Девчонку разместили с комфортом: комната ярдов двадцать квадратных, не меньше, мягкая мебель, холодильник с едой и напитками и музыкальный центр. Телевизор, Сеть и радио запрещены, так что единственным источником информации являлся Герберт Гул – плотного сложения гвардеец, приставленный к хване стражем и очень этим обстоятельством недовольный. Гул, как все приличные чуды, мечтал о славе, драках и авторитете, всей душой желал окунуться в гущу сражения или хотя бы поиска опасных злоумышленников. И злился на судьбу-злодейку, уготовившую ему участь охранника для четырехрукой малолетки.
– Что случилось?
– Твой отец был тут, – неохотно ответил чуд.
– В Замке?!
– Все решили, что он прибыл тебя спасать, и переполошились.
– А на самом деле?
– То есть ты не веришь, что Тыц собирался тебя выручить?
Однако корявая попытка вбить клин в четырехрукое семейство провалилась.
– При чем тут вера? – холодно спросила Ива. – И повторяю: я маленькая, а не тупая. У папы куча своих дел, и мое спасение в их число не входит. Как он оказался в Замке?
– Влетел в двусторонний переход во время драки.
– И чем всё закончилось? Впрочем, можешь не отвечать – по твоей расстроенной физиономии всё видно.
Чуд засопел и отвернулся.
– Скольким он вломил, прежде чем смылся?
– Троим, – пробубнил Герберт после короткой паузы.
– Потому что поблизости больше никого не было? – невинно осведомилась четырехрукая заноза.
– Перестань!
Язвительность девчонки бесила до крайности, однако рыцарь вспомнил о приказе не только сторожить, но и попытаться разговорить хвану, и сдерживался изо всех сил. До сих пор все попытки «поболтать» оказывались неудачными, может, сейчас обрадованная новостями об отце девочка разговорится?
– Ива – это псевдоним?
На ответ Герберт особенно не рассчитывал, но неожиданно получил.
– Сокращение от Иветта.
И неподдельно изумился:
– Иветта? Странное имя для хванов.
– Маме понравилось, вот и назвала, – пожала плечами девочка. – А папа никогда ни в чем маме не отказывал.
– Как же они живут? – попытался пошутить чуд, судорожно прикидывая дальнейшее развитие разговора.
– Счастливо. Мама у меня умная и прекрасно знает, когда нужно уговаривать, когда требовать, а когда лучше промолчать. Твоя жена такая?
– Она меня слушает.
– Какой ты молодец.
– Это называется «традиционный брак», – сообщил сбитый с толку чуд. Так глубоко погружаться в семейные ценности он не собирался.
– Ты мужской шовинист?
– Родители напрасно пускают тебя в Интернет и социальные сети, – попытался стать строгим рыцарь. – Ты набралась там глупостей.
– Знаешь, почему наши мужчины предпочитают работать наемными убийцами? Это безопаснее, чем постоянно находиться рядом с женами. Вот это мы называем традицией.
– Да, конечно.
Гул являлся сторонником иного понимания счастливого брака и напряженно размышлял, стоит ли раздувать спор?
– И уж естественно, мы никогда не станем молча слушать, оставляя своё мнение при себе, – гордо закончила Ива.
– Потому что вы скандальные?
– Потому что ошибки допускают и мужчины, и женщины.
– Ага.
– И ты тоже, кстати.
– Я? – услышать подобное от сидящей взаперти девчонки Гул посчитал верхом нелепости. – Я допускаю ошибки?
– Ты считал себя особенным?
– Попробуешь меня удивить? – со всей, на какую был способен, снисходительностью поинтересовался чуд.
Он рассчитывал посмеяться, но получил серьёзный ответ:
– Ты допустил ошибку, которую папа называет «Классическим проколом двулапых кретинов», – спокойно произнесла юная хвана.
Из её глаз исчезла весёлость, но Гул этого не заметил. Он был слишком увлечен разговором:
– Какую же?
– Сколько моих рук ты видишь?
– Две.
– И тебя это не смущает, для тебя это нормально. Потому что у тебя самого две руки. Сказать, что я успела сделать, пока ты не обращал внимания на мою нижнюю пару?
Говорить не потребовалось – побледневший чуд увидел: перстень. ЕГО СОБСТВЕННЫЙ БОЕВОЙ ПЕРСТЕНЬ! Исчез с пальца и появился в руке соплячки. И почти активизирован, обещая плюнуть в бывшего хозяина раскаленным потоком «Дыхания дракона». А над перстнем – глаза. Не по возрасту холодные глаза малолетней хваны, и связываться с девочкой, которая способна на ТАКОЙ взгляд, рыцарь не решился.
– Я так понимаю, мне лучше не шевелиться?
– Выкладывай на стол оружие и телефон.
– И что будешь делать? – Чуд выдал нервный смешок, но подчинился. – Попробуешь сбежать?
– Зачем? – Среди вещей Герберта Ива с облегчением нашла искомое: маленькую «батарейку» с энергией «Карфагенского амулета», которую таскали с собой все уважающие себя маги Ордена. Обнаружила и тут же употребила по назначению, подняв опустошенный при аресте уровень.
– Что значит зачем?
Но ответа не услышал. Девчонка щелкнула рыцаря по голове: «Кузнечный молот» первого уровня отправил чуда в беспамятство, и, улыбнувшись, продолжила:
– Зачем бежать оттуда, куда я стремилась попасть?
– Так чей это схрон? – уточнил Артём, когда внедорожник свернул в последний, если верить навигатору, проезд, и совсем скоро из хитрого сплетения домов, деревьев, заборов и машин перед взглядом путешественников должен был появиться искомый ангар.
– Понятия не имею, – честно ответил Урбек.
– Как это?
– Что как? Вот так.
– Ты запихнул в неизвестно чей схрон спутник, который неизвестно сколько миллионов стоит? – изумился сидящий за рулем Кортес.
Такого раздолбайства опытный наёмник не ожидал.
– Знаю я, сколько он миллионов стоит, знаю, – сварливо ответил Кумар. – Но не мог же я его у себя на складе оставить? Вдруг навы нашли бы?
– И что?
– И ничего. – Урбек шмыгнул носом. – Вообще ничего. Мне, знаешь ли, запрещено спутники с орбиты стаскивать.
– За такие фокусы Тёмный Двор по головке не погладит, – согласился Кортес.
– В том-то и дело, – вздохнул Кумар. – Это вам не «чернильным клеем» посреди улицы облиться, тут дело серьёзным штрафом пахнет.
А терять большие деньги из-за ерунды приличные шасы не любили.
– Ещё хоть раз я услышу от тебя словосочетание «чернильный клей» – отрежу ухо, – ровным голосом пообещал наёмник. – И тебе не только штраф заплатить придется, но ещё и эрлийцам за пластику.
– Извини, случайно вырвалось.
– А машину чего внутрь не загнал? – продолжил любопытствовать Артём. – Из-за спутника не поместилась?
– Какую ещё машину? – Урбек подался вперёд, пару мгновений таращился на зелёный, как в фильмах про американскую армию, «М35», к которому медленно подкатывал внедорожник наёмников, после чего вытер рукавом пот и выдал сакраментальное: – Мля…
– Что мля? – не понял молодой наёмник. – Это же твоя тачка.
– Ты её прикрыть просил, – припомнил Кортес, останавливая внедорожник так, чтобы запереть грузовику выезд.
– Я не её прикрывал, а идиотов Красных Шапок, чтобы они на меня не навели! – взвыл барыга. – Вилар, зараза, прилип как банный лист, пришлось… Пришлось вам помочь. И Великому Дому тоже. А Биджар, собака, по-английски заговорил… Зиль, придурок малолетний, Циркулем грозится… Ты ухо обещаешь…
Явление «М35» стало камешком, вызвавшим у Кумара лавину лёгкого истерического припадка – естественный результат утренних переживаний. Урбек, не заканчивая бессвязно лепетать обиды и жалобы, стал стремительно фыркать, плеваться слюной и стучать кулаком по спинке пассажирского кресла. Ему было плохо, горько и обидно.
– Проверь, – кивнул напарнику Кортес.
Артём, обрадованный возможностью оказаться от истерики подальше, выскользнул из внедорожника, открыл дверцу грузовика, убедившись, что дикари не попрятались на полу, затем заглянул под брезентовый полог, вернулся и доложил:
– Шапок нет, а в кузове лежит грифон. Похож на настоящего, только маленький.
– Детеныш?
– Уменьшенный в четыре раза, – объяснил успокоившийся шас. И шумно высморкался, прогоняя остатки нехорошего. – В кузове работает аркан масштабирования.
– Для чего?
– Для дохода, разумеется. – Урбек выразительно покосился на наёмника. Мол, от кого-кого, Кортес, но от тебя я столь глупого вопроса не ожидал. – Чтобы товара больше поместилось.
– В смысле, добычи?
– Я – честный бизнесмен, для меня это товар. – Барыга спрятал платок в карман и удивленно посмотрел на наёмников: – Хватит сидеть! Идите и спасайте мою собственность и ваш контракт. Если эти дебилы что-нибудь сделают со спутником, Яне нечего будет в космос пулять.
Они не сразу поверили, что горстка монахов способна их наказать. Не уничтожить, нет – для этого Великие Дома слишком сильны, но крепко наказать. Они смотрели на скромных послушников и видели обыкновенных челов, неведомым образом разузнавших о Тайном Городе. Они усмехались про себя, а позже, во время совещания на высшем уровне, договорились «пока не уничтожать» незадачливых наблюдателей. Хотя нет, попробовали раз, в качестве проверки, приняв все меры предосторожности и представив хладнокровное убийство несчастным случаем, но убедились, что выбранный наугад монах умирает так же легко, как любой другой чел. И ещё убедились, что не было в несчастном ни грана магической энергии и даже способностей эту самую энергию принять. Заурядным челом оказался монах, и все его братья – тоже. И Великие Дома успокоились. Снова усмехнулись и не видели угрозы до тех пор, пока не появились Инквизиторы. Пока не нависла угроза над всем человечеством и скромные монахи не обратились в его непобедимых защитников. И ударили так, что изумленные и подавленные Дома принялись грозить запрещенными заклинаниями, способными разрушить саму планету.
Они не сразу поверили, что горстка монахов способна их наказать. Не уничтожить, нет – для этого Великие Дома слишком сильны, но крепко наказать. Они смотрели на скромных послушников и видели обыкновенных челов, неведомым образом разузнавших о Тайном Городе. Они усмехались про себя, а позже, во время совещания на высшем уровне, договорились «пока не уничтожать» незадачливых наблюдателей. Хотя нет, попробовали раз, в качестве проверки, приняв все меры предосторожности и представив хладнокровное убийство несчастным случаем, но убедились, что выбранный наугад монах умирает так же легко, как любой другой чел. И ещё убедились, что не было в несчастном ни грана магической энергии и даже способностей эту самую энергию принять. Заурядным челом оказался монах, и все его братья – тоже. И Великие Дома успокоились. Снова усмехнулись и не видели угрозы до тех пор, пока не появились Инквизиторы. Пока не нависла угроза над всем человечеством и скромные монахи не обратились в его непобедимых защитников. И ударили так, что изумленные и подавленные Дома принялись грозить запрещенными заклинаниями, способными разрушить саму планету.
Вот тогда они поняли, кто поселился рядом.
Андрею в Забытой пустыни бывать не приходилось. Не потому, что в церковь не ходил – как раз ходил, – но в простеньком ските о способностях его невероятных знал не только Бог, но и монахи, то есть – люди, и это смущало. Монахи славились корректностью, никогда не демонстрировали свое неприятие магам, всех принимали, для всех находили слова поддержки, но… Но в Забытую пустынь Ризнык не ездил.
И сейчас до неё не добрался, потому что встретили его ярдах в ста от ворот, под одиноким деревом, притулившимся у пыльной дороги. Да и не дороги даже, а указателя направления, по которому не всякий трактор проедет.
– Поговорим здесь, – предложил молодой монах в потрепанной рясе. Уселся прямо на траву и представился: – Отец Алексей.
– Внутрь мне нельзя? – негромко спросил Андрей, располагаясь рядом.
– Внутрь нельзя тому, что ты ищешь, – в тон ответил монах.
– Справедливости?
– Или мести?
Алексей парировал настолько удачно, что Ризнык смутился:
– Мне некому мстить.
– И ты с лёгкостью ухватился за возможность наподдать Великим Домам…
– Я ухватился, потому что смогу вернуть людям то, что они потеряли.
– И едва не потопил Логово.
– Мы их только напугали! Мы приняли все меры предосторожности!
– А если бы не сработали охранные артефакты? Если бы навы опоздали хоть на минуту? Если бы у голема сбился прицел и пулеметная очередь пошла в толпу?
Ризнык опустил голову.
Монах помолчал, грызя сорванную травинку, после чего вернулся к прежнему, тихому тону:
– Тебе стыдно. Это хорошо. Ибо тот, кто стыда не имет, не человек, а слякоть.
– Одни и те же поступки мы называем по-разному, – грустно улыбнулся Андрей. – Наши храбрые разведчики совершают подвиги, их подлые шпионы пытаются ударить в спину. Всегда есть «мы», всегда есть «они». Это нормально, так и должно быть. Я не смогу стать «ими», но стараюсь смотреть на происходящее объективно. Я не считаю Великий Дом Людь подлым или злопамятным, я пошёл против, расстроил их планы и получил изгнание: я сделал – они отплатили, всё честно. Сейчас же я выступил против всех Великих Домов, и их ответ может оказаться гораздо страшнее… если у меня получится дожить до ответа. Но я всё равно пошёл на риск, поскольку считаю, что Знающим Выселкам пора вернуться. Вы это называете местью, отец Алексей?
И если бы Ризнык смотрел собеседнику в лицо, он обязательно увидел бы тень лёгкой улыбки, скользнувшую по губам молодого монаха.
– Я не буду называть. Просто замечу, что вы постоянно оказываетесь там, где вас быть не должно, и поступаете так, как считаете нужным.
– Однажды я умру. – А вот теперь Андрей повернулся. – И у меня появится масса времени, чтобы обдумать свою земную жизнь. И каждый поступок я буду рассматривать честно, без скидок и лукавства, потому что там скидки и лукавство не имеют смысла. И я буду ставить на себя клеймо за каждый случай, когда шел против своей совести или убеждений. Потому что там совесть и убеждения имеют смысл. И я стараюсь жить так, чтобы на мне появилось как можно меньше плохих меток. – Пауза. – Странно, что мне приходится рассказывать вам настолько очевидные вещи.
– Это не странно. Это нормально.
– Теперь ваша очередь.
Монах вопросительно поднял брови.
– Расскажите, что я ищу, – попросил Андрей, глядя на отца Алексея в упор. – Я не уйду, пока не узнаю.
Использовать порталы для перемещений внутри Замка разрешалось лишь узкому кругу лиц, знающих соответствующие пароли, всем остальным категорически не рекомендовалось, поскольку любой выстроенный переход автоматически переадресовывался в глухую подвальную камеру, пребывание в которой начиналось с воздействия мощнейшего «Навского аркана», высасывающего из гостя всю энергию, то есть выбраться из темницы без посторонней помощи не смог бы даже самый сильный маг.
Именно поэтому Иве пришлось добираться до цели дедовским способом: по лестнице, презрев опасные лифты-ловушки. Причем по дальней, винтовой лестнице, которой сами чуды почти не пользовались, хотя девочка и понимала – случись что, именно здесь её станут искать в первую очередь. Но поскольку охранник без сознания, опасаться следует лишь внезапных проверок да операторов, наблюдающих за внутренними видеокамерами, которые, будем надеяться, не сразу разглядят четырехрукого подростка.
И проворонят очередную диверсию.
Шесть уровней ниже земли, коридор 6-А, сто ярдов бегом-бегом, со знаменитой хванской скоростью, поворот в грузовой тоннель 6-AC1, ещё пятьдесят ярдов. Вентиляционная решетка – улетела, пыхтение, сопровождающее движение по воздуховоду – локти в металл, кеды в металл, каждый дюйм с трудом, но мысль одна: «Быстрее!» Между шестым и пятым уровнями четыре ярда, не меньше, Ива прорывается с рекордом, но когда выпрыгивает из вентиляционного канала, кашляет и тяжёло дышит. Но все равно улыбается, потому что добралась. А чуды – проворонили.
Шесть с половиной минут с тех пор, как покинула камеру.
И теперь Ива стоит в «амбарном отсеке» Бестиария, среди ящиков с морковью, капустой, свеклой и копешками сена, заботливо заготовленными для формирования правильного рациона. Слева – металлические двери промышленного холодильника. А впереди – незапертые ворота, за ними находятся клетки с животными, которых обыкновенные челы считают вымышленными.
– Перечитать? – хмуро уточнил Цукрам.
– С самого начала, в реале, – кивнул Коряга.
Дикари сопроводили приказ уйбуя нестройными, но обидными смешками.
– Хорошо. – Больше всего на свете Циркулю хотелось лично расправиться с наглыми Шапками. Причем, учитывая семейную нелюбовь шасов к оружию, расправиться хотелось голыми руками. Взять и оторвать что-нибудь. Или вывернуть. Или…
Но мечты оставались мечтами, а «в реале» приходилось выполнять наглые требования.
Адвокат поправил сбившийся галстук, отнес лист бумаги на вытянутую руку, кашлянул и принялся без выражения читать только что созданный документ:
– Я, Цукрам Томба, адвокат Московской коллегии, проживающий по адресу…
– К сути переходи, в реале! А то знаю я вас, крючкотворов!
Циркуль посопел, но к сути перешел:
– …по данной собственноручной и окончательной бумаге, она же документ, обязуюсь и клянусь делать так…
Текст безумной расписки сочинялся Корягой лично, при незначительном вмешательстве дружков-собутыльников. Текст был противен шасу не только содержанием, но и языком: каждое слово, каждое предложение елозили по душе Цукрама, как напильник по стеклу, но против дробовиков и ятаганов не попрешь.
– Я пять раз буду без денег и отговорок защищать в любом суде уйбуя Корягу. Я буду без денег и никаких отговорок защищать в любом суде пять раз его верных товарищей, когда Коряга укажет.
Уйбуй как начал кивать в начале речи, так и не останавливался, приобретя принципиальное сходство с нефтяной помпой.
– И ещё я обязуюсь два раза поручиться за великого уйбуя Корягу, если ему денег надо будет занять, но только по десять тысяч, не больше. И ещё один раз я обязуюсь поручиться, если к знаменитому уйбую Коряге Служба утилизации приставать начнет, я тогда на неё в суд подам и знаменитого уйбуя выручу. Дата. Подпись.
Шас свернул лист в трубочку и замолчал. Его уши стали пунцовыми, как закат над океаном.
– Всё, что ли?
– А ты забыл?
– Ничего я не забыл, в реале. Я всё помню. – Коряга перестал кивать и повернулся к сидящему за столом учёному. – Написал?
– Почти, – пропищал Зиль, пытаясь прикрыть лист бумаги рукой.
– Давай сюда, Михалков, мля.
Натуга вырвал у астронома лист и протянул уйбую. А в следующий миг ругнулся, увидев в распахнувшихся воротах Артёма и Кортеса.