Тони посмотрел на Хилари. Та пожала плечами:
– Наверное, теперь это уже не имеет значения.
Голдфилд перевел взгляд с нее на детектива, и на его симпатичном лице появилось выражение любопытства. Тони прочистил горло.
– Я согласен с Хилари. Теперь, когда мы встретились с вами, это кажется бессмысленным.
– Вы говорите так загадочно, что возбудили мое любопытство. Неужели я так и не узнаю, в чем дело?
– Хорошо, – ответил Тони. – Мы собирались выяснить, точно ли было совершено вскрытие.
Голдфилд не понял.
– Но вы же и так это знали.
– Мы хотели услышать это от вас лично.
– Мы видели отчет об аутопсии, – объяснил Тони, – но хотели убедиться, что работа и впрямь была выполнена.
– Но теперь, когда мы увидели вас, – поспешила добавить Хилари, – у нас нет ни малейших сомнений.
Голдфилд вскинул голову – изумленно, а не обиженно.
– Вы хотите сказать, что я мог подписать отчет, не произведя вскрытия?
– Теоретически такая возможность существовала, – оправдывался Тони. – Вам могло что-нибудь помешать…
– У нас такого не бывает, – возразил Голдфилд. – Шеф держит нас в ежовых рукавицах. Не дай бог, кто-нибудь проявит малейшую небрежность в работе, он его в порошок сотрет. – Чувствовалось, что он искренне гордится шефом.
На всякий случай Хилари спросила:
– У вас нет сомнения, что Бруно Фрай… умер?
Голдфилд воззрился на нее так, словно она попросила его встать на голову и продекламировать стихотворение.
– Ну разумеется, умер!
– Вы делали общее вскрытие? – поинтересовался Тони.
– Да. Я рассек… – Голдфилд внезапно остановился, секунду-другую поразмыслил и поправился: – Нет. Это не было общее вскрытие в полном смысле слова, то есть рассечение всех частей тела. Тогда как раз выдался очень жаркий денек, работы хоть отбавляй, а нас тут не так уж много. Но в данном случае общее вскрытие и не требовалось. Причиной летального исхода послужила рана в области живота. Нам не было нужды вскрывать грудную клетку и исследовать сердечную мышцу. Я провел тщательное обследование и вскрыл брюшную полость, чтобы установить степень повреждения и определить точную причину смерти. Если бы его закололи не в вашей квартире, защищаясь… то есть если бы обстоятельства его гибели не были столь очевидными, я бы сделал больше. Но в данном случае было абсолютно ясно, что нет причины возбуждать уголовное преследование. Кроме того, я не сомневался, что именно рана в области живота сыграла роковую роль.
– А не может быть, что он был только в глубокой коме? – с надеждой спросила Хилари.
– В коме?! Господи Иисусе, конечно, нет. – Голдфилд поднялся из-за стола и начал шагами мерить комнату. – Мы проверяли пульс, дыхание, состояние зрачков и даже излучения мозга. – Он вернулся к столу и посмотрел на посетителей сверху вниз. – Мертв, как камень. Да когда я его увидел, в нем почти не осталось крови, которая могла бы поддержать минимальную жизнедеятельность. Он успел посинеть. Нет, здесь невозможно было ошибиться.
Тони встал.
– Прошу прощения за то, что мы отняли у вас время, доктор Голдфилд.
– А я прошу прощения за то, что усомнилась в качестве вашей работы, – присоединилась к нему Хилари.
– Погодите, – попросил врач. – Вы не можете уйти, не объяснив, в чем дело.
Хилари с Тони переглянулись. Обоим не хотелось обсуждать с Голдфилдом проблему ходячих трупов.
– Этой ночью, – сказал Тони, – Хилари в ее доме пытался убить человек, как две капли воды похожий на Бруно Фрая.
– Вы не шутите?
– Какие уж тут шутки.
– И вы подумали…
– Да.
– О господи! Должно быть, это было ужасное зрелище. Но мне нечего вам сказать, кроме того, что это могло быть только совпадением. Бруно Фрай мертв. Мне еще не приходилось видеть никого более мертвого.
Они поблагодарили Голдфилда. Тот проводил их в приемную.
Тони подошел к секретарше и спросил, в какое похоронное бюро был отправлен труп Бруно Фрая.
Девушка перелистала папку.
– Похоронный дом «Энджелс Хилл».
Хилари записала адрес.
– Неужели вы все еще думаете… – начал Голдфилд.
– Нет, – ответил Тони. – Но, с другой стороны, нужно пройти всю цепочку до конца. Так меня учили в полицейской академии.
Голдфилд хмуро проводил их глазами.
* * *Хилари осталась ждать в джипе у входа в похоронный дом «Энджелс Хилл». Они решили, что будет лучше, если Тони пойдет один и воспользуется служебным удостоверением.
«Энджелс Хилл» оказался огромным сооружением с целым парком катафалков, несколькими часовенками и солидным штатом гробовщиков и бальзамировщиков. В приемной лился рассеянный свет, а стены были окрашены в мрачноватые тона; на полу от стены до стены расстилался тяжелый плюшевый ковер. Все здесь свидетельствовало о почтительном отношении к смерти, а также о том, что похороны – прибыльное дело.
Секретарша оказалась симпатичной блондинкой в серой блузке и юбке каштанового цвета. У нее был приятный, тихий голос без малейших признаков сексуальности, словно ее специально натренировали произносить слова соболезнования и утешения. Интересно, подумал Тони, такой ли у нее голос в постели, когда она подбадривает партнера?
Девушка нашла дело Бруно Фрая и фамилию бальзамировщика. Кажется, он сейчас в прозекторской.
– Недавно поступили новенькие. – Она говорила так, словно работала в больнице, а не в похоронном доме. – Сейчас спрошу, когда он освободится и сможет уделить вам внимание.
Секретарша попросила Тони подождать в конторе. Это было небольшое, но уютное помещение с удобными креслами вдоль стен. На журнальных столиках разложены журналы. Кофеварка. Сифон. Стенд с объявлениями о продаже гаражей и портативных ванн для автомобилей.
Тони добрался до четвертой страницы «Энджелс Хилл Ньюз», когда вошел Сэм Хардести, очень похожий на автомеханика. На нем был белый комбинезон; из нагрудного кармана выглядывали инструменты, назначение которых Тони было неизвестно. Это был молодой человек лет под тридцать, с длинной каштановой прической и резкими чертами лица – несмотря на это, весьма приятного.
– Детектив Клеменца?
– Да.
Хардести протянул руку, и Тони чуточку неохотно пожал ее, думая о том, до чего она дотрагивалась всего лишь несколько минут назад.
– Сюзи сказала, вы хотите побеседовать об одном из наших случаев? – Очевидно, манерой говорить Хардести был обязан тому же тренеру, что и белокурая секретарша.
– Насколько мне известно, – сказал Тони, – именно вы готовили труп Бруно Фрая к отправке в Санта-Розу?
– Совершенно верно. У нас тесные деловые связи с местным похоронным бюро.
– Вы не могли бы в точности описать, что произошло после того, как оно было вывезено из морга?
Хардести с любопытством уставился на него.
– Ну, его доставили сюда и подвергли соответствующей обработке.
– Вы не останавливались по дороге?
– Нет.
– С того момента, когда тело оказалось в вашем распоряжении, и до того, как его доставили в аэропорт, оно не оставалось без присмотра?
– Без присмотра? Ну, разве что на одну-две минуты. Это была срочная работа, так как необходимо было успеть к послеобеденному рейсу в пятницу. Простите, вы не могли бы объяснить, в чем дело? Что именно вас интересует?
– Точно не знаю, – уклонился Тони, – но, может быть, получив ответы на некоторые вопросы, я уясню это для себя. Вы забальзамировали труп?
– Конечно. Это было совершенно необходимо: ведь его должны были доставить в Санта-Розу на самолете гражданской авиации.
– Вы его выпотрошили?
– Боюсь, это не самая приятная тема для разговора, – произнес Хардести. – Но кишки, желудок и некоторые другие органы действительно представляют собой серьезную проблему. Они содержат отходы и поэтому разлагаются гораздо быстрее остальных частей тела. Для устранения запахов и скопившихся газов и с целью лучшей сохранности тела даже после погребения необходимо удалить возможно большую часть этих органов. Мы пользуемся специальными зондами с телескопическим окончанием: вставляем в анальное отверстие и…
Тони почувствовал прилив крови к лицу и поспешно поднял руку, чтобы предотвратить дальнейшие подробности.
– Благодарю вас… Я представляю картину.
– Я предупреждал вас, что это не очень-то приятно.
– Не очень, – согласился Тони. У него как будто ком застрял в горле. Он кашлянул в кулак, но ощущение осталось прежним. Возможно, оно пройдет, когда он покинет это место. – Ну что ж, – обратился он к Хардести, – кажется, я узнал все, что хотел.
Хардести задумчиво наморщил лоб.
– Не знаю, что вас интересовало, но в случае с Фраем действительно имеется одно странное обстоятельство.
Хардести задумчиво наморщил лоб.
– Не знаю, что вас интересовало, но в случае с Фраем действительно имеется одно странное обстоятельство.
– Что именно?
– Это произошло спустя два дня после отправки тела покойного в Санта-Розу, – начал Хардести. – В воскресенье вечером кто-то позвонил и сказал, что хочет поговорить с техником, который обрабатывал труп Бруно Фрая. Я как раз был на дежурстве – у меня выходные в среду и четверг – и ответил на звонок. Тот человек был в страшном гневе. Он обвинил меня в халтурной работе: мол, я слишком небрежно обошелся с покойным. Это неправда. Я сделал все, что было в моих силах, – при сложившихся обстоятельствах. Но усопший несколько часов пролежал под палящим солнцем, а затем в холодильной камере. Плюс колотые раны и надрезы, сделанные коронером. Позвольте вас заверить, мистер Клеменца, ткани были в катастрофическом состоянии. Трудно было ожидать, чтобы из этого трупа можно было сделать некое подобие живого человека. И потом, я не отвечаю за косметические работы. Об этом должны были позаботиться в похоронном бюро Санта-Елены. Я попытался втолковать тому парню по телефону, что я тут ни при чем, но он не дал мне и слова сказать.
– Он представился? – спросил Тони.
– Нет. С каждой секундой он становился все агрессивнее. Орал на меня как сумасшедший. Или как будто не помнил себя от отчаяния. Я решил, что это родственник покойного, и старался не потерять терпения. Но он в своей истерике дошел до того, что заявил, будто он Бруно Фрай.
– Что-что?
– Ага. Сказал, будто он Бруно Фрай и однажды вернется сюда и разорвет меня на куски за то, что я с ним сделал.
– Что-нибудь еще?
– Дело в том, что, когда он начал нести этот вздор, я убедился, что он ненормальный, и повесил трубку.
На Тони словно вылили ведро ледяной воды; ему было страшно холодно – и снаружи, и внутри. Сэм Хардести заметил его состояние.
– Что с вами?
– Я думал о том, достаточно ли трех человек для массового психоза.
– Э?..
– У звонившего был какой-нибудь особенный голос?
– Откуда вы знаете?
– Очень глубокий…
– Дребезжащий, – добавил Хардести.
– Скрипучий, грубый?
– Точно. Вы его знаете?
– Боюсь, что да.
– Кто он?
– Вы бы не поверили, если бы я сказал.
– Попробуйте, – предложил Хардести.
Тони покачал головой:
– Извините, это служебная тайна.
Хардести был разочарован; улыбка сошла с его лица.
– Ну, мистер Хардести, вы нам очень помогли. Огромное спасибо.
Бальзамировщик пожал плечами:
– Не за что.
Есть за что, подумал Тони. Вот именно что есть. Но черт побери, что же это все означает?
Из приемной они направились было в разные стороны, но, пройдя несколько шагов, Тони обернулся и окликнул:
– Мистер Хардести!
– Да?
– Можно один личный вопрос?
– Какой?
– Что побудило вас взяться за эту работу?
– Мой любимый дядя был владельцем похоронного бюро.
– Понимаю.
– Он был замечательным человеком. Особенно с детьми. Он просто обожал детей. Я мечтал стать похожим на него, – признался Хардести. – У меня всегда было такое ощущение, будто дядя Алекс знает какой-то страшно важный секрет. Он часто показывал нам, детям, фокусы, но, конечно, не в этом дело. Я думал, что он занят чем-то очень таинственным, очень интересным и эта работа дает ему некое знание, которого нет у других.
– Вы разгадали секрет?
– Да, – ответил Хардести. – Думается, что да.
– Можете открыть его мне?
– Разумеется. Дядя Алекс понимал, как и я теперь понимаю, что с мертвыми нужно обращаться так же бережно, как и с живыми. Их нельзя похоронить и выбросить из головы. Их уроки навсегда остаются с нами. Сделанное ими при жизни продолжает поддерживать и влияет на нас после их смерти. Благодаря их любви мы любим и влияем на других людей – тех, что останутся жить, когда мы уйдем. Таким образом, человек никогда не умирает по-настоящему. Жизнь продолжается. Секрет дяди Алекса в двух словах можно выразить так: «мертвые тоже люди».
Тони с минуту смотрел на него, не зная, что сказать. И вдруг сам собой пришел вопрос:
– Вы верующий, мистер Хардести?
– В начале своей работы здесь я не верил в бога. А вот теперь верю. Да, я определенно верующий.
Когда Тони сел за руль своего джипа и захлопнул дверцу со стороны водителя, Хилари спросила:
– Ну, что? Он бальзамировал Фрая?
– Хуже.
– Что может быть хуже?
– Тебе лучше не знать.
Он посвятил ее в историю с телефонным звонком человека, назвавшегося Бруно Фраем.
– Ах, – вырвалось у Хилари. – Забудь то, что я говорила о массовой шизофрении. Вот доказательство!
– Доказательство чего? Что Фрай жив? Этого не может быть. В дополнение ко всем прочим вещам, о которых мне противно упоминать, его набальзамировали. Какая уж тут кома, если все вены и артерии забиты бальзамирующей жидкостью?
– Но, по крайней мере, этот звонок доказывает, что происходит что-то из ряда вон выходящее.
– Не обязательно, – сказал Тони.
– Недостаточно, чтобы убедить твоего капитана?
– Гарри Лаббок сочтет этот звонок выходкой сумасшедшего.
– Но голос!..
– Гарри на это не клюнет.
Хилари вздохнула.
– Что же дальше?
– Нужно хорошенько подумать. Посмотреть на проблему с разных сторон и убедиться, что мы ничего не упустили из виду.
– Мы не могли бы подумать за обедом? – спросила она. – Я умираю от голода.
– Где бы ты хотела пообедать?
– Поскольку у нас обоих тот еще вид, предлагаю что-нибудь потемнее и поуединеннее.
– Отдельный кабинет в баре «Кейси»?
– Замечательно.
Катя по направлению к Вествуду, Тони думал о Хардести и о том, что он прав и в каком-то смысле мертвые – не совсем мертвые.
* * *Бруно Фрай растянулся на заднем сиденье своего «Доджа» и попытался уснуть.
Это был не тот фургон, в котором он прибыл в Лос-Анджелес на прошлой неделе. Та машина оказалась в руках полиции. Официально она числится за Джошуа Райнхартом – душеприказчиком и управляющим его поместьем; теперь ему приходится улаживать имущественные дела. Новый фургон был не серым, как тот, а темно-синим, с ярко-белыми полосами. Накануне Фрай приобрел его в автомобильном салоне в Сан-Франциско. Отличная машина!
Вчера он почти весь день провел за рулем и приехал в Лос-Анджелес поздно вечером. И сразу направился к коттеджу Кэтрин в Вествуде.
Она теперь звалась Хилари, но он-то знал, что это Кэтрин.
В очередной раз явившаяся с того света.
Поганая сука.
Он вломился в дом, но ее не оказалось. Наконец перед рассветом она заявилась домой, и он чуть не прикончил ее. Откуда могла взяться полиция?
В течение последних пяти часов он пять раз проезжал мимо ее коттеджа и не заметил ничего особенного. Он не знал, дома ли она.
Он пребывал в растерянности. Мысли путались, он не представлял, что делать дальше, где ее искать. Постепенно в мозгу воцарился хаос. Он чувствовал себя растерянным, сбитым с толку, потерявшим контроль над собой – хотя и не притрагивался к спиртному.
Устал. Господи, как он устал. Он не спал с самой воскресной ночи. Если бы можно было хоть чуточку поспать, к нему вернулась бы ясность мысли.
И он снова отправится ее искать. Отрубит ей голову. Вырвет сердце и пронзит деревянным колом. Умертвит ее раз и навсегда.
Но сначала нужно поспать.
Он лег на пол, радуясь тому, что солнце проникало в фургон сквозь ветровое стекло. Темнота пугала его.
Рядом лежало распятие. И пара острых кольев.
Он набил холщовые мешочки чесноком и развесил их над всеми дверцами.
Эти амулеты должны были оградить его от колдовских чар Кэтрин, но они были бессильны перед кошмарами. Сейчас он уснет и проснется от кошмарного сна, с застрявшим в горле криком. А потом, как обычно, не сможет вспомнить, что ему снилось. Но в момент пробуждения явственно услышит шорохи, и мерзкие твари поползут по всему телу, по лицу… Через пару минут это ощущение исчезнет, и он будет яростно жалеть о том, что не умер.
Фрай испытывал ужас перед сном, но и бешеную потребность в нем.
Он закрыл глаза.
* * *Как обычно, в баре «Кейси» гремела музыка. Но в глубине зала было несколько закрытых кабинетов, где ее почти не было слышно.
Через какое-то время Хилари оторвалась от еды и заявила:
– Кажется, я знаю, в чем дело.
Тони положил свежий сандвич на тарелку.
– То есть?
– У Фрая должен быть брат.
– Брат?
– Это все объясняет.
– Ты считаешь, что в четверг ты убила Бруно Фрая и теперь его брат явился отомстить тебе?
– Такое сходство встречается только у братьев.
– А голос?