Леон во вчерашнем разговоре сказал, что генерал прибыл, но, судя по разговорам, о родстве с Наковальней Ворону пока не сообщил. Да и сам Ворон вроде как забыл о данном Леону задании, и это, пожалуй, пока на руку всем.
Квартиру, машину и все прочее Леон обеспечит, ему нужно только сообщить номер рейса и дату прибытия. С этим все. Но что потом? Как Марина собирается нейтрализовать дорогого родственника по погибшему мужу? Как встретится с братом — если встретится, конечно? Он ведь, как и все почти, уверен, что Коваль мертва. Да, он ее ни за что не узнает, но вдруг? И тогда — что? Как он поведет себя, что будет делать? Успеет ли Хохол предотвратить любые неприятности, которые непременно грозят жене? Почему опять вопросов больше, чем ответов? И надо позвонить Гене и попросить забрать Грегори из лагеря и присмотреть за ним в то время, пока их не будет. Но главное — как, с помощью кого и чего ему уберечь вон ту распластавшуюся на водной глади блондинку? Как сделать все, чтобы с ней ничего не случилось?
Хохол резко сел и ударил кулаками по гальке, взметнув небольшие фонтанчики мелких камней и песка. С каждым разом задачи все невыполнимее, а ситуации — опаснее. «Возраст, что ли?» — подумал он, беря полотенце и направляясь к воде — Марина плыла обратно.
Через два дня они летели в Россию. Предстояла пересадка в Москве, и Марина вдруг настояла на поездке в город, потому что между самолетами у них оставалось почти пятнадцать часов.
— Ты какого лешего там забыла? — Не любивший шумную столицу Хохол не особенно хотел выбираться из аэропорта.
— Машка там сейчас, — коротко объяснила жена, и аргументов не осталось, — она снимает квартиру в центре, совсем недалеко от вокзала.
— Ну, это в корне меняет дело, конечно, — хмыкнул Женька.
— В корне, — подтвердила она, роясь в сумке в поисках паспорта — они приближались к зоне таможенного контроля, и Женька слегка подтолкнул ее в другую очередь — для граждан России:
— Не забывайся, ты не Мэриэнн Силва.
— Черт, никак не привыкну, — вполголоса пробормотала Марина, следуя за мужем в толпу «соотечественников».
Из окошка таможенного контроля на нее внимательно смотрел молодой парень в форме, и Коваль скроила серьезную мину:
— Что-то не так?
— Нет, все в порядке. Как отдохнули, госпожа Климова?
— Спасибо, прекрасно, — она протянула руку и взяла паспорт, одарив юношу напоследок очаровательной улыбкой.
Хохол уже ждал ее по другую сторону и недовольно щурил глаза:
— Не можешь, чтобы не обострить?
— Ты ревнуешь, что ли? — хмыкнула она и взяла мужа под руку. — Перестань, дорогой. Никого нет — только ты.
— И на том спасибо, — буркнул Женька, направляясь к кассе аэроэкспресса.
Глава 13 Урал
Генерал Коваль полюбил пешие прогулки. Это внезапно приобретенное развлечение доставляло много хлопот охране, приставленной к нему Воронцовым. Дмитрий Викторович отчаянно сопротивлялся и отказывался от услуг двух здоровенных лбов, следовавших за ним по пятам, но Воронцов настаивал:
— Береженого, как известно… А в городе у нас иногда бывает неспокойно. К чему риск? Да и прогулки эти вы бы бросили, а? Хотите дышать — так милости прошу ко мне в поселок, там природа, лес, речка недалеко.
Но Коваль не собирался уступать и продолжал гулять то по набережной, то просто по улицам центра, а иногда забредал и в отдаленные районы типа Ершовки, где до сих пор было неспокойно, как и предупреждал Воронцов.
Сам же Ворон был сейчас больше озабочен не безопасностью кандидата на мэрское кресло, а совершенно иными проблемами.
Как и советовал Леон, он пригласил начальника полиции Грищука в баню, и там, вдоволь напарившись и расслабившись за столом с настоящим чешским пивом и шпикачками, задал интересовавший его вопрос:
— А скажите, Виктор Дмитриевич, как там поживает расследование по делу о пропаже нашего мэра бывшего? Что-то давно не слышно ничего.
Завернутый по бедрам в простыню Грищук блаженно развалился на диване и, отхлебывая из запотевшей холодной кружки пиво, проговорил:
— Так закрыто дело. Супруга забрала заявление, сказала, что нашли его мертвым где-то за границей, и фотографии предоставила, и свидетельство о смерти.
Ворон едва не поперхнулся:
— Супруга?! Она что же — здесь?
— Была у меня неделю назад, а сейчас где — не знаю.
Ворон перевел дыхание и неопределенно хмыкнул:
— Понятно… ну что — еще заходик? — Поднявшись с дивана, он пошел в парную и там вылил себе на голову ковш ледяной воды. — Вот сука… обставился, значит, и Ветку сюда прислал… Надо Леону сказать — пусть пошарит, вдруг она еще не отвалила.
Леон, понятное дело, поискал, но следов Виолы не обнаружил. Вероятно, хитрая баба сразу уехала из города. Однако Ворона не покидало ощущение, что это не просто так, и никуда Ветка не делась, а, скорее всего, она здесь вместе с Бесом — просто залегли так, что не сразу найдешь.
Эта мысль плотно засела в голове и мешала думать о чем-то другом. Бес начал действовать — вот уже и легализовался при помощи свидетельства о смерти, дело закрыл, теперь спокойно выплывет с новыми документами. Те, кому надо, будут знать, что он жив. А кому не надо, те и вопросов не зададут. А он, Ворон, окажется в роли карася на сковородке — знай подпрыгивай. Нет, так дело не пойдет. Нужно любыми способами вычислить Беса и убрать. Убрать — только так, иначе покоя не будет.
У Леона тоже хватало забот. Во-первых, охрана. Случай с подложенной под днище «Мерседеса» банкой с камнями показал, что нынешние охранники не годятся даже груши околачивать. Никому из них и в голову не пришло после отлучки осмотреть машину, они так и усадили Ворона в салон, а водитель уже тянулся ключом к замку зажигания, когда Леон за шиворот выволок его из машины и, поставив на четвереньки, заставил заглянуть под днище. Вид неизвестного устройства, из которого торчали провода, привел водителя в состояние паники, а Леон, проделав ту же процедуру с охранниками, сел за руль сам и уехал, оставив троицу посреди двора в компании мусорных баков.
— Что это было? — с любопытством спросил Ворон, когда «Мерседес» выехал на трассу.
— Проверочка, — мрачно отозвался Леон, — проверочка, которую охрана не прошла. Это была обычная банка из-под тушенки, а могла оказаться магнитная мина, например. Я приказал не оставлять тачку без присмотра, но они же умнее меня, сами все решили.
— Разгони к такой-то матери, — вяло отмахнулся Ворон, удивив Леона равнодушием, — разгони и набери таких, как сам решишь, я тебе верю.
— Хорошо.
Больше ни слова сказано не было, и у Леона сложилось впечатление, что у шефа какие-то новые сложности. «Ничего, надо будет — сам скажет», — решил он.
Второй проблемой оказалась Лиза. С той самой встречи в торговом центре Леон никак не мог выбросить ее из головы и то и дело вертел в руках визитную карточку, никак не осмеливаясь набрать номер. Но сделать это очень хотелось. Только почему-то внутри всякий раз, когда он вспоминал Лизу, начинало скрести беспокойство — что-то было не так.
Это «не так» прояснилось довольно скоро — ровно в тот день, когда в город приехал кандидат в мэры генерал Коваль. Леон приехал встречать его вместе с Вороном, и первая, кого он увидел в зале ожидания, была Лиза в строгом сером костюме и с убранными в гладкий пучок волосами. Она приветливо улыбнулась и поздоровалась, но, как показалось Леону, была удивлена его появлением здесь, а потому не стала афишировать их знакомство. Ну что ж, значит, ей это зачем-то нужно, решил он и подыграл, тоже не переходя черту. Когда Коваль появился в зале ожидания, Лиза быстро подошла к нему и заговорила о чем-то, открыв папку, которую держала в руках. Но Леону показалось, что генерал слушает ее невнимательно, а взгляд при этом у него не совсем деловой и официальный. «Да ну, показалось, — погнал от себя мысль Леон. — Она ему в дочки годится». Но догадка царапнула неприятно. Лиза же вела себя естественно и словно не замечала ни взглядов генерала, ни угрюмого Леона.
Вечером он решился и позвонил. Девушка долго не брала трубку, но потом все же ответила суховато:
— Да, я слушаю.
— Лиза… это Леонид, — выдавил Леон, и голос девушки немного потеплел:
— Ой, Леня, это вы? А я смотрю — номер незнакомый, еще думала — брать или нет. Как ваши дела?
— Все нормально. А твои?
— Я вас видела сегодня в аэропорту. Вы, оказывается, у Воронцова водителем работаете, да? Он с моим работодателем сейчас в ресторане ужинает.
Это Леон знал — он как раз сидел в общем зале этого ресторана, в то время как Ворон с Ковалем расположились в кабинете.
Это Леон знал — он как раз сидел в общем зале этого ресторана, в то время как Ворон с Ковалем расположились в кабинете.
— Что же тебя с собой не пригласили?
— Я в мужские дела не вмешиваюсь. Мне своего хватает. До завтра нужно примерный план кампании набросать, а еще ничего не готово. Даже не думала, что будет так сложно…
— Ты свободна завтра вечером?
Лиза помолчала, прикидывая что-то, потом вздохнула:
— Пока не знаю. Как пойдет. Но если освобожусь, то позвоню. На этот номер?
— Да.
— Договорились. Мне пора, Леня.
Леон положил трубку первым и задумался. Странно она себя ведет. Если у нее шуры-муры с этим генералом, то к чему раздавать авансы ему, Леону? По старой памяти? Детское впечатление, первая влюбленность? Не поймешь их, баб этих. И надо присмотреться к генералу поближе. Даже странно, что он родной брат Наковальни — вообще ничего общего. Да, видный мужик, но сестра-то его просто красавица. Леон видел, как выглядела Марина до того, как перекроила себе лицо у пластических хирургов, — на памятнике, установленном рядом с могилой ее первого мужа. Даже там, на камне, было видно, какой была эта женщина раньше. Хохла вполне можно было понять…
Глава 14 Москва
Машка снимала небольшую квартиру в самом центре, на пятом этаже шестиэтажного дома старой постройки. Хохол почувствовал себя просто неприлично огромным на маленькой кухоньке, где с трудом можно было разместиться втроем. Словно поняв это, Машка для экономии пространства уселась на подоконник, поджав ноги:
— Обожаю это окно. Утром на дереве птицы орут, потом дворник метлой шаркает, а машин зато почти не слышно — во двор же выходит.
Марина курила, разглядывая жилище Маши, и молчала. Ей хотелось поговорить кое о чем, но мешал Женька, а гнать его было совершенно некуда — комната располагалась за стеной, и слышимость в доме превышала все допустимые пределы.
— А вы, собственно, чего на исторической родине забыли? — спросила Маша, докурив.
— А мы, Маня, приключений захотели, — опередил Марину Хохол, — не терпится нам, знаешь ли, голову куда-нибудь засунуть — давно же спокойно живем, скучно.
— Остынь, — посоветовала жена недовольно.
— А я и не закипал, если видишь. Машка спросила — я ответил. Нам спокойно жить нельзя, мы от этого болеем здорово.
— Я же попросила — прекрати.
Хохол сложил руки на столе в замок и проговорил негромко:
— Я прекрасно знаю, что отговаривать тебя бесполезно. Но Машка не чужой мне человек, и я хочу просто поделиться с ней — что, права не имею? Ты не понимаешь, как у меня болит внутри, а она вот понимает. Тебя же закроют, если что не так пойдет, неужели ты не думала об этом? Брат твой тебя спалит — и все, полетишь в Мордовию легкой пташечкой.
— Знаешь, как говорят? Лучше пусть уж двенадцать судят, чем шестеро несут.
Хохол поднял на нее глаза и проговорил зло:
— Очень смешно, да? Шутки шутишь? А ведь не исключен и вариант с шестерыми несущими — не думала?
Коваль взяла новую сигарету и усмехнулась:
— Думала. Но что с того? Если Бес… ой, да ладно, надоел ты! — вдруг разозлилась она. — Поди-ка погуляй, воздухом подыши.
— Не понял…
— А что непонятного? На улицу, говорю, иди, я позвоню потом.
Маша решила, что пора вмешиваться — смотреть, как Марина унижает Женьку при ней, было невыносимо:
— Вы ругаться ко мне приехали? Очень оригинально.
— Не встревай, Мышка, это наши семейные разборки, — вывернул Хохол и встал. — Пойду пройдусь, пожалуй.
Он вышел из кухни, и через минуту хлопнула входная дверь. Машка проследила из окна, в какую сторону он направился, и повернулась к невозмутимо курившей подруге:
— Ты сдурела?
— А что случилось? — спокойно спросила та. — Хохол опять забыл свое место, ему периодически нужно напоминать.
— Зачем ты его… при мне-то?
— Он правильно сказал — ты своя и все правильно поймешь. Я и так на нервах, ему только не показываю, чтоб не заводился, а он давит и давит. Я не могу не ехать, понимаешь? Там снова Бес, там мой брат и отец — как я могу не вмешаться?
— Я не понимаю, зачем тебе это. Ты ведь можешь просто не приезжать сюда, и все.
Марина затушила сигарету и подперла кулаком щеку:
— Нет, Машка, дело не в поездках сюда. Бес не остановится. Если я его сейчас не шугану из города, он найдет, чем повязать моего братца в случае его победы на выборах. И будет по-прежнему шантажировать меня. А я жить хочу спокойно. И сделаю для этого все. Нет ничего лучше превентивных мер, ну, ты же врач, должна понимать — инфекцию нужно локализовать, а не давать ей распространяться. Так вот Гришка — это инфекция.
— Ага, а ты вроде скальпеля, очень смешно, — негромко сказала Маша, глядя в окно.
Коваль вдруг рассмеялась, откинув назад голову:
— И что ж вам сегодня шутки-то мои не нравятся совсем?
— Чувство юмора у тебя очень странное.
Марина оборвала смех и уставилась в лицо Маши немигающим взглядом:
— Ты думаешь, что я не права?
Та пожала плечами и подтянула колено к груди, обняла его руками и оперлась подбородком:
— Кто я такая, чтобы судить тебя? Раз ты делаешь, значит, тебе это зачем-то надо. И потом, я хорошо знаю, что ты не отступаешь от намеченного — так какой смысл сотрясать воздух одобрениями или осуждениями? Ты ж все равно по-своему поступишь.
Марина встала из-за стола, подошла к подоконнику и порывисто обняла подругу:
— Я сволочь, Машка, ты совершенно права. Но я должна, понимаешь? Мне нужно убедиться, что моя семья в безопасности, что брату ничего не угрожает, что у отца все в порядке. Они — моя кровь. И Мишка… ты ведь знаешь, у меня с ним договор, я не кидаю компаньонов. И Беса я должна нейтрализовать, что бы это ни значило. Как выйдет, понимаешь? Но своих я должна вывести из-под удара. Это могу сделать только я.
— Ты многовато на себя берешь, Мариша, — грустно отозвалась Маша, поглаживая ее по волосам. — Ты не Рэмбо, ты — женщина, к тому же не особенно здоровая.
— Ну, так потому со мной Хохол.
— Мне иногда его безумно жаль. Ты с ним обращаешься ни грамма не лучше, чем в те времена, когда он еще не был твоим мужем, а был просто охранником.
— Я предупреждала его, что штамп в паспорте для меня вообще ничего не значит и мало что меняет. Он знал, на что подписывался, — спокойно ответила Коваль, — более того, я и в этот раз предоставила ему право выбрать, и он мог не лететь в Россию.
— Очень остроумно. Как ты себе это представляешь? Ты летишь, а он остается загаром покрываться на побережье? — усмехнулась Маша. — Это уже был бы не Хохол.
Коваль как-то неопределенно кивнула и отошла к плите, возле которой на рабочей столешнице стоял электрический чайник, щелкнула кнопкой.
— Ты по-прежнему бегаешь от него налево? — спросила Маша, спуская ноги с подоконника.
— Удивишься — за год никого.
— Рекорд.
— Не язви, Машка. Ты моложе, вырастешь — поймешь. С годами начинаешь сомневаться в собственной привлекательности.
— Глупости это. Он и так от тебя не уйдет, даже если ты сама будешь сомневаться. Он не сомневается, поверь.
Марина насмешливо посмотрела на подругу, но ничего не сказала. Да и что говорить? То, что Хохол не уйдет от нее, было такой непреложной истиной, что даже думать на эту тему не стоило. И дело даже не в том, что в Англии ему просто некуда идти — практически без языка, без возможности как-то устроиться и где-то жить. Просто в жизни были такие вещи, через которые невозможно перешагнуть, были цепи, которые нельзя разорвать без того, чтобы не отхватить порядочный кусок от себя же, любимого. Марине порой казалось, что они на самом деле проросли друг в друга, как побеги после прививки, и теперь уже непонятно, где кто.
«Наверное, это не хорошо и не плохо, потому что не было иного способа выжить. Да, точно — поодиночке мы пропали бы, скорее всего. Где я была бы, если бы не Женька? И где был бы сейчас он, не проверни я этот фокус с чужим трупом и липовыми татуировками? Нет, мы слишком завязаны друг на друге, нельзя расстаться. Да и хочу ли я этого? Положив руку на сердце — совершенно не хочу».
Эти мысли очень часто приходили ей в голову, и Марина проводила долгие бессонные ночи в кухне, глядя в темное окно и куря сигарету за сигаретой. Она продолжала испытывать терпение Хохла, заводя мимолетные романы с мужчинами, которые совершенно ничего для нее не значили. Порой ей казалось, что она даже не различает того, как они выглядят, не придает никакого значения этому. Каждая такая связь давала ей почувствовать, что она все еще интересна мужчинам — разным, и это успокаивало.