– Королевской милости, – улыбнулся Олег.
– Дайте угадаю! – воскликнула Атенаис. – Речь об офицерском патенте, не так ли?
– Вы поразительно догадливы, мадам, – слегка поклонился Сухов.
– А мы не будем терять время зря! – энергично высказалась де Монтеспан. – Я как раз направляюсь к его величеству. После завтрака король добреет! Братец, не уходи, погуляй пока. И вы, шевалье, подождите!
Маркиза зашагала, удаляясь по галерее. Следом за нею, шурша платьями, оглядываясь и перешептываясь, семенили конфидентки.
Олег прошелся, выглядывая на Королевскую площадь. Всё вроде бы складывалось удачно.
Атенаис, конечно, завзятая интриганка, но строить козни спасителю своего брата станет вряд ли. Да и зачем?
Следовательно, его дело будет рассмотрено быстро и положительно.
Тогда сразу – по коням и вперед. В Рошфор. Давненько он не ступал на палубу «Ретвизана».
– Шевалье, – раздался вкрадчивый голос, – прошу следовать за мной.
Сухов обернулся и смерил взглядом весьма упитанного господинчика, затянутого в камзол цвета семги.
– Его величество желает видеть вас лично! – торжественно провозгласил упитанный.
Герцог за его спиной торопливо закивал.
– Повинуюсь желанию короля, – сказал Олег и двинулся следом за своим провожатым.
Какими-то хитрыми закоулками и потайными коридорами Сухова вывели в светлую комнату, стены которой сияли золотом. Слуга в роскошной ливрее отворил дверь, и Олег оказался в личных покоях короля.
Людовик XIV, пребывавший до того в задумчивости, обернулся – и ожил.
– Приветствую ваше величество, – поклонился Сухов, перьями шляпы омахивая ковер.
– Шевалье де Монтиньи! – воскликнул король. – Он же Олего Драй! Рад, рад видеть вас, спасителя и воителя!
– Слухи о моих подвигах преувеличенны, ваше величество.
– Ах, не скромничайте! Адмирал д’Эстре писал о вас в самых восторженных выражениях. Как я понимаю, вы участвовали во всех походах этого «генерала пиратов», Генри Моргана?
– Довелось, ваше величество.
– Так чего же вы ждете? Рассказывайте! Живописуйте! Ах, в жизни короля так мало ярких красок, но столь много скучных обязанностей и серых будней… Повествуйте!
И Олег повел рассказ о серых буднях корсаров, о штормах и абордажах, о походах на Пуэрто-Бельо, Маракайбо и Панаму.
Он следил за словами, в то же время наблюдая за королем.
Это был человек среднего роста, грузноватый, в огромном черном парике, похожем на львиную гриву, одетый неброско, если не считать драгоценных подвесок на сером камзоле и бриллиантовых пряжек туфель.
В отличие от своего отца, простого, простоватого даже, умевшего и омлет приготовить, и ружейный замок починить, Луи под номером 14 отличался повышенным, можно сказать болезненным, себялюбием.
Когда придворные льстецы превозносили его, весьма скромные кстати сказать, заслуги, Король-Солнце относился к этому спокойно, считая, что так и должно быть, – место самодержца на самом верху, ну разве чуток пониже Господа Бога.
«Государство – это я!»
Людовик оттеснил, истребил, принизил все иные силы в королевстве, включая и закон, вознося надо всем единственный Великий Абсолют – самого себя, любимого.
Ну не объяснишь же ему, что это прямой путь к упадку, что сто лет спустя его потомок лишится головы, отсеченной гильотиной под радостный рев толпы? Да и зачем?
– Увы! – вздохнул король. – Похвастаться приключениями, подобными тем, что были пережиты вами, не могу. Мне передали, что вы изъявили желание послужить под флагом Франции?
– Да, ваше величество. Думаю, мне удастся, в меру моих сил, проредить ряды берберских пиратов.
– Это похвально, шевалье. Скажите, а почему вы покинули пределы Вест-Индии?
– Полагаю, ваше величество, что пиратству в тех водах приходит конец. Великие державы не станут более терпеть корсарскую вольницу. Стало быть, на плаву останутся самые отвратительные представители пиратского племени, коим уготовано одно будущее – виселица. А для меня понятия чести и достоинства – не пустые слова.
Король усмехнулся.
– Хорошо сказано, капитан де Монтиньи. Эммануэль!
Сгибаясь в поклоне, вошел Эммануэль-Теодоз де ла Тур, герцог д’Альбре, обер-камергер. На золотом подносе он вынес скрученный лист пергамента. Это был патент капитана, подписанный рукою короля.
– Вы заслужили право водить фрегаты нашего флота, – произнес Людовик. – Желаю новых побед над врагами Франции и вашего короля!
Олег принял вожделенный документ и отвесил прощальный поклон.
Глава 14, в которой Елена преодолевает трудности
Елена поправила покрывало, словно надевая полумаску, отдышалась и сосчитала до десяти. Спокойствие, только спокойствие…
Пустыня и здешние племена не слишком-то ее и страшили – в своем родном веке она изъездила сотни и сотни опаснейших миль по землям Халифата, сговариваясь с эмирами, подбивая полудиких шейхов на восстания, вынюхивая, высматривая, вызнавая.
Знатная византийская дама занималась шпионажем не столько во благо империи, сколько для собственного увеселения – скучная жизнь при дворе с его интригами и подставами не влекла зосту патрикию Мелиссину.
Правда, в те достославные времена она всегда работала в паре с Игнатием Фокой, агентом византийским в арабских землях.
Игнатий имел титул спафарокандидата и мог спокойно обитать в Константинополе, отбывая непыльную службу при дворе императора.
Но скука гнала его с берегов Золотого Рога на берега Нила и Тигра, где Фоку поджидали опасности и труды. Елена хорошо понимала Игнатия – сама была такой же.
Нет, она не помогала Фоке сносить трудности, она командовала им. Зоста патрикия была главной в неразлучной паре, играя роль дочери.
Одинокий мужчина поневоле вызывает подозрения, но кого встревожит присутствие отца с дочкой? Так что с арабами или берберами она живо столкуется.
Правда, времена нынче не те, что в пору ее бесшабашной молодости.
Сейчас над Магрибом – Северной Африкой – властвует Османская империя, та самая Блистательная Порта, которая положила конец правлению базилевсов, перетолмачила имя Константинополь в Стамбул, а вокруг Святой Софии понаставила минаретов, превратив собор в мечеть.
Хотя как раз в Алжире царствует ага – Елена смотрела в Интернете.
Раньше паша правил, ставленник турецкого султана, а нынче янычары подсадили на трон агу, своего командира и предводителя. Хаджи Али-агу.
Пиратская та’ифа, буйная вольница, держала в страхе всё Средиземноморье, стычки пиратов с янычарами происходили постоянно, но до большой резни не доходило – те на море, эти на суше. Полумирное сосуществование.
Но это далеко не весь расклад, в Алжире всё куда сложней.
Вот есть тут такие мориски, изгнанные из Испании потомки андалузских мавров.
Эти полукровки очень злы на испанцев, да и на всех европейцев заодно. Местные реисы, капитаны пиратских кораблей, охотно берут их в команду, но на земле алжирской мориски считаются людьми второго сорта.
А еще тут проживают кулуглисы – солдатские сыновья, прижитые янычарами от мавританок. Эти тоже унижены и оскорблены.
И, наконец, туареги, всадники пустыни.
Власть головорезов-янычар кончается за южными отрогами Атласских гор, дальше пролегают пески Сахары. Туда никакой ага не сунется, боязно ему.
Сухова нахмурила соболиные брови: к чему эта инфа? Она что, собирается здесь оставаться?
Приблизившись к воротам Танит, Елена вытянула руку, словно надеясь отворить невидимую дверь, и медленно опустила.
Что же ей делать? Ждать, пока Акимову привезут запасной хроностабилизатор, и он ттуда откроет портал?
И когда же случится это событие? Через неделю? Через месяц?
А жить ей где всё это время? Питаться чем, где брать воду?
Без еды можно протянуть несколько дней, но не пить хотя бы сутки… В Сахаре это равносильно самоубийству.
А в Крепости ифритов ни воды, ни даже тени. И как быть?
Неясный шорох осыпавшегося песка разбудил в Елене давно уж задремавшие инстинкты.
Резко отпрыгнув в сторону, женщина отвела нож. На нее наступал худой бородатый тип в живописном одеянии – шаровары, полосатая, будто у зэка, рубаха, чалма – всё до ужаса грязное и вонючее.
В руках тип держал кривой кинжал, за поясом у него торчал пистолет с богато отделанной рукояткой. И не боится же ифритов!
– Прочь! – холодно сказала Елена по-арабски.
Бородач лишь ухмыльнулся, поигрывая ножом.
Это его и сгубило – привычный к женщинам забитым и робким, он не ожидал сопротивления. И зря.
Молниеносный выпад Мелиссины – и нож вошел типу под ребро. Мужик выпучил глаза, оседая на колени.
Яростный крик послышался от ворот Танит – под аркой перебирал ногами великолепный одногорбый верблюд, белый мехари. Оседлавший его араб потрясал кривым мечом-скимитаром.
Бородач еще был жив, когда Елена выхватила у него из-за пояса пистолет и разрядила во всадника.
Она сама изумилась содеянному – желая лишь напугать, поразила мишень в десятку.
Кровь окрасила просторную галабею, араб взмахнул руками и свалился с верблюда.
Оттолкнув бородатого, Сухова подбежала к испуганному мехари, успокаивающе воркуя:
– Животинка, животинка… Беленький, пушистенький… Не бойся!
Животинка, фыркая и косясь на женщину, позволила той забраться в седло.
– Хоро-оший мальчик, – ласково приговаривала Елена, понуждая верблюда к движению.
Выехав из скромной тени арки, она увидала скакавших навстречу арабов в полосатых галабеях, их было человек десять или пятнадцать.
Увидав ее, всадники заголосили, заорали, вытягивая сабли да ятаганы.
«Как быть, как быть…» – мелькнуло у Мелиссины.
Вот тебе и ответ! Спасибо этим сарацинам, избавили от долгих раздумий.
Понукая мехари, Елена направила его к югу, в пустыню.
Сзади послышался выстрел, но ответить женщине было нечем. Оставалось только надеяться на «скакуна», а белый верблюд был резв на диво…
Второй день нес Елену ее мехари, часами трусил, слегка покачиваясь, по плотным глинам солончаковсебхр, скользил по склонам песчаных холмов в узких проходах-таяртах.
Ветра, палящим своим дыханием, приносили песок и пыль, вихорьками закручиваясь на дне долин-уэдов.
Отвесные, слоистые стены гор обдавали сухим жаром – словно открывались невидимые глазу, но исполинские духовки.
Просторный рег – пустынная щебнистая равнина – дрожал и струился в зыбкой дымке горячего воздуха.
Совершенно черные лавовые плато перемежались с розовыми гранитными утесами; понижались, отходя назад, горные кряжи и утопали в светло-желтых песках, в поясах рассыпавшегося в щебень камня, в пестрых глинах со сверкающими выцветами солей.
Очень хотелось пить. Постоянно и много.
Холодненького бы чего-нибудь! Да где ж его возьмешь, холодненького? «Пепси» осталась в кемпере…
Проведя сухим языком по шершавым губам, Сухова сняла с передней крестообразной луки седла притороченный к ней бурдюк с верблюжьим молоком – ноу-хау туарегов.
Молоко на жаре быстро свертывалось, и можно было пить кисловатую сыворотку.
Впереди обозначилась возвышенность, а на макушку выехали трое кочевников в накидках клана кель-ахеммеллен.
Елена спокойно осадила верблюда – пришла пора знакомиться с хозяевами здешнего пекла.
Закутанных лиц туарегов было не видать, одни только удивленные глаза.
Хорошо еще, что у этих кочевников женщины в почете. Матриархат.
Навстречу Суховой выехал один из всадников, чьи повадки, а также дорогое оружие выдавали амрара, то бишь местного вождя.
– Меня зовут Ахитарель аг Ихемма, – с достоинством представился амрар, говоря на берберском наречии. – Это – Амеллаль и Азуэль. А кто ты, незнакомка?
– Имя мое – Хеллен, – отозвалась женщина, делая ударение на последний слог. – На меня напали арабы, двоих я убила, но их было больше десятка. Мне пришлось бежать. Надеюсь, что достойный амрар выведет меня к воде.
Ахитарель согласно наклонил голову и сделал приглашающий жест – дескать, следуй за нами, Хеллен.
«Ахитарель аг Ихемма…» – подумала Елена. Имечко… Будто заклинание. Или молитва жреца неведомого бога.
У туарегов оказался целый караван, и ближе к вечеру амрар привел всех к воде – укромной долине среди скал, заросшей тамариском.
Здесь находилось тайное убежище клана с настоящим колодцем, полным на удивление прохладной воды.
Верблюдов разгрузили и увели – попить да подкрепиться. Туареги – караванщики и воины – громко переговариваясь, ставили палатки-эханы.
Они крепили деревянные каркасы и покрывали их тентами из шкур муфлонов.
Возле кухни-навеса уже пылал очаг, сухие сучья акации потрескивали, булькала вода в казане – на ужин будет просяная каша – асинк и немного мяса, запеченного на углях.
Елена встала в седле, чтобы перекинуть ногу через высокую переднюю луку, и тяжело спрыгнула на землю. Устала.
Было еще совсем светло, но солнечный беспредел ослаб, и пологие волнообразные всхолмления пустыни, днем размытые в сероватой дымке раскаленного воздуха, теперь приобрели отчетливость очертаний.
По уплотненному бурями песку, прикрытому клиньями темноватой дресвы, Сухова спустилась в узкий уэд с редкими пучками злака – дрина, тонко шелестевшими на ветру.
По склонам пологих бугров с заметным шуршанием скатывался песок. И это были все звуки, рождавшиеся в предвечерье.
Пустыня, немая и величественная, изнемогшая в битве со светилом, будто отдыхала перед новым сражением и лежала, объятая покоем, ожидая ночных холодов и кропящей росы.
Елена присела на щербатый камень, но тут же встала – глыба еще хранила дневной жар, и сидеть, будто на остывающей печке, не находилось желания.
Зной страшно выматывал, лишал сил, делал тело вялым, притупливал ум и чувства.
Вечер и утро – единственное время дня, когда чувствуешь себя в пустыне человеком, а не плохо прожаренной котлетой. Покой…
– Хелле-ен!
Всё, вздохнула Сухова, кончился покой.
– Иду-у! – откликнулась она и стала подниматься к биваку.
Елене поставили отдельную палатку и постелили ковер.
Все уже сидели и плотоядно нависали над тремя плоскими деревянными блюдами овальной формы. На них дымилось мясо.
Амеллаль привел с собой сородичей – Азуэля аг Икадо и его жену, симпатичную молодую особу – женщины у туарегов лиц не закрывали.
Особу звали Шеку улт Анаба, и было ей от силы лет двадцать. Щебеча обо всём и ни о чем, Шеку положила в большую миску пшеничные лепешки тагелла, испеченные в золе, порезала их на куски, полила маслом.
– Благодарю, – кивнула Елена.
Было заметно, что Азуэль любит свою жену – они то и дело приникали друг к другу ноздрями и делали общий вдох.
Такой вот туарегский вариант поцелуя. Не губами же целовать! У мужчин этого народа существовало странное табу на рот – потому его, кстати, и прикрывали.
– Ну, вкусим щедрот, – потер ладони Амеллаль и пошел уплетать кашу.
Туареги тоже ели ложками, а как иначе в рот попасть?
Азуэль и Амеллаль слегка приподнимали нижние края покрывала и просовывали под него ложки.
«И чего мучатися?» – подумала Сухова.
После не слишком сытного ужина туареги заварили зеленый чай. Добавили для аромата кожуру какой-то табаракаты и раздали чашечки по кругу.
Пока остывал горячий чай, Елена, сдобрив порцию каши по туземной методе молоком и толчеными финиками, доскребала угощение ложкой.
Подошел Ахитарель, непринужденно уселся на ковер.
– Хеллен, – сказал он, – ты можешь жить с нами, сколько хочешь, но, возможно, у тебя иные желания?
Сухова кивнула.
– Демоны лет разлучили меня с мужем, – заговорила она. – Он – великий воин, смерти легко не дастся, но я не знаю, где искать его. Мои друзья, четверо воинов, отправились на разведку и пропали. Думаю, они угодили в засаду к берберам. Мне нужно найти хотя бы их и освободить. Коли твои воины, амрар, помогут мне в этом, я буду им очень благодарна и рада, если они вернутся с добычей.
Глаза у Ахитареля загорелись.
– Мы поможем, – сказал он, – а сейчас пора спать. И пусть злые духи не потревожат тебя в твоих снах, Хеллен!
Улеглась Сухова прямо на ковре, на туарегском ложе – двойной бараньей шкуре.
Ни один скорпион не подкрадется, боятся они овечьей шерсти – барашки эту членистоногую нечисть хрумкают только так.
Розовая мгла заката четко очертила пильчатый хребет на западе. Отбой.
Глава 15, в которой Олег заступается за девочек
Добыв то, что хотел, Сухов далеко не сразу покинул Версаль – Флора не захотела отпускать его. Как же!
Скоро его величество отправится на мессу, шествуя среди почтительно склоняющейся толпы, и вот тогда-то ему и представят Прекрасную Испанку.
Как же можно пропустить такой волнующий момент?!
И Олег задержался, чтобы досмотреть церемонию до конца.
В огромном зале, сверкавшем роскошной отделкой, толпились сотни дворян, алчущих земель, орденов и прочих почестей.
Герцог де Вивонн занял место в первом ряду, плечом к плечу с графом д’Эбервилем, глаз не отрывавшим от Флоры – девушка, раскрасневшаяся от волнения, была чудо как хороша.
Сухов топтался в задних рядах. С его ростом было хорошо видно и Флору, тревожно оглядывавшуюся – видит ли он? – и маркизу де Монтеспан, отдалившуюся от ковровой дорожки по естественной надобности. Фаворитку короля сопровождал Азраэль, похожий на Кощея Бессмертного. Или на мумию. Неприятный тип.
Вот Атенаис привстала, ее служанка наклонилась и убрала горшок из-под обширного платья.