ей картинки из прошлых лет, ворошило память. Вспоминался лагерь, куда дважды мама устраивала ее в отряд, — вроде как отдыхать, но на деле целый месяц спорить с девчонками по палате о том, кто следующий моет деревянный пол, изнывать от тоски, бродить по почти невидимым в траве тропкам в одиночестве. Подбирать шишки, кидаться ими в стволы, слушать птиц и мечтать о том, чтобы в одиночку удрать к речке. Иногда получалось, иногда нет. Почти всегда попадало от вожатого.
Вспоминался не только уплывший в прошлое лагерь, но и поход на Алтай, куда Дина единожды решилась сходить. Чужие песни у костра, хрипловатые голоса, пахнущий спиртовой настойкой конюх и не перестающие жевать даже в темноте привязанные к кустам лошади. Она почти упала с одной, когда ту укусила земляная оса, — далекие воспоминания, многослойные, сложные. Было хорошо — странно, но хорошо. Так же здорово и живо пахла тогда земля, серели под ногами редкие спинки булыжников, треугольными юртами стыли за спинами поющих вечерние песни силуэты четырехместных палаток.
— Как думаете, Арви поладит с другими кошками? Там будет три и одна собака.
— Поладит. — Легко отозвалась Марика, а ее ушастый друг тут же повернул голову. Посмотрел на хозяйку длинным протяжным взглядом, отвернулся к лесу, моргнул. — Ты же у нас умный кот, да?
Сервалья голова вновь повернулась на голос, наклонилась чуть вбок и на повторно заданный вопрос «Арви ведь умный кот?» — Дина бы не поверила, если бы не увидела этого сама — кивнула. Коротко, отрывисто, но внятно — так кивнул бы человек.
— Вот и молодец. Видите? Проблем не будет.
Дина не смогла не улыбнуться. Надо же, чудо природы. Да и вообще, весь этот Уровень совершенно чудесный — это отчетливо ощущалось в застывшем, пропитанном пением цикад воздухе. Жаль, она не знала о «Магии» раньше — приходила бы сюда чаще. Просто посидеть, отдохнуть.
Она рассматривала сидящих рядом людей, а они — она знала — потихоньку рассматривали ее.
Конечно, женщина Дрейка — Бернарда-загадка — они видели ее впервые. Встрепанные пятерней волосы, завязанная на талии рукавами в жесте согласия осенняя ветровка, старые джинсы и кольцо со знаком бесконечности на пальце. Наверное, «первая леди» должна выглядеть иначе — быть ухоженной, идеально стильной, выглаженной и в выражениях на лице, и в складочках на безупречно сидящей юбке, но Дина выбрала не комплексовать. Она такая, какая есть, а об остальном пусть судят люди. Надумать-то — оно недолго, долго потом расплетать узелки бессмысленных страхов, сомнений и вечной нужды соответствовать стереотипам других.
Не зря ведь учил Дрейк, не прошли его уроки даром…
— Вы еще посидите с нами? — Вежливо, но совершенно искренне спросил Майк. — Сейчас картошка будет готова, печеное мясо замариновалось, чая много — на любой вкус…
— Да-да, на любой. — Радостно подхватила Марика. И тоже, как Бернарде показалось, совершенно искренне. — И брусничный, и с корицей, и с жасмином, и пряный…
— Ух, ты! У вас выбор тут, как в чайной лавке!
— Да лучше. Тут можно придумать любую комбинацию и р-р-р-аз! — она уже готова. А если нет в голове идей, всегда можно спросить чугонного чудо-повара — он угодит любому вкусу.
— Тогда останусь, если вы не против, посижу еще чуть-чуть.
И, глядя на окрашенные золотым верхушки сосен, Дина поерзала на теплом и удобном срубе низкого, стоящего близко к костру пенька.
* * *— Жду, говорит, дома. Угу. Это я жду.
Он сидел, поставив локти на стол, в окружении двух пустых бокалов и открытой бутылки вина. Выражение лица ворчливое, брови нахмурены, на правой щеке отсвет от пляшущего на поленьях в камине пламени.
— Ну, прости. — Она ластилась к нему кошкой. Сбросила пропахшую дымом и печеной картошкой ветровку на кресло, хотела, было, переодеть и джинсы, но не стала — так и забралась, царапая серебристую униформу приставшими к штанинам ежиками репея, на колени, обняла за шею.
— Я на Магии была. Говорила с Майклом и Марикой, задержалась, чтобы поужинать. Они так искренне зазывали…
— А меня кто зазывал домой?
— Я. — Она улыбалась ему в шею, ерошила пальцами волосы на затылке, елозила губами по теплой коже, неслышно мурчала. — Как здорово, что ты вернулся. Очень здорово. В «аквариуме» все завершилось?
Дрейк не стал уточнять, что такое «аквариум», — привык, что Бернарда постоянно давала вещам новые имена собственные, а после долго хихикала над ними.
— Да, я поставил процесс на автомат, дальше постройка будет идти по заложенным данным.
Автомат. Ничего себе! Теперь все эти рыбки-звездочки сами собой выстроят в неведомых краях огромные инкубаторы. Слишком глобальные процессы, не умещающиеся в ее сознании по сложности. Дина отбросила мысли о собственной мозговой (по сравнению с Дрейком) никчемности в сторону: вечер дома, вместе — невероятное и нежданное чудо…
— Какое пьем сегодня?
Как давно они, оказывается, вот так просто не сидели за столом. Кончик ее носа, уткнутый в его мягкую улыбку, близость теплого тела, исходящее от него чувство успокоения и защищенности, проницательный, теплый и чуть уставший взгляд серо-голубых глаз.
— Твое, что ты привезла из Фралции.
— Франции…
Он иногда подтрунивал над ней, тоже коверкал слова, знал, что она не удержится и поправит, и тогда он обязательно заставит ее умолкнуть на полуслове касанием собственных губ.
— Как ты его называла? Жоболе?
— Божоле!
— Нет, Жоболье.
— Божолье! Тьфу…
И они тихо рассмеялись от шутки, понятной лишь двоим. Тепло, уют тихой гавани, что укрыла их ненадежным щитом во время шторма, — пусть всего лишь минута счастья, но эта минута — «их» минута. Короткая, но целиком и полностью.
Глава 5
Прежде чем случилось то, что навсегда изменило течение серых, похожих друг на друга, как песчинки в пустыне, будней, она «проводила» еще троих.
Высокий и плечистый мужчина, подошедший к ней во время краткосрочного сна-медитации, попросился в Каримф.
Тайра какое-то время рассматривала его вылепленное, будто из гипса, лицо, вьющиеся светлые волосы, крепкие ноги и широкие идеально чистые босые ступни, затем равнодушно пожала плечами.
— Поделишься энергией.
Полупрозрачный дух легко согласился. Шли около часа, затем незнакомец, выполнив обещание и обдав Тайру теплым лучом, нырнул в свод-окно и исчез за пределом незнакомого мира.
Каримф она не разглядела — ни к чему травить душу. Передернулась, попыталась распределить подаренную телу энергию и зашагала в обратном направлении. Прикрыла невидимым пологом колышущуюся в сознании развернутую карту Криалы, что, кажется, прижилась там и теперь возникала по первому требованию, и отправилась искать следующего «гостя» — вдвоем всегда веселее, нежели в одиночку.
Нашла некоторое количество часов спустя — женщину. Явно заплутавшую в тумане, скитающуюся среди клубов невоплощенной энергии уже не первые, судя по написанной на узком лице панике, сутки.
— Куда тебе? — Спросила просто.
Женщина отшатнулась — приняла за очередную тень — шарахнулась назад и едва не упала на землю.
— Я — проводник. — Именовала себя Тайра устало. — Могу довести до цели, если поделишься энергией.
«Хорошо, что тот, в простыне, сам предложил обмен. А то бы и не знала, чем взымать за услуги…»
— Энергией?
Голос оказался подстать глазам — напуганный, робкий, потонувший в безнадеге.
Она что, впервые в жизни медитировала и сразу провалилась в Криалу? Вот ведь волшебница-недоучка.
Тайра пожурила себя за цинизм — наверное, Коридор делал ее равнодушной к чужим страданиям. А, может, то были последствия отданной муару души.
— Ты спишь где-нибудь у себя в мире, а дух твой скитается. Зачем он пожаловал сюда, что ты хотела найти?
— Найти? Я не искала, это все кошмарный сон. Я просто хочу проснуться, я хочу домой.
Узкий подбородок незнакомки дрожал; Тайра подумала, что тоже хочет домой, но не заявлять же об этом вслух? Не садиться кружком, не складывать руки на колени и не вытирать друг другу сопли носовыми платками?
— Как зовется твой дом?
— Домом. Нужен… адрес? Это в Мельбурне…
— Мельбурн — так зовется твой мир?
— Нет, это город.
— А мир как называется?
— З…Земля.
Тайра длинно и протяжно вздохнула, сдержала язвительное замечание о том, что земля — это то, что находится под ногами — почва, а ей бы название мира — М-И-Р-А, а не одной из его составляющих — и уже хотела задать наводящий вопрос, когда на задворках сознания, где с готовностью развернулась — вынырнула из-под полога — знакомая карта, засветилась одна из точек.
— Как зовется твой дом?
— Домом. Нужен… адрес? Это в Мельбурне…
— Мельбурн — так зовется твой мир?
— Нет, это город.
— А мир как называется?
— З…Земля.
Тайра длинно и протяжно вздохнула, сдержала язвительное замечание о том, что земля — это то, что находится под ногами — почва, а ей бы название мира — М-И-Р-А, а не одной из его составляющих — и уже хотела задать наводящий вопрос, когда на задворках сознания, где с готовностью развернулась — вынырнула из-под полога — знакомая карта, засветилась одна из точек.
Земля. Терра. Pământ. Aarde. Zemé. Vero… — поплыли названия на незнакомых языках.
Земля. Действительно… Есть такой мир. И не так далеко — по внутренним часам всего час пути и почти без вращений реальности, а то так и тошнит от них.
— Пойдем. Я знаю, где это.
В черных глазах дрожащей, одетой в белый с кружевами балахон до колен женщины вспыхнула надежда.
— А чем, вы говорите, надо поделиться?
— Благодарностью. Благодарить ты умеешь?
— О-о-о, это да!
— Вот и прекрасно. Тогда держись за моей спиной и не ступай вбок.
— Хорошо. Я все сделаю, как скажете.
Ким часто говорил о великом Предназначении, о Пути, о надобности каждого живущего найти собственное место в мире. И неужели служение «проводником» и есть ее Путь? Может ли статься, что предназначение Тайры — выводить заплутавших духов из коридора в реальные физические миры, оставаясь неспособной переступить ни одну из границ? Не для того ли она родилась, росла, была отдана родителями в Пансион, терпела унижение наставниц, а после и Раджа, чтобы однажды оказаться в тюрьме, а после вот так просто и бесцельно отдать душу?
Какой глупый путь… Плохой путь — тоскливый и неинтересный. Но Старшие не благоволили ее смерти, не позволили муару забрать и плоть, значит, для чего-то это было нужно? И не вмешивается ли Тайра, провожая путников по пространству Коридора, в причинно-следственные связи жизней тех, кого доводит до цели? Может, было бы правильным тому закутанному в простынь мужчине, попасть не в Тируан, а случайно зайти в соседнюю дверь? Белобрысому шагнуть не в Коримф, а проснуться с осознанием провала, неудачи? А этой даме и вовсе никогда не проснуться на Терре, доставшись, как и Тайра, на созерцание теням.
Где ответы? Какие они?
— Пришли.
— Да? Как хорошо… Как быстро. Что теперь я должна делать?
— Сказать мне «спасибо». Только искренне, от души.
Незнакомка постаралась: обдала Тайру таким потоком любви, будто то была ее родная дочь, не меньше.
После ее ухода, тело еще долго пересбрасывало энергию то сверху вниз, то снизу вверх, пытаясь равномерно уложить ее между макушкой и двумя ступнями. Почти мучительный процесс, но сладкий и даже приятный. Каждый раз после такого Тайра становилась сильнее.
Но по-настоящему сильной она стала тогда, когда встретила и довела до цели путника номер четыре — воистину великого мага, попросившегося в Альгхаиллу: тощего, как скелет, высохшего человека в набедренной повязке и с воткнутой в волосы костью. Кольцо в носу, тонкий деревянный посох и нарисованный на теле череп: Тайра всю дорогу боялась, что в спину ей вот-вот ударит смертельное заклятье. Глупый страх, беспочвенный, но дорога длилась почти сутки, а маг позади не светился и прозрачным не был. Он был первым из тех, кто пришел в Криалу в физическом теле и первым на ее памяти, от кого шарахались даже тени, — человеком без души. Наверное, не просто без души — служителем Нижнего Мира.
Указанную Альгхаллу она даже не стала рассматривать; довела, сообщила «здесь» и собиралась безо всякой награды сбежать, когда морщинистый мужчина с неприятным обглодком человеческого тела в волосах произнес:
— Заслужила. Возьми.
И он повесил ей на шею амулет. Настоящий, плотный, серебристый, на длинной вытертой веревочке. Круглый знак, символ Равновесия, и сужающаяся к центру спираль — это все, что она успела разглядеть, прежде чем содрогнулась от первого за долгое время касание чужих рук. Не порадовалась ему — едва сдержала тошнотворный позыв.
— Поможет стабилизировать накопленную силу и использовать ее. Без амулета не сможешь.
Она лишь кивнула, не сумела выдавить простого «спасибо», а маг с тростью уже растворился не в окне — в черной дыре-разломе, откуда, казалось, выглядывала сама смерть.
Тайра не стала дожидаться — рванулась от страшного места прочь и бежала-бежала-бежала, запомнив лишь одно: как стучал по груди ровный металлический привязанный к черной веревочке круг.
А потом случилось «это».
Она сумела поднять камень.
Камень иллюзорного города — города-призрака. Сидела, как обычно, на вымощенной площади недалеко от излюбленной клумбы, смотрела на траву и набухающие бутоны Деры — мимо ходили люди, проезжали телеги торговцев, гомонила у фонтана детвора, пыталась выловить со дна медные монетки — на них то и дело прикрикивал городской смотритель. Она невидима для людей, люди прозрачны для нее — все, как обычно, — сосуществование бок о бок двух миров — реального и вымышленного (смотря с какой стороны смотреть), и тут… камень.
Она взялась за него, не задумываясь, пребывая не то в прострации, не то в привычной мозговой усталости, глядя на цветастую накидку проходившей мимо женщины и пытаясь предположить, какого та цвета, оранжевого или же ярко-розового? — Криала поглощала краски, заглатывала их, слизывала с холстов невидимым языком и ухмылялась, — когда неожиданно поняла, что подкидывает на ладони камушек.
Серый, угловатый, шершавый… Не просто подкидывает, и тот подлетает в воздух на несколько тилитов, — а чувствует его. И, как только поняла, только лишь сумела осознать невероятность происходящего, как камень тут же пролетел сквозь ладонь и упал на землю.
— Нет-нет-нет, — зашептала Тайра и заползала вокруг клумбы. — Давай еще раз…
Пальцы сжимались вокруг травинок, елозили по борту клумбы, проходили сквозь булыжники, но не ощущали ни листьев, ни почвы. Камешки, кусочки глины — большие и маленькие — несмотря на усилия, оставались лежать на земле: для них существование рядом женской ладони оставалось, как и прежде, под сомнением; миры не желали вновь пересекаться.
Или же у нее не хватало силы? Случилась расконцентрация?
— Как же так?
Тайра приказала себе успокоиться: уселась на булыжную мостовую, не чувствуя под собой ни тепла, ни холода, поджала под остатки оборванной тулы босые ноги, сжала пальцами левой руки амулет, закрыла глаза и сосредоточилась. Копись сила, копись — стабилизируйся, набирайся, — а правой рукой все водила сквозь мелкие, лежащие у подножия клумбы камешки.
Спокойное чуть свистящее дыхание, размеренные удары сердца, ровный ток энергии от сердца и живота к руке, к руке, еще к руке и снова к руке…
Жаль, что маг не объяснил, как пользоваться медальоном — ушел, а она не успела спросить. Жаль, что упустила возможность, не совладала со страхом, а другого шанса не будет.
Сколько она просидела так, фокусируя все внимание на ладони? Неизвестно. Но когда глаза открылись, Тайра с замиранием сердца увидела, что желтоватый спекшийся кусочек глины, вновь покоится в руке — прямо на линии ума. Между линией судьбы и линией сердца.
И она вновь — Боги, спасибо! — чувствует его.
Неопределенное время спустя.
Дом Кима выглядел таким, каким она помнила его: белые, выгоревшие на солнце каменные стены, потрескавшаяся у фундамента краска, пыльные ставни и немытые окна.
Архан. Она нашла его так же, как находила другие места, — по невидимой звездной карте. Долго переминалась у входа — яркого куска пространства, — боялась, что тот отторгнет ее, стоит прикоснуться, но «вход» совершенно неожиданно дал добро. Поупирался, как раскисшее желе, повибрировал и… впустил странницу внутрь.
Нет, не как живого человека, как призрака, но все-таки впустил.
Руур Тайра отыскала быстро — не стала тратить силы и время на пешую прогулку Бог знает откуда (пойди она пешком, как человек, и дневала бы в раскаленной пустыне столетиями напролет, если бы они у нее, конечно, были — эти столетия), а просто закрыла глаза, воспроизвела в голове знакомую улицу, а Коридор довершил остальное, как делал это всегда, — воссоздал предметы по требованию теперь уже окрепшего разума. И улицу, и глиняные горшки у домов, и лавку торговца с корзинами напротив.
Дом Кимайрана выставили на продажу. Не стали вкапывать столбик, как сделали бы для богача, — пожалели дерева, а поставили табличку прямо на уступ рядом с приоткрытой дверью.
«Продается. Входите и смотрите. Открыто»
Открыто.
Окажись дверь запертой, и ей пришлось бы разбить стекло. Нет, на удар кулаком по твердой поверхности силы бы не хватило, но вот чтобы поднять и кинуть камень — это наверняка.