Джошуа нахмурился.
– И где же этот близнец пропадал все это время?
– Он мог вырасти в другой семье. – Хилари с жаром отстаивала свою гипотезу. – Возможно, даже в другом городе, другой части штата.
Джошуа покачал головой:
– Мог, но не вырос. Бруно был единственным ребенком.
– Вы уверены?
– Это абсолютно точно. Здесь все знают обстоятельства его появления в семье Фрай.
– Жаль, – вздохнула Хилари. – Если допустить существование близнецов, многое встанет на свои места.
Джошуа кивнул:
– Я и сам предпочел бы простой ответ. Поверьте, мне ненавистна мысль о том, чтобы пробивать бреши в вашей теории.
– А вы можете?
– К сожалению, да.
– Тогда попробуйте, – вмешался Тони. – Расскажите, откуда взялся Бруно, кто его настоящая мать. Возможно, все будет как раз наоборот – мы сами пробьем бреши в вашей истории. Возможно, она не так бесспорна, как вам кажется.
* * *Постепенно ярость улеглась, и Бруно взял себя в руки. Немного постоял среди учиненного им разгрома и побрел обратно в спальню.
На кровати валялось зверски растерзанное тело женщины по имени Салли. Теперь, с опозданием, Фрай понял, что она – не Кэтрин, не новое воплощение его матери. Старая ведьма не могла воспользоваться телом Салли, пока жива Хилари Томас, – он совсем забыл об этом.
Но Бруно не чувствовал раскаяния. Пусть даже Салли не была Кэтрин, все равно она – одна из ее прислужниц, посланная ей на помощь Владыкой Ада. Салли – часть направленного против него заговора. Может быть, она и сама – оживший труп, один из монстров, которые никак не желают оставаться там, где положено. Одна из НИХ. Бруно вздрогнул. Он не сомневался в том, что она знала местонахождение Кэтрин, но так и не выдала тайну – и, следовательно, заслужила свою смерть. Впрочем, это даже трудно назвать смертью: ведь она все равно вернется – в новом обличье.
Пора забыть о Салли и возобновить поиски Хилари. Она все еще прячется где-то, подстерегая его. Он должен опередить ее и первым нанести роковой удар.
Хорошо, хоть Салли дала ему зацепку. Имя. Этот Топелис наверняка знает, где она скрывается.
* * *Они втроем убрали посуду, и Джошуа налил всем еще вина, прежде чем приступить к истории восхождения Бруно от сиротского приюта до положения единственного наследника огромного состояния Фраев. За многие годы разрозненные сведения сложились в стройную картину.
В 1940 году, в год рождения Бруно, Кэтрин исполнилось двадцать шесть лет. Она все еще жила вдвоем с отцом, Лео, в изолированном доме на вершине утеса. Только однажды Кэтрин почти год провела в колледже в Сан-Франциско, а потом бросила колледж и вернулась в долину. Она была очень привязана к родным местам и их огромному особняку в викторианском стиле.
Кэтрин была красивой девушкой с великолепной фигурой и могла иметь сколько угодно поклонников. Однако ее это, кажется, вовсе не интересовало. Несмотря на молодость, ее угрюмая замкнутость и ледяное равнодушие к мужчинам породили у соседей убеждение в том, что она так и останется старой девой. Более того, казалось, ее вполне устраивало подобное положение вещей.
В январе 1940 года ей позвонила подруга по колледжу, Мэри Гантер, из Сан-Франциско. Мэри попала в беду – по вине одного человека, который обещал на ней жениться, а вместо этого изобретал предлог за предлогом и наконец скрылся, когда у нее уже было шесть месяцев беременности. Бедняжка Мэри совсем растерялась: у нее не было родных, а из подруг самой близкой оказалась Кэтрин. Мэри попросила ее приехать в Сан-Франциско, когда придет время родов. Она также попросила Кэтрин первое время позаботиться о ребенке – пока сама Мэри не встанет на ноги и не совьет гнездо для своего бедного птенчика. Кэтрин согласилась помочь и стала рассказывать всем в Санта-Елене, что ей предстоит на какое-то время заменить мать ребенку своей несчастной подруги. В ту пору она казалась такой счастливой, такой взволнованной, что соседки судачили: какой хорошей матерью она могла бы стать, если бы кто-нибудь наградил ее младенцем.
Через полтора месяца после звонка Мэри Гантер и за полтора месяца до рождения ребенка Лео Фрай скончался от обширного кровоизлияния в мозг. Как ни велико было горе дочери и как ни многочисленны заботы по управлению семейным бизнесом, неожиданно свалившимся на ее плечи, Кэтрин не нарушила данного Мэри обещания и, когда в апреле пришло известие о рождении ребенка, поехала в Сан-Франциско, чтобы через несколько недель вернуться с крошкой Бруно Гантером.
Кэтрин рассчитывала держать его у себя в течение года, пока Мэри не будет готова взять на себя ответственность за его дальнейшую судьбу. Но не прошло и полугода, как от Мэри пришло письмо: она умирает от вирусной формы рака, ей осталось жить не более нескольких недель, от силы месяц. Кэтрин повезла мальчика в Сан-Франциско, чтобы мать провела с ним последние дни жизни. Они оформили опекунство, а когда Мэри умерла, Кэтрин похоронила ее и вместе с Бруно вернулась в Санта-Елену.
Она растила мальчика, как собственного сына. Она могла бы нанять няню, но не сделала этого, никого не подпустила к ребенку. Лео не держал слуг; Кэтрин унаследовала от него дух независимости и сама справлялась со всей домашней работой. Когда Бруно исполнилось четыре года, она съездила в Сан-Франциско и оформила усыновление. Так Бруно стал Фраем.
– В Санта-Елене и поныне живут люди, которые считают Кэтрин чуть ли не святой за то, что она приютила бедного сиротку и подарила ему великую любовь и великое богатство, – заключил Джошуа.
– Значит, близнеца не было, – резюмировал Тони.
– На сто процентов, – подтвердил адвокат.
Хилари вздохнула.
– И мы опять там, откуда начали.
– В вашем рассказе, – сказал Тони, – есть пара вещей, которые меня несколько смущают.
Джошуа поднял брови от удивления.
– Например?
– Вы знаете, даже в наши дни, при более либеральном отношении, все-таки одинокой женщине бывает непросто усыновить ребенка. А в 1940-м это было практически невозможно.
– Пожалуй, я могу это объяснить, – возразил Джошуа. – Если мне не изменяет память, Кэтрин как-то рассказывала, что они с Мэри предусмотрели такой случай и представили Кэтрин как кузину и ближайшую родственницу матери младенца.
– И суд не организовал проверку?
– В то время судьи предпочитали не вмешиваться в семейные дела, как любят делать сейчас. С моей точки зрения, это была вполне разумная позиция. Не стоит также сбрасывать со счетов то, что Кэтрин была очень богата.
Хилари повернулась к Тони:
– Ты сказал, что тебя беспокоят две вещи. Какая же вторая?
Он устало провел рукой по лицу.
– Это трудно выразить. Так, интуиция. Просто эта история мне представляется чересчур гладкой.
– Вы хотите сказать, что она сфабрикована? – удивился Джошуа.
– Не знаю. Но у полицейского с таким стажем, как у меня, вырабатывается нюх на такие веши.
– Что, пахнет подозрительно? – спросила Хилари.
– Что-то в этом роде. – Тони допил вино и обратился к Джошуа: – А Бруно не мог быть настоящим сыном Кэтрин Фрай?
Тот онемел от изумления, а когда снова обрел дар речи, то только и смог вымолвить:
– Вы это серьезно?
– Вполне.
– Вы хотите сказать, что она заранее выдумала всю эту историю, чтобы иметь повод в нужное время уехать в Сан-Франциско и подарить жизнь ребенку?
– Да.
– Но Кэтрин не была беременна.
– Вы уверены?
– Видите ли, – сказал Джошуа, – я, конечно, сам не брал у нее мочу на анализ и не проверял на кроликах, даже не жил в то время в долине. Но эта история передавалась из уст в уста. Если бы Кэтрин ждала ребенка, это обязательно заметили бы. В таком городишке, как Санта-Елена, это сразу стало бы известно.
– Существует небольшой процент женщин, – вмешалась Хилари, – которые не полнеют во время беременности. Смотришь на такую – и ничего не замечаешь.
– Вы забываете, что она не проявляла ни малейшего интереса к мужскому полу. Не бегала на свидания.
– Возможно, она не встречалась с местными парнями, – возразил Тони, – но во время уборки урожая на виноградниках появляются сезонные рабочие, а среди них встречаются молодые, красивые, мужественные ребята.
– Подождите. – Джошуа поморщился. – Вы хотите сказать, что Кэтрин, чье равнодушие к мужскому полу стало притчей во языцех, скоропалительно отдалась незнакомому человеку? Будучи абсолютно несведущей в таких делах, каким-то чудом избежала огласки? И плюс ко всему ей посчастливилось стать исключением – одной из тысяч, на чьей фигуре не отражается беременность? Нет, – Джошуа тряхнул седовласой шевелюрой, – слишком много совпадений.
– Вы правы, – грустно проговорила Хилари. – Еще одна многообещающая гипотеза лопнула.
Тони поскреб подбородок и вздохнул.
– Ага. Я понимаю, что надоел вам со своими сомнениями, и все-таки история Кэтрин по-прежнему кажется мне слишком гладкой. За всем этим что-то кроется. Какая-то тайна.
* * *На кухне у Салли, стоя на обломках посуды и мебели, Бруно Фрай открыл телефонный справочник и нашел номер конторы Топелиса в Беверли-Хиллз. Как он и ожидал, вместо Топелиса ответила дежурная телефонная служба.
– У вас что-нибудь срочное?
– Да. Понимаете, моя сестра – клиентка мистера Топелиса. У нас умер родственник, и мне необходимо разыскать ее.
– Примите мои соболезнования.
– Дело в том, что сестра уехала отдыхать, и я не знаю куда.
– К сожалению, мистер Топелис не оставил телефона, по которому с ним можно немедленно связаться…
– Мне бы не хотелось его беспокоить, – сказал Бруно. – Я подумал, может, она звонила и оставляла для него сообщение?
– Как зовут вашу сестру?
– Хилари Томас.
– О! Я знаю, где она.
– Чудесно! Где?
– Она сама не звонила, но совсем недавно кто-то оставлял мистеру Топелису сообщение для нее. Секундочку!.. Вот оно. Звонил какой-то мистер Уайнт Стивенс и просил передать, что картины понравились и он с нетерпением ждет ее возвращения из Санта-Елены, чтобы немедленно заключить сделку.
Бруно остолбенел.
– Не знаю, в каком отеле или мотеле она остановилась, – продолжала дежурная, – но в Напа-Валли не так уж много гостиниц, так что, я думаю, вам не составит труда отыскать ее.
– Не составит, – дрожащим голосом произнес Бруно.
– Я вам искренне сочувствую.
– Как?
– По поводу смерти вашего родственника.
– Ах да. – Бруно нервно облизнул губы. – Спасибо за помощь.
– Не стоит благодарности.
Он положил трубку. Кэтрин в Санта-Елене! Наглая сука вернулась домой. Зачем? Господи, что она замышляет?
В любом случае это не сулит ему ничего хорошего.
Обезумев от страха, Фрай начал обзванивать аэропорты, пытаясь заказать билет до Сан-Франциско. Но все места на ночные и утренние рейсы были проданы. Он сможет вылететь только завтра после обеда.
Это слишком поздно.
Ну что ж, придется воспользоваться «Доджем». В его распоряжении вся ночь. Если гнать вовсю, можно успеть до рассвета.
* * *После того как они насладились кофе и бренди, Джошуа проводил Тони и Хилари в комнату для гостей. Здесь была ванная, и это было довольно далеко от его собственной спальни. Комната оказалась просторной и в то же время очень уютной, с широкими подоконниками и огромной кроватью на четырех толстых ножках.
Пожелав Джошуа спокойной ночи, они закрыли дверь и задернули шторы, чтобы безглазая ночь не пялилась в окна. Вместе приняли душ, чтобы немного снять усталость. Оба переутомились и мечтали только об освежающих, безгрешных струях – как в отеле близ аэропорта в Лос-Анджелесе. Но когда Тони намылил Хилари груди, ласковые, ритмичные круговые движения его рук вызвали в ее теле трепет и вибрацию. Тони взвесил их на ладонях, и соски ожили. Встав на колени, Тони вымыл Хилари живот, длинные, стройные ноги и ягодицы. Весь мир для нее сосредоточился в одной точке, свелся к нескольким потрясающим зрительным, слуховым и осязательным ощущениям: исходящему от мыла запаху сирени; шуму низвергающейся воды; клубам пара, рождающим прихотливые образы; блеску собственной кожи; разросшемуся от ее прикосновений до невероятных размеров мужскому органу. Выйдя из душа, они забыли об усталости и отдались всепоглощающей страсти.
Лежа рядом с Хилари на королевском ложе на четырех ножках, при мягком свете ночника, Тони целовал ее глаза, нос, губы, подбородок, шею, набухшие соски.
– Скорее, – попросила она и вся открылась для него.
– Хилари, – прошептал Тони, входя в нее. – Милая, милая Хилари.
Они быстро синхронизировали ритм. Она гладила его спину, очерчивая контуры мышц. Никогда еще Хилари не чувствовала себя такой живой и полной сил. Через несколько минут у нее начался оргазм; она думала, что никогда не остановится.
Тони также чувствовал неповторимость связавших их уз. Они растворились друг в друге, став чем-то большим, чем сумма двух половинок. Хилари поняла, что это уже навсегда, впервые с момента их встречи поверила, что может положиться на него, как ни на одно другое живое существо. И что она больше никогда не будет одна.
Потом, лежа рядом с ней под одеялом, Тони попросил:
– Расскажи мне про шрам.
– Хорошо. Теперь я могу это сделать.
– Ты была ранена?
– Да. Мне было девятнадцать лет, я жила в Чикаго и вот уже год как окончила колледж. Работала машинисткой и копила деньги на свою квартиру. А пока ее не было, платила за комнату Эрлу и Эмме.
– Кто это?
– Мои родители.
– Ты звала их по имени?
– Я никогда не считала их отцом и матерью.
– Должно быть, они тебя обижали, – сочувственно произнес Тони.
– Всеми доступными способами.
– Если тебе не хочется рассказывать…
– Хочется, – ответила она. – Впервые в жизни. Потому что я встретила тебя, и это искупает все прошлые страдания.
– Я вырос в бедной семье, – сказал Тони, – но мы любили друг друга.
– Тебе повезло.
– Мне очень жаль тебя, Хилари.
– Это уже позади. Они давно умерли, и мне давно следовало бы изгнать из себя воспоминания, как изгоняют дьявола.
– Расскажи мне все.
– Я вносила квартплату – несколько долларов в неделю. На эти деньги они покупали спиртное. Остальной заработок я откладывала. Не так уж много, но в банке набегали проценты. Я обходилась почти без обеда. У меня была одна светлая мысль: заработать на квартиру. Пусть даже такую же – с темными тесными комнатенками, неисправной канализацией и тараканами, – лишь бы подальше от Эрла и Эммы.
Тони поцеловал ее в щеку, а потом в краешек губ.
– Наконец я накопила достаточно и была готова переехать. Еще один день, еще один взнос – и я обрету свободу.
Хилари вся дрожала, и Тони крепко обнял ее.
– В тот день я вернулась с работы и пошла на кухню. А там Эрл целился в Эмму из пистолета. Прямо в рот. Она застыла, прислонившись к холодильнику.
– Господи!
– Ты знаешь, что такое белая горячка?
– Конечно. Это в первую очередь галлюцинации. Приступы безотчетной ярости. Так бывает у хронических алкоголиков. Они становятся жестокими и непредсказуемыми.
– Эрл начал выкрикивать что-то о гигантских червях, которые будто бы вылезают из стен, обвинил в этом Эмму – мол, это она их на него напустила. Требовал, чтобы она прогнала их. Я пыталась его урезонить, но он и не думал слушать. И наконец спустил курок.
– Господи Иисусе!
– Я видела, как ей размозжило голову.
– Хилари!
– Мне необходимо выговориться.
– Я слушаю.
– Я бросилась бежать. Я знала, что, побеги я по коридору к выходу, он выстрелил бы мне в спину. Поэтому я юркнула за угол и побежала в свою комнату, заперла дверь, но он выстрелом сорвал замок. Теперь он уже был уверен, что это я выпустила червей. Он ткнул мне в живот раскаленной кочергой.
– А почему он больше не стрелял? Что тебя спасло?
– Я всадила в него нож.
– Откуда он взялся?
– Я хранила его у себя в спальне с восьмилетнего возраста. И никогда до тех пор им не пользовалась. Но я всегда знала, что, если однажды их свара перейдет в смертоубийство, мне придется зарезать их, чтобы спасти свою жизнь. И вот в тот самый момент, когда Эрл приготовился нажать на спуск, я вонзила в него нож. Рана оказалась не опаснее моей, но его испугал вид собственной крови. Он выскочил из спальни и снова устремился на кухню. А там начал палить по Эмме, вопя, чтобы она велела червям убираться восвояси. Он разрядил в нее всю обойму. Тогда я выбралась из своей комнаты и стала красться к выходу. Но у него было еще несколько коробок с патронами. Он перезарядил пистолет, и я кинулась обратно. Приставила к двери комод и стала ждать помощи, надеясь, что она придет раньше, чем я истеку кровью. Эрл продолжал вопить что-то о червях, а потом о гигантских крабах. И все время стрелял в Эмму, пока не израсходовал все патроны. От нее осталось одно кровавое месиво.
Тони прочистил горло.
– Что с ним было дальше?
– Покончил с собой, когда полиция вломилась в квартиру.
– А ты?
– Я провела неделю в клинике. Остался один только шрам – на память.
За окнами завывал ветер. Тони вздохнул.
– Просто не знаю, что сказать.
– Скажи, что любишь меня.
– Я люблю тебя, Хилари.
– Я люблю тебя, Тони. Всего за одну неделю ты перевернул мою душу.
– Ты чертовски сильная, – с восхищением произнес он.
– Благодаря тебе.
– Ты и до меня была сильной. Ты нужна мне – так же, как я тебе.
– Я знаю. Вот почему все так прекрасно.