Я вернулся, чтобы объединить степные племена и получить еще одну жизнь в чужом теле. Но вот, что я понял: законы богов мудрее, чем придуманные нами. Это было моей ошибкой, за которую заплатит тот, чьим телом я воспользовался.
Однако мудрый человек должен найти в себе мужество признать свою ошибку и исправить ее. Я возвращаюсь к моему господину Эрлику, не довершив задуманного. Однако глуп тот, кто считает, что может переделать все дела сам. Я завещаю вам совершить это, мои потомки. Потому что истинные враги степи лежат за пределами степей, а не за перевалом Тэмчиут. Разрушить империю куаньлинов – вот цель, достойная того, чтобы умереть за нее!
Воины один за другим опускались на колени, вытягивая правую руку, – знак того, что они принимают клятву. Илуге беззвучно кричал за спиной самого себя – безвольная тень, распластанная у собственных ног.
– Мои правнуки Эрулен и Бугат, подойдите, – приказал Орхой. – Моя кровь течет в ваших жилах. Вы – достойные наследники моего завета и достойные вожаки племени. Я открою вам великую истину: время – это всего лишь река, которая течет сквозь вас из небытия в небытие. Какую часть в нем занимают те, кто ушел, и те, кто придет? Ту же самую, мы все братья на берегах Великой Реки. Страшно оставаться одному перед невыносимой тяжестью выбора, но только это делает человека твердым. Я надеюсь, вы это осилите.
– Останься, – безо всякой уверенности попросил Эрулен.
– Возможно ли задержать в ладонях воду? – мягко спросил дух. – Да, но это лишит тебя других возможностей. Следует взять столько, сколько можешь, и идти дальше, мой мальчик. И поддержите Илуге, когда придет его час, – неожиданно добавил дух. – Он еще принесет вам много неожиданного.
«О-о-о, его же губами говорят о нем!»
– К кому же мы вознесем наши молитвы теперь, великий предок? – горестно вопросил шаман, один из немногих присутствовавших, кто понимал, что Орхой уходит не просто за грань, – он уходит в небытие, из которого нет возврата.
«Не-е-ет!»
– К Вечно Синему Небу, – ответил Орхой. – Старик не оставит вас.
Он сделал шаг, и серое небо над головой пропало. Они стояли под небом Эрлика у моста толщиной в человеческий волос. Там, где это началось. Илуге снова был собой в пульсирующей алым полутьме.
– Все возвращается. – Орхой уловил отзвук его мыслей. – Я должен идти.
– Подожди. – Илуге вдруг испытал мгновенный и постыдный ужас от осознания того, что все его «подвиги» совершены не им, что без Орхоя последуют позорные и мучительные дни поражений, которые закончатся его смертью. Слава, взятая взаймы… Острый стыд и боль неожиданной потери.
– Ты много больше, чем сам думаешь, – услышал он, и призрачная рука легла ему на плечо. – И тебе скоро предстоит познать это. Самая большая радость, доступная мужчине.
Илуге мог и хотел повторить слова Эрулена, но он только молча кивнул. Не пристало ему цепляться, словно дитя за юбку женщины, и умолять не оставлять его одного.
Орхой Великий, улыбаясь, ступил на мост, начавший бесшумно и жутко раскачиваться.
– О-хо-хо! Что-то я стал для него тяжеловат. – Он не шел, а словно танцевал, произнося слова легко и весело, и от этого Илуге хотелось кричать. – И не забудь, малек: все три волоса бери только левой рукой. Только левой, слышишь?
В этот момент волос разорвался, и воин полетел во вздыхающую, бездонную темноту.
Оказалось, слезы под небом Эрлика превращаются в лед еще на щеках.
Глава 13. Земля небес
Юэ удалось побывать у нее в гостях всего один раз.
Один – но этого было достаточно, чтобы маленькие пальчики вложили ему в руку письмо. Оно гласило:
От этого письма сердце Юэ одновременно воспарило в небеса – и провалилось в желудок. Потому что он сразу понял, что хотела им сказать Ы-ни. Что она поймана в клетку несчастливого брака и… И готова принять его ухаживания – иначе зачем такая записка?
К своему чудовищному разочарованию, Юэ пришлось покинуть столицу раньше, чем они снова свиделись. Он мог только надеяться, что переданное со всеми предосторожностями ответное письмо ею получено. Оно гласило:
Бастэ преподнес ему еще один сюрприз. Юэ выехал в Йоднапанасат во главе пяти тысяч воинов, то есть стал не просто хайбэ, но эт-хайбэ. Вторые пять тысяч воинов с куда меньшей помпой были отправлены через Восточную Гхор и ушелье Водяного Дракона на встречу с наследниками. Им было велено сохранять строжайшую секретность. Юэ и командир второго отряда, Гуй Бо, были снабжены сложнейшей системой шифровки, которой надлежало сообщаться друг с другом.
Не будь столь огорчительным расставание с Ы-ни, Юэ бы только радовался. Ему поручили командовать не просто тысячей – нет, пятью тысячами человек, а с учетом тех, что с Гуй Бо, – даже десятью. Иные дожидались такого повышения многие годы. Кроме того, само задание было просто прекрасным – почетным, изящным и способным принести великую славу в случае успеха. Это не то, что месяцами месить грязь в бьетских джунглях. Ему было немного стыдно за то, что он оставил там людей, которых привык считать своими. Быть может, ему удастся упросить Бастэ…
Они ехали на север. Местность менялась. Плоские поймы мутных рек – характерный ландшафт юго-восточных провинций, сменились картинами поросших лесом гор. Лес тоже изменился – вместо буйного переплетения широких листьев с повисающим над ними по утрам туманом – чистые, светлые бамбуковые рощи, в которых, судя по слухам, водились тигры. Они проехали по границе Восточной Гхор, перешли реку Мажонг и оказались в Западной Гхор, так и не увидев знаменитых Трех Сестер и Трех Драконов.
Но дыхание севера чувствовалось и здесь – в том, что на склонах гор появились березы и клены, чья листва уже пожелтела, в одежде местных жителей, их плоских широких лицах с явной примесью степной крови.
В Западной Гхор в оговоренном в письме месте их ожидал проводник из ургашей. Юэ ожидал, что он будет, как и все они, по слухам, огромным, светловолосым, с ужасным горбатым носом. Проводник оказался маленьким, коротконогим и таким же черноволосым и черноглазым, как сам Юэ. Немного позже, узнав немного историю Ургаха и легенду о его завоевании западными колдунами Итум Те, он перестал удивляться.
Проводник – его звали Дунпо – немного говорил по-куаньлински и в самых решительных выражениях заставил Юэ оставить у главы провинции Западной Гхор (хитрый старик стлался перед посланцами императора так, что становилось тошно) лошадей и сменять их на яков и низкорослых мохноногих лошадок, значительно проигрывающих куаньлинским в скорости. Юэ скрепя сердце послушал ургаша, чем вызвал некоторый ропот в рядах своих сотников. Однако железная дисциплина куаньлинов и безграничная власть, которой наделялся военный чин над своими подчиненными, не позволила никому разевать рты слишком широко.
Кроме того, ими был приобретен довольно значительный запас теплых, подбитых стеганой ватой халатов, причудливых меховых одеяний с капюшонами, стеганых одеял и войлоков, многие из этих вещей Юэ увидел впервые. Проводил по поверхности, пытаясь себе представить, как могут жить люди без домов, в таких вот войлочных шатрах в продуваемых насквозь северных степях… и содрогался.
Срединная Империя и Ургах соединялись двумя путями. Северный лежал через Западную Гхор, затем через ущелье Белого Дракона между горами Кун и Лун, далее по предгорьям, принадлежавшим степным племенам до плоскогорья Танг. И после него уже через высокогорный перевал Тэмчиут, после которого начиналась знаменитая Усуль – Дорога Молитв. Этот путь был сравнительно легким и позволял провезти большой груз или провести много людей, но также был и наиболее опасным из-за нападений кочевников, поколениями живших за счет грабежа караванов и паломников.
Второй путь тоже начинался в Западной Гхор, но южнее. По нему-то они и собирались идти. Это был путь небольших караванов ургашских торговцев. Провести по нему пять тысяч воинов, как потом понял Юэ, было чистым безумием. Но тогда он просто не знал.
Они покинули Чод, столицу Западной Гхор, лежащую на красивом, довольно высоко расположенном плоскогорье, и рельеф местности еще долго позволял Юэ оборачиваться и видеть красноватые черепичные крыши города, синюю крышу Храма Неба и зеленую – Дворца Приемов. На дороге утром мелкие лужицы поблескивали от инея, несмотря на то, что к полудню становилось еще по-летнему жарко. Юэ был поражен этими резкими перепадами температуры и мысленно порадовался, что послушал Дунпо.
Как военачальнику ему полагался паланкин, однако Юэ оставил его вместе с лошадьми – в том числе и по соображениям весьма практическим. Низкорослые лошадки оказались смирными и выносливыми, управлять ими было легко, они сами растягивались гуськом и неторопливо шествовали по горным тропинкам, меланхолично помахивая хвостом. Первое время Юэ очень беспокоило столь невоенное построение его войска, однако делать было нечего: едва ли в полудне хода от Чод дорога резко пошла вверх и начала сужаться, пока не превратилась в тропу, на которой еле могли разъехаться две повозки.
Как военачальнику ему полагался паланкин, однако Юэ оставил его вместе с лошадьми – в том числе и по соображениям весьма практическим. Низкорослые лошадки оказались смирными и выносливыми, управлять ими было легко, они сами растягивались гуськом и неторопливо шествовали по горным тропинкам, меланхолично помахивая хвостом. Первое время Юэ очень беспокоило столь невоенное построение его войска, однако делать было нечего: едва ли в полудне хода от Чод дорога резко пошла вверх и начала сужаться, пока не превратилась в тропу, на которой еле могли разъехаться две повозки.
Ночь в горах оказалась очень холодной, тем более что разбить лагерь, способный компактно вместить всех, не представлялось возможным. Юэ вместе со своими хайбэ сам объехал всех сотников, отдав детальные распоряжения о том, как кому следует разместиться. Две телеги с обозом, которые ему казалось разумным взять, придется бросить, это он уже и сейчас видел. Костры еще можно было разжечь, но выше… выше обогрев будет целой проблемой. На его вопрос Дунпо пожал плечами и сказал, что теплолюбивые куаньлины могут тащить хворост с собой, а настоящим жителям Ургаха это не нужно, так как многие из них обладают туммо – внутренним огнем. Юэ почувствовал, что его считают неженкой, и посчитал невозможным унижаться до расспросов.
Они забирались все выше, лошади шли тяжело, груженные хворостом и провиантом. Дорога сузилась до вовсе уж непроходимой для каравана. Приходилось все время ехать гуськом. Иногда с основной тропы отворачивали вглубь еле заметные тропки, и Юэ видел внизу, в долинах, крошечные деревушки, а над ними – горы, нарезанные террасами. Поразительно, как горстка людей способна менять такие огромные площади.
Оказалось, все это было только прелюдией к настоящим испытаниям, которые начались, когда они поднялись еще выше, и впереди, впервые в жизни, Юэ увидел ледяную громаду Падмаджипал, горевшую ровным сиреневым огнем в небе, на глазах теряющем привычный голубой цвет. Впечатление было жутким и завораживающим одновременно. Люди притихли. Огромная гора и окружающая ее «свита» – три лишь чуть менее высоких, казалось, заполнили все небо. Юэ обнаружил, что ему как будто бы все время не хватает воздуха. По утрам он любовался отражающимся от их вершин ослепительным светом, наполнявшим небо совершенно невероятными оттенками от нежно-розового до темно-бирюзового. Он видел, что горы вокруг, на которых уже почти не оставалось растительности, тоже впитывают этот свет. Он в первый раз увидел горы густо-синего и ярко-красного цвета и долго не мог поверить, что все это всего лишь игра теней. Это действительно был мир волшебства, и Юэ чувствовал, как благоговение перед невероятным захлестывает его.
В этот год снег лежал высоко, и сейчас самое удачное время для перехода. Так ему сказал Дунпо, когда в один из дней с неба на них посыпались мелкие колючие снежинки, принесенные ветром с ледников, длинные языки которых уже практически заползали на тропу. Теперь даже самые брезгливые из куаньлинов предпочли закутаться в широкие меховые одежды. Огромный, обрывистый, занесенный снегами бок Падмаджипал оставался справа, а слева волновалось море облаков и тумана, изредка прорываемое какой-нибудь вершиной. Там, где-то далеко внизу, к юго-западу, лежит Срединная Империя, которую Юэ (и все они) привык считать средоточием всех земных путей. Однако по сравнению с этим ледяным царством, с чудовищной высоты, все казалось каким-то… игрушечным.
У Юэ в отряде за десять дней пути была одна смерть (один из воинов арьергарда по неосторожности сорвался с тропы), два перелома и много случаев обморожения, с которым они не знали как бороться. Не будь Дунпо, некоторые могли бы вовсе потерять уши и пальцы. Юэ поклялся себе доложить Бастэ при первой же возможности, что мысли о завоевании Ургаха и переходе более серьезного войска по такой дороге следует оставить за их полной бессмысленностью.
Дорога, наконец, пошла вниз и начали попадаться монастыри. В отличие от деревенек, лепившихся в долинах, монастыри часто ставили на головокружительной высоте, на вершинах, куда вели длинные ленты вырубленных в камне ступеней. Зрелище их беленых или ржаво-коричневых стен, их красных черепичных или темных сланцевых крыш было прекрасным какой-то особенной, тягучей и пронизывающей красотой. По утрам и вечерам в сухом, морозном воздухе теперь разливались звуки далеких гонгов. Небо ночью горело россыпями огромных, немигающих звезд, казалось близким, словно шелковый шатер над головой. Все в этом мире было другим, странным. Мысль о том, с чем он, Юэ, по-настоящему послан в эти земли, наполняла ужасом, ибо на этой земле все становилось возможным, и его мысли могли быть прочтены.
Потом они свернули налево, огибая большой, иззубренный склон, и вышли к большому зданию, видимо, монастырю, если судить по изображениям причудливых существ на воротах и коньках крыши, и окружавшей здание стене. Дунпо остановился.
– Здесь, – сказал он в своей обычной манере, совершенно без пауз. – Такой большой отряд нельзя город испугать сильно может заклятье быть положено окаменеть. Князь просить школа Уззр великая гостевать здесь приходить не все наутро доложить со всеми почести. Рад приветствовать князь вас! – и ударил в небольшой медный гонг у ворот.
На звук вышел монах в одной рясе из тонкой ткани, полностью обнажающей руки и небрежно повязанной волосяной веревкой у пояса. Юэ содрогнулся под своими мехами, глядя в невозмутимое коричневое лицо, натертое жиром.
Воины заполнили двор и по знаку Юэ построились согласно куаньлинским правилам ведения войны в квадраты по десять, сто и тысяче человек. Такое построение выглядело весьма величественно на императорских столичных парадах или в учебных боях, но сейчас, в торчащих во все стороны меховых обмотках, куаньлины выглядели… странно.
Настоятель монастыря поразил Юэ. Сначала на террасу, перед которой построились куаньлины – а двор был столь просторен, что вместил их всех, – вынесли простое деревянное кресло. Затем двое монахов почтительно вывели под руки совершенно дряхлого старика с лысым черепом и реденькой длинной белой бородой, заплетенной в две тонкие косицы, в той же ужасающе легкой рясе, сквозь которую по бокам отчетливо виднелось тело. Ноги старика были босы.
Юэ посчитал нужным проявить почтительность, несмотря на то, что был проинструктирован о том, что ему следует вести себя невозмутимо, ничему не удивляясь и не восхищаясь, с презрительным достоинством человека пресыщенного. Он соскочил с коня и преклонил колено перед старцем.
Следует сказать, что выучка у людей, данных ему Бастэ, была отменной: за спиной донеслось протяжное: «Х-ха!», и пять тысяч человек упали на одно колено, повторяя движение своего полководца.
Юэ поднял голову и встретился глазами со стариком:
– Если бы князь знал, сколь эффектно куаньлины умеют проявлять почтительность, он велел бы вам явиться на площадь, – неожиданно ясным голосом, на чистейшем куаньлинском языке произнес старик. На его морщинистом лице выделялись живые яркие глаза неожиданного зелено-коричневого цвета, словно спелая кожура грецкого ореха.
– Почтение к старшим – основа куаньлинской морали, – невозмутимо произнес Юэ, поднимаясь и для пущего эффекта выждав, когда его войско поднимется следом за ним. – Ибо старость тяжела и мудра, а юность легка и беспечна. Я благодарен тебе за гостеприимство, а князю – за разрешение воспользоваться им.
– Вы, куаньлины, неужто думаете, что мудрость приходит с возрастом? – Удивительный старик сверкнул белыми молодыми зубами в улыбке, и Юэ безошибочно понял: дразнит.
– Мы считаем, что мудрость, когда бы ни посетила, должна быть выдержанной, как старое вино, – ответил он, слегка наклонив голову.
– Иногда вина скисают в уксус, – хмыкнул старик, но сменил тему: – Добро пожаловать в обитель школы Уззр – Монастырь Неизреченной Мудрости. Смиренные братья проводят вас и разместят со всем возможным удобством.
«Смиренные братья» оказались жилистыми бритоголовыми монахами, быстрыми, неразговорчивыми и не слишком приветливыми. «Возможные удобства» – чисто выметенными неотапливаемыми пустыми помещениями в двух больших зданиях к западу от центрального храма, в который можно было войти со двора (как оказалось, монастырь только казался маленьким: за каменной оградой скрывался целый лабиринт зданий и пристроек, наполовину выстроенных, а наполовину вырубленных в скалах). Юэ проглотил все свое возмущение, когда понял, что скорее всего монахи и имели это в виду под «всеми возможными» удобствами, то есть теми, которыми обходились сами монахи. Но у него половина войска сляжет, если проведет хотя бы пару ночей в таких условиях. Надо будет сказать об этом князю. И поаккуратнее. А пока… Пока Юэ распорядился вносить в помещения все, что могло согревать, и попросил жаровни. Оказалось, столько в монастыре попросту нет. Ему самому и его сотникам, конечно, принесли, а вот для рядовых воинов эта ночь будет сродни той, что они проводили под открытым небом – разве что не так дует. Воины, настроившиеся на нормальный ночлег, ворчали, но сегодня сделать было уже ничего нельзя, и Юэ приказал разойтись по спальням и отдыхать.