Я спросил, что она собирается делать с этой белой штукой.
Парижские губы, сказала Марла. Когда стареешь, твои губы втягиваются внутрь. Я собираю это для коллагеновой инъекции в губы. У меня уже почти тридцать фунтов коллагена в твоей морозилке.
Я спросил, какого размера губы она хочет.
Марла сказала, что пока не может решиться на операцию.
Эта штука в пакете «Federal Express», говорю я Тайлеру в «Impala», это то же самое, из чего мы делаем мыло.
С тех пор как силикон оказался опасен, коллаген стал популярным средством для разглаживания морщин, или увеличения губ, или коррекции обвисших подбородков. Как объяснила Марла, коллаген, который можно достать задёшево, делают из говяжьего жира, который стерилизуется и обрабатывается. Но этот дешёвый коллаген не удерживается в организме долго. Куда бы его ни ввели, — например, в губы, — твоё тело отторгает его, и он выводится из организма. Через шесть месяцев у тебя тонкие губы. Опять.
Самый лучший коллаген, сказала Марла, это твой собственный жир, отсосанный из бёдер, обработанный и очищенный, и введенный обратно в губы или ещё куда-нибудь. Такой коллаген — надолго.
Жир в морозильнике дома — это сберегательный банк коллагена Марлы. Когда её мама набирает лишний жир, ей отсасывают его и упаковывают. Марла сказала, что процесс называется «подборка». Если маме Марлы самой не нужен был коллаген, она отсылала пакеты Марле. Сама Марла никогда не будет жирной, и мама решила, что семейный коллаген подойдет ей лучше, чем дешёвый говяжий.
Свет с бульвара проходит сквозь надпись на стекле и пишет «как есть» у Тайлера на щеке.
Пауки, говорит Тайлер, могли отложить свои яйца тебе под кожу, и личинки могли там вывестись и прогрызать ходы. Вот, насколько хуже могло быть.
Теперь мой цыплёнок с миндалем в теплом густом соусе на вкус — как что-то, высосанное из бёдер мамы Марлы.
Вот тогда, стоя с Марлой на кухне, я понял, что сделал Тайлер.
Вся в морщинах.
И я понял, почему он послал конфеты маме Марлы.
Пожалуйста помоги.
И я сказал, Марла, ты не хочешь заглядывать в морозилку.
Марла говорит: не хочу что?
Мы никогда не едим красное мясо, говорит мне Тайлер в «Impala». И он не может использовать куриный жир, потому что мыло не будет застывать в брусках. Нам просто повезло с этой штукой, говорит Тайлер. Мы с этим коллагеном заплатили за аренду.
Я говорю, ты должен был сказать Марле. Теперь она думает, что я это сделал.
Омыление, говорит Тайлер, это химическая реакция, которая необходима, чтобы сделать хорошее мыло. Куриный жир не пойдёт, как и любой жир с большим количеством соли.
Слушай, говорит Тайлер. У нас большой заказ. Что мы сделаем, так это мы пошлём маме Марлы шоколадных конфет, и может быть, пару пирогов.
Я не думаю, что это сработает ещё раз.
Короче, Марла заглянула в морозилку. Ну ладно, сначала мы немного поборолись. Я пытался остановить её. Пакет, который она держала, упал, и вся эта штука разлетелась по линолеуму. Мы оба поскользнулись на жирной массе, и меня чуть не вырвало. Я схватил Марлу за талию сзади, так что её чёрные волосы лезли мне в лицо, её руки прижаты по бокам.
И я говорю ей снова и снова: это был не я. Это не я.
Я этого не делал.
Моя мама! Ты её всю размазал!
Нам нужно было делать мыло, говорю я, моё лицо около её уха. Нужно было стирать мои брюки, заплатить аренду, починить газовую трубу. Это не я.
Это Тайлер.
Марла кричит: что ты несёшь? — и выпрыгивает из юбки. Я пытаюсь встать с жирного пола с яркой индийской хлопковой юбкой Марлы в руках, а Марла в чулках, в туфлях на каблуках и в простой блузке открывает морозильник. И внутри морозильника сберегательного банка коллагена нет.
Там две старых батарейки от фонарика. И всё.
Где она?!
Я уже отползаю назад. Руки скользят, туфли скользят по линолеуму, а мой зад оставляет на грязном полу чистую полосу. Подальше от Марлы и холодильника. Я держу перед собой юбку, так что не вижу Марлы, когда говорю ей.
Правду.
Мы сделали из неё мыло. Из мамы Марлы.
Мыло?!
Мыло. Вывариваешь жир. Смешиваешь со щёлочью. Получаешь мыло.
Когда Марла начинает визжать, я бросаю юбку ей в лицо и бегу. Я скольжу. Я бегу.
Вокруг первого этажа. Марла бежит за мной. Нас заносит на поворотах, мы отталкиваемся от окон для ускорения. Скользим. Оставляем жирные и грязные отпечатки рук поверх цветов на обоях. Падаем, скользим, врезаемся в стенные панели, опять поднимаемся, бежим.
Марла кричит: ты сварил мою маму!
Тайлер сварил её маму.
Марла визжит, отставая от меня на взмах ногтей.
Тайлер сварил её маму.
Ты сварил мою маму!
Входная дверь всё ещё открыта.
И потом я выбежал на улицу, и Марла кричала в дверях позади меня. Мои ноги не скользили на бетонной дорожке, и я просто продолжал бежать. Пока не нашел Тайлера, или пока Тайлер не нашел меня, и я не рассказал ему, что случилось.
Мы с Тайлером, каждый с пивом, растянулись на сиденьях я на переднем, он на заднем. Даже сейчас Марла, наверное, все ещё в доме, кидает журналы в стены и кричит, что я извращенец, чудовище, двуличный капиталист и просто подонок. Мили ночи между мной и Марлой предлагают насекомых, меланомы, вирусы, поедающие плоть. Где я не так уж и плохо.
Могло быть хуже, говорит Тайлер. Когда в человека попадает молния, говорит он, его голова выгорает до размеров дымящегося бейсбольного мяча, а застежка на брюках сплавляется в один кусок.
Я говорю: сегодня ночью мы достигли дна?
Тайлер ложится и спрашивает: если бы Marilyn Monroe была жива вот прямо сейчас, что бы она делала?
Спокойной ночи, говорю я.
Разорванный плакат свисает с потолка.
Тайлер говорит: она бы царапала крышку своего гроба.
Глава 12
МОЙ БОСС СТОИТ СЛИШКОМ БЛИЗКО К МОЕМУ СТОЛУ, со своей маленькой улыбочкой, губы вместе и широко растянуты, его пах около моего локтя. Я отрываю взгляд от письма, которое начнёт компанию по отзыву. Все эти письма начинаются одинаково:
Это извещение послано вам согласно требованиям Национального акта о безопасности транспорта. Нами установлено, что существует дефект…
На этой неделе я применил формулу, и вот впервые А на В на С составило больше, чем стоимость отзыва.
На этой неделе это — маленький пластиковый зажим, который удерживает резиновую полоску дворников. Мелочь. Только у двухсот автомобилей. Замена почти ничего не стоит.
На прошлой неделе был типичный случай. На прошлой неделе проблема состояла в коже салона, которая была обработана веществом с тератогенными свойствами. Синтетический нирретол или что-то такое. Настолько запрещённый, что его всё ещё применяют для выделки кож в странах третьего мира. Настолько сильный, что может вызвать нарушение развития плода у беременной женщины, которая просто пройдет рядом.
На прошлой неделе никто не позвонил в Министерство транспорта. Никто не начал отзыв.
Новая кожа плюс стоимость работ плюс стоимость организации отзыва составила больше, чем наш доход за первый квартал. Если кто-нибудь когда-нибудь и обнаружит нашу ошибку, мы сможем заплатить многим убитым горем семьям, прежде чем приблизимся к стоимости замены кожаного салона в шести с половиной тысячах автомобилей.
Но на этой неделе мы проводим компанию по отзыву. И на этой неделе вернулась бессонница. Бессонница, и теперь весь мир решил задержаться и попрыгать на моей могиле.
Мой босс носит сегодня свой серый галстук. Значит, сегодня, должно быть, вторник.
Мой босс кладет лист бумаги на мой стол и спрашивает, не ищу ли я что-нибудь. Эта бумага была оставлена в копировальном аппарате, говорит он, и начинает читать:
Первое правило бойцовского клуба — ты не говоришь о бойцовском клубе.
Его глаза двигаются от края до края листа, и он хихикает.
Второе правило бойцовского клуба — ты не говоришь о бойцовском клубе.
Слова Тайлера слетают с губ моего босса. Мистер Босс со своим кризисом среднего возраста. С фотографией своей семьи на рабочем столе. Со своими мечтами о раннем выходе на пенсию и зимах, проведённых в трейлерном парке в какой-нибудь аризонской пустыне. Мой босс со своими накрахмаленными рубашками и посещениями парикмахера каждый вторник после ленча.
Он смотрит на меня и говорит: я надеюсь, это не твоё.
Я — Закипающая Кровь Джо.
Тайлер попросил меня напечатать правила бойцовского клуба и сделать для него десять копий. Не девять. Не одиннадцать. Тайлер сказал, десять.
У меня по-прежнему бессонница, и я не помню, чтобы спал в последние трое суток.
Это, наверное, оригинал. Я сделал десять копий и забыл оригинал.
Блики копира бьют в лицо как фотовспышки репортеров. Бессонница отдаляет тебя от всего вокруг. Копия копии копии. Ты не можешь дотронуться ни до чего, и ничто не трогает тебя.
Блики копира бьют в лицо как фотовспышки репортеров. Бессонница отдаляет тебя от всего вокруг. Копия копии копии. Ты не можешь дотронуться ни до чего, и ничто не трогает тебя.
Мой босс читает:
Четвёртое[72] правило бойцовского клуба — бои идут только один на один.
Ни один из нас не моргает.
Мой босс читает:
Только один бой за раз.
Я не спал три дня. Если, конечно, я не сплю сейчас.
Мой босс трясёт бумагой у меня под носом. Что скажешь об этом, говорит он. Это что, какая-то игра, в которую я играю в рабочее время? Мне платят за моё полное внимание, а не за то, чтобы я тратил время на военные игры. Мне платят не за то, что я загружал копировальные аппараты.
Что скажешь? Он трясет бумагой у меня под носом. Что я думаю, спрашивает он, как должен он поступить с работником, который проводит время компании в каком-то фантастическом мире? Если бы я был на его месте, что бы я делал?
Что бы я делал?
Дыра в моей щеке. Чёрно-синие круги под моими глазами. Воспалённый красный шрам поцелуя Тайлера на моей руке. Копия копии копии.
Размышления.
Зачем Тайлеру десять копий правил бойцовского клуба?
Индусская корова.
Что бы я делал, говорю я, так это я был бы очень осторожен. Думал бы, с кем я говорю об этой бумаге.
Я говорю, похоже, что это написал какой-то опасный психопат-убийца. Этот ненормальный шизофреник может шагнуть за край в любой момент. Прямо посреди рабочего дня. Может ходить из офиса в офис с полуавтоматическим карабином «Armalite AR-180», перезаряжаемым газом.
Мой босс просто смотрит на меня.
Может быть, говорю я, этот парень каждую ночь сидит дома с напильником, распиливая накрест кончик каждой пули. И когда он придёт на работу как-то утром и всадит пулю в своего придирающегося, никчемного, мелочного, хныкающего, подлизывающегося, трусливого босса, эта пуля развалится по надпиленным бороздкам и откроется в теле как цветок пули дум-дум, чтобы выбросить комок твоих кишок сквозь хребет.
Представьте вашу брюшную чакру открывающейся в замедленном взрыве кишок, как связок сосисок.
Мой босс убирает бумагу из-под моего носа.
Давай, говорю я, прочти ещё.
Нет, правда, говорю я, звучит здорово. Творение по-настоящему больного ума.
И улыбаюсь.
Края дыры в моей щеке напоминают анус, и они того же чёрно-голубого цвета, что и собачьи дёсны. Кожа, натянутая на моих опухших скулах, выглядит лакированной.
Мой босс просто смотрит на меня.
Давай я тебе помогу, говорю я.
Я говорю, четвёртое правило бойцовского клуба — только один бой за раз.
Мой босс смотрит в правила и потом на меня.
Я говорю, пятое правило — никаких рубашек, никакой обуви.
Мой босс смотрит в правила и потом на меня.
Может быть, говорю я, этот чокнутый идиот воспользуется карабином «Eagle Apache», потому что у него в магазине тридцать патронов, и он весит всего девять фунтов. У «Armalite» магазин всего на пять патронов. С тридцатью патронами наш ненормальный герой может пройти вдоль всего стола красного дерева и застрелить всех вице-президентов, да ещё и на директоров останется.
Слова Тайлера слетают с моих губ. А я был таким хорошим парнем.
Я просто смотрю на моего босса. У моего босса голубые, бледно-васильковые голубые глаза.
Полуавтоматический карабин «J&R68» тоже на тридцать патронов, но весит всего семь фунтов.
Мой босс просто смотрит на меня.
Это страшно, говорю я. Может быть, это кто-то, кого ты знаешь годы. Может быть, этот парень знает о тебе всё. Где ты живёшь, где работает твоя жена, и в какую школу ходят твои дети.
Это утомительно, и, как ни странно, — очень очень скучно.
И зачем Тайлеру десять копий правил бойцовского клуба?
Что мне не нужно говорить, так это что я знаю о кожаных салонах, вызывающих выкидыши. Я знаю о прокладках тормозов, которые выглядят достаточно хорошо, чтобы убедить агента по закупкам, но отказывают после двух тысяч миль. Я знаю о реостате системы кондиционирования воздуха, который нагревается так, что поджигает карты в бардачке. Я знаю, сколько людей сгорело заживо из-за проброса в топливном инжекторе. Я видел людей, у которых ноги были отрублены ниже колен взорвавшимися турбинами наддува, лопасти которых пробивали противопожарную перегородку и влетали в пассажирский салон. Я был там, на месте аварий, и я видел сгоревшие автомобили, и читал отчеты, где «причина аварии» была обозначена как «неизвестна».
Нет, говорю я, бумага не моя.
Я беру бумагу двумя пальцами и выдергиваю из его руки. Должно быть, край бумаги порезал его большой палец, потому что рука взлетает и с широко открытыми глазами он суёт палец в рот. Я комкаю бумагу и выбрасываю в мусорную корзину у стола.
Может быть, говорю я, ты не будешь тащить ко мне весь мусор, который подбираешь?
Глава 13
В ВОСКРЕСЕНЬЕ ВЕЧЕРОМ Я ИДУ В «ОСТАЁМСЯ МУЖЧИНАМИ вместе». Подвал в церкви Троицы почти пуст. Только Большой Боб, и я вхожу. Каждая моя мышца изранена внутри и снаружи, но моё сердце ещё бьется, и мысли кружатся ураганом в голове.
Это бессонница. Всю ночь мысли кружатся в голове.
Всю ночь думаешь: я сплю? я спал?
Ко всему ещё и руки Большого Боба выступают из футболки, перекатываясь мышцами, такими твёрдыми, что кожа блестит. Большой Боб улыбается, он рад меня видеть.
Он думал, что я умер.
Да, говорю я. Я тоже.
Ну, говорит Большой Боб, у меня хорошие новости.
А где все?
Это и есть хорошие новости, говорит Большой Боб. Группа распущена. Я прихожу сюда только чтобы сказать парням, которые могут прийти.
Я сажусь на один из подержанных диванов с закрытыми глазами.
Хорошие новости, говорит Боб, в том, что есть новая группа. Но первое правило в этой новой группе — это ты не должен о ней говорить.
Ой.
Боб говорит: а второе правило — это ты не должен о ней говорить.
Ой, нет.
Я открываю глаза. Да.
Группа называется «бойцовский клуб», говорит Большой Боб. И она встречается каждую пятницу ночью в закрытом гараже на другом конце города. Ночью в четверг есть другой бойцовский клуб, который встречается в гараже неподалёку.
Я не знаю ни одно из этих мест.
Первое правило бойцовского клуба, говорит Большой Боб, это: ты не говоришь о бойцовском клубе.
В среду, четверг и пятницу Тайлер работал киномехаником. Я видел его чеки за прошлую неделю.
Второе правило бойцовского клуба, говорит Большой Боб, это: ты не говоришь о бойцовском клубе.
В субботу вечером Тайлер идет в бойцовский клуб со мной.
Бои идут только один на один.
В воскресенье утром мы приходим домой избитые, и спим до полудня.
Только один бой за раз, говорит Большой Боб.
В воскресенье и в понедельник вечером Тайлер обслуживает столики.
Никаких рубашек, никакой обуви.
Во вторник вечером Тайлер дома, делает мыло, заворачивает его в упаковку, отправляет заказчикам. Мыловаренная компания Paper Street.
Бои, говорит Большой Боб, будут продолжаться столько, сколько будет нужно. Это правила, установленные тем, кто придумал бойцовский клуб.
Ты знаешь его? — спрашивает Большой Боб.
Я никогда не видел его сам, говорит Большой Боб, но его зовут Тайлер Дёрден.
Мыловаренная компания Paper Street.
Знаю ли я его.
Не уверен, говорю я.
Может быть.
Глава 14
КОГДА Я ДОБИРАЮСЬ ДО ОТЕЛЯ «REGENT», МАРЛА В вестибюле, в купальном халате. Марла позвонила мне на работу и спросила, могу ли я пропустить спортзал или библиотеку или прачечную или куда там я собирался идти после работы и вместо этого приехать к ней.
Вот, почему Марла позвонила.
Потому что она ненавидит меня.
Она ничего не говорит про свой сберегательный банк коллагена.
Что говорит Марла, так это — не окажу ли я ей услугу.
Марла сегодня лежит в постели. Марла живёт едой, которую служба доставки еды престарелым привозит её соседям; они мертвы. Марла забирает еду и говорит, что они спят. Короче, сегодня Марла просто лежала в постели, ожидая доставки пищи между полуднем и двумя.
У Марлы уже несколько лет нет медицинской страховки, так что она прекратила следить за здоровьем, а сегодня утром она обнаружила у себя что-то похожее на опухоль, и лимфоузлы возле опухоли были твёрдыми и чувствительными в одно и то же время, и она не может сказать никому, кого любит, потому что не хочет их пугать, и не может позволить себе пойти к врачу, если это всего лишь ей показалось, но ей нужно с кем-то поговорить и кому-то ещё нужно на неё взглянуть.
Цвет глаз у Марлы — как будто их нагрели в печи и бросили в холодную воду. Это называют «вулканизация», или «гальванизация», или, может, «закалка».
Марла говорит, что простит мне коллаген, если я посмотрю на неё.