– Идем вместе. Мне тоже туда надо.
Офицеры закрыли отсек, вышли из модуля и направились в штаб полка.
Зачистка Арби не принесла особых результатов. Местные жители говорили, что видели в лесу вооруженных людей, мулов, лошадей, даже пикапы. Один старик показал, что в доме Омара Усмана были какие-то чужаки, по внешнему виду не рядовые.
Особист направился в этот дом, но там были только жена и дочь хозяина. Они закрылись в женской половине и отвечать на вопросы отказались. Брать же их силой означало бы нарушить законы афганцев, что могло привести к жертвам.
Союзники они были никакие. Никто не сообщил ни в Хакар, ни в Калдару об укрытии банды у кишлака Арби. Впрочем, людей можно было понять. Помогаешь русским, душманы отомстят. Накормишь моджахедов, шурави тебя не тронут.
Гаврилов долго пытался через высокий забор докричаться до жены Усмана. Подошел сосед, сказал, что тот с сыновьями уехал в Кабул. Да, у него были какие-то люди, но это не означает, что Усман сотрудничал с ними.
Сосед так и сказал:
– Ты пойми его, офицер. Заявились вооруженные люди, потребовали кров, пищу. Как Усман мог прогнать их? Во-первых, не в традициях нашего народа отказать в чем-либо гостю. Во-вторых, они могли убить всю его семью. Если кто-нибудь попытался бы выбраться из кишлака, то пострадали бы все здешние жители.
– Что же никто не пострадал, когда уехал Усман и его сыновья? Как он смог покинуть кишлак, контролируемый бандитами? – осведомился особист.
– Может быть, Усман спросил разрешения у начальника этих людей.
– Уйди!
Гаврилов был вне себя от злости. Опрос местных жителей ничего не дал. Нити, связывающей Арби с Хакаром, не обнаружено, а ведь она была. По ней передавалась информация. Зацепиться за Усмана не удалось. Он вовремя скрылся. Духи расстреляли колонну и ушли с грузом. Да еще и послал подальше какой-то командир роты.
Но против него ничего серьезного не предпримешь. В свидетелях оскорбления лишь командир полка. Шуханов еще тот тип, не станет показывать против Бутаева, терять свой авторитет у офицеров.
А вот с него, с Гаврилова, начальство спросит по полной программе. Мотострелковая рота уничтожила группу прикрытия? Ну и что? Это заслуга ее командира. А где работа особиста? Проморгал наличие в полку или в кишлаке вражеского агента? Конечно, иначе узнал бы о банде.
В том, что этот агент есть, у начальства сомнения не возникнут. Главарь банды явно имел полную информацию обо всем, что происходило в мотострелковом полку.
Попытаться выставить предателем Козырева? Можно, даже придется. Но командир полка сошлется на место, показанное ему ротным, где вел бой лейтенант.
Имитация? Доказательств этому нет. Как и контраргументов.
Если выставить предателем Козырева, то начальство спросит, а где ты был, Гаврилов, когда у тебя под носом работал вражеский агент? Хотя эту версию на верху примут. Проще всего свалить вину на Козырева.
Даже если он выживет и духи предложат его на обмен, ему не отмыться. Он не докажет, что не ушел к духам добровольно. А сдохнет где-нибудь в зиндане, так и концы в воду.
Особист направился к дороге. Туда уже вышел личный состав роты.
Командир полка выслушал доклад Кучерова, дождался Гаврилова и спросил:
– Ну так что, капитан? Накопал что-нибудь?
– Здесь нет. Духи тщательно замели следы.
– Но информацию они получали из Хакара, да?
– Несомненно.
– Тогда надо искать агента в полку или в селении.
– Легко сказать.
– А надо не говорить, а работать. Начать с Курбана.
Особист посмотрел на Шуханова и заявил:
– Вот только учить меня, Сергей Дмитриевич, не надо.
– Я не учу, подсказываю.
– И этого не надо. Стоит подумать, как прикрыть задницы. О разгроме колонны вам придется докладывать в штаб армии.
– Доложу, куда ж денусь. И отвечу за произошедшее. Все это хрень полная по сравнению с тем, что молодых парней будем отправлять в цинках в Союз. К матерям, отцам, невестам, женам. Не хочешь прокатиться, сопроводить гробы, скажем, Шанина и Быстрова? Мне доложили, что они из одного села.
– Это не входит в круг моих обязанностей. Все, товарищ подполковник. Поехали в полк. Мне тоже надо докладывать своему начальству о такой вот беде.
Проверка Курбана тоже ничего не дала. Он всегда был на виду, и в части и в селении, никуда не отлучался, общался только с соседями. Посторонние личности в кишлаке вроде бы не появлялись.
На Набила Гаврилов даже внимания не обратил. Как и на то, что один из местных жителей показал, что к тому приходил сверстник из Арби, но не сын Усмана. Это обстоятельство и стало причиной того, что особист не придал значения данному, порвал ту самую нить, которую так усердно искал в Хакаре.
В полку же началась подготовка к прощанию с погибшими бойцами и отправке гробов в Союз.
Глава 5
Караван Табрая прошел по ущелью два километра, как в небе послышался рокот.
– Собаки! – ругнулся Хаймулло, ехавший рядом с главарем. – Русские подняли свои вертушки. Это по нашу душу, Амир.
Табрай поднял руку, караван остановился. Все слушали гул, то приближающийся, то отдаляющийся.
– Кружат над соседним ущельем. Оно куда больше подходит для прохода отряда.
– Пока они там, но будут и здесь, – проговорил Хаймулло.
Табрай спокойно ответил:
– И что они увидят? Посмотри вверх. Над нами сплошные кроны деревьев.
– Ты думаешь, это остановит русских? Они ударят вслепую. Надо же летчикам как-то отчитаться о результатах вылета.
– Нет, Суфи. Впустую русские стрелять не станут. Но принять дополнительные меры предосторожности надо.
– Какие?
– Разведи караван по ущелью, половину прижми к левому склону, другую – к правому. Прикажи воинам спешиться. Переждем, пока русские летают над этим районом.
– А ты не подумал, что пока мы будем стоять, от Арби по нашим следам двинется русская рота? Может, она уже на марше?
– Технике пройти до леса трудно, слишком много препятствий. Еще русские прекрасно понимают, что могут попасть в засаду либо налететь на минные ловушки.
– Которых нет, – с усмешкой проговорил Хаймулло.
– Это известно мне и тебе, но не русским. Они вышлют разведку по нашим следам и дойдут до утеса, за которым каньон, куда стекаются три ручья. В воде следов не будет. Куда идти разведке? Да и какой смысл в дальнейшем преследовании? Мы можем свернуть в любое ответвление ущелья и выйти в соседнее.
Хаймулло взглянул на главаря и заявил:
– Это все так. Но ты взял русского офицера. Мы уничтожили более десятка неверных. Русские такого не прощают.
– Им сейчас не до нас. У них один батальон на выходе. Пока полк введет боевую работу, его командир не станет организовывать зачистку целого района. А без этого русским на нашу базу не выйти. Достаточно слов. Разведи караван.
Хаймулло начал отдавать отрывистые команды.
К главарю подъехал помощник и спросил:
– Мы встали из-за вертолетов?
– Да.
– Но пилоты не могут увидеть нас.
– А вдруг?
Куани потер бородку и сказал:
– Тогда вертолеты нанесут удар.
– Вот именно. Конечно, русские пилоты вряд ли разглядят что-либо под сетью густой растительности. Но мы лучше переждем. Ты связался с бойцами замыкания?
– Да.
– Что докладывают?
– Русские не пошли к лесу. Ограничились зачисткой Арби. Судя по тому, что вся техника, которая подошла к месту разгрома колонны, продолжает находиться в районе кишлака, русские не стали преследовать отряд Надри. Это странно.
– Ничего странного. Они поняли, что у отряда пикапы. Их не догнать.
– Но почему не вызвали вертолеты?
– Потому, что командир у них умный. Он просчитал, что отряд Надри выполнял роль отвлечения. Это первое. Второе, русские не уверены в том, что у Надри нет «Стингеров». Высылать вертолеты против отряда отвлечения, рискуя потерять их, глупо. Что им даст уничтожение четырех пикапов с воинами? Основной отряд, то есть наш, сумел оторваться и уйти в горы. Вот нас, пойди мы в обход, русские с плато не выпустили бы. Так, значит, преследования нет. Это хорошо.
Двигатели «Ми-24» грохотали над самым ущельем. Два ударных вертолета один за другим прошли в каких-то метрах над кронами деревьев. Шарахнулись мулы, встали на дыбы лошади, душманы попрятались за ними.
Куани пригнулся.
Только Табрай остался сидеть в седле, удержал своего коня.
Он взглянул на помощника, усмехнулся и спросил:
– Ты что, Басам, испугался?
– Шайтан, машинально вышло. Очень уж низко прошли эти вертолеты. Они ведь могли задеть за кроны деревьев.
– Пилоты опытные. Они еще вернутся.
Хаймулло спрыгнул с лошади в канаву при проходе вертушек, а потом набрался храбрости и начал кричать на душманов:
– Успокойте животных! Ничего страшного не произошло.
Табрай рассмеялся и заявил:
– А наш Суфи, оказывается, не такой уж и храбрец.
– Да от этих проклятых вертолетов невольно дрожь по телу пробивает.
– Да от этих проклятых вертолетов невольно дрожь по телу пробивает.
Тишину вновь разорвал громкий рокот двигателей.
«Ми-24» прошли в обратном направлении, но уже выше, а затем отвернули на восток. Об этом доложил тыловой дозор.
– Пошли к следующему ущелью. Потом вернутся на базу, – сказал Табрай и крикнул: – Суфи, строй караван в прежний порядок. Через десять минут продолжим движение. – Он повернулся к Куани. – Кто у нас старший тылового замыкания?
– Мангал.
– Передай ему приказ оставить позиции на опушке леса и отходить по нашим следам. Пусть выдерживает дистанцию в два километра, отслеживает обстановку и постоянно докладывает обо всем, что заслуживает внимания.
– Понял.
К главарю подбежал санинструктор Хабар Сауни и доложил:
– Русский пришел в себя.
– Ну и что? Мне с ним пока не о чем разговаривать.
– Ему плохо.
– Это понятно, он же ранен.
– Ему становится все хуже. Если он так и будет сидеть на лошади, то может и не выжить. Конечно, если это не важно, я вколю ему обезболивающее со снотворным. Русский офицер уснет, а вот проснется или нет, только Всевышнему известно.
– Он нужен мне живым. Что предлагаешь?
– Чтобы пленник доехал до базы, надо сделать носилки, закрепить между двумя лошадьми и уложить на них раненого.
– Шайтан, это время. Но ладно. Куани!
Помощник отошел от связиста.
– Да, Амир?
– Организуй носилки для русского офицера!
– А надо? Обменивать его не на кого. Рабом он не будет, знать что-либо ценного не может. Это всего-навсего лейтенант, который служит здесь только месяц, да еще и в роте обеспечения. Зачем он тебе? Добил бы ты его, и все дела.
– Честно скажу, не знаю, зачем я взял его. Скорей всего, потому, что он, по сути, в одиночку вел бой против нас, положил пятерых наших собратьев. Не поднял рук, не умолял о пощаде, не сдался, хотя понимал всю бесполезность сопротивления. Дрался, пока граната не лишила его сознания. Это несмотря на то, что он офицер тыла. Юноша только что прибыл в полк, это был его второй рейс. Скажи, ты много найдешь таких бойцов в наших отрядах? О фанатиках я не спрашиваю, с ними все понятно. Много?
– К сожалению, нет, Амир.
– Да, лейтенант не представляет особой ценности. Хотя кто знает, возможно, когда-нибудь и придется обменять его на кого-нибудь из наших. Если выживет, значит, такова воля Аллаха. Займись тем, что я сказал. Быстрее, Басам!
– Да, командир!
К главарю банды подошел Хаймулло и доложил:
– Амир, караван готов к движению.
– Подожди. Русскому требуется помощь. Как с ним разберутся, продолжим путь.
– Сдался тебе этот гяур.
– Помолчи, Суфи! – повысил голос Табрай. – Решения здесь принимаю я. Дело всех остальных – в точности исполнять их. Что не ясно?
– Все ясно. С чего ты сорвался?
– Извини. Наверное, и на меня подействовал шум русских вертолетов. Ты будь с караваном. Долго не задержимся.
– Хоп, Амир. – Хаймулло ушел.
Появился Куани и сказал:
– Носилки подготовили, закрепили между лошадьми. Сауни что-то вколол русскому, тот заснул. Сауни сказал, что теперь пленник доживет до базы.
– Лошадей с раненым и Сауни в общий строй.
– Да, Амир!
– Что замыкание?
– Мангал повел группу в ущелье. Я его проинструктировал, но он и без этого знает, что делать.
– Хоп.
Табрай вывел коня во главу каравана и махнул рукой, давая сигнал на продолжение движения. Десятки мулов и лошадей цепью двинулись на север, в горы.
Вертолеты ушли на восток и больше не появились.
До кишлака Дагран, который находился в пятидесяти километрах севернее Арби, караван добрался за двенадцать часов.
В 20:50 он вошел в селение. Но Табрай не разрешил людям расходиться. До того следовало разгрузить мулов. Сперва душманы поместили трофеи в большой амбар усадьбы главаря, потом разошлись по домам.
Амира Табрая встретили восемнадцатилетняя дочь Ламис, сыновья Бакар четырнадцати лет и Салах двенадцати. Его жены уже пятый год не было на этом свете. Единственная и любимая супруга тридцативосьмилетнего Табрая умерла, как впоследствии объяснили врачи, от рака желудка.
Второй раз он не женился. Табрай не желал видеть в своем доме другую женщину, хотя претенденток на роль супруги не бедного и еще крепкого мужчины было немало.
Ламис первой обняла отца и отошла в сторону. Потом на нем повисли сыновья.
Девушка вскрикнула, когда увидела, как два душмана внесли во двор окровавленного человека.
– Ты что, дочь? – спросил Табрай.
Она указала на Козырева и спросила:
– Кто это?
– Пленный русский офицер.
– А ты уверен, что он жив?
– Живой. Видишь, грудь поднимается.
– Без сознания?
– Нет, спит. Ранение не смертельное, контузия тяжелая. Придется тебе, Ламис, вместе с тетей Халидой ухаживать за ним.
– А если он умрет?
– Значит, на то воля Всевышнего.
Девушка подошла к носилкам, всмотрелась в лицо Михаила.
– Красивый!
Она тут же смутилась и убежала в женскую половину дома, где, собственно, одна и проживала.
Табрай посмотрел ей вслед.
«Вся в мать, такая же жалостливая. Это хорошо. Женщина должна быть мягкой, покорной, доброй. Доля мужчин – воевать, защищать, убивать. Женщина – хранительница очага в доме, свет и тепло в жизни мужчины», – подумал он.
Табрай гордился своей дочерью. Она была необычайно милой, привлекательной, красивой, хозяйственной, в тринадцать лет заменила в доме мать, подняла на ноги братьев, смотрела за отцом. Все это Ламис переняла от Алии.
Но в ней было что-то и от Табрая. Когда нужно, Ламис могла постоять за себя. Отцу приходилось только удивляться, откуда в этом хрупком с виду юном создании столько решительности, бесстрашия и упорства.
Табрай отпустил сыновей, вздохнул.
Он в своем кишлаке. Дома. Но как будто и нет. Табрай никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что больше никогда не увидит во дворе Алию, не услышит ее задорный смех, не увидит искрящиеся любовью глаза.
Пять лет назад он не послушал своего друга, советовавшего ему отвезти Алию в русский военный госпиталь. Тогда ее еще можно было спасти. Но Табрай не принял всерьез эти слова. Ведь Алия тщательно до последнего скрывала свои страдания.
Табрай направился в дом. Ламис в большой комнате постелила скатерть на палас, накрыла ужин для проголодавшегося отца.
Но ему надо было еще помыться. И здесь Ламис все предусмотрела. Бак уличного душа был заполнен, вода за день нагрелась. Нижнее белье лежало аккуратной стопкой на лавке, внутри деревянного строения.
Душманы положили Козырева на топчан в сарае. Санинструктор еще раз осмотрел его и сказал, что ночь лейтенант будет спать. С утра придется заняться его ранами, для чего потребуется санитарный пакет. Их оставалось в банде всего два. Табрай распорядился один отдать Хабару Сауни. В помощники ему главарь банды определил свою дочь Ламис.
Но это все завтра. А сегодня отдых.
На охрану пленника помощник Табрая, проживавший по соседству, выставил молодого бойца Исама. С этого момента тот должен был охранять русского каждую ночь. Днем необходимость в этом отпадала. Такое решение было принято еще и потому, что во время нападения на колонну Исам струсил, укрылся в канаве и не выходил из нее до окончания бойни.
Но это был его первый боевой выход. Ему простили трусость и назначили ночным охранником раненого русского офицера. Тот в первый свой бой не спрятался, вступил в схватку и вел ее, пока был в сознании, готовый умереть, но не сдаться.
Постепенно над кишлаком нависла ночь, светлая от мириад звезд, таких близких здесь, в горах. Люди спали. Только по главной улице по-хозяйски бродил сторож, пес алабай.
Утром Табрай, Куани и Хаймулло направились к амбару, где их ждали душманы. Сейчас по ним нельзя было сказать, что они вчера хладнокровно расстреляли советскую колонну. Теперь это были обычные мирные дехкане.
По пути главарь банды спросил Куани:
– Ты, Басам, сегодня связывался с Надри?
– Да, конечно, как только проснулся.
– Где отряд, что с ним?
– Он дошел до запасной базы. Все хорошо.
– Слава Всевышнему. Ты сказал ему, чтобы носа не высовывал из кишлака?
– Да. И это его обрадовало.
– Еще бы! Там у него молодая жена Зия. Она на год младше моей дочери. Но это его личное дело.
Душманы подошли к амбару. Надо было рассортировать груз, доставленный вчера, складировать как следует муку, крупы, соль, сахар, перенести боеприпасы в подвал дома Табрая.
Пока главарь и его приближенные разбирались с трофеями, Ламис нагрела воду. Пришел Сауни.
Девушка передала ему санитарный пакет и сказала:
– Отец говорил, что экономить не надо. Он хочет, чтобы ты быстрее поставил на ноги русского офицера.
Сауни облизал губы. Ему очень нравилась Ламис. Он не прочь был взять ее в жены, но разве Табрай отдаст?!
Тот вообще ни с кем не договаривался насчет жениха для дочери. Это противоречило обычаям. Супругов детям должны выбирать родители, но Табрай почему-то нисколько не спешил с этим.