— Шито белыми нитками. Свидетели — три опера. Взяли с поличным.
— То-то и оно. И он стрелял при свидетелях? Не делайте из него идиота. Горелов был отличным боксером в свое время, я трижды писал о нем. Болтали за жизнь. Он не убийца, Илья. Слишком сурово с ним обошлись.
— Боюсь, ты не прав, Олег. Он уже сидел за убийство. Зря тогда выпустили досрочно.
— Я помню его дело. Оно хромало на обе ноги. Но у Фемиды завязаны глаза: видит то, что хочет видеть в меру своей испорченности.
Они вышли из зала суда на улицу.
— Значит, ты в отпуске? — перевел разговор на другую тему Вербицкий. — В ближайший месяц на корте я тебя не увижу? Оставил меня без партнера!
— Хочешь выклянчить у меня ракетку? Вербицкий застенчиво пожал плечами.
Олег достал связку ключей, снял один из них и передал приятелю.
— Где мой ящик, знаешь. Поаккуратней, на новую я денег не скоплю.
Они простились и направились каждый к своей машине. На секунду Олег остановился и, оглянувшись, окликнул Вербицкого:
— Еще пару слов, Илья! Вербицкий вернулся.
— По какой причине твои ребята сидели на хвосте у Горелова?
— Скандал с немецкой фирмой помнишь? «Глобал-Стоик». Пять миллионов евро унесли. Свои сработали. Комар носа не подточит. Мы оказались у разбитого корыта, а тут анонимочка подоспела. Пришлось проверить. На безрыбье и рак рыба.
— В Горелова-грабителя я поверил бы. В Горелова-убийцу — нет. Я не услышал на суде мотива. Застрелены его лучшие друзья.
— Пять миллионов — не мотив?
Олег ничего не ответил и сел в свою машину.
2.Редакция «Вестника» арендовала помещение в центре города — три этажа в единственном десятиэтажном доме, который местные бизнесмены пытались преобразить под современные вкусы. Что-то получилось, что-то нет.
Олег поднялся на лифте на пятый этаж и, пройдя по коридору, где с деловым видом сновали служащие, зашел в один из кабинетов. Шесть столов, шесть компьютеров. Мужчина говорил по телефону. Очаровательная девушка с чашкой кофе в руках, увидев Олега, встала из-за стола, подошла и чмокнула его в щеку.
— Старик у себя? — спросил он.
— На месте. Что в суде?
— Отвалили парню на полную катушку. Не суд, а цирк! Вот что, Ирина, подбери мне материалы по ограблению «Глобал-Стоик». История трехмесячной давности.
— Да, я помню. Висяк! Забуксовал твой дружок.
— Поторопись. На отчет мне хватит десяти минут.
Олег сел за компьютер, а через пятнадцать минут ввалился в кабинет главного редактора, и как всегда без стука, с нахальным видом.
Кабинет-клетушка. Крутящийся вентилятор под потолком, работающий телевизор в углу, заваленный бумагами огромный стол и единственный свободный стул. С карандашом в руках и очками, сдвинутыми на лысину, пожилой толстячок в промокшей рубашке, умирая от духоты, пытался править гранки.
— Уже? — спросил редактор, оторвавшись от работы. Олег помахал в воздухе тремя листами бумаги.
— Отпускные на стол, дед, иначе ничего не получишь.
— Дай прочесть.
— Ты еще меня экзаменовать будешь?
— Не дури, Олег, я должен определить полосу. О процессе сообщили все каналы. — Он кивнул на работающий телевизор.
Громов положил листки на стол:
— Первая полоса меня устроит.
Редактор бегло пробежал текст. Лицо его выразило недоумение.
— Ты рехнулся? По-твоему, Горелов невиновен? Кто нам позволит ломать линию?
— Заметь! Я ничего не утверждаю. Читай внимательно. Не бегай глазами, как мышки по головке сыра. Отношение суда предвзятое. На пистолете не нашли его отпечатков. За ним следили, и он об этом знал. Мотива нет. Тебе мало? Гони деньги, дед!
Редактор вытер мокрым платком тройной подбородок, открыл сейф и достал конверт. Олег тут же вырвал его из рук старика, сунул деньги в карман, крикнул «Чао!» и скрылся за дверью.
У кабинета его поджидала Ирина с папкой в руках.
— Выбил?
Громов похлопал себя по карману.
— Ее…с…с…
— Держи. Здесь все, что нашла в архиве. Покопаюсь в Интернете. Нарою еще — вечером принесу.
— Годится! Не задерживайся.
— Горелова защищал твой отец?
— Сколько раз тебе говорить?! Нет у меня отца! Вспомнил о сыне, когда у отрока на висках седина появилась. Меня воспитывала мать, улица и университет.
3.Трудно себе представить, что однокомнатная квартира может содержать такое количество хлама. Полный кавардак. На полу разбросаны вырезки из газет, на столе — бутылки из-под шампанского и коньяка, грязные фужеры, фрукты и невыключенный компьютер. Шторы на окнах плотно закрыты, включен торшер. Олег спал под простыней, Ира красовалась обнаженной, уткнувшись носом в подушку. Запах стоял невыносимый, если учесть две полные пепельницы, забитые окурками, и три пустые смятые пачки от сигарет «Парламент».
Возле будильника на тумбочке затрещал городской телефон. Олег вздрогнул и открыл глаза. Стрелки будильника показывали два часа. Олег накрыл голову подушкой — бесполезно, звонок не унимался. Пришлось взять трубку.
— Какого черта?!
— Олег, это твой отец.
— У меня нет отца. Что ты от меня хочешь в два часа ночи?
— Сейчас два часа дня. Я звоню из следственного изолятора. Горелову дали одно свидание, он хочет видеть тебя. Ты имеешь право взять с собой диктофон и сделать один снимок. Жду тебя у тюремных ворот. Поторопись.
— Я в отпуске, черт побери!
В трубке раздались короткие гудки.
Олег нащупал на полу пачку сигарет, закурил и скинул ноги с кровати. Подумав, встал, подошел к окну, распахнул шторы. В глаза ударил яркий солнечный свет, подул свежий воздух с улицы. Он глянул на спящую Ирину. Тут было на что посмотреть. Ее точеные формы уговаривали лечь обратно в постель, однако початая бутылка коньяка влекла его к себе еще больше. Он сделал пару глотков из горлышка и достал из шкафа дорогой костюм.
4.Тюремные казематы не подняли ему настроение. Лязгающие засовы, железные лестницы, стальные двери. Майор шел впереди, за ним Громов, и замыкал шествие адвокат, которого Олег не желал признавать своим отцом: высокий, сухопарый, седовласый и очень приятный на вид мужчина, разменявший в недавнем прошлом седьмой десяток.
У одной из камер майор остановился.
— Диктофоном можете пользоваться. Фотоаппарат я у вас заберу, как только вы сделаете один снимок. Свидание десять минут.
— Почему так мало?
— Вы не родственник, вы исключение из правил, на которое пошли по желанию обвиняемого, учитывая строгий приговор.
Ключ повернулся, и дверь с душераздирающим скрипом отворилась.
В узкой серой одиночке сидел сгорбленный мужчина лет тридцати пяти. Скуластое лицо, перебитый нос, золотые коронки. Другими словами — его вид соответствовал представлению обывателей о боксерах. Рядом с топчаном — табуретка и прикрученный к полу стол. На столе — газета «Вестник» со статьей Олега на первой волосе. Он понял это по названию. «Убийцей назначен Борис Горелов». Все трое вошли в камеру. Горелов поднял руку:
— Стоп! Адвокат мне больше не нужен. Громов, отдайте фотоаппарат надзирателю. Я хочу, чтобы нас с вами сфотографировали вместе, будет обо мне память. Покажите ему, на какую кнопку нажать, и пусть оба убираются.
Олег настроил аппарат и передал майору. Тот выполнил желание приговоренного и напомнил:
— У вас десять минут.
После съемки майор и адвокат вышли. Дверь с лязгом захлопнулась. Олег достал диктофон.
— Уберите, — сказал Горелов. — Они выкрадут у вас пленку. То, что я скажу, предназначено только для ваших ушей. В этом смысл встречи.
Громов убрал диктофон в карман и сел на табурет.
— Время пошло, Борис. Я вас слушаю.
— Мне крышка, я обязан с этим смириться. Моя тетка стара и беспомощна. Вся надежда на вас. Таков мой выбор. Смерть моих друзей Карла Щеголева и Вадима Смолянского — дело рук Маргариты Палмер, в девичестве Рогозиной. Мы называли ее Марго.
— Если она убийца, то почему здесь сидите вы?
— Не перебивайте. Марго подставила меня, чтобы завладеть добычей. Я вел себя глупо, как щенок. Вам будет проще — пример ротозея у вас перед глазами. Смотрите в оба, Олег!
— Что вы от меня хотите?
— Восстановления справедливости. Моя тетка все объяснит. Убийство произошло в ее доме, когда она лежала в больнице. Зовут ее Зинаидой Евграфовной. Свои называют ее тетушкой Зи, ей нравится. Поместите снимок в газете, она вас узнает по фотографии.
— Я никак не возьму в толк…
— Помолчите. Если Марго Палмер получит тот же приговор, что и я, вы станете миллионером. Пять миллионов евро за чистую работу. Марго так и не сумела дотянуться до денег.
— Красивая сказка, черт подери! «Глобал-Стоик»?
— Вы все уже увязали в своей голове. Не сомневался в вашей хватке. Тетка объяснит остальное. «Деньги — это все! Без них жизнь теряет смысл!» — любимые слова Маргариты.
— Вы все уже увязали в своей голове. Не сомневался в вашей хватке. Тетка объяснит остальное. «Деньги — это все! Без них жизнь теряет смысл!» — любимые слова Маргариты.
Щелкнул засов, дверь, снова лязгнув, распахнулась.
— Удачи, репортер. Только не теряйте голову! Громов вышел из камеры.
Он очень долго сидел в машине и курил, уставившись перед собой.
Передняя дверца открылась, и рядом сел отец.
— Не ввязывайся в эту историю, Олег. С твоей, романтической натурой можно вляпаться в серьезные неприятности.
— Я хочу взглянуть на дело Горелова.
— С радостью дам тебе все, что у меня есть, может, это тебя остановит.
Отец вышел из машины.
5.Бар «Престиж» находился неподалеку от редакции, там любили собираться журналисты. Уютно, и цены сносные. Появление Громова коллеги встретили аплодисментами. Олег знал себе цену. Он театрально-снисходительно поклонился со ступеней лестницы, ведущей в зал. Пожав руки друзьям, протолкнулся к стойке, где увидел того, кого искал. Лева Заикин работал в отделе уголовной хроники и имел свою колонку. Немного скучноватую для такого раздела, но что поделать, талант и острота мышления на рынке не продаются. Хлопнув приятеля по плечу, Громов произнес с пафосом:
— Лев Заикин — непризнанный гений пера и шпаги, ты-то мне и нужен.
— Ба, какие люди! Запросто будешь разговаривать с обычным смертным? О твоей статье уже легенды складывают.
— Калиф на час. Завтра забудут. Я угощаю.
— Водочки выпью. Широко живешь, Олежек, с такими замашками квартиру в Париже не купишь. Костюмчик от Кардена?
— По одежке встречают, Лева. Я на посольских приемах «Дом Переньон» пью, а вы у ворот толчетесь, как свора дворняжек. Вопрос на засыпку: кто снял кассу в немецкой фирме?
— Ха! Сами и сняли. Иностранцы работают с банками, а не с наличными. Если такая сумма появляется в офисе, то о ней знает только руководство. Деньги переправляли в банк. В лифт вошли инкассаторы, а вышли совсем другие люди. Чисто сработано.
— Много русских работает в «Глобал-Стоик»?
— Большинство. Но никто не сбежал, не пропал, не спрятался. Штат на месте, и все пожимают плечами: «Просим пардону — ничего не видели, не слышали, не заметили». Скандал спустили на тормозах. Им лицо и престиж дороже денег.
— Любопытный расклад. Еще увидимся, Левчик.
Олег допил свой коньяк и направился к выходу.
Через десять минут он бесцеремонно ввалился в кабинет главного редактора. Толстяк за столом выпучил на него свои и без того страдающие «базедкой» глаза.
— А я за тобой уже Ирину направил! Мне звонили из тюрьмы. Ты встречался с Гореловым, почему не сказал? После твоего ухода арестант перерезал себе сонную артерию бритвой. Спасти не смогли. Где он взял бритву?
— Меня обыскивали перед допуском в камеру. Бритву можно купить, деньги решают любые вопросы.
— Как ты попал в камеру?
— Завтра прочтешь в собственной газете на первой полосе. Прибереги место. Этому парню жизнь не в радость. Не каждый готов проглотить ложное обвинение.
Олег шагнул к двери.
— Постой, ты куда?
— Писать некролог. Пора поставить на уши самый гуманный суд в мире.
6.Утром следующего дня джип Олега притормозил у газетного киоска. Громов помахал рукой киоскеру:
— Пламенный тебе с кисточкой, Гриша! Дай-ка свежачок.
— Вся пачка улетела, Олежек. Один номерок для тебя приберег, знал, что объявишься. В национальные герои метишь?
Гриша достал из-под прилавка газету и сам развернул ее. Указав пальцем на крупный снимок на первой полосе, смачно произнес:
— Класс!
На фотографии были Горелов и сидящий рядом на табурете Громов. Набранный крупным шрифтом заголовок гласил: «Кто убил смертника Горелова?»
Олег расплылся в улыбке:
— Прокуратура твоего ехидства не разделит, Гриша. Для Громова эта фотография должна стать пропуском в «Зазеркалье».
Он приехал на тихую улочку, где не так давно разыгралась трагедия. Оставив машину возле четырехэтажного дома, он вошел в темный, пропахший кошачьей мочой подъезд. Лестница справа вела вниз, где находилась дверь во двор. Лестница слева шла наверх. Перила сломаны, стены разрисованы, мраморные ступени сколоты.
Громов поднялся на третий этаж. На площадке по две квартиры. Его интересовала та, что слева.
На двери — листок бумаги, карандашом выведено печатными буквами: «Входите без стука».
— Хороша миллионерша!
Олег дернул за ручку, дверь открылась. Его встретил темный коридор. Пришлось поблуждать по нему, пока он не нашел открытую дверь в комнату, большую, квадратную, с двумя плотно закрытыми окнами и горящим камином. Настоящая парилка.
Черная резная мебель из далекой древности уносила воображение в девятнадцатый век. Посередине комнаты стояло готическое кресло с высокой резной спинкой, обращенной к входной двери. В кресле кто-то сидел. С подлокотника безвольно свисала старческая женская рука, обтянутая черным рукавом с белым кружевным манжетом. Олег кашлянул. Реакции не последовало.
— Зинаида Евграфовна? В ответ тишина.
На вспотевшем лице гостя появилось выражение испуга. Он развернулся, сделал было шаг к двери, но не ушел. Не смог. Пройдя вдоль стены, будто обходил минное поле, обогнул кресло и оказался перед сидящей в нем женщиной. Она была неподвижна, взгляд помутневших серых глаз будто остекленел. Рафинированная аристократка лет семидесяти, с тонкими чертами лица, напоминающего восковую маску, которую пересекала синяя щель рта. Белоснежные волосы, затянутые в пучок, покрывала черная кружевная накидка. На коленях — утренний выпуск «Вестника». Восковой ужас из музея мадам Тюссо.
Неожиданно веки женщины дрогнули. Она подняла гордо посаженную голову. Олег облегченно вздохнул.
— Вас зовут Олег? — заговорила старуха низким с хрипотцой голосом.
— Да. Борис просил зайти к вам, я не мог ему отказать. Громов достал платок, вытер лицо и взглянул на закрытые окна.
— У меня лихорадка, молодой человек, я мерзну даже в жару. Возьмите стул и сядьте напротив. Говорите отчетливо, я читаю по губам.
Громов взял стул и сел напротив старухи.
— Я общался с Борисом несколько минут. Мне многое непонятно.
— За минуту общения можно узнать столько, что потом придется сожалеть всю оставшуюся жизнь.
Женщина взяла с ломберного столика сигареты и длинный, как раскладной зонтик, мундштук. Олег достал зажигалку и поднес к сигарете. Она продолжала своим леденящим кровь голосом:
— Мне понравилась ваша статья. На фотографии у вас глупый вид неопохмелившегося забулдыги. В жизни вы выглядите лучше.
— Видите ли, Зинаида Евграфовна…
— Можете называть меня тетушка Зи. Я обязана вам доверять, если так решил Борис.
— У него имелся слишком скудный выбор. Одна ошибка стоила ему жизни.
— Боря споткнулся на бабе. Приличных женщин в сегодняшнем мире нет. Одни мерзавки! Я его предупреждала, но он меня не послушал.
— Я готов вас выслушать, тетушка Зи.
Женщина сделала затяжку, вынула сигарету из мундштука и загасила ее.
— Глухая неподвижная старуха в семьдесят пять лет может только говорить. Вам же придется действовать. Борис не убивал Вадима и Карла. Бездарная смерть. С Вадимом Борис дружил с детства. Они начинали с пивных ларьков, им многое сходило с рук, успех вскружил головы. Не будем вдаваться в подробности. Ограбление фирмы потребовало дополнительных сил, и Борис допустил роковую ошибку, привлек к делу женщину.
— Что вам о ней известно?
— Палмер — фамилия последнего мужа Маргариты, англичанина. Она была трижды замужем за иностранцами, все погибли при странных обстоятельствах. Умна. Знает несколько языков, легко входит в доверие. Очень красива. Алчная, коварная, похотливая тварь! Борис — полная противоположность. В семилетнем возрасте он сбежал от родителей из деревни. Появившись в городе, пришел ко мне, я его приютила. Но в те времена я увлекалась картами и скачками, мальчика воспитывала улица.
— Убийство произошло в этой квартире?
— Они устроили здесь свой штаб, пока я лежала в больнице. Ограбление прошло успешно. Марго не хотела делить добычу, заманила ребят сюда и убила их. Борис приехал последним и нашел на полу трупы. Следом появились оперативники.
— Я знаком с делом. За Борисом велось наружное наблюдение. Кто-то настрочил анонимку. Возможно, Марго. Оперативники ворвались после услышанных из открытого окна выстрелов. Кроме Бориса в квартире никого не было. Не считая свеженьких покойничков.
— Борис не открывал окон, они были заклеены. Их открыла Марго. Когда увидела, что он приехал, вышла из квартиры, поднялась на этаж выше, пропустила его. Потом спустилась вниз и вышла во двор. Подъезд сквозной, ее никто не видел.