А оказалось…
Оказалось, что переживает. И не просто переживает.
— Как я тебя понимаю, — вздохнула Марина с рекламной интонацией.
— Да ладно?
— Прекрасно понимаю, — сказала она и доверительно добавила: — Я ведь года два назад сама по нему сохла. А потом поняла: не стоит он моих страданий. Подумаешь, бриллиантовый мальчик. Вон их сколько вокруг, любого подбирай…
Тут она перегнула палку и, сообразив это, спохватилась и замолчала. Наследников, а особенно неженатых, в тусовке можно было пересчитать по пальцам, и они не торопились тащить малоизвестных певиц под венец. Черский оказался не исключением, Марина это отчетливо осознавала. Да и не она одна…
— Много ты понимаешь, — презрительно протянула Рокси и вдруг всхлипнула. — Я же его любила, как дура.
— И что?
— И всё! Только разве ж я могла себе его позволить? Он мне всю жизнь перевернул. Лежишь вот в койке, на тебе какой-нибудь толстый мужик пыхтит, старается, а ты жмуришься и представляешь себе Егорку. И только-только представишь, этот козел тебе в ухо слюнявым языком: «Деточка, тебе было хорошо?» Какая я им, на хрен, деточка?
Она невесело рассмеялась, встала с унитаза, одернула платье и, сделав шаг, едва не упала, запутавшись в трусиках.
— Фу-ты, дрянь какая, — зло сказала Рокси, дрыгнула ногой и отправила черные кружева в полет. Пролетев через всю дамскую комнату, трусики упали на умывальник, но не удержались и соскользнули на пол. Рокси подошла ближе и пнула их к стене.
— Господи, на кого ж я похожа? — ужаснулась она и сунула голову в раковину. Пока она умывалась, Марина неловко топталась рядом, не зная, что делать: уйти или остаться, выслушать эту полупьяную исповедь до конца.
Рокси вынырнула, потянулась к бумажным полотенцам и стала тщательно промокать ими лицо.
В туалет вошла какая-то незнакомая девица, покосилась на них и юркнула в кабинку.
Рокси молчала, терла лицо одной рукой, а другой копалась в крохотной сумочке.
Марина разглядывала стенку, на которой красовались причудливые натюрморты из оплавленных гнутых виниловых пластинок, раскуроченных будильников и выкрашенных в красный цвет болтов и гаек.
Красотища. Руки бы выдернуть тому, кто этот хлам назвал инсталляцией и продал за бешеные деньги!
Интересно, сколько эта девушка просидит на толчке? Марине вдруг до смерти захотелось есть. Может, плюнуть на все и уйти? С Рокси они не подруги, так что та вряд ли обидится. А если и обидится, то переживет. Вернуться за свой столик и с интересом выслушать светскую обозревательницу, которая лучше всех знала, кто с кем спит…
Девица оправила юбку, вымыла руки и, подмазав губы помадой, вышла.
— И что? — не выдержала Марина. — Ты ему сказала?
— Что сказала?
— Ну… это… Что любишь.
Рокси с жалостью посмотрела на Марину с высоты своего удлиненного каблуками роста:
— Как же я ему скажу, если я с его папашей кручу шашни? Да и потом…
Она вдруг задохнулась, а ее губы затряслись.
Марина погладила ее по руке.
Чего это она так психует? Ну, женился. Так это не вчера произошло. С того момента страсти должны были поутихнуть.
— Ничего я ему не скажу, — мрачно произнесла Рокси. — Там такое творится… Может, уже никто не скажет.
— Как это?
— Пропали они оба. И Егор, и эта коза его рыжая. Машину прямо на шоссе расстреляли. А вчера Саше кассету прислали. Он мне, конечно, не показал, но я потом нашла и посмотрела.
Марина вцепилась Рокси в руку:
— Расскажи!
Рокси с сомнением посмотрела на нее, а потом все рассказала.
От кофе и сигарет внутри горело, но отказаться от них Боталов не мог. Расхаживая по кабинету с самого утра, как медведь-шатун, он не находил себе места. Стоило присесть, как неведомая сила подбрасывала его вверх, и он снова бегал из угла в угол, требовал кофе, курил, чувствуя, как в желудке растет прожженная адской смесью дыра.
Но самым ужасным было чувство собственной беспомощности и бессильная злоба. Часы тикали, колотя стрелками по голове. Каждая минута с садистской педантичностью напоминала, что шансы на благополучный исход тают.
Больше всего Боталову хотелось напиться, чтобы пережить эти страшные дни в забытьи.
— Да сядь ты, и без того мутит, — скомандовал Караулов.
Боталов сел и мрачно уставился на собеседника.
Миллиардер Юрий Караулов, чья племянница стала супругой Егора, похищение перенес легче: не дочь все-таки.
Другое дело его брат, Николай…
Оповещать его об убийстве шофера было ошибкой. Пережив первый шок, Николай покорно ждал вестей, подавив желание бежать в милицию. Перед глазами у него постоянно маячил истерзанный труп единственной дочери.
Когда Боталов позвонил Юрию Караулову и велел срочно приехать, тот решил не брать с собой брата. Сидя в кабинете Боталова за закрытыми дверями, он мрачно разглядывал стены, барабанил пальцами по столу, прихлебывал коньяк и думал.
— Ты уверен, что это он? — наконец спросил Караулов.
Низкий, бархатный голос ударил в стены и словно растворился в них. Боталов судорожно кивнул, сглатывая застрявший в горле комок.
Он не спал уже две ночи.
С того момента, как увидел своего шофера мертвым. Стоило забыться, как перед глазами всплывало страшное лицо с багровыми щеками, забрызганными кровью, и жуткую черную дыру в голове — кратер вулкана с застывшей красно-черной жижей…
Оказывается, не спать ночами очень просто.
— Молодец, ничего не скажешь, — зло прошипел Караулов. — Подсуетился. И ты тоже хорош! Какого хрена у тебя пацан без охраны?
— Не ори ты, — поморщился Боталов. — И так голова пухнет, не знаю, куда деться. Чего сейчас-то обсуждать, почему он без охраны?
— И что делать будешь? — холодно спросил Караулов.
Боталов вздернул брови.
Хорошо прозвучало. Красиво.
«Что делать будешь?»
Будто в этой ситуации пострадал он один.
Эта фраза неприятно царапнула уголок сознания, словно кошачий коготь, но сильно не зацепила.
Не самое важное. Не самое страшное.
Самым важным ему казалось, что он поругался с сыном, так и не успев с ним помириться. И сейчас сама мысль, что они могут больше не увидеться, жгла каленым железом, оставляя в душе оплавленные дымящиеся борозды…
Серые глаза Караулова сверлили Боталова. Он сказал:
— От меня же ничего не требуют.
— Я знаю.
— Потому я и спрашиваю: что ты намерен делать? Я ведь могу… помочь. И всякое такое.
Что входит во «всякое такое», Боталов предпочел не уточнять.
У Караулова было много возможностей.
Как и у Боталова.
У любого миллионера много «всяких таких» возможностей, которыми легко жонглировать в междоусобных войнах. И хуже нет, когда в этих войнах приходится играть с равным на его поле.
— Он их не выпустит, — тихо произнес Боталов. — Даже после того, как получит землю на Садовнической. Дело не только в участке, но и в репутации.
— А ты ведь ему подгадил тогда с террористами, — вкрадчиво констатировал Караулов. — Я, конечно, осуждать не могу, сам грешен. Но раз начинаешь грязно играть, страховаться надо. Тем более тебе есть кого терять. Дочь, кстати, где твоя?
— За границей, — вздохнул Боталов. — Ее Инна вывезла давным-давно. В Англии учится. Я сразу позаботился о ее безопасности и Инну предупредил.
— Запись спецы смотрели?
— Смотрели. Сразу же. Но ничего не вытрясли. Глухо, как в танке.
Обращаться в милицию Боталов не стал.
Кассету получили эксперты частной конторы, которые и под страхом смерти не проболтались бы, откуда у них эта пленка. Однако спустя сутки начальник конторы сконфуженно сообщил: выжать из нее почти ничего невозможно. Судя по шумам, запись велась в замкнутом помещении, никаких посторонних звуков, вроде гудков поездов или шума самолетов, позволяющих хотя бы частично локализовать поиски, не присутствовало.
В чем Боталов не сомневался, так это в причастности к похищению Ашота.
Несмотря на то что Адамян пока на горизонте не проявлялся, Боталов был убежден: это ненадолго. Скоро он, как жирная муха, прилетит на сладкое, потирая свои мохнатые лапки…
Караулов в вине Ашота не был так уверен:
— Может, все-таки не он?
— А кто? — взорвался Боталов. — На этот участок больше никто не претендовал, кроме Ашота. Он требует именно Садовническую, а не другие объекты. Вот увидишь, не сегодня-завтра он придет и потребует свое!
— Жирно, — вздохнул Караулов, а потом посмотрел на Боталова: — Отдашь?
— Да куда я денусь, — вяло отмахнулся он. — Сын у меня один. И внук — или внучка — тоже.
— Про обмен что-нибудь сказали?
— Пока нет. Естественно, я ничего не подпишу, пока не увижу Егора. Только я Ашоту не верю. Сам знаешь, как он с конкурентами поступает.
— Знаю, — поморщился Караулов. — В девяностые все так делали. Кто-то вырос из этих… казаков-разбойников, а вот Ашотик — увы и ах. Он тебе сына из машины покажет, а потом прямо там кончит, чтоб неповадно было. Ну, или тебя.
— Знаю, — поморщился Караулов. — В девяностые все так делали. Кто-то вырос из этих… казаков-разбойников, а вот Ашотик — увы и ах. Он тебе сына из машины покажет, а потом прямо там кончит, чтоб неповадно было. Ну, или тебя.
— Или меня, — кивнул Боталов.
Часы тикали.
— Я сделаю, что смогу, — холодно сказал Караулов. — Информация, специалисты… Все, что нужно. Если нужны будут деньги — добавлю. Но на многое не рассчитывай.
— Да ни на что я особо не рассчитываю, — сказал Боталов.
Ему вдруг стало противно.
Он подумал об отце Алины, который сейчас умирает от страха, в то время как брат пообещал бросить с барского плеча спецов, но при этом дал понять, что спасать племянницу не рвется.
В самом деле, чего рваться? Не дочь ведь.
Дочь со вчерашнего дня в Цюрихе, обложена броней со всех сторон. А Алина — разменная пешка, которую не жаль потерять. Ради нее Караулов не пожертвует своим состоянием и недвижимостью, если требования похитителей превысят разумные пределы.
Они просидели в кабинете еще час, прикидывая ситуацию так и эдак. Когда Караулов ушел, Боталов, нервно качавшийся в кресле, не выдержал, придвинул к себе ноутбук и посмотрел отцифрованную запись с присланной кассеты, которую видел уже раз сто.
Сердце привычно сжалось, как только белая, игольчатая вьюга телепомех сменилась темнотой, из которой выступило лицо Егора, разбитое, съехавшее набок, с заплывшим глазом.
Ногти Боталова были сгрызены до мяса. Засунув в рот кулак, он закусил костяшки.
— Папа, — надтреснутым голосом сказал сын с экрана. — Папа, отдай им все, что просят. Спаси нас.
— Марина!
— А?
— Бэ! Ты едешь или как?
Марина вздохнула и в последний раз посмотрела в зеркало.
В глянцевом серебре показывали какие-то ужасы. На нее смотрела незнакомая растрепанная тетка с дикими глазами, размазанным макияжем, лохматая, как Баба-яга. Косматая ведьма была почему-то облачена в Маринин костюм.
— Еду! — решительно крикнула она.
Гримерная фиговая, но все-таки своя, личная, отдельная от музыкантов. Теперь это входило в райдер, чем Марина невероятно гордилась. Музыканты, конечно, были не в восторге, но кто их спрашивал? На концерте можно и без них выступить, была бы «минусовка». Да она частенько и делала так на сборных «солянках», где надо было выступить с одной-двумя композициями. Не хватало еще ради десяти минут везти с собой аппаратуру!..
Схватив с полки сумочку, где помимо женских штучек лежал еще и драгоценный микрофон, Марина вышла из гримерной.
Концерт прошел не ахти.
Публика мертвая…
Такое иногда бывало, причем у артистов любого ранга. Вроде бы приезжаешь в город, делаешь все то же самое, выкладываешься на полную катушку, а народ, как говорится, безмолвствует. И лишь от мастерства артиста зависит: раскачает ли он эту враждебно настроенную толпу или уйдет под стук собственных каблуков.
Сегодня Марина толпу не раскачала.
То ли настрой был изначально не тот, то ли она не выспалась, но даже сама Марина собой осталась недовольна.
После приема у писателя Глеба Гри она уехала в Подольск, где дала концерт на маленькой сцене. Потом вернулась в Москву на фотосессию, а чуть она закончилась — через сумасшедшие пробки — сразу на следующий концерт.
Расписание обычное.
Легкий перекус, саунд-чек — и вот он, выход к публике, которая сегодня оказалась не так уж благожелательна…
Ну и фиг с ней!
Концерт оплатили?
И прекрасно!
А кому не нравится, пусть ждет приезда Мадонны, платит за билет сумасшедшие тыщи. А тут вам — не Мадонна, а певица Мишель, которой в жизни повезло чуть меньше.
— Поехали уже, — буркнула она, едва усевшись внутрь потрепанной «Тойоты». — Спать хочу, сил нет.
Водитель Коля (а может, Володя — она в этой бешеной скачке не успевала запоминать имена) тронулся с места. Музыканты грузились в «Газель» и на отъезд своей «примы» не обратили внимания. Марина откинулась на спинку сиденья и блаженно прикрыла глаза.
Пробка была какая-то невероятная.
Автомобиль завяз с ходу, не успев даже толком стартовать. Обычно Марина к пробкам относилась как к неизбежности, иногда ее это даже устраивало, поскольку давало возможность прикорнуть между выступлениями, но сегодня ей так хотелось домой, в горячую ванну!
В гримерной было холодно, из окна дуло.
Первые четверть часа она остывала после концерта, не обращая на это внимания. Но потом, стянув концертное платье, она схватила оставленные на стульчике джинсы и кофту и содрогнулась, почувствовав холод остывших вещей.
Дома она набрала бы полную ванну, набросала туда ароматических шариков и лежала бы, блаженно вытянув ноги, минут тридцать, а потом, замотав голову тюрбаном из махрового полотенца, завалилась бы на диван, под теплый бок своего карманного мента. Тот рассказал бы очередную страшилку из жизни Москвы, а она бы пожаловалась ему на тухлую публику. Потом они посмотрели бы кино с ненатурально красивыми актерами и лениво занялись бы любовью, а после уснули, не думая о неприятном…
— Володя, неужели нельзя было поехать другой дорогой? — раздраженно спросила она. — Ведь была же возможность.
— Я не Володя, — буркнул водитель.
— Простите, Николай. Так почему вы не поехали вокруг? Вы не знали, что Кутузовский стоит?
— Всё вокруг стоит, — мрачно ответил водитель, а потом нехотя добавил: — И я не Николай.
— А кто? — равнодушно поинтересовалась Марина.
— Я Марат.
— Да мне по фигу, Марат или… Панкрат. Вас наняли, чтобы доставить артиста из пункта «А» в пункт «Б», минуя засоры!
— Заторы…
— …А вы, мало того что заехали в пробку, так еще и пререкаетесь! Вас что, не учили, как себя надо вести со звездой?!! Вот что мне сейчас делать?
— Хотите, чтобы я вышел и разогнал всех пинками? — сладко поинтересовался Марат. Не Николай и не Володя, это она запомнила.
— Я хочу, чтобы вы сидели молча, — отрезала Марина и выудила из сумки телефон.
Потыкав на кнопки, она набрала номер своего администратора и бросила на водителя гневный взгляд, который тот выдержал со стоическим спокойствием.
— Алло, Петюнь? Что за хрень?! Кого ты мне подсунул?
— А что такое? — осторожно спросил Петюня в трубке.
Судя по его голосу, он что-то жевал. В мембране слышался веселый гул и звон бокалов. Марина немедленно возмутилась:
— Ты что там, жрёшь?
— Жру, — невозмутимо согласился Петюня и даже хихикнул. — Так что у тебя случилось?
От возмущения Марина потеряла дар речи.
Мало того что он не остался до конца выступления, так еще и в ресторане сидит в тот момент, когда она, голодная и несчастная, торчит в пробке на Кутузовском!
— Что случилось? — прошипела она. — Это ты у меня спрашиваешь?
— Ну а у кого еще?
Пару секунд Марина, возмущенная вероломством администратора, вспоминала, что же у нее все-таки случилось.
— Что за водителя ты мне прислал? — зло осведомилась она, глядя в зеркало на Марата. — Хам, быдло какое-то! Где ты его раскопал?! Мы не успели от зала отъехать и втюхались в пробку!
— Ну что ты хочешь? — меланхолично осведомился Петюня. — Вся Москва стоит.
— Только ты при этом в кабаке сидишь, а я хрен знает где…
— Так не надо было домой ехать. Мы вон за угол завернули и сидим ужинаем.
— Могли бы сказать!
Петюня отчетливо фыркнул.
— Что? — зло осведомилась Марина. — Я что-то смешное сказала?
— Можно подумать, ты бы поехала, — рассмеялся он. — Ты когда с нами в последний раз за один стол садилась?
Сговорились они, что ли?!
Поймав в зеркале насмешливый взгляд шофера, Марина с треском захлопнула телефонную крышку.
Больше всего ей хотелось что-нибудь разбить. Или влепить шоферу пощечину. Лучше, конечно, было бы влепить Петюне, но он далеко. С шофером же связываться не стоило. Он хам и быдло. Еще сдачи даст.
И как тут поступить?
Сделать вид, что ничего не произошло? Проглотить обиду?
Она хватала ртом воздух и даже потянулась за сигаретами, но быстро отдернула руку. Этот Марат (не Николай и не Володя!) непременно наябедничает, что она курила, черт его побери! Они все шпионили за ней с фальшивыми улыбками, а Марина потом понуро оправдывалась перед Петюней за каждую выкуренную сигарету или лишний кусок мяса.
Когда она станет мегазвездой, то пошлет всех к черту! Будет есть сколько влезет, курить сколько захочется и плевать на контракты и общественное мнение.
Хотя какое в России общественное мнение? Курам на смех!
Внезапно в голову Марины пришла свежая мысль. Она даже выпрямилась, а ее глаза лихорадочно заблестели.
Она ведь звезда. Верно? Верно! А кто они?
Обслуга.
А обслугу, в отличие от звезды, можно заменить. Пусть даже не она ее нанимала, на этот счет можно всегда поговорить с тем, кто мановением пальца сдвигал горы.