Я в точности знала, о чем он. Все мое тело гудело, пульс дико стучал в горле. Я снова сжала бедра, ощущая, как там с каждой секундой нарастает сладкая и нетерпеливая боль.
Уилл нагнулся, поцеловал меня и прошептал:
– Перевернись на живот, Сливка. Я хочу трахнуть тебя сзади.
Молча кивнув, я перевернулась – разум был затуманен настолько, что все слова куда-то делись. Матрас прогнулся, и я почувствовала, как Уилл устраивается позади меня, между моих раздвинутых ног. Его рука погладила мои ляжки, ягодицы. Затем он крепко ухватил меня за бедра и поставил на колени, одновременно подтягивая к краю кровати, где ему было удобней. Я чувствовала, какая я мокрая, чувствовала его пальцы, гладящие мою киску. Сердце билось в груди, как молот, и я попыталась отрешиться от всего, кроме тепла его кожи, прикосновения губ и волос, щекочущих спину.
Я всегда понимала, почему женщины хотят Уилла. Он не был таким красавчиком, как Беннетт, и не был нежен, как Макс. Он был необузданным и несовершенным, темным и многоопытным. Создавалось впечатление, что, глядя на женщину, он способен мгновенно прочесть все ее сокровенные желания.
Но теперь я точно знала, почему женщины теряют от него голову. Потому что он действительно чувствовал, что нужно каждой женщине – и что нужно мне. Даже до нашего первого прикосновения я была потеряна для всех остальных мужчин. И теперь, когда он наклонился ко мне сзади, провел губами по ушной раковине – нет, не поцеловал – и спросил: «Как думаешь, ты и в этот раз закричишь, когда кончишь?» – я пропала.
Протянув надо мной руку, он вытащил из кучки один презерватив. Я услышала, как разрывается фольга и как латекс раскатывается по его члену. Я все еще помнила, как это выглядит – тонкая резинка, растянутая до предела и неимоверно туго охватывающая его. Я хотела, чтобы он поспешил. Мне нужно было, чтобы он поспешил и поскорей оттрахал меня, заставил уйти эту боль.
– На этот раз я могу войти глубже, – сказал Уилл, снова наклоняясь и целуя меня в спину. – Но ты должна сказать мне, если будет больно, хорошо?
Лихорадочно закивав, я ткнулась ему в руки, чтобы он утолил бушующий внутри меня голод.
Его ладонь оказалась странно прохладной – я ахнула от неожиданности, когда он положил руку мне на поясницу, удерживая на месте. Я что, так дрожала? В темноте я видела лишь контуры своей руки на фоне яркой белизны простыней и ткань, сжатую в кулаке, скрученную так же туго, как и все мое тело.
– Просто отдайся ощущениям, – сказал Уилл, как будто прочитав мои мысли.
Его голос был таким низким, что больше смахивал на подземный гул.
– На этот раз я хочу только брать, хорошо?
Он занял позицию у меня между ног, и я почувствовала твердость его мышц и прикосновение головки члена. Каждый раз, когда мы терлись друг о друга, я прогибалась и приподнимала задницу, изменяя угол в надежде, что сейчас – вот сейчас – он скользнет внутрь.
Я чувствовала, как его губы жадно рыщут по моему плечу, по спине, по ребрам. Было все еще рано, в комнате стоял холод, и я вздрагивала всякий раз, когда прохладный воздух касался кожи, разгоряченной его поцелуями.
Он шептал мне на ухо, как потрясающе я выгляжу с этого ракурса, как сильно ему нужна, и сердце чуть не выпрыгивало из груди. Теперь, когда он был сзади и я не могла его видеть, все изменилось. Я уже не могла полагаться на страсть, написанную у него на лице, на ободряющий и твердый взгляд, прикованный к моим глазам. Мне пришлось закрыть глаза и сосредоточиться на его ладонях, на том, как они дрожат, на твердости его члена, скользящего по моему клитору. Я прислушивалась к прерывистому дыханию Уилла и его тихим стонам, прижималась к нему и ощущала, как таю от удовольствия, когда прикосновение моих ягодиц к его бедрам заставляет его громко стонать.
Его член так набух, так напрягся – я задохнулась, когда он подался назад, чтобы приладиться к нежной коже у входа и, наконец, медленно проникнуть внутрь.
– Ох, – вырвалось у меня, и это было все, что я могла в ту секунду подумать.
«Ох, я не знала, что будет так.
Ох, мне больно, но это сладкая боль.
Ох, пожалуйста, не останавливайся. Больше, больше».
И, как будто я произнесла это вслух, Уилл кивнул и стал двигаться медленнее, проникая глубже. Мы только начали, но мне уже было хорошо, очень хорошо, даже слишком. Я чувствовала, как он ходит глубоко внутри, в опасной близости от того места, которое приводило меня на край взрыва.
– Хорошо? – спросил он, и я кивнула, не в силах произнести ни слова.
Он начал двигаться быстрее – короткие толчки его бедер отпихивали меня к середине кровати и приближали к тому моменту, когда все внутри меня грозило разлететься на части.
– Черт, ты только посмотри на себя.
Я почувствовала, как его рука легла мне на плечо, а затем зарылась в волосы. Пальцы сжали непокорные пряди, чтобы удержать меня на месте – там, где ему хотелось.
– Раздвинь ноги шире, – прорычал он. – Ляг на локти.
Я немедленно подчинилась ему и вскрикнула – так глубоко он вошел. При мысли о том, что он использует мое покорное тело, чтобы кончить, жар растекся у меня в животе и между ног. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько сексуальной.
– Я знал, что так и будет, – выдохнул он, но я даже не понимала слов.
Чувствуя, что падаю, я вытянула руки, прижавшись лицом к подушке и отклячив зад. Он продолжал меня трахать. Под щекой была прохладная ткань наволочки. Я закрыла глаза и провела языком по губам, прислушиваясь к звукам соприкосновения наших тел и к его неровному дыханию. Мне было так хорошо. Выпрямив руки, я заскребла кончиками пальцев по изголовью – мое тело так растянулось под Уиллом, что, казалось, я раскатана в лепешку. Казалось, я могу разорваться надвое, когда наконец кончу.
Его влажные волосы защекотали мою спину, и я представила, как он сейчас выглядит, – опираясь на руки, он навис надо мной, покрывая мое дрожащее тело своим, входя в меня снова и снова так, что кровать под нами раскачивается.
Я вспомнила те времена, когда пряталась под одеялом, рисуя в воображении именно эту картину, и робко, неумело ласкала себя, пока не кончала. Сейчас все так и было – точно так же запретно и грязно, как мне представлялось, но только лучше, несравненно лучше, чем любые мои фантазии и тайные мечты.
– Скажи мне, чего ты хочешь, Сливка, – умудрился выдохнуть он – так хрипло, что слова были почти неразличимы.
– Еще, – услышала я собственный голос. – Еще глубже.
– Ласкай себя, – просипел он. – Без тебя я не кончу.
Просунув руку между матрасом и собственным потным телом, я нащупала гладкий, распухший клитор. Уилл был так близко, что я ощущала жар его дыхания и упругость кожи. Я чувствовала, как подрагивают его мышцы и заметила, как ускорился ритм его дыхания и участились стоны – он изменил угол, отчего толчки сделались еще глубже. Моя спина невольно и резко выгнулась.
– Кончай для меня, Ханна, – сказал он, быстрей работая бедрами.
Мне потребовалось всего несколько секунд и пара круговых движений пальцами – и я уже кончала, подавившись криком, поглощенная немыслимой волной, заставившей дрожать даже мои кости.
В ушах стоял звон, и все же я ощутила, как его плоть бьется о мою. Затем Уилл застыл, все мышцы в его теле напряглись, и он протяжно и низко застонал мне в шею.
Я совершенно выдохлась: руки и ноги обмякли, словно готовы были отвалиться. Кожу покалывало от жара, и я так устала, что не могла даже открыть глаза. Я ощутила, как Уилл, взявшись за основание, стянул презерватив. Раздался шорох – Уилл выбрался из кровати и отправился в ванную, где снова полилась вода.
Когда матрас прогнулся под его тяжестью и тепло его тела вернулось, я уже почти спала.
Меня разбудил запах кофе, лязг открывающейся посудомойки и звон тарелок. Я заморгала, уставившись в потолок. Последние остатки сна выветрились из головы, и на меня обрушилась реальность прошедшей ночи.
Первой моей мыслью было: «Он все еще здесь», а за ней немедленно последовала вторая: «И что же, черт возьми, будет дальше?»
Прошлая ночь далась мне легко: я просто отключила мозг и делала то, что доставляло мне удовольствие, то, что хотела. Я хотела Уилла, и странным образом оказалось, что и он меня хочет. Но сейчас, когда в окна било солнце, а за ними дышал и бодрствовал внешний мир, меня наполнило чувство неопределенности. Я не знала, где теперь пролегают границы и каково наше положение.
Тело занемело и болело в самых неожиданных местах. Ощущение было такое, словно я сделала тысячу приседаний. Бедра и плечи ныли. Спина одеревенела. А между ног пульсировала саднящая боль, словно прошлой ночью Уилл имел меня несколько часов подряд.
Подумать только.
Я сползла с кровати, на цыпочках прошла в ванную и осторожно прикрыла за собой дверь, зашипев от слишком громкого щелчка задвижки.
Подумать только.
Я сползла с кровати, на цыпочках прошла в ванную и осторожно прикрыла за собой дверь, зашипев от слишком громкого щелчка задвижки.
Мне не хотелось, чтобы наши отношения запутались, не хотелось разрушать ту непринужденность и легкость, которая всегда была между нами. Я не знала, что буду делать, если мы это потеряем.
В результате, почистив зубы и пригладив волосы, я натянула мужские шорты и майку и направилась на кухню. Я была твердо намерена донести до него, что со мной все в порядке и ничего не надо менять.
Уилл в одних черных боксерах стоял спиной ко мне перед плитой и переворачивал что-то типа оладий.
– С утречком, – сказала я, пересекая кухню и направляясь прямиком к кофейнику.
– С утречком, – ответил он, ухмыляясь мне с высоты своего роста.
Нагнувшись, он сграбастал мою майку и притянул меня поближе для полновесного поцелуя. Не обращая внимания на легкий трепет внизу живота, я потянулась к кружке, осмотрительно держась по другую сторону длинного кухонного стола.
Во время каникул мама каждое воскресенье готовила нам завтраки на этой кухне и упорно настаивала, что комната достаточно просторна для всей ее неизменно растущей семьи. Кухня была в два раза больше любой из комнат, с развешанными по стенам шкафчиками из вишневого дерева и плиткой теплых тонов. Одну из стен целиком занимало широкое окно, выходившее на Сто первую улицу; вдоль другой стоял длинный кухонный стол, окруженный стульями по числу членов семейства. Обширная мраморная столешница всегда казалась слишком большой для этой квартиры, а в последнее время, когда здесь жила одна я, только зря занимала место.
Но теперь, когда в голове непрерывно крутились воспоминания о прошедшей ночи, а прямо передо мной дефилировало столько соблазнительно обнаженной плоти, я чувствовала себя так, словно меня заперли в обувной коробке. Как будто стены сдвигались вокруг меня, подталкивая все ближе и ближе к этому странному, сексуальному мужчине. Мне определенно требовалось глотнуть воздуха.
– Ты давно проснулся? – спросила я.
Он пожал плечами. Я завороженно следила за сокращением мышц на его плечах и спине, смотрела во все глаза на край татуировки, обвившейся вокруг ребер.
– Давненько.
Я взглянула на часы. Было еще рано – слишком рано для пробуждения в воскресное утро при полном отсутствии планов и особенно после такой ночки, как наша.
– Бессонница?
Перевернув еще одну оладушку, Уилл выложил пару на тарелку.
– Что-то типа того.
Я налила себе кофе, не отрывая глаз от текущей в кружку темной жидкости и струйки пара, вьющейся в солнечных лучах. Стол был накрыт: для каждого из нас разложены салфетки, расставлены тарелки и стаканы с апельсиновым соком. Я невольно представила Уилла с одной из его «не-девушек» и не могла не задуматься о том, было ли это частью давно отработанного ритуала: приготовить для леди завтрак, после чего оставить ее одну в пустой квартире с ватными ногами и осоловелой улыбкой.
Покачав головой, я поставила кофейник на место и расправила плечи.
– Рада, что ты все еще здесь.
Улыбнувшись, он выскреб из масленки последний кусок масла.
– Вот и хорошо.
Комната погрузилась в уютное молчание. Я добавила сахар и сливки, а затем села со своей кружкой на стул по другую сторону стола.
– Я имею в виду, что чувствовала бы себя по-идиотски, если бы ты ушел. Так легче.
Перевернув последнюю оладью, он спросил через плечо:
– Легче?
– Не так неловко, – пожав плечами, ответила я.
Я знала, что надо делать вид, что все как обычно, что между нами нет ничего особенного. Мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я не смогу с этим справиться.
– Боюсь, я не совсем понимаю тебя, Ханна.
– Просто легче сейчас справиться с этой неловкой частью: «Я видела тебя голым», чем потом, когда мы будем в одежде и нам придется общаться дальше.
Явно растерявшись, Уилл уставился на опустевшую сковороду. Он не кивнул, не рассмеялся и не поблагодарил меня за то, что я сказала это первой. Такая реакция, в свою очередь, привела в замешательство меня.
– Ты обо мне не слишком высокого мнения, да? – спросил он, наконец-то развернувшись ко мне.
– Прошу тебя. Ты ведь знаешь, что для меня ты практически святой. Я только не хочу, чтобы ты начал нервничать или решил, что я ожидаю от тебя каких-то изменений.
– Я не нервничаю.
– Просто я понимаю, что прошлая ночь имела для нас разное значение.
Он свел брови к переносице.
– И чем же она была для тебя?
– Чудом. Напоминанием о том, что, хотя я и напортачила с Диланом, мне все еще может быть хорошо с мужчиной. Я могу расслабиться и наслаждаться этим. И я знаю, что ты останешься таким же, но, похоже, я уже немного другая. Так что спасибо.
Уилл прищурился.
– И кто же я, по-твоему?
Я подошла к Уиллу и вытянулась, чтобы поцеловать его в подбородок. Тут его мобильник, лежавший на столе, зазвонил, и на экране высветилось имя Китти. Что ж, вот и ответ на вопрос. Я перевела дыхание, собирая мысли в кучку. А затем, рассмеявшись, кивнула в сторону мобильника, который продолжал вибрировать на столешнице.
– Мужчина, которого не зря считают спецом в постельных делах.
Нахмурившись, Уилл отключил телефон.
– Ханна, – начал он, притянув меня к себе и нежно поцеловав в висок. – Прошлой ночью…
Я вздохнула: мы так хорошо подходили друг другу и мое имя прозвучало из его уст так идеально.
– Ты не обязан ничего объяснять, Уилл. Прости за то, что я все усложняю.
– Нет, я…
Вздрогнув, я прижала два пальца к его губам.
– Боже, ты, должно быть, ненавидишь все эти разборки после секса. Честное слово, они мне не нужны. Я прекрасно справляюсь.
Уилл обшарил глазами мое лицо, и я попыталась понять, что он там высматривает. Может, он мне не поверил? Потянувшись к нему, я мягко поцеловала его в подбородок и почувствовала, что он начинает расслабляться.
Его руки легли мне на бедра.
– Я рад, что у тебя нет проблем с этим, – наконец сказал он.
– Все в порядке, клянусь. Никаких сложностей.
– Никаких сложностей, – повторил он.
12
Пробежку я мог пропустить разве что по смертельной болезни или если летел куда-то на самолете. Однако в понедельник утром я, преисполненный отвращения к себе, выключил будильник и завалился обратно на подушку. Просто мне не хотелось видеть Ханну.
Но не успела эта мысль оформиться в голове, как я принялся решать, правильна она или нет. Я не хотел видеть Зигги, скачущую и болтающую без умолку так, словно две ночи назад она не свела меня с ума своим телом, и страстью, и словами, приняв обличье Ханны. И я знал, что, если сегодня утром увижу Зигги, делающую вид, что в воскресенье ничего не было, меня это немного подкосит.
Меня вырастили мать-одиночка и две старших сестры, не оставившие мне иного выбора, кроме как понимать женщин, знать женщин, любить женщин. Во время одного из двух моих серьезных романов я говорил со своей девушкой о том, что, возможно, эта легкость обращения с женщинами сработала в мою пользу, когда я стал подростком и начал мечтать о сексе с каждой встречной. По-моему, та моя подружка весьма прозрачно пыталась намекнуть, что я манипулирую женщинами, делая вид, что внимательно их слушаю. Я не стал углубляться в этот вопрос – вскоре после того разговора мы расстались.
Но как бы комфортно я ни чувствовал себя в дамском обществе, с Ханной мне это ничуть не помогало. Она была словно существом с другой планеты, представителем иного биологического вида. Весь мой опыт рядом с ней ничего не стоил.
Когда я снова задремал, мне приснилось, что я трахаю Ханну на огромной куче спортивного снаряжения. Лакроссная ракетка впилась мне в спину, но я не обращал внимания. Я лишь видел, как Ханна раскачивается надо мной, неотрывно глядя на меня ясными глазами и скользя руками по моей груди.
В этот момент телефон, валявшийся у меня под спиной, разразился звонком, вырвав меня из сна. Поглядев на будильник, я понял, что проспал: было уже почти восемь тридцать. Я ответил, не глядя на экран, – наверняка это Макс интересуется, какого черта я не пришел на еженедельное утреннее совещание.
– Да, старик. Буду через час.
– Уилл?
Вот черт.
– А, привет.
Сердце сжалось так сильно, что я чуть не застонал и прижал ладонь ко рту.
– Ты все еще спишь? – спросила Ханна, заметно задыхаясь.
– Ага, спал.
Ханна замолчала, и я услышал, как на том конце линии завывает ветер. Она была на улице и едва дышала. Она отправилась на пробежку без меня.
– Извини, что разбудила тебя.
Зажмурившись, я стукнул по лбу кулаком.
– Пустяки, не беспокойся.