— Итак: сегодня ко мне пришел Ник и заявил, что ученые мужи некоего Вечного Отряда заметили большое количество признаков Заката, якобы продиктованных самим Эртайсом. Он, Ник, выбран-де в командиры группы, направляющейся в храм Восхода, где ему надлежит стать Свидетелем Рассвета. Он просит освобождения от службы, желает проститься и нынче же вечером покинуть дворец со своим отрядом. Среди примет он назвал утреннее соединение семи планет, вечернюю комету, небывало жаркую весну и то, что якобы должен растаять снег на вершине Радассы. Остатки снега составят стрелу, указующую на восток. Конец сообщения. Затем он предложил назначить своим преемником Керта Сальтгерра, на место Керта передвинуть Лавильи, а тебя оставить в прежнем чине. Затем отказался совершить этот поход вместе со мной. Я хочу знать: вероятность полной правоты Ника, способы проверки этого сообщения, разумную последовательность действий во время проверки и после нее — как в случае подтверждения, так и в случае опровержения. Понял?
— Во всяком случае, изложено вполне корректно, — со вкусом отметил Шер. — Повелитель, Тамаль допел и пытается подслушать.
— Давай про речку, разбойник! — громко приказал Джави и потянулся за персиком. С изумлением он вдруг понял, что проголодался. И согласен съесть пару персиков… и винограда… и кусок мяса с лепешкой… и даже выпить вина, невзирая на жару!
— И падаль на двадцатый день? — негромко спросил он сам себя. Баррахат с недоумением поднял брови, но тут Тамаль немузыкально брякнул по струнам и возмущенно спросил:
— Какую речку, весло в задницу? Знаешь, владыка, сколько песен про речки есть? Про паромщика, что ли?
— Река разлуки которая, — досадливо сказал Джави.
— Так! — заорал Тамаль, откладывая довлар и делая чудовищный глоток из кувшина. — Издеваются, значит, над беззащитным творцом? Император, руби мне голову, четвертуй, рви яйца, но больше я женских песен петь не намерен! Во дворце полно горластых баб, император, все жрут твой хлеб и просерают твое золото, все вертят жопами и называют себя певицами. Зови их, понимаешь, и этого кастрата зови тоже, и пусть они тебе поют про разлуку, и кто в речку войдет, и про паромщика, и про реку любви, и хоть про реку говна! А Тамаль рожден для музыки, кол мне в душу, для музыки, а не для гиеньего воя! Убей меня, родной, с радостью помру за державу, но реки разлуки тебе не будет!
— Истерик, — благодушно сказал Джави. — Пой что хочешь, родной. Но тогда, кол тебе в душу, пой так, чтоб демоны с неба в обморок падали! А то, понимаешь, девок ты облаять горазд, а сам-то голос уже наполовину в кувшине оставил, шакал драный!
— Вот слова истинно великого императора, — удовлетворенно сказал Тамаль и как ни в чем не бывало потянулся за довларом. — Это же совсем другое дело! Это качественно иной, принципиально верный подход…
— Качественно, говоришь? — прищурился Баррахат. — Принципиально? Ты стал ужасно умным, Тамаль, ты умнеешь прямо на глазах, мой добрый Тамаль, тебе не нужно никаких академий! Кто научил тебя таким умным словам? Поделись, сделай милость!
— У меня тонкий музыкальный слух, — с тоскливой гордостью сказал Тамаль. — И память хорошая, меня с детства учили слушать все, что слышно, и запоминать все, что услышал. Повелитель, ты не вели ему браниться, я ж не из любопытства даже, я просто по привычке ухо вострю!
— Ты пой, — отмахнулся Джави. — О чем мы… а, да. Что скажешь, Шер?
Шер выждал еще несколько мгновений, пока Тамаль трагическим голосом не сообщил, что звездам в небе одиноко. Потом заговорил:
— Повелитель, приметы перемен проверять не имеет никакого смысла. Если Уртханг абсолютно честен — а я не имею причины считать его откровенным лжецом, да это и не в обычае воинов высшего посвящения — то приметы он назвал заведомо верно. Другое дело, насколько они связаны с грядущим Закатом. Возможно, имеет место так называемое добросовестное заблуждение, но об этом чуть позже. Далее: если вся история с Закатом по сути является фальсификацией, то она выполнена с максимальным профессионализмом. То есть Ник не мог не предполагать, что названные им приметы проверят — и следовательно, называл тенденциозно подобранные, но реально произошедшие события и реально наблюдаемые ситуации. Небывало жаркую весну и вечернюю комету я наблюдал лично и готов подтвердить повелителю их существование. Полагаю, с остальными приметами дело обстоит так же.
— И я так думаю, — согласился Джави. — Кстати, Ник предлагал мне подняться на башню и наблюсти… созерцать… короче, посмотреть на снежную шапку Радассы. Я не пошел.
— Как угодно повелителю, — с улыбкой поклонился Баррахат. — Полагаю, это могло быть красиво. Или интересно. Но несущественно.
— О! — император значительно поднял палец.
— Я бы поставил вопрос так: где можно получить независимое компетентное суждение о проблемах Рассвета и о текущем положении дел. И незамедлительно начал бы подготовку к обоим вариантам исхода. После получения еще минимум двух независимых утверждений о близости Заката или трех — об ошибочности этого мнения… да, трех будет достаточно… принял бы прогнозируемый вариант за максимально вероятный. Постановка задач: для Заката — обеспечить безопасность повелителя до конца света и по возможности после такового; для, простите, Беззакатия — подготовить стабилизирующий комплекс мер для погашения смуты и паники.
— А смута откуда? — недовольно спросил Джави.
— Слухи будут распространяться неизбежно, — уверенно сказал Баррахат. — Дальше понятно — народ испугается гибели и отреагирует… ну, назовем это «обычным народным образом». Полная остановка производства, пьянство, грабежи, насилие, резкое повышение миграции, экстремальная агрессивность при полной безответственности, инфляция, затем полное обесценивание денег, попытка ввести их эквиваленты — безрезультатная, приводящая к мгновенному обесцениванию эрзац-заменителей, переход на чисто товарный обмен, разрушение ради разрушения и в конце — депрессивный ступор. При этом каждый третий попытается улучшить личное благополучие понятным для него образом; на случай, если сработает знаменитое «авось обойдется». Здесь следует особо выделить такие попытки мощных коллективов, как самые опасные. Полагаю, несколько крупных банков а с ними, очевидно, и хайсыгские кланы — те, что собрались в столице после Бетранской операции — попробуют собрать в своим руках побольше золота, серебра и самоцветов. Недовольные из кланов Бенари — особенно те, что считают себя обойденными по чести — будут собирать в кулак вооруженных мародеров для возможного переворота в пределах Дамирлара. И вероятно еще внешнее вторжение со стороны Хигона — для переворота на уровне Конфедерации.
— Ни Умбрет, ни Нортения не поддержат Гедемаха, — спокойно сказал Джави. — Я тебе больше скажу, Шер: если Гедемах полезет на Дамирлар, то мятежные кланы Бенари забудут о своем недовольстве. И даже хайсыги притихнут.
— Поэтому я бы заранее подготовил подманку для Гедемаха, повелитель, — Баррахат смущенно поднял бровь. — Если бенариты взволнуются, а Хигон все еще будет щелкать клювом, я испрошу позволения ее запустить. Внешнее вторжение для нас действительно лучше внутренних войн.
— Если я тебя правильно понимаю, — неторопливо сказал Джави, — все перечисленное нам грозит вне всякой зависимости от реальности Заката.
— Совершенно вне зависимости, — подтвердил Баррахат. — Слухи нам сдержать не удастся, повелитель. Волнения все равно будут. Большие волнения, думаю. Но прошу помнить, повелитель — я ведь не полководец и не дипломат. Я хорошо разбираюсь в вопросах снабжения, и только. Кстати, по поводу снабжения: повелитель, позвольте начать скупать вино и особенно гетмендийскую сивуху уже сейчас. Только расплачиваться я бы предпочел векселями Конфедерации, а не золотом…
— Делай, что хочешь, — Джави скривил губы. — Меня больше интересует Закат. А еще больше — Рассвет. У кого ты предполагаешь получить компетентное суждение?
Шер задумался. Тамаль воспринял молчание слушателей, как знак внимания, и безумно выдохнул сквозь стиснутые зубы:
— …пускай обрушится в кипящий океан, я не отдам мой сладкий сон…
Он замолчал, убито опуская голову и зажмурившись. Довлар издал один-единственный певуче-тягостный стон. Плач одинокой струны медленно растаял и стало тихо. Совсем тихо. Даже джавийоновы девчонки перестали шелестеть и молча смотрели на певца. Тамаль поднял голову и открыто посмотрел в глаза Джави. Потом устало обвел взглядом остальных.
— …- тебя, Луна. — сказал он почти шепотом. И почти сразу довлар словно взорвался звуками в его руках, и высокая, тоскующая мелодия вырвалась из этой бури и поплыла над волнами, как Луна в темных лохмотьях изодранных ветром облаков над океаном. Мелодия летела все выше и выше, и еще выше, и еще, а потом последняя, самая высокая нота будто растворилась в облаках — и Луны не стало. Только в ветвях моренов еще блуждали затихающие отзвуки последних аккордов.
Тамаль невозмутимо отложил довлар, надолго и смачно присосался к кувшину, отфыркался и вопросительно посмотрел на императора.
— Умеешь, гад! — восхищенно-уважительно сказал Джави. — Давай теперь что-нибудь негромкое, задумчивое — чтоб ощущение не перебить.
Тамаль сдержанно улыбнулся и стал едва слышно перебирать струны. Шер, понизив голос, заговорил:
— Я перебрал все известные мне группы, так или иначе связанные с альбийским циклом…
— Каким? — изумился Джави.
— Альбийским, — аккуратно повторил Шер. — От древнесенейского «альби» — заря. Я никогда особенно не интересовался теогонией, поэтому вспомнил только храмовый орден Рассвета, рыцарский орден Эртайса да собственно Вечный Отряд. Еще об этом могут что-то знать в Коллегии Таинств, в курии и в Академии старого Каэнтора.
— В Башне! — азартно согласился Джави. — Я все время о ней думаю.
— Представим себе, повелитель, что на ваш запрос все эти группы отвечают «не знаем», — решительно продолжил Баррахат. — Это вполне возможно. Я бы трактовал такую реакцию следующим образом: ничего не происходит, приметы Ника не подтвердились — восемьдесят процентов; посвященные не желают делиться сведениями с непосвященными — двадцать процентов. Тогда надо следить за сплетнями и вспышками волнения. Если единственным источником слухов и беспокойства останется уход Уртханга… или центры распространения слухов выстроятся вдоль его пути — тогда нормально. Заката не будет. Если возникнут независимые центры слухов — значит, посвященные темнят. Тогда вероятность Заката резко повышается. Конечно, может быть и так, что все неправы, один Ник прав — такое тоже нужно учитывать… Теперь о добросовестном заблуждении. Я думаю…
— О заблуждении не надо, — резко сказал Джави. — Вернемся к твоим двадцати процентам.
— Это обычная реакция сведущих, повелитель. Любая группа серьезных специалистов не особенно склонна посвящать в свои дела профанов.
— Я не верю, что мой старый учитель будет передо мной темнить, неприязненно сказал Джавийон. — Дело даже не в том, что я император. Видишь ли, Шер, старик действительно любит своих учеников. По-настоящему любит, по-людски.
— По-людски, — буркнул Баррахат. — Повелитель, старый Хурру может быть сколь угодно добрым человеком, но он еще и верный подданный Каэнтора дан Умбрета. Если король прикажет ему молчать, он будет молчать. Даже если император прикажет ему говорить.
Император недобро посмотрел на Шера. Тот поежился и положил руку на сердас, словно пытаясь подбодрить себя собственным титулом. Черепахи голоса Защиты шевельнулись под его ладонью, настороженно приподняв жемчужные панцири.
— Да, повелитель, — твердо повторил Баррахат. — Вы сами подтвердили все старые уложения Серебряной Конфедерации, в том числе уложение об оммаже. Вассал вашего вассала не есть ваш вассал. Да и сам Каэнтор присягал вам лишь в верности, а вовсе не отдал Умбрет под руку вашу.
Император стиснул зубы.
— Да, Шер, ты прав, — сказал он сдержанно. — Хурру не мой вассал. Но старейшина клана Тай-Хурсем может кое-что вспомнить о крови.
— А может и не вспомнить, — Баррахат был непреклонен. — Властитель, мы должны быть готовы преодолеть любое противодействие. Поверьте, я сам буду рад, если противиться нам не станут. Но нельзя ведь рассчитывать только на добрую волю всех окружающих!
— Ладно, — император поморщился, — оставим это. Давай вот о чем: что, если предупреждение Ника подтвердится сразу и полностью? Что делать тогда? И вообще, какой смысл делать что бы то ни было, если этому миру осталось существовать только полгода?
— Ничего не делать — самая большая бессмыслица, — сказал Баррахат. Можно говорить честно, повелитель?
— Можно, — Джавийон передернул плечами. — Представляю, какую гадость ты сейчас скажешь.
— Я бы советовал в этом случае прекратить заботиться о делах Конфедерации, собрать небольшой, но мощный отряд из самых надежных бойцов и быстро двинуться к берегу Восхода, — сказал Баррахат, глядя в небо. — Пусть о Конфедерации Гедемах Хигонский заботится… если захочет.
— Зачем к берегу? — быстро спросил Джавийон.
— Это единственный разумный способ попытаться спасти ваше венценосное всемогущество, — едва различимым шепотом отозвался Баррахат. Если в лучах Заката должно погибнуть все… все, что есть в этом мире… тогда повелителю нужно быть Свидетелем, чтобы уцелеть.
Император молчал.
— Если Заката не будет, — чуть громче сказал Баррахат, — тогда мы продержимся, какой бы водоворот здесь не закружился, какой бы смерч не прошел по земле Дамирлара. Но если будет — тогда я не вижу иного выхода, повелитель. Не потому, что я слеп и глуп — потому что иного выхода нет. Просто нет.
— А если я не захочу идти? — вдруг спросил Джавийон.
— Повелитель, не шутите так со мной, — отчаянным голосом сказал Баррахат. — Если вы вздумаете отказаться, тогда я приму меры, чтобы обездвижить вас и насильно доставить к берегу Восхода. Я буду вынужден так поступить, потому что клялся оберегать своего императора до последнего моего вздоха. Можете приказать меня казнить, повелитель. Но тогда следующий, с кем вам будет угодно поделиться этими соображениями, либо сочтет необходимым поступить точно так же, либо тут же окажется предателем и клятвопреступником.
— Тогда понятно, почему Ник не захотел взять меня с собой, отрешенно сказал Джави.
— Как раз не очень, — слабо возразил Баррахат. — Ведь все, кого он забрал, приносили присягу Неподкупных. Их высший долг — повиноваться приказам военачальника. Оставив службу, они уже не обязаны спасать императора.
— Тоже правда, — грустно сказал Джави. — Хорошо. Расскажи мне, кому из посвященных ты доверяешь — и насколько.
— Я никому не доверяю, — еще более грустно сказал Баррахат. — Но если верить легендам, воины Вечного Отряда не лгут. Кстати, Уртханг не лгал. Когда нельзя было говорить правду, он молчал.
— Зачеркни это, — утомленно сказал Джави. — Мнение Вечного Отряда нам известно.
— Орден Рассвета славится своими лисьими повадками. Про них говорят как раз обратное — еще ни один храмовник не сказал ни слова правды. Если они говорят что-то, что кажется нам правдой — значит, мы чего-то не понимаем или чего-то не знаем. Однако открытой ложью они тоже предпочитают не пользоваться. Умолчания, полуправда, неполная правда, почти правда, иносказания, трактовки, истолкования — вот их манера. Если бы они промолчали в ответ на наш запрос, я бы воспринял это как подтверждение. Если бы прислали многословный и путаный ответ — как отрицание.
— А если бы кратко подтвердили? — жестко спросил Джави.
— Тогда… тогда что-то в мире сильно изменилось, — криво усмехнулся Шер. — Может, и впрямь Закат на носу.
— Давай дальше, — приказал Джави, притягивая к себе блюдо с холодным мясом. — Подожди. Эй, Мутаннар!
Церемонимейстер возник мгновенно, как будто прятался под подносом.
— Чего желает божественный?
Выглядел он куда более оживленным и бодрым, чем раньше. Его снедала жажда государственно полезных деяний и, конечно же, любопытство. И еще его переполнял восторг. Он понимал, что свершается нечто невообразимо важное, и был счастлив услужить. То есть оказаться сопричастным тому, о чем вскоре начнут складывать песни.
«Если бы он знал, насколько он прав!» — мысленно вздохнул Джави. «Только боюсь я, что мы тех песен не услышим. И не здесь их споют.»
— Принеси свежих лепешек, — приказал он. — Мягких пшеничных принеси, из самой лучшей муки, с топленым маслом. И харджиновых, да посолонее — таких, которые с сыром едят. И большой кувшин розового полусухого игристого, с юга Нортении — знаешь, слабенькое такое, шипучее, похоже немного на фидийский сидр.
— Два кувшина, — бесстрашно сказал Тамаль, не переставая терзать струны. — А лучше три.
— Пожалуй, я его задушу, повелитель, — с чувством сказал Баррахат. Совершенный в своей невыносимости нахал.
— А потом тебе оторвут яйца и заставят вместо меня петь про реки говна, — хладнокровно сообщил Тамаль. — Жалко тебя. Давай пусть лучше повелитель надо мной измывается. Я уже привык.
— Принеси два кувшина, Мутаннар, — добродушно сказал Джавийон. — Или даже три — будешь пить, Шер?
— Ох, — неуверенно сказал Баррахат, — жарко ведь, мочи нет. Как вы пить можете, повелитель? И мясо… с лепешками… с ума сойти можно.
— Я привыкаю, — серьезно признался Джавийон. — Меня Ник научил. Я тоже поначалу сомневался — но знаешь, получается, что и вправду все можно. И есть, и пить… и другое, наверно. Так будешь пить?
— Ну, — с сомнением сказал Баррахат, — если Ник учил… Давай действительно три кувшина, Мутаннар. Только третий ма-аленький…
— А второй большой-большой! — радостно дополнил Тамаль.