– Почему вы делаете такие выводы?
– А какие я могу сделать другие выводы? Муж мой водкой торговал. Все его в городе уважали. Даже вон тот отщепенец! – кивнула она в сторону Василевского, который старательно пытался спрятаться за колонной. – Честно работал мой супруг, никого не обманывал. Да, на его беду, объявился этот козе… простите, Суворов. Не поладили они. Бизнес не поделили. Муж мой нервничал. Два покушения на него было. Одного даже посадили. Вот так! Кого же мне еще в его смерти обвинять!
– Разумно, Татьяна Николаевна, – опять вмешался со своей оценкой прокурор, но тут же осекся. – Вопросов не имею!
Грановский не спеша начал допрос:
– А в какой среде вращался ваш супруг? Кто были его знакомые?
– Хорошие все, интеллигентные люди! Спиртного ни-ни, в рот не берут. Разговоры умные, речи толковые.
– Не сомневаюсь, – поддакнул Грановский. – Тут я фотографии принес. Взгляните-ка, никого не узнаете?
Степанченко, близоруко щурясь, рассматривала фотографии:
– Да… Рожи все знакомые. Пардон, лица, – спохватилась она. – Вот Гоша. Вот Сережа… А это муж мой рядом. Еще несколько бизнесменов. А это что за баба? – Татьяна нахмурилась.
– Узнали? Отлично. И чем же занимался этот Гоша или, может быть, Сережа?
– Разнообразной коммерческой деятельностью…
– Вот именно, разнообразной… Уважаемый суд! Гоша – это не кто иной, как четырежды судимый особо опасный рецидивист Григорий Мухин под поэтичной кликухой Цветок. Сережа – местный авторитет Еникеев. Личность, без сомнений, творческая и одаренная. Когда-то щипачом работал, сейчас на отдыхе – стихи и блатные песни сочиняет.
Лицо Степанченко исказила ярость:
– Ах ты…
– Потерпевшая! Уймитесь или будете наказаны за неуважение к суду! – опередил Горин скандалистку, на языке которой уже вертелись бранные словечки.
– Вот тут уважаемая вдова что-то начала говорить про покушения на ее мужа. А у меня в руках копия приговора на некоего Саломатина, – продолжил Грановский. – Он действительно отбывает наказание за покушение на убийство Степанченко. В приговоре сказано, что мотивом этого преступления была месть нашему потерпевшему. Саломатин долгое время работал у Степанченко. Тот не выплатил ему вознаграждения, попросту надул. Так что мой подзащитный Суворов не имеет никакого отношения к этому неприятному случаю… Фотографии я прошу приобщить к материалам дела. Полагаю, они доходчиво показывают, что круг общения нашего потерпевшего был разнообразен и отнюдь не столь интеллигентен, как заявила уважаемая Татьяна Николаевна. Враги у него были. Это доказывает Саломатин. А из органов его уволили, как говорят материалы дела, за связь с криминальными элементами. Вы не находите, что число возможных виновников его гибели не ограничивается фигурой Александра Петровича Суворова?
Суворов про себя усмехнулся: «Не зря заплатили Цветку деньги. Понадобились фотографии». Продав их за умеренную цену, Цветок попросил лишь клятвенное заверение, что ему это не выйдет боком. Он получил деньги и промотал их за неделю в веселых гульбищах, Суворов же получил надежду. Надежду на будущее.
История с Саломатиным пришлась также как нельзя кстати. Конечно же, этот горе-киллер поднял руку на Степанченко вовсе не из-за какой-то личной неприязни. Эта работа была оплачена. Оплачена Суворовым, но не выполнена как следует. Физически крепкий, Степанченко выбил оружие из рук придурка, а затем сдал его собственноручно в милицию. Александр ухлопал, помнится, немало средств и нервов для того, чтобы вся эта малопривлекательная история не имела для него последствий. Но вывод для себя сделал: не поручай дело дилетанту. Нет стоящего киллера – делай сам…
Все сделал брат. Именно он, беззлобный и покладистый Андрей, убил Степанченко, местного авторитета и хозяина всего городского водочного рынка. Младший Суворов слыл трезвомыслящим человеком, сторонником компромисса, но не человеческих жертв. Поэтому Степанченко почти без колебаний подошел в тот вечер к серебристой «девятке». Его окликнул Андрей. Парень приветливо улыбался. Водочный король местного разлива всегда находил общий язык с Суворовым-младшим. И этот поздний визит пришелся, как ему казалось, весьма кстати. Бессмысленная вендетта выматывала. Два покушения за полгода, а потом еще эти звонки… «Извините, не вы венки заказывали?», «Гроб будет готов ко вторнику, не забудьте». Жена плакала, да и у самого Степанченко стали сдавать нервы. Итак, в тот слякотный апрельский вечер он был готов разрубить гордиев узел и отступить.
Андрей продолжал улыбаться, но в его руках Степанченко увидел холодное равнодушное дуло автомата. Было слишком поздно что-либо предпринимать. Он даже не успел осознать происходящее, как дикая боль острыми кинжалами пронзила беспомощное тело. А серебристая «девятка» уже мчалась по мокрой от дождя дороге. Петляя хорошо знакомыми переулками, машина въехала в гаражный кооператив. Уже через несколько минут к выезду из города устремился темно-синий джип.
Совместная операция ОБОПа и ОМОНа по задержанию преступников, совершивших убийство Степанченко, известного в городе бизнесмена с не менее известным ментовским прошлым, не имела успеха. Перехватить злоумышленников было решено на мосту. Заняв позиции по обе стороны от дороги, работники милиции приготовились к ожиданию. Ближе к одиннадцати часам со стороны леса показалась машина. Она неслась на огромной скорости и не прореагировала на выставленный чуть поодаль патруль ГАИ. Милиционеры растерялись. В принятой ранее ориентировке речь шла о «Жигулях» девятой модели, но к мосту приближался джип. Его фары уже выхватили из темноты притаившихся в засаде людей. Времени на раздумье не было. Серии выстрелов мощной шумовой волной разорвали тишину. Истошно кричал заместитель начальника ОМОНа: «Они нас обстреляли!»
Милицейские пули не достигли цели. Джип, целый и невредимый, миновав мост, уже мчался по освещенной редкими фонарями улице. Выехав из города, Андрей и его товарищ бросили машину в придорожных кустах, недалеко от поворота на Уфимский тракт. На попутных машинах они вернулись в город, откуда в ту же ночь на другом автомобиле выехали в Москву…
Александр остался доволен братом. Доказательств причастности «суворовцев» к громкому убийству не было никаких. Только легкие подозрения. Не более того…
Свидетельское место заняла Татьяна Лесина. Вдова погибшего товарища была тиха и задумчива.
Суворову появление этой женщины было особенно неприятно. Конечно, убрав со своей дороги Игоря, он поступил разумно и, более того, справедливо. Но почему тогда, черт возьми, у него такое чувство, что где-то по отношению к Лесину он совершил ошибку?
Cуворов прикрыл глаза: «Что же ты, Игорек, натворил! Ну зачем ты так… Ведь ничего не предвещало беды. Ты сам ее накликал. Пеняй на себя! Видит бог, я не желал такой развязки».
Тени прошлого проносились перед его глазами.
Декабрьский вьюжный вечер. Он перевязывает Лесину руку.
Другой кадр. Смеющийся довольный Лесин с золотой цепью – символом вечной дружбы.
И наконец: «Марьин задушил Лесина удавкой. Труп мы сожгли», – монотонно докладывает Зверев. Суворов вытаскивает из ящика фотографию, где несколько лет назад запечатлела себя неразлучная четверка друзей. Посмотрев несколько мгновений на снимок – кадр прошлого, Александр рвет его на части.
Пусть прошлое останется в прошлом.
– Скажите, будьте добры, что предпринял Суворов, когда узнал об исчезновении вашего мужа? – мягко вел допрос Грановский.
– Он отправил в Москву своего помощника. Тот сопровождал отца Игоря. Они вместе наводили справки в милиции, морге.
– Было похоже на то, что Александр Суворов самоустраняется от поисков вашего супруга?
– Нет, что вы! – Татьяна застенчиво улыбнулась. – Боюсь, я была не совсем объективна к Александру Петровичу. Вы должны меня понять, я была в положении. Вот-вот должна была родить. А тут такое несчастье. Сейчас я понимаю, что Суворов тратил собственные силы и средства на поиски Игоря. Ведь он был ему лучшим другом!
– В районе Домодедова нашли останки обгоревшего человека. Вы были на опознании? Что вы можете сказать по этому поводу?
– Меня не было. Я ведь уже объяснила… Ездил отец Игоря. Ему представили верхнюю челюсть с золотыми коронками и цепочку. – Татьяна заплакала.
Грановский терпеливо ждал, когда она успокоится. Наконец, судорожно вздохнув, она подняла голову.
– Простите… На чем я остановилась? Да, челюсть и цепочку. Больше ничего.
– Отец решил, что это… – Грановский наморщил лоб, соображая, как лучше выразиться, – …это принадлежит Игорю?
– Он не был уверен. А я… я в это вообще не верю!
– Спасибо, Татьяна Александровна. Спасибо вам за мужество!
Сидевший неподвижно Зверев вдруг дернулся.
– Спасибо, Татьяна Александровна. Спасибо вам за мужество!
Сидевший неподвижно Зверев вдруг дернулся.
– Это двойник виноват! – раздался его голос.
Татьяна вздрогнула и посмотрела на Зверева. Тот потерял спокойствие и заметался по клетке как раненый зверь. Суворов с опаской поглядывал в его сторону.
– У вас есть какие-то дополнения, Зверев? – осведомился судья.
Зверев оглядел присутствующих и бухнулся на скамью. Уже через несколько секунд он был неподвижен.
– Вы свободны, – кивнул председательствующий Лесиной.
Татьяна села на свободное место. Скромно, как полагается послушному ребенку, положила руки на колени. Она слегка сутулилась, будто бы события прошлого тяжким гнетом давили на ее нежные плечи. Где же он, Игорь? Как он мог оставить ее с маленьким сыном? Может, сидит сейчас под сенью раскидистых испанских пальм, тянет через трубочку коктейль, обнимает роскошную красотку. Жив и здоров! Правда, злые языки все нашептывали Татьяне, что Игорь мертв и виновник его гибели Александр.
Женщина вгляделась в обаятельное лицо Суворова. Нет, Александр тут ни при чем. Не может человек с таким лицом быть дьяволом.
– Помните наш уговор? – весело прокричал Козырев, сметая снег с машины. – Присаживайтесь, я вас подвезу.
– Это совсем не обязательно, – вяло пыталась сопротивляться Елизавета.
На самом деле ей совсем не хотелось добираться домой на общественном транспорте. Если учесть необходимость пересадок и людскую толчею, то эта перспектива вряд ли могла ее порадовать.
Она уселась в теплый салон «восьмерки» и с наслаждением ослабила хватку шерстяного шарфа, который неугомонная няня все-таки заставила накрутить на шею. Играла знакомая музыка, и Елизавета почувствовала себя очень уютно рядом с хозяином автомобиля. Среднего роста, далеко не могучего телосложения, он имел весьма моложавый вид. Если выразиться точнее, относился к тому типу мужчин, которые и в почтенном возрасте выглядят юношами. Подвижный, юморной, Антон располагал к себе собеседника с первых же минут общения. Он лихо крутил баранку, рассказывал Елизавете анекдоты, смеялся над ее шутками, шутил сам.
– Молодой защитник посещает своего клиента в тюрьме. «Ну как, суд удовлетворил нашу кассационную жалобу?» – спрашивает подзащитный. Молодой адвокат, сотрясая кулаками воздух, горячо восклицает: «Я и дальше буду добиваться справедливости!» – «Если так, то я буду искать другого адвоката», – отвечает клиент.
Козырев заразительно расхохотался, но, заметив грусть попутчицы, поинтересовался:
– Елизавета Германовна…
– Просто Лиза… – поправила его Дубровская.
– Прекрасно. Лиза, у вас всегда такое приятно подавленное настроение?
– Последнее время…
– Может, поделитесь со мной?..
– Может быть, только не сегодня.
– Приятно с вами говорить, Лиза. Вы очень предсказуемый человек. «Только не сегодня», «может, в следующий раз»…
Он так потешно и беззлобно изобразил Елизавету, что невольно вызвал у нее улыбку.
– А знаете что, Лиза! Впереди я вижу огни ресторана быстрого питания. Ничего хорошего там не дадут. Но за чашечкой кофе вы можете поплакать мне в сюртук.
– В жилетку, – улыбнулась Елизавета.
– Точно! Ну так что? Идем?
– Идем!
Она с радостью согласилась. Представив себе вечер в молчаливой, погруженной в сон и мрак квартире, Елизавете захотелось вдруг оказаться там, где полно народу, где празднично и шумно. Пусть денег у нее немного, но на чашку чая и слоеный яблочный пирожок хватит. Зато вечером можно будет не ужинать.
Они заняли столик у окна. В ресторане было шумно. Какая-то компания людей среднего возраста, скорее всего сослуживцев, отмечала день рождения. Именинник, симпатичный мужчина, сидел в окружении не менее десятка дам раннего бальзаковского возраста. Женщины острили, смеялись, всячески стараясь привлечь к себе внимание именинника. Тот сидел важный и многозначительный…
– Как петух в курятнике, – заметил наблюдательный Антон, и они расхохотались.
Именинник недовольно скосил глаза в их сторону, что вызвало новую волну безудержного веселья.
– Вы здорово умеете хохотать, Елизавета! А теперь рассказывайте, почему у вас был такой вид, будто бы вы приняли решение сигануть с десятого этажа?
– Всего не расскажешь… Ну а если коротко, то я переживаю, что допустила нешуточную оплошность в своей жизни, выбрав работу адвоката. Я к ней совершенно не готова и, самое печальное, не способна.
– Это вы-то? – сделал страшные глаза Козырев. – После того как вы были гвоздем всей программы в первый судебный день? Как вы тогда сказали? У моего клиента не раскрылся парашют!
Увидев, что Елизавета не разделяет его веселья, он бросился ее утешать:
– Нашли, из-за чего переживать! Вот у меня что было… Я только начинал работать адвокатом. И наконец – первое серьезное дело в суде! У моего клиента, помимо всех прочих неприятностей, изъяли автомат Калашникова. А я возьми да заяви ходатайство: «Что-то я не вижу среди присутствующих этого Калашникова! Автомат-то ему принадлежит. Непорядок! Прошу обеспечить явку Калашникова в суд! Пусть будет соучастником!» Что там началось! Народные заседатели чуть с кресел не попадали от смеха, а у председательствующего на нервной почве икота началась.
– Где-то я слышала уже эту историю, – подозрительно косясь на собеседника, сказала Елизавета.
Ей было хорошо в обществе этого неистощимого на шутки паренька. Настроение, как упрямый столбик термометра, поползло вверх.
– Слушай, давай мы без лишних церемоний перейдем на «ты»? – вдруг предложила она.
– О чем речь? – с готовностью поддержал ее Козырев. – Ты еще не почтенная старушка, да и я не ветеран. Раскурим трубку дружбы?
– Я не курю.
– Я тоже.
Они засмеялись.
Уже в машине, рассказывая Антону о странностях Зверева, она вдруг вспомнила разговор с конвоиром.
– Он как-то странно сказал: «Возможно, ему сотрясли голову…»
– Тебя что-то удивляет?
– Конечно! Ты ведь не будешь утверждать, что его могли избить, физически растоптать, сделать дураком…
– Физический метод воздействия очень распространен. Неужели ты об этом первый раз слышишь? Как по-другому можно до правды добраться? Кто будет добровольно на себя статьи вешать?
– Ну, а индукция там всякая… Дедуктивный метод…
– Ага, Шерлок Холмс и доктор Ватсон! Темнота ты, Дубровская. Телевизор, что ли, редко включаешь?
– Боевики не смотрю принципиально. Ну хорошо… – Дубровская привела последний аргумент: – Протоколы допросов Зверева подписаны защитником. А в этих протоколах, между прочим, он дает признательные показания. Что же, его при защитнике истязали?
– Темнота ты дремучая, – вздохнул Антон. – Не знаешь, как некоторые наши коллеги работают? Прибежит замотанный своими делами адвокат в конце рабочего дня и все протоколы разом и подмахнет. Зачем ему со следователем ссориться? Тем более если следователь знакомый, а дело бесплатное…
– Но так же нельзя!
– А кто говорит, что можно? Зато выгодно! Экономия времени – раз! Благодарность следователя не имеет границ – два! А три – может, он клиента тебе платного подкинет.
«Да… Это мы в академии не проходили. Там говорили что-то о гарантированном государством праве на получение квалифицированной юридической помощи. Учись, Дубровская! А то тратишь папины денежки на гуманитарную помощь, а самой, может быть, скоро придется у Зверева баланду выпрашивать».
Несмотря на душевные терзания о том, что она, видимо, плохо усваивает арифметику жизни, где нужно вертеться, чтобы прилично существовать, Елизавета почувствовала себя отдохнувшей. Давно она так беззаботно не трепалась за чашечкой кофе. Антон неподражаем. Домашние проблемы ушли куда-то на задний план. На душе воцарились покой и безмятежность.
Владимир Макеев, лежа на огромной тахте, лениво поглаживал округлое бедро своей новой любовницы. Они познакомились всего три дня назад, но к близким отношениям решили перейти немедля. Время на моднейшем горнолыжном курорте бежит стремительно, стоит ли бездарно растрачивать его на глупые ухаживания. Они же современные люди!
Владимир имел все основания быть собой довольным. И причина была не в той легкости, с которой он соблазнил эту потрясающую красотку (его мужские качества были всегда на высоте), а в том, как он ловко нашел выход из весьма непростой ситуации. Являясь потерпевшим по уголовному делу в отношении Александра Суворова, он в последнее время был наслышан о каких-то загадочных событиях, происходящих в их небольшом городке. Многие из тех, кому следовало на суде выступить на стороне обвинения, самым непостижимым образом исчезали, а если потом и появлялись, то вели себя по меньшей мере странно. Они путали события либо предпочитали отмалчиваться. Наблюдался феномен массовой амнезии, если такое явление вообще существует в природе.