– Боже, как ты дергаешься! Опять убили?
– Нет. Снаряд рядом разорвался.
– Саша, но это же…
Она не находит слов, но без труда подбираю продолжение: «сумасшествие». Наверное так и есть, потому что я словно продолжаю видеть Машино лицо и чувствовать ее тело.
Успокаивая, глажу супругу по боку, непроизвольно замедляя движение там, где у моего военфельдшера расположен рубец от осколочного ранения.
– Спи, милая.
Жена возмущенно вздыхает, демонстративно сбрасывает мою руку и поворачивается спиной. Впрочем, не забывает прижаться круглым пухлым задком.
Лежа на спине, вспоминаю и переживаю события сна, анализирую всплывшие детали биографии старлея.
Маша…
И вдруг замираю. Глаза военфельдшера Арсеньевой точно такие же, как у моей жены Марины.
***
Наверное, этого не стоило делать. Но вечером я решительно вошел в знакомый архив и принялся листать списки погибших, привязываясь к известной дате. Дате гибели старшего лейтенанта Петрова.
Нет, Арсеньева среди них не значится. Бардак в списках, кстати, нереальный. Люди из моей роты разбросаны по совершенно разным страницам.
Медики вообще вынесены в отдельный, наверное, за дивизию, список. Странно, Маши нет и там. А почему?
И тут я понял. Понял, и немедленно нашел то, чего увидеть совсем не хотел.
Военфельдшер Петрова М. Ю.
Словно холодная рука сжала сердце, спазм перехватил горло. Он… то есть я все-таки женился на девушке, взявшей фамилию по мужу. Только жили вместе они совсем недолго. И погибли в один день.
Ложась спать, я всем сердцем надеялся, что этого не увижу. Напрасно надеялся.
***
… оставив на этом поле половину роты, мы все-таки ворвались в немецкие траншеи. Лимонки очистили путь, выкосив отчаянно сопротивляющихся врагов, а сейчас кипит бешеная рукопашная, добавляющая окровавленные тела к тем, что валяются на дне траншеи.
Обе моих гранаты уже улетели за поворот, проредив фашистcкое подкрепление, теперь встречаю выбегающих врагов короткими очередями из ППШ. И магазин автомата стремительно пустеет.
Стреляя экономными «двойками», постепенно продвигаюсь вперед. Рано или поздно немцы пустят в ход «колотушки», пока они еще опасаются задеть своих. Надо уйти за поворот, чтобы потом осколки не ударили по моим бойцам.
Как назло, прут одни рядовые со своими карабинами. Нужен автоматчик! У меня последний диск, потом только ТТ, заткнутый за подпоясавший ватник ремень. Слабый холостой щелчок бойка улавливаю даже сквозь шум боя. Упав на колено, отклонившись, ухожу от вражеской пули, выдергивая взведенный ТТ. С кровавой дырой вместо глаза промахнувшийся немец отправляется к своим камрадам – на дно траншеи.
Еще один, двое, опять двое…
Каждый выстрел выносит врага, но в магазине всего восемь патронов. На выскочившую пару остался последний. И, как насмешка судьбы, оба – автоматчики. Свалив первого, я попал под очередь его напарника. Пули вспороли живот, отбросив враз ослабевшее тело к стенке траншеи. Вот и все…
Затухающим сознанием уловил, как завалился срезавший меня немец, а перед глазами мелькнуло знакомое лицо. Кто-то из моих бойцов…
В себя пришел от мучительной боли в животе. Там словно разгорается костер, жестоко опаляя внутренности. Перед глазами, покачиваясь, медленно проплывает земля. А подо мной…
– Олежек, держись… Держись, любимый… Не умирай…
Моя жена, моя хрупкая тростиночка несет меня, тяжелого мужика, в наши окопы.
– Маша…
– Олеженька, потерпи, уже скоро…
И тут сознание разделилось. В первый раз я словно взглянул на происходящее своими глазами. Старший лейтенант Петров пытался что-то прошептать любимой жене, а я, подполковник Михайлов, изо всех сил старался вытолкнуть из своего и не своего рта другие, главные слова. Сумел, или мне показалось?!
– Маша, брось меня… Беги, укройся, Маша… Брось!..
– Олежка, терпи, уже скоро…
Ее запаленный, надрывный шепот оборвал нарастающий свист тяжелого снаряда.
Не сумел!
Последнюю мысль вместе с телом разорвал мощный взрыв…
***
… быть разорванным на части. Не знаю, что мучительнее – погибать от этого, или чувствовать, как живая плоть, словно пазлы, собирается в единое целое? И каждый кусок несет свою боль. Сколько продолжалась пытка – секунды или вечность? В себя стал приходить, когда по глазам ударил свет люстры, а рядом возникло перепуганное лицо дочки.
– Папочка! Папа!
Как и в прошлые разы, боль стремительно отступает. Взяв из рук Оли стакан, отхлебнул воды, смягчив пересохшее горло. Взгляд непроизвольно упал на словно рассекающие руку красные линии. Нет, под футболку смотреть не хочу.
– Мама, папе лучше!
Жена нервно бросает трубку телефона:
– Какие твари! Ни дежурного врача, ни медсестры – никого!
Поворачивается ко мне:
– Саша, что с тобой на этот раз?!
Все еще чувствуя, что сейчас развалюсь на кусочки, отвечаю:
– Уже лучше. Все проходит.
О том, как я «проснулся», жена рассказала, когда мы все-таки уложили дочь:
– Вздрагиваешь, судороги бьют, хрипишь… Глаза открыты, зрачки черные, огромные, ничего не видишь… Я уже думала – инсульт. И по всему телу тонкие красные полосы. Что это?
– Меня разорвало снарядом.
– Саша! Ну, что ты говоришь?!.
В общем, разговор получился долгий, нервный и трудный.
Съездить в Мурманск, в нормальную поликлинику, конечно, можно. Но к какому врачу обратиться?
То-то и оно: к психиатру.
А дальше неизбежное отстранение от работ со специальными изделиями, перевод на «спокойную должность» и увольнение. С пенсией без «ядерного» коэффициента, в полтора раза меньше той, на которую я рассчитываю. Это если обойдется без психиатрической клиники, что сомнительно.
Хорошо, что удалось элементарные логические вещи втолковать супруге.
Здраво помыслив, приняли решение использовать более мощные успокоительные средства. И, если сны не прекратятся, я на третью ночь буду уходить спать на раскладушку. Ставить ее лучше на кухне и плотно закрывать за собой дверь. Жена немедленно нашла повод придраться:
– А если ты там умрешь?
– Значит, получишь пенсию и выплаты по потере кормильца. Маня, хватит изгаляться. Уж после сегодняшнего точно знаю – не умру.
День шел обычным порядком. Только иногда по телу волной проходила какая-то слабая, словно сквозь подушку боль, да мысли возвращались к судьбе и любви старшего лейтенанта Петрова. Насколько непохож оказался этот юный офицер на следующее воплощение: сержанта Хофмана!
Вот и отрицай после этого влияние общества. Объединяло их, пожалуй, одно: оба были первоклассными бойцами и хорошими командирами.
– Что-то батя сегодня задумчивый какой-то. Может, с женой поругался?
– Ты его видел ругающимся? Проблемы, наверное, или наши дела, отдельские обмозговывает. А, может, о пенсии думает.
– Да, блин, уйдет он от нас, и пришлют какого-нибудь чудака на букву «эм». Жаль, что бате полковник не светит.
Уловив за спиной обрывок тихого разговора подчиненных, коротко усмехаюсь. Уважают, черти. Смотри, как зовут: «батя».
Ну, да: для старлея и летехи по возрасту – почти отец.
А ведь когда-то и я был таким же. И совсем не чувствую себя пожилым сейчас.
Вечером, зачитав жене с экрана монитора десятка полтора аннотаций на транквилизаторы, наконец-то возвращаюсь к своим делам.
Место гибели старшего лейтенанта Петрова и его супруги. О могиле речи не идет. Понятно: слишком близко лег немецкий снаряд. Фашисты потом еще трое суток обстреливали и контратаковали взятую моими бойцами высоту, но отбить обратно так и не смогли. Цена жизни ротного и его жены, военфельдшера Маши.
Принесенное снами знание словно успокоилось и заняло одну из бесчисленных полок памяти.
Смотрю на дату рождения Петрова, прикидывая свою очередную реинкарнацию. Что ждет во снах теперь? Революция? Гражданская война? Наверное. Посмотрю на видных большевиков, помитингую, глядишь, и товарища Троцкого узрею из стройных рядов РККА.
О том, что сны закончились, мысль как-то и не возникла. И это оказалось правильным предчувствием.
Но вот насчет РККА…
***
– … вы точно уверены, что не Германия, господин подполковник?
– Абсолютно, мой юный друг.
Заметив мою легкую гримаску, подполковник Черепнев добавляет:
– В первую очередь потому, господин прапорщик, что немцы ничего не выиграли от учиненного большевиками разорения.
Обращение «господин прапорщик» недвусмысленно ласкает слух. Особенно от такого заслуженного офицера, как Игорь Аркадьевич. С его эрудицией и академией Генерального штаба за плечами надо занимать видную должность в управлении Добровольческой армии, а он воюет. Принципиально, ибо «личные обстоятельства».
Проверив, как я снарядил диск «Льюиса», одобрительно кивнув, господин подполковник продолжает:
– Касаемо старательно муссируемого прессой факта пересечения господином Ульяновым германской территории в пломбированном вагоне, могу со всей ответственностью заявить – это была сделка немцев с англичанами. И ряд последующих событий на германо-французском фронте только подтверждает мою версию.
– А как же деньги от немецких банкиров?
– Ростислав Александрович, вы уверены, что немецкие банкиры не являлись обычными посредниками, беспринципно отработавшими за процент?
Вопрос заставляет замолчать и задуматься.
– Мое мнение, господин прапорщик: всем творящимся на Руси-матушке бедам мы обязаны англичанам.
– Но ведь они наши союзники!..
– Увольте, батенька, оставьте трескучие лозунги недалеким обывателям. У Англии никогда не было союзников, а имелись лишь государственные интересы. Россия, как и Германия, набрала слишком большие вес и влияние на континенте, поэтому островные господа с успехом применили к нашему несчастному отечеству неоднократно испытанные методы. В той же Франции, к примеру, ныне тоже являющейся полноправным членом Антанты и послушной служанкой сих господ.
Видя, что я внимательно слушаю, Игорь Аркадьевич продолжает хорошо поставленным «преподавательским» голосом:
– Все разномастные революционеры готовились и финансировались Англией. Англия же развязала Мировую войну, а до нее, с большим успехом – русско-японскую, предварительно вооружив войска микадо. В 1905 не получилось. Кое в чем просчитались, да и империя была еще слишком сильна. Вторая, уже удачная попытка произошла на ваших глазах. Что мы могли не поделить с извечными соседями – немцами? Имеющими на нашей территории прекрасные концессии, вкладывающими в нашу экономику баснословные деньги, породнившимися с русскими самими царскими родами? Последний раз мы с германцем воевали, дай Бог память, в Семилетней войне. Чем вдруг стали так милы царской семье французишки, что мы принялись их яростно защищать? Или нашествие Наполеона, которое с честью отражал и мой предок, уже забыто?
Я, затаив дыхание, ждал продолжение. Пауза не затянулась:
– План островных господ всегда предельно прост и достаточно легко реализуем. Втянуть государство в войну, вызвать негодование правительством и вбросить бациллы, именуемые революционерами, с их привлекательными, но исключительно вредными для страны лозунгами. Деньги, оружие – это второй этап, хотя и немаловажный.
– Господин подполковник, но неужели этого не понимали наши правители?
– Правители? Полагаю, вы подразумеваете профукавшего царский престол Николая Второго? Знаете, Ростислав Александрович, я несколько раз имел честь достаточно близко лицезреть данную особу и слышать о ней мнения исключительно авторитетных и прекрасно владеющих вопросом людей. Увы, Николай Романов ничего не понимал, более того, даже не задумывался о последствиях своих, не побоюсь этого слова, преступных решений и действий. Просто в силу своей ущербности и невысокого качества ума. Командовать ротой на плацу – да, с этим он справился бы безупречно. Но управлять государством российским… И мне все чаще кажется, что восхождение на царский престол Николая, как и скоропостижная смерть его батюшки, истинного властителя великой страны – тоже дело рук островитян.
Остановившись, Игорь Аркадьевич печально вздохнул:
– Что до доказательств… Поверьте, господин прапорщик, их хватает. Как косвенных, так и прямых. К примеру: какими винтовками были вооружены бунтующие рабочие на Красной Пресне в 1905 году?
– Не могу знать, господин подполковник. Об этом не писали в газетах.
– Швейцарскими. Российская Империя никогда не закупала и не выпускала винтовки швейцарского образца. И тут такое совпадение – именно с подобным грузом был обнаружен пароход, севший на мель у границ княжества Финского, совсем накануне тех кровавых событий, что характерно. Сел один, а сколько благополучно достигло берегов?
– Документы на груз?..
– Полноте, Ростислав Александрович. Разумеется, отсутствовали. Но капитан дал соответствующие показания о своих нанимателях.
Я поверил безоговорочно. Не только потому, что всецело доверяю своему наставнику и боевому командиру, но и по другой причине: старший брат Игоря Аркадьевича служил в жандармах, занимая там высокий пост. Собственно, в этом и заключаются «особые обстоятельства» господина подполковника: офицеры жандармского отделения для большевиков – смертные враги, подлежащие немедленному уничтожению. Как правило, вместе с семьями.
В нашу лихую годину семья Игоря Аркадьевича проживала с семьей старшего брата, в их имении, бежав от творившегося в Петербурге ужаса. На свое горе.
Кто донес в «Чеку», уже не узнать. Всеслава Аркадьевича, а также всех находившихся в доме женщин и детей убили. Без суда и следствия. Имение, несмотря на протесты крестьян, сожгли.
Господин подполковник как-то сказал: «Жандармов убивали не за то, что они боролись с революционерами. А потому что они знали об этих революционерах всё». В свете совершенного красной сволочью злодеяния – это правда. Тем временем Игорь Аркадьевич продолжает рассказ:
– Или история с подметными письмами в том же 1905: «Спасайте ваши деньги, забирайте их из сберегательных касс!»
– Слышал об этом, паника обстояла знатная.
– Земля русская всегда была изобильна дураками, господин прапорщик. Тогда они кинулись к кассовым окошкам, а сейчас их гонят на нас в атаки комиссары. Так вот, писем этих, что выполненных от руки, что отпечатанных на гектографе, оказалось не одно или два – тысячи. И появились они в аккурат с началом японской войны. Цель распространителей видится простой – обеспечить отток денежных средств из рук государства к обывателям, где финансы зависли бы мертвым грузом. Присутствовал расчет и на народные волнения. Не вышло – богата еще была Империя.
Очень хотелось выдвинуть какой-нибудь умный, значимый довод, чтобы участвовать в беседе на равных:
– А японцы не могли приложить к волнениям свои руки? Они же были заинтересованной стороной?
– Видите ли, Ростислав Александрович, чтобы осуществлять операции такого масштаба, необходимо иметь соответствующую агентурную сеть. Откуда взяться японской за столь короткий срок? К тому же японцы традиционно сильны на Дальнем Востоке, но паника обхватила в первую очередь Варшавскую, Прибалтийскую, Минскую, Виленскую и Гродненскую губернии. Касаемо царства Польского имеется еще один любопытнейший факт. В январе четырнадцатого небезызвестный господин-социалист Пилсудский прочитал в Париже, в зале Географического общества, лекцию. В ней он со всей уверенностью заявил, что большая война в Европе неизбежна. А далее польский социалист перечислил, какая держава и за какую вступится, кто и почему ввяжется в свару. Перечислил абсолютно верно. Но самое интересное, это вывод: Россия будет побита Австрией и Германией, а те в свою очередь окажутся побиты англо-американо-французами.
– Но ведь так и случилось!
– Да, к сожалению. Поскольку попытка отнести пана Пилсудского к ясновидящим является несуразной глупостью, а его связи с английской разведкой есть установленный и доказанный факт, сама собой напрашивается версия: болтливый и хвастливый полячишка не удержал тайну, неосмотрительно доверенную ему его хозяевами. Вдумайтесь: четырнадцатый год. Николай II, Вильгельм II, Франц Иосиф еще даже не подозревают, что будет война. Эрцгерцог Франц-Фердинанд спокойно играет с детьми в своем дворце Бельведере. А англичане уже взвесили, отмерили и разделили. Впрочем, разглашение Пилсудскому сошло с рук – кто бы ему тогда поверил? А война, тем не менее, началась.
– Но зачем, господин подполковник? Что заставило англичан развязать эту мировую бойню?
– Политика Великобритании во все времена едина: стравливать народы, каждый раз уничтожая самое мощное государство на Евразийском континенте и иметь самый сильный флот. Только при этих условиях Британия правит морями и всем миром. Они колониальная империя по своей сути, сосут соки со всей Земли, и все людские богатства тянут на свой островок. И, чтобы не затягивать лекцию, позвольте напоследок привести один характерный факт. В каком государстве нашел прибежище Александр Федорович Керенский, и какое государство отказало в спасении бывшему императору и его домочадцам?
Не догадаться было невозможно:
– Англия?
– Именно, мой друг.
Замолчав, Игорь Аркадьевич приступил к обслуживанию пистолета – «Браунинга» первого номера. Все еще находясь под впечатлением от услышанного, я последовал полезному примеру и взялся за свой «Наган». Мы уже заканчивали столь важное и обязательное для военного человека дело, когда раздался сигнал горниста к обеду.
Проходя мимо крестьянских домов, замечаю, как из крайнего выводят четырех мужчин со связанными за спиной руками. Судя по всему, контрразведчики закончили дознание, получив необходимые сведения от захваченных во вчерашнем бою пленных. Рядовые пополнят наши ряды, а командиры и комиссары…
Словно вослед моих мыслей вышедший на крыльцо ротмистр Павлов выкрикнул:
– Господа добровольцы, нужны желающие на исполнение.