Кровь и пепел - Наталья Павлищева 13 стр.


Кажется, я занималась этими убеждениями полночи, потому что Лушка уже давно сопела, уткнувшись носом в подушку (и как она может спать на животе?). В конце концов, исчерпав мысленно все доводы и убеждения, я со спокойной совестью устроилась поудобней, чтобы заснуть и проснуться в московской квартире или на худой конец где-нибудь в деревенском доме, но только в двадцать первом веке!

Снилось черт-те что, но не такое, как в предыдущую ночь, а разбудил меня… голос Лушки:

– Эй, соня, вставай, все проспишь!

– Что «все», Луша? – В голосе откровенная тоска.

– Твоя Стешка таких пирогов напекла… Аж сюда с кухни тянет, чуешь? Мать решила ее в поварню пристроить, а тебе кого другого дать.

Я потянула носом, действительно обалденно пахло пирогами, но в данном случае меня это совсем не порадовало, это означало, что мои просьбы и убеждения прошли втуне, и Высшие Силы то ли меня не услышали, то ли не восприняли мои доводы. Я оставалась в тринадцатом веке, вернее, в 1237 году в Козельске. Самое то…

Отчаяние толкнуло меня к Воинтихе. Если она и не колдунья сама, то, может, хоть что-то посоветует? Знахарка жила в посаде на самом краю, но разговора с ней не получилось. Подойдя к ее нехитрому домишке и почти взявшись за ручку двери, я вдруг услышала голос… Анеи. Тетка уехала в свою любимую Дешовку, которую она окучивает уже не первый месяц, ее отъезд я видела сама. Странно, если Воинтиха нужна, то достаточно послать к ней холопа, и знахарка прибегала по первому зову. Я прислушалась.

Теткин голос вроде как наставлял, советуя, что делать в одном, а что в другом случае. Это касалось заговоров и еще чего-то, не очень поняла. Я оказалась в дурацкой ситуации, потому что ни продолжать стоять, ни уйти не могла. Чуть посомневавшись, я все-таки шумнула, пусть слышат, что я здесь. Голос немедленно стих, и уже Воинтиха поинтересовалась:

– Кто там?

– Это я, Настя.

– Входи, чего встала.

Я с интересом открыла дверь в дом. Кто ж его знает, как живут простые русские знахарки, пусть и не всемогущие? Филин из угла не ухнул, и черная кошка под ноги не бросилась. Собственно, и курьих ножек у избы не было тоже, крыльцо как крыльцо. А вот кошка была, но нормальная, трехцветная, она мирно спала на лавке, и бриллиантовым взглядом из-под опущенных век не косила. И вообще внутреннее убранство на колдовское прибежище никак не тянуло, большущий котел отсутствовал, с веревок пучки конопли или лебеды не свисали, ничего не шипело и не булькало. Разве это прибежище колдуньи?

Но меня поразило другое – отсутствовала Анея, голос которой я только что слышала!

– А где тетка Анея?

– Кто?

– Я слышала голос тетки Анеи.

– Да что ты, голуба моя, – всплеснула руками Воинтиха, – откуда ей здесь взяться? А ты чего хотела-то, Настя?

Я еще раз окинула беглым взглядом комнату, что-то рассеянно пробормотав о необычном сне. Получалось, что Воинтиха разговаривала голосом моей тетки, причем сама с собой? Толкового разговора не вышло, я была рассеянной и бестолковой, Анеин голос не давал мне покоя. Так и ушла ни с чем.

Тетка вернулась из Дешовки через некоторое время после меня, внимательно вгляделась в лицо:

– Ты чего это смурная, Настя?

– А ты в Дешовке была, Анея Евсеевна?

– А где ж?

Вопрос отпал. Правда, остался неразрешенным другой: то ли мне уже везде теткин голос чудится, то ли Воинтиха свихнулась, говорит сама с собой чужими голосами. Мелькнуло еще соображение, что я не все в комнате видела, за печь-то не глянула, но я его отогнала как совсем уж идиотское, тетка Анея не из тех, кто станет в закуте прятаться.


Но беспокойство из-за сна не проходило. Я решила не разгадывать сам сон (чего тут гадать?), а лучше поговорить с отцом по поводу угрозы с востока. Воевода должен озаботиться.

К моему удивлению, он повел себя совсем не так, как я ожидала.

– Настя, доченька, ну твое ли дело мечом биться да про укрепления козельские узнавать? К чему вам с Лушкой такое? У тебя свадьба на носу, а ты с парнями днями оружием размахиваешь. Не дело это, что люди подумают…

Пока тон был мягким, почти ласковым, но я уже понимала, что это пока. И все-таки продолжила настаивать:

– Отец, я во сне видела…

– Настя, перекрестилась бы или вон к Иллариону сходила поговорить.

– Ничего твой Илларион не знает и знать не хочет!

Я снова и снова пыталась твердить о приходе огромного войска и угрозе для Руси.

– Сядь и слушай! Ты думаешь, я или кто из князей не знает, что монголы рядом? Они булгарское царство еще загодя разгромили и половцев по степи точно кот мышей гоняют. В Дешовке беглая половецкая семья с лета живет. И в Чернигове половцев полно. Они от этой напасти уже который месяц бегут.

– Так что же вы не готовитесь?!

У отца приподнялась бровь:

– Да о том ли ты, девонька, речи ведешь? Твои ли то заботы?

Мягкий тон на глазах черствел. В голосе появились металлические нотки, девка явно лезла не в свое дело, и это воеводу раздражало. Ни фига ты еще не знаешь, с кем связался, я тебе не твоя покорная Настя, я Настя из двадцать первого века! И я не отстану, пока не пойму, что в Рязани знают о грядущей беде. Не может быть, чтобы знали и не мобилизовали все силы. Написано же в летописях, что нападение было неожиданным, с востока, откуда ни возьмись, появилось несметное количество всадников на низкорослых лошадках и черным валом прокатилось по Руси. Я что, этого ждать должна?! Нет, Рязань имеет право узнать заранее об этом черном вале, виденном мной во сне.

Я попыталась рассказать отцу доходчиво о том, что видела, конечно, не упоминая о том, что поцарапала Батыя. Просто сказала, что обязана известить Рязань об этой угрозе.

Отец изумленно смотрел на меня:

– Да знают они!

– Кто знает?

– Рязанцы знают.

– Как знают? А чего же не готовятся?

– А как готовиться? Сама твердишь, что войско такое большое, что и взглядом не окинуть, что Рязань против них может? Только затвориться и молиться, чтоб мимо прошли. Но мимо них никто не проходит.

Я не верила своим ушам. А как же Великий князь, он должен собрать все дружины вместе и вместе разбить Батыя!

Отец снова сокрушенно покачал головой, мол, вот что бывает, когда неразумные девки лезут не в свои дела.

Нет, неправда, в Рязани ничего не знают, и во Владимире тоже, иначе как объяснить то, что татары так легко возьмут многие большие города?

– Мне надо в Рязань!

– Зачем народ страшилками пугать?

– Мне надо к рязанскому князю!

– Тебе надо в Коломну, но только тогда, когда за тобой Андрей приедет! – отрезал отец, которому, видно, надоело уговаривать неразумную дочь. И очень уж его интонация походила на ту, с которой Глеб Жиглов говорил: «Вор должен сидеть в тюрьме. Будет сидеть! Я сказал».

Отец сказал и менять решение явно не собирался. Я едва сдержалась, чтобы не заявить: пешком уйду.

Что за люди, им твердишь об угрозе, а они отмахиваются, мол, степняки никогда не ходят зимой. Им говоришь, что татар уж очень много, а они руками разводят: отсидимся. Рассказываешь о страшной судьбе русских городов – вздыхают, что за грехи и кара… Нет, Русь просто нужно разбудить, не может быть, что, зная об угрозе, князья ничего не делали! Я помнила виденный в детстве фильм про Александра Невского, помнила тот патриотический порыв и песню «Вставайте, люди русские…». Вот как надо, а не благодушествовать. Теперь мне казалось, что стоит приехать в Рязань и открыть им глаза на грядущую беду, как вся Русь проснется, обязательно проснется!

Я уже осознала свою роль – разбудить Русь. Начнем с Рязани. Почти Жанна д’Арк, та тоже вынуждена была разбудить сонного дофина Карла, чтобы французы наконец изгнали захватчиков со своих земель. Мне не слишком нравился конец жизни героини, но ведь на Руси на кострах не сжигали, тем более я ничего не имела против церкви… В общем, со мной все ясно – я тот самый колокол, что заставит встряхнуться сонное русское царство и дать отпор Батыю, какого он никак не ожидает.

Но отец так не считал, он считал меня своей дочерью, которую надо обязательно выдать замуж за боярина Андрея Юрьевича. И никакие возражения не принимались. А о Рязани и обо мне в роли будильного петуха он и слышать не желал.

Я, правда, тоже чуть призадумалась. Жанна д’Арк нашлась, на костер, может, и не отправят, но ведь и обратно в Москву тоже. Вот тогда моим костром может стать замужество с каким-нибудь хмырем похуже Андрея Юрьевича, который, по словам Лушки, весьма хорош. Отдадут за старого боярина, и сядешь до скончания века в светелке под замок.

Это была нешуточная угроза, не замужество со стариком, а невозможность вернуться в Москву. Приходилось задумываться. Может, достаточно того, что я сказала отцу? Он же воевода, и если твердит, что все все знают, значит, так оно и есть.

Внутри начался раздрай, одна половина требовала, чтобы я немедленно, вот просто пешком или с рыбным обозом, как Ломоносов в Москву, топала спасать Рязань. А вторая подленько убеждала, что я не имею права этого делать, что прошлое менять нельзя, не за тем меня сюда пустили… А зачем? Просто погулять по лесу с лешим? Душевного спокойствия в ближайшее время не предвиделось. А стресс, как известно, враг здоровья и красоты. К чему мне эти душевные терзания? Может, согласиться с отцом и жить себе спокойно? До какого времени, пока татары за косу в свой стан не поволокут? Ну, можно же уйти в Новгород и отсидеться там…

Я, правда, тоже чуть призадумалась. Жанна д’Арк нашлась, на костер, может, и не отправят, но ведь и обратно в Москву тоже. Вот тогда моим костром может стать замужество с каким-нибудь хмырем похуже Андрея Юрьевича, который, по словам Лушки, весьма хорош. Отдадут за старого боярина, и сядешь до скончания века в светелке под замок.

Это была нешуточная угроза, не замужество со стариком, а невозможность вернуться в Москву. Приходилось задумываться. Может, достаточно того, что я сказала отцу? Он же воевода, и если твердит, что все все знают, значит, так оно и есть.

Внутри начался раздрай, одна половина требовала, чтобы я немедленно, вот просто пешком или с рыбным обозом, как Ломоносов в Москву, топала спасать Рязань. А вторая подленько убеждала, что я не имею права этого делать, что прошлое менять нельзя, не за тем меня сюда пустили… А зачем? Просто погулять по лесу с лешим? Душевного спокойствия в ближайшее время не предвиделось. А стресс, как известно, враг здоровья и красоты. К чему мне эти душевные терзания? Может, согласиться с отцом и жить себе спокойно? До какого времени, пока татары за косу в свой стан не поволокут? Ну, можно же уйти в Новгород и отсидеться там…

Так, героиня хренова, только что хотела быть Жанной, а теперь нору в Новгороде себе подыскивает, чтобы переждать. Никакая я не героиня и угрозы остаться здесь навсегда боюсь!

Быть иль не быть – вот в чем вопрос… Товарищ Шекспир прав, только надо бы чуть изменить: жить иль не жить… или кем быть? Душевный раздрай продолжался.

Чужая свадьба

Я давно заметила, что Лушкина Таюшка слишком часто исчезает со двора, словно куда-то бегает. Конечно, до их деревни недалеко, но ведь это опасно, девчонка просто не знает, как умеет наказывать Анея за непослушание. Надо предупредить.

Лушка заметила Таюшкину тягу к прекрасному, то есть к парням, и сама, но помотала головой:

– Не, Насть, у нее в деревне любовь… Мать оттого и нам отдала, чтобы чего не утворила.

– А у нас что, спокойней?

– К нам ее Яшка не сунется, к нам побоится.

– А что за любовь?

– Ой, она с Яшкой даже бежать собралась, да вовремя поймали. Вот шалава!

Так, у Таюшки налицо любовные похождения, тогда куда она пропадает время от времени? Или Анея считает, что глупости сотворить долго на нашем сеновале?

– Лушка, я ее вчера из нашего сеновала выходившей видела.

– Вот и я про то! Как бы матери сказать? Она на сеновале с Гриней тискается, а мне Яшку жалко.

Но прежде чем жаловаться на поведение девки Анее, мы решили попытаться воспитать ее сами. Таюшка была вызвана «на ковер».

Она стояла перед нами, привычно стреляя глазками по сторонам и ничуть не смущаясь выговоров двух боярышень. А ведь девка права, кто мы для нее такие? Анею она, может, и боится, а нас? Лушкина попытка вразумить по поводу неприличной слабости к мужскому вниманию вызвала у Таюшки усмешку. Я прекрасно понимала выражение ее лица: дуреха-боярышня говорила о том, в чем сама разбиралась как свинья в апельсинах. Подозреваю, что Таюшка смыслила в отнюдь не плотской любви куда больше. Не стихи же ей Гриня читал на сеновале…

Что заставило меня вдруг задать следующий вопрос, не знаю:

– Девка, а ты не в тяжести ли?

Таюшка вздрогнула как от удара, смешалась, но быстро замотала головой:

– Нет, нет! С чего?

Врет, беременна! Только знает ли, от кого?

Таюшка отрицала все категорически, но я видела, что она врет. Мало того, глупая девка кинулась к Воинтихе с просьбой вытравить плод, а бабка, не будь дурой, почти за косу притащила незадачливую Лушкину холопку к Анее. Последовал допрос с пристрастием, на котором выяснилось (это разузнала Лушка, сама Анея все скрывала), что от кого тяжела, Таюшка не знает и сама, готова выйти замуж, если возьмут. Тетка долго размышлять не стала, а решила отдать Таюшку… Протасию.

Мы с Лушкой ахнули, это казалось таким кощунством! Протасий вдовец, он годился девке в отцы, был неимоверно строг и не слишком красив. Тетка позвала нас для профилактической беседы.

Во мне все бунтовало. Ну ладно, Таюшка дура и шалава, но зачем же так? Может, тетка мстит ей из женской зависти, потому что у Таюшки румянец во всю щеку и грудь рубаху рвет? Но Анея и сама хороша. Тогда просто завидует ее молодости – решила я.

– Чему дивитесь, что Таюшку за Протасия отдаю? А кто еще эту дурынду в руках держать сможет? Думаете, ей самой не тошно, что всякий мужик полапать норовит и на сеновал затащить? Яшке она не нужна, и Грине тоже, поиграли бы и бросили. Уже бросили. А Протасий дите вырастит, пусть и чужое, и девку от остальных оградит, с ним вряд ли кто связываться рискнет.

Вот тут Анея была права – связываться со здоровенным Протасием не рискнет никто, себе дороже, кулаки у него пудовые, припечатает так, что всякое желание на любых девок смотреть отпадет вместе с причинным местом. Но как сама Таюшка, ей-то каково будет за Протасием?

– А она согласна. С этой девкой легче, у нее все на лице написано, а вот куда ты смотрела со своей Стешей?

Стеша уже давно не моя, ее «приписали» к поварне, но я удивилась не тому. Стеша спокойная, спокойней некуда, неужели и она шалава?!

– У Стешки любовь с Данилой, насилу вчера удержала от побега.

Глаза тетки смотрели насмешливо и почти лукаво.

– Что, не ожидали? Вот вам урок – не тот хитер, у кого глаза лукавые, а тот, про кого ничего не ведаешь. Она и сюда напросилась ради Данилы. Мать за дружинника ни за что не отдала бы, так они решили бежать. Вчера чуть не в воротах перехватила, только и вернула обещанием замуж за любимого выдать. Так что, готовьтесь, у нас две свадьбы сразу.

Вот это были новости! Лушка даже дар речи минут на пять потеряла, что бывало с сестрицей крайне редко. Лушка проглядела – понятно, ей тринадцатый год, а я-то куда смотрела? Вот тебе и строгая Стеша… В тихом омуте, как известно, нечистой силы – пруд пруди. И Данила тоже, я с ним билась чуть не каждый день, парень как парень, а какие шекспировские страсти – бежать, уводя девку из-под носа у Анеи. Знает же, что с теткой шутки плохи. Вот вам и сонный Козельск тринадцатого века.

Из деревни приехала Таюшкина мать, она долго и горячо благодарила Анею за заботу о своей беспутной дочери, просила будущего мужа держать Таюшку в руках и обещала тетехать будущих внуков самолично.

Стешиных родных я не видела, то ли они не одобряли замужества дочери, то ли не считали нужным больше вмешиваться в ее судьбу, передоверив Анее. Отец и мать Данилы приняли будущую невестку спокойно, тем более тетка объявила, что они больше не холопки, мол, ради свадеб долги прощает. Я не поверила своим ушам, а Лушка спокойно пожала плечами:

– Она еще и не то может.


Хотя свадьбы и не княжеские или боярские, Анея не пожалела угощенья, да и отец расщедрился, столы ломились от яств и напитков. Среди напитков меды, пиво и для таких, как мы с Лушкой, что-то вроде морса. Нам пить не положено, мы девицы на выданье, держаться должны скромно и с достоинством, чтобы не опозорить всю семью. Всей семьи, помимо нас, отец, Анея и Любава, но этого вполне достаточно, чтобы тетка следила за каждым нашим движением за столом с таким вниманием, словно мы для того и явились, чтобы вдрызг напиться и свалиться под стол ко всеобщему удовольствию и нашему позору.

Вообще-то попробовать настоящий сваренный мед хотелось, особенно после того, как в предыдущий день Трофим наставлял кого-то по поводу приготовления и употребления этого напитка и почему именно у Анеи Евсеевны он особенно хорош:

– Чтобы сварить хороший мед, тут опыт нужен… У каждого медовара свой секрет, а знаешь в чем? Не знаешь… Потому как ни один своего секрета не выдаст, и я тебе не скажу. Это ведь только так говорится, что мед сварен, а в действительности его не варят, а кладут в него раскаленные камни. Тут особую сноровку иметь надо, точно знать, насколько камень раскалить, как долго в меду держать. А еще травки для аромата и привкуса… У всякого свой набор и свое количество, тут тоже ошибиться нельзя, чтобы не было горько или слишком пахуче. Видишь, сколько всего знать надо? У Анеи свои секреты есть, тоже никому не раскрывает и правильно делает. Молчишь? Вот и молчи, потому как тебе меда не полагается.

Мне стало очень интересно, кому это так подробно и бестолково объясняет дед Трофим? Выглянув из-за угла, за которым стояла, я увидела, что он беседует со старым конем Чалым, которого держали в конюшне просто из уважения к его возрасту и прошлым заслугам! Я все-таки не удержалась и прыснула. Трофима это не смутило, он строго посмотрел на меня и добавил Чалому:

– А еще меда не дадут всяким там глупым боярышням, которые смеются над чем ни попадя.

Очень нужно! Моя коса взметнулась, выражая почти полное презрение ко всяким там медам, но внутри засвербило желание хоть попробовать. Запретный плод всегда сладок, но он нам не достался…

Ввиду отсутствия собственных, посаженным отцом у обеих невест оказался отец. Анея смеялась:

Назад Дальше