В Штатах он занимался преподаванием, студенты его обожали, он читал им русскую литературу и продолжал много-много писать. Удивительно, как повторяется история советского времени: сначала был пароход с философами, которые не понадобились большевистской России, и лучшие умы были высланы из страны, а потом в маразматическом брежневском угаре такой же подход стал применяться и по отношению к писателям, и страшно представить, сколько талантливых людей выгнали, выдавили за рубеж. И, конечно, огромное спасибо и Горбачеву, и Ельцину за то, что они исправили эту вопиющую глупость и подлость, вернули на родину многих деятелей культуры, возвратив им гражданство и тем самым, если угодно, выполнив свой исторический долг – потому что, конечно, такие люди должны быть в России, жить в России, чувствовать себя частью России.
Одним из главных преступлений советской власти я считаю колоссальную ненависть к людям, которая проявлялась и в репрессиях по отношению к гражданам России и Советского Союза, и вот это неуважение к человеческой личности, к людям, которым ломали судьбу, которых вышвыривали, лишали родины. Мне часто приходилось сталкиваться с мнением, что если бы не было Хрущева, Сталина, Брежнева, то не было бы и Солженицына, и других. Это, конечно, глубочайшее заблуждение, потому что, скажем, Лев Николаевич Толстой был бы Толстым независимо от того, какой был бы в России общественный строй. Понимаете, когда рождается такой талант, то окружающий мир по большому счету дает ему почву для размышлений и создает проблемы. Если бы не было Хрущева, Сталина, Брежнева и иже с ними, то Аксенов написал бы еще больше, его жизнь была бы более счастливой, он бы жил до сих пор и, может быть, прожил еще много-много лет.
Когда Аксенов писал, он сразу взрывал вокруг себя общество и становился колоссально обожаемым, любимым. Солженицын тоже прошел через многое, звучал громко, шумно, писал, сочетая литературу и активное бунтарство, публицистику. Василий Павлович пошел по другому пути, но в его произведениях, казалось бы, внешне менее разоблачительных, чем произведения Солженицына, есть и свет, и грусть, и, конечно, феноменальный русский язык – то, чего не было у Александра Исаевича. Конечно, Аксенов потрясающий стилист. Не случайно Ерофеев сказал, что Аксенов создал язык своего поколения. Он очень трепетно относился к писательскому процессу, к самому творчеству, и много работал. До своей болезни он писал, писал и писал.
У каждого из нас есть свои любимые произведения Аксенова. Это он во многом вернул в обиход марку автомобилей «Руссо-Балт», которые сейчас даже стали снова производить. В «Острове Крым» присутствуют эти машины, и гонки на этих машинах, вообще, машины там являются одними из действующих лиц. Каждый человек моего возраста не мог пройти мимо «Апельсинов из Марокко» или «Затоваренной бочкотары», люди постарше зачитывались «Коллегами» и, конечно, «Звездным билетом» – у этой повести, если вы помните, есть потрясающая экранизация, фильм «Мой младший брат». Современный зритель не мог не влюбиться в «Московскую сагу», тоже снятую по роману Василия Павловича. Интересно, что «Московскую сагу» Василий Павлович писал, находясь в Америке.
Василий Павлович – человек абсолютно без пафоса, с раннего возраста ставший популярным, принимавший эту любовь и очень бережно к ней относившийся. В нем не было никакого зазнайства, фанфаронства, была определенная самоирония, но и уважение к себе и остальным. При этом он ни в коей мере не стеснялся в выражениях, если ему казалось, что что-то идет неправильно, и очень жестко высказывался по поводу преступлений, как он считал, советской власти.
Конечно, радостно, что уже в конце своей жизни, вернувшись в Россию, Василий Павлович был очень востребован и как автор, и как сценарист, и был окружен любовью и признанием, в том числе и власти. И, кстати, большую роль в этом сыграл, сколь ни странным это может показаться, мэр города Казани. Немногие знают, что Василий Павлович родился именно в Казани – 20 августа 1932 года. Ильсур Метшин отнесся к Василию Павловичу с колоссальным вниманием, создал музей, где сейчас регулярно проводится фестиваль имени Аксенова, и это всегда делается очень тонко, очень красиво и с большим вкусом. К сожалению, в советское время стареющие партийные бонзы не обладали аналогичным пониманием значимости Василия Павловича Аксенова. Иначе, пожалуй, десятилетий, которые Василий Павлович провел в отрыве от России, в отрыве от родины, можно было бы избежать.
Он оставил очень большое наследие, множество книг. Когда я читал его работы 1998 года, например, «Новый сладостный стиль», я просто влюбился в эту книгу. Последние романы Аксенова – «Москва КваКва» и «Редкие земли», писал он и сценарии к фильмам (этих фильмов довольно много), и пьесы – вообще человек очень много работал. Много и замечательно. При этом, будучи большим писателем и мудрым человеком, он веселился как ребенок от совершенно необычных вещей. Он очень любил Андрея Макаревича, ему нравилось с ним общаться. Аксенов вообще как-то очень жадно относился к людям, хотел их слушать – у него еще была очень характерная посадка головы, – хотел говорить, рассказывать, он был идеальный собеседник.
Помню, как однажды мы нашей обычной компанией зашли в маленькую забегаловку, где была очень вкусная армянская еда. И как наслаждался Василий Павлович этой простой, но вкусной едой, этой сочной беседой! Когда я находился с ним рядом, казалось, что время останавливается, оно прекращало свой бег, и я понимал, что общаюсь с человеком-вселенной, таким гигантским был его человеческий талант, личностное обаяние. Это был человек абсолютно другой эпохи, настоящий русский интеллигент. И вот теперь его нет. Это очень странно осознавать.
Какие-то годы пошли тяжелые, уходит поколение. Наверное, даже сложно говорить о поколении – если Василий Павлович и Людмила Зыкина были близки по возрасту, то, конечно, уход Олега Янковского и Мишеньки Генделева оказался страшным ударом, это были люди лет на 20 моложе, хотя и не менее значимые для нашей культуры. Уходят значимые люди, большие, очень большие. Но остаются их произведения. Конечно, многие будут сейчас говорить: мол, вот, вы, евреи, своих выгораживаете. Да, действительно, мама Василия Павловича – Евгения Семеновна Гинзбург, отец – Павел Васильевич Аксенов. Это абсолютно естественно и, кстати, характерно для интеллигенции. Я имею в виду не еврейскую кровь, а многонациональный состав семьи.
Хочу еще добавить, что не так давно в Москве проходила какая-то серьезная конференция, где обсуждали проблемы откровенной деградации русского языка. Я считаю, при всем уважении к современным писателям и их поискам в области русского языка, что таких стилистов, как Василий Павлович Аксенов, сейчас нет. Мы потеряли великого писателя, а главное – мы потеряли человека, произведения которого были камертоном словесности.
Памяти Анатолия Собчака
Десять лет назад, 20 февраля 2000 года, скончался Анатолий Александрович Собчак.
Внезапно. Казалось, что судьба дает ему второй шанс – впереди блестящая карьера уже в Москве, но жизнь распорядилась иначе. Это был шок, глубочайшая трагедия.
Когда я услышал эту трагическую новость, то набрал номер Людмилы Борисовны выразить свои соболезнования… и услышал: «Володя, приезжайте на похороны».
В Питере было холодно, как всегда в это время года, промозгло. Я прилетел утренним рейсом, по дороге купил цветы. Сначала поехал к квартире, а потом уже, вместе со всеми, по траурному маршруту.
Очень много людей пришло проститься с Анатолием Александровичем. У жителей Северной Пальмиры были непростые отношения с бывшим мэром, однако время прояснило многое, да и внезапность утраты сгладила углы.
Внутри здания прошла траурная церемония, приехали многие известные политики. Питерские были практически все. Помню, что Людмила Борисовна страшно не хотела видеть Яковлева – мэра Питера. Помню слезы Путина.
Меня поразил тогда контраст между питерской творческой интеллигенцией и политиками. Душевная глухота депутатов и министров была потрясающей. Большинство тусовалось и решало свои проблемы, до громкого смеха не доходило, но было очевидно, что для многих это возможность «перетереть» ряд важных вопросов. Почему-то в памяти остались омерзительно лохматые уши Березовского и трогательный заплаканный Стае Садальский с букетом цветов.
Собчак оказал гораздо больше влияния своими учениками на российскую политическую жизнь, чем Ельцин или Лужков. Именно у Собчака работали и Путин, и Медведев, и Греф, и Кудрин и многие другие, сделавшие позже блестящую карьеру в Москве. Собчак определил и новый политический стиль – ироничный, но с уважением к юриспруденции, стиль интеллигента во власти.
Люди шли с цветочками, медленно перемещаясь в гигантской многочасовой очереди. Политики, прилетев на самолетах и подобрав венки, быстренько забегали в зал.
Люди шли с цветочками, медленно перемещаясь в гигантской многочасовой очереди. Политики, прилетев на самолетах и подобрав венки, быстренько забегали в зал.
Именно в этот день я увидел Чубайса и его компанию совсем с другой стороны. Эти демократы прилетели на самолете РАО ЕЭС, их там было довольно много, им было лень раскошелиться на билеты, думаю, что и за венки платили не они. Ради вылета их чартера наш рейсовый самолет задержали. Они (практически вся верхушка СПС) предлагали мне полететь с ними, но я уже четко знал, что мне с этими людьми не по пути. А вот тот же Стас Садальский и билеты, и цветы покупал за свои кровные, как и многие другие, которые просто хотели отдать дань уважения удивительному человеку.
Собчак – явление в российской истории, при том что его вклад до сих пор так и не осознан. Я не собираюсь говорить о его вкладе в юриспруденцию – не моя область знаний. Но то, что именно он заложил основы российской политики как минимум на 15–20 лет, – сомнений не вызывает.
Блестящий оратор – Собчак был героем телетрансляций; потом должность мэра – поражение – травля – бегство во Францию, достойное романа, и возвращение. За всем этим шумом теряется уникальное качество – способность создавать команду и подыскивать людей. Вечное соревнование двух столиц, Москвы и Питера, двух мэров было очевидно – сравните команды, и вопросы о победителе отпадут.
Собчак оказал гораздо больше влияния своими учениками на российскую политическую жизнь, чем Ельцин или Лужков. Именно у Собчака работали и Путин, и Медведев, и Греф, и Кудрин, и многие другие, сделавшие позже блестящую карьеру в Москве. Собчак определил и новый политический стиль – ироничный, но с уважением к юриспруденции, стиль интеллигента во власти.
Я познакомился с Анатолием Александровичем, когда тот вернулся из-за границы. Вместе с Александром Гордоном мы пригласили его на передачу, которую тогда делали вместе, она называлась «Процесс» и выходила на Общественном российском телевидении. У нас сложились очень добрые, доверительные личные отношения. Мы с Собчаком много беседовали и, волею судеб, одну из последних передач в его жизни снял я – для канала ТНТ. Анатолий Александрович был по-хорошему аристократичен. Держался с достоинством, без всякого самолюбования. Производил при близком общении очень хорошее впечатление.
Удивляла его какая-то детская застенчивость и скромность. Много позже я узнал, что Собчак и Нарусова воспитали в своей семье двух армянских девочек и никакого пиара из этого никогда не делали.
О них много говорили – только правды было мало. Анатолия Александровича травили, на него клеветали. Люди, занимавшиеся этим, еще живы и неплохо себя чувствуют.
Я помню, как сам Анатолий Собчак и Людмила Нарусова очень переживали по поводу бесконечной травли, которая в какой-то период времени была развернута в средствах массовой информации с целью дискредитации имени Собчака и его образа. Образа человека, который всегда воспринимался как один из основателей российской демократии.
Человек яркий, умный, талантливый, красивый своим интеллектом. Многое было сделано для того, чтобы разрушить его репутацию. Здесь постарался и лично Борис Николаевич Ельцин, который не без основания видел в Собчаке серьезного конкурента. Конкурента, противопоставлявшего деревенской наглости и хамству высокий уровень культуры. Хотя сам Собчак по происхождению из очень простой семьи.
Этот, бесспорно, выдающийся человек очень страдал от моря лжи и ненависти, выплеснутого на него, в том числе и ближайшими помощниками и соратниками Ельцина – в частности, господин Скуратов многое сделал для того, чтобы разрушить репутацию Собчака. Но никому не удалось нанести больший урон репутации и памяти Анатолия Александровича, как его родной дочери. Если бы она взяла фамилию своей матери – не было бы вопросов.
Самая страшная трагедия для демократов первой волны – это абсолютная дискредитация фамилии Собчак. Имя человека, с которым можно было ассоциировать прежние надежды, низведено до воплощения абсолютной мерзости и пошлости. Ни Скуратов, ни Коржаков, ни Яковлев, ни Ельцин не смогли так истоптать фамилию Собчак, как его родная дочь.
В свое время ко мне подошла госпожа Нарусова и сказала: «Володя, ну почему вы не можете помочь моей дочери? Вы же должны быть ей как отец!» Да потому, что я очень уважал и уважаю ее отца! Именно поэтому я в сторону Ксении и смотреть-то не могу.
Не случайно на вечере памяти Собчака его дочь замечена не была… Нечего ей там делать.
И больше на эту тему я ничего говорить не хочу.
Последний коммунист
Что-то тянет повспоминать. Давно хотел записать многие истории, случившиеся у «Барьеров». Тем более что и память слабеет, да и герои, к сожалению, уходят из жизни. На пороге 2010 года совсем внезапно умер Василий Иванович Шандыбин. Колоритный, крепкий – казалось, ему бы жить да жить. Но вот судьба распорядилась иначе. Говорят, что тромб.
Его политическая карьера завершилась после внезапной выходки. Во время послания президента к Федеральному собранию Василий Иванович вдруг стал что-то выкрикивать, громко, напористо, и все это выглядело не очень адекватно. Следующие выборы в Думу уже прошли без него. КПРФ не поддержала, да и у самого Шандыбина возникли проблемы.
Я тогда не удивился его поведению, так как за некоторое время до этого эпизода Василий Иванович пришел на передачу «К барьеру». Стоял он против Эдуарда Лимонова. Дуэт, заслуживающий внимания. Говорили жестко, спорили, но не до драки. Вдруг в ответ на реплику Лимонова Шандыбин задумался, поднял глаза вверх и стоял так достаточно долго, чтобы я ощутил тревогу за эфир. Наступила тишина в студии. Взгляд вернулся. Василий Иванович, глядя прямо перед собой, помолчал еще несколько секунд и потом заговорил:
«Года с 1981 мне лет 10 снился один и тот же сон. Приходит ко мне во сне Сталин и говорит: «Смотри, Вася, последний коммунист останешься – ты. Все меня предадут и страна рухнет. А ты останешься. Держись». Вот так и получилось».
Я видел Василия Ивановича несколько раз в необычных для депутатов ситуациях. Нет, я не имею в виду драки в Думе – это как раз было ожидаемо. Как и заявления о том, что он Доктор Рабочих Наук. Согласитесь, увидеть шагающего по Тверской в очень заштатном одеянии депутата, явно идущего на работу, как на завод, – это редкость.
Он встрепенулся, как будто просыпаясь, и беседа вернулась в русло, из которого внезапно выскочила. Впечатление осталось тягостное. Тогда «Барьер» шел не в прямом эфире, и этот кусочек мы убрали – он не был по смыслу столь важным для беседы. Но я понял, что не все просто в этом характере.
Я видел Василия Ивановича несколько раз в необычных для депутатов ситуациях. Нет, я не имею в виду драки в Думе – это как раз было ожидаемо. Как и заявления о том, что он Доктор Рабочих Наук.
Согласитесь, увидеть шагающего по Тверской в очень заштатном одеянии депутата, явно идущего на работу, как на завод, – это редкость. В Брянске, откуда он избирался и где жил, Василий Иванович ходил и вовсе в виде, не отличимом от всех остальных, – обычный работяга. Говорили, что он был теневым водочным королем, но я в это верю с трудом.
Конечно, все знали байку о его часах, только сейчас уже и не вспомнить, были ли часы. А байка такая: едет Василий Иванович в думском лифте с коллегами-депутатами, руку поднял – часики Rolex в золоте да с камешками, как у рэппера, на свет проклюнулись. «Откуда такая красота, Василий Иванович?» – «Хм, друзья с завода подарили».
Байка, точно байка.
Все-таки он был каким-то иным, нежели остальные депутаты от КПРФ. Рабочим настоящим. Жалко его.
Как-никак последний…
Лицо ЛДПР
Двадцать лет в политической жизни России происходят бесконечные пертурбации. И только одна партия, ЛДПР, лицо которой не меняется все эти годы, по-прежнему на плаву. Ее лидера, которого многие считают экспрессивным, кто-то обожает, кто-то не очень. Но этот человек железной рукой направляет партию. То, что рука железная, я думаю, не вызывает сомнения ни у кого. Хотя Владимир Вольфович и сказал, что все завидуют колоссальному интеллектуальному потенциалу партии, однако, если посмотреть на ее теперешних членов и пообщаться с ними, они, конечно, даже не вспомнят людей, которые в течение всех прошлых лет были с ЛДПР, не говоря уже об их интеллектуальном вкладе. Слишком часто менялся этот хоровод. Так что мыслитель в этой партии всего один.
Поэтому, конечно, мы говорим о партии только одного человека. Рассуждая о партиях, мы понимаем, что если люди приходят к власти, им есть кого поставить на разные должности. Сейчас, вспоминая, кто есть в ЛДПР, ты видишь, что масштаб людей – при всем уважении к ним (они депутаты, за них голосовали) – не тот. Это не те люди, которым можно взять и сразу поручить министерские должности. Ну, раньше был господин Митрофанов, постоянно мелькавший в СМИ, который ушел из ЛДПР. Кажется, он занимался международными делами. Сейчас в ЛДПР господин Островский – очень конструктивный и приятный человек, но не министр иностранных дел. Представить себе господина Абелыдева, возглавляющего ФСБ, тоже вряд ли возможно. То есть по большому счету получается, что если к власти приходит ЛДПР, то всюду один Владимир Вольфович. Ну, он же очень мудрый человек и хорошо понимает, что приход к власти – это гигантская ответственность.