— А Ты что, боишься за свои пятерочки, да? Дома ругать будут?
— Наргиз, — к ней подошла подружка, Сурая, и они стали о чем-то очень заинтересованно и возбужденно шептаться, не обращая внимания на присутствие Закира, до которого долетали отдельные слова, сказанные подружками громким шепотом.
— Нет, — слышал он, — не меньше стольника…
— Как? Ведь обещали же… Восемьдесят рэ…
— Теперь изменилось. Сто… Меньше… Больше…
— Дорого.
Обычный девичий треп о шмотках. Наконец Сурая отошла, оставив Наргиз крайне расстроенной.
— Что случилось? — спросил Закир, заметив ее подавленный вид.
— Ничего.
— Я же вижу.
— Не твое дело.
— Ладно, — сказал он, стараясь не казаться обиженным, чтобы не дать ей повода торжествовать. — Просто думал — может, могу чем-нибудь помочь?
— Нет, — сказала Наргиз и тяжело вздохнула. — Нет, — повторила она трагическим голосом, — не можешь, — и тут же неожиданно, как истинная маленькая женщина, о которых говорят, что их поступки и слова стоят вне всякой логики, и трудно угадать, что они выкинут в следующую минуту, стала делиться с Закиром своими несчастьями: — Понимаешь, тут одна из соседнего седьмого кофточку предлагала очень красивую и как раз размер Зарифы Саттаровны…
— А при чем тут Зарифа Саттаровна? — спросил Закир. — Она вроде историчка наша, а не манекенщица.
— Ой, какой ты остроумный, прямо кошмар! Зарифа Саттаровна при том, что обещала мне в четверть пятерку натянуть, понятно? А за это ее нужно подмазать, ну… отблагодарить. И кофточка очень уж подходящая, как раз к лицу таким старым лахудрам, как Зарифа Саттаровна… Обещали мне за восемьдесят рэ, я и взяла у мамы восемьдесят, а теперь, говорят, передумали, сто просят… Представляешь?
— Да, случай, конечно, тяжелый, но не смертельный, — сказал Закир. — На, бери.
Она изумленно глянула на две десятки в его руке.
— Ты что, заранее знал, что мне понадобятся двадцать рублей? — спросила она, все еще не решаясь взять деньги из его руки.
— Бери, бери, — сказал он равнодушно. — Это мои карманные деньги. На непредвиденные расходы.
— Здорово, — сказала она, беря у него деньги. — И часто они у тебя бывают, непредвиденные?
— Случается.
— Только я тебе не скоро верну.
— Не горит.
— Но все же…
— Э, — отмахнулся он. — Выкинь из головы. Как говорит мой папа, пусть это не мешает тебе жить.
Следующий урок был русского языка, и учитель оглашал оценки за сочинение, написанное классом накануне.
— Алиев Закир, — сказал учитель и заглянул в тетрадь. — Как всегда, работа выполнена на "отлично". Что ж, Закира по моему предмету можно только ставить в пример всему классу.
— Сейчас тебе полагается скромно опустить голову пониже и покраснеть, — шепотом пошутила Наргиз, приблизив губы к уху Закира.
Пьянящий, слишком женский аромат духов, исходящий от нее, ударил в голову Закиру, он даже невольно отстранился, подумав при этом: "У мамы свистнула", а вслух ответил:
— Не подсказывай, сам знаю.
Хотя ему, честно сказать, было не очень приятно, что преподаватель перед всем классом превозносит его именно за то, чему никто из мальчиков не захочет подражать; он хотел быть лидером в их среде и делать именно то и именно так, чтобы они, мальчишки, захотели пойти за ним и подчиняться ему. А пятерки по предметам — это же просто необходимость, нужно же кончить школу на "отлично", поступить в институт, наладить жизнь, козе понятно. За что же тут выставлять его на посмешище перед товарищами? Вот ребята уже скалятся, готовятся, видимо, на перемене острить насчет будущего писателя, блестящего стилиста, получавшего в детстве одни только пятерки по сочинениям на вольные темы…
Когда Закир с Наргиз вышли из школы после уроков, она вдруг совершенно неожиданно для него, уже забывшего про свое предложение, сказала:
— Если ты не раздумал, я согласна…
Так это чудесно вышло, что он заулыбался, как будто она соглашалась, как прекрасно и возвышенно выражались раньше, отдать ему руку и сердце. Заулыбаться-то заулыбался, но убей бог, не мог вспомнить, что это такое он ей успел предложить.
— Насчет чего? — осторожно спросил он.
— Ты уже не помнишь, что приглашал меня в кино? — деланно возмутилась она. — О, непостоянные мужчины! — несколько картинно воскликнула она, но ему все равно было приятно, что это восклицание насчет мужчин она отнесла именно к нему.
— Да, да, — сказал он и засуетился. — Конечно, помню… Кино. Сейчас. Подожди минутку.
Закир бросился к ближайшему телефону-автомату, пошарил в карманах куртки и кинулся обратно к Наргиз.
— У тебя двушки нет?
Она поискала и протянула ему двухкопеечную монету.
— А куда ты хочешь звонить? — подозрительно спросила она.
— Потом объясню, — отмахнулся он и побежал к таксофону.
— У папы разрешение спрашивал? — спросила его Наргиз, когда он вернулся, и как-то ухитрилась задать этот свой вопрос абсолютно без всякого ехидства и язвительности, так что он так же серьезно ответил:
— Нет. Одному приятелю звонил. Он наш ровесник, только в другой школе учится.
— А при чем тут твой приятель? Мы же собирались в кино?
— Видишь ли, я подумал, ну что там хорошего, в кино, неинтересно… А у этого приятеля есть видяшка…
— Что есть? — не поняла она.
— Ну, видеомагнитофон, — пояснил Закир. — И родители у него в отъезде. Хорошие у них фильмы. Пойдем, посмотрим?
— А у вас нет видеомагнитофона? — поинтересовалась с нескрываемым любопытством Наргиз.
— Есть, — сказал он, — только у меня сейчас мама дома.
— Ну и что? — спросила она.
— Э! — Он в сердцах отмахнулся. — Дырку в голове сделает, не даст спокойно посмотреть. Это можно, это нельзя, сейчас не время, сначала уроки… Как заведется… И потом, разве она даст что-нибудь интересное посмотреть, поставит такую скуку… Цензура. Я же все наши кассеты пересмотрел… У приятеля интереснее… Ну как, пошли?..
Она подумала для приличия некоторое время, но очень уж хотелось по видео посмотреть фильм, чего ей еще не приходилось делать, и Наргиз согласилась:
— Пошли.
…Им открыл изысканно одетый, при галстуке-бабочке, несмотря на то, что был у себя дома (вероятно, хотел произвести впечатление на подружку своего приятеля), подросток с высокомерным взглядом на нежном, скорее девичьем лице. Он улыбнулся, не теряя при этом высокомерия во взгляде, пропустил Наргиз и Закира, заговорщицки подмигнув Закиру за спиной у Наргиз и подняв большой палец, выказывая явное одобрение вкусу Закира. Закиру такое поведение приятеля было явно не по душе, и он сделал вид, что ни подмигивания, ни жеста его не заметил. Они прошли в роскошно обставленную комнату.
— Предки будут отсутствовать трое суток, — сообщил приятель. — Что желаете? Шампанское? Кофе? С ликером…
— Фильм желаем, — сказал Закир. — Да пострашнее.
— Это можно, — сказал приятель, поглядывая на Закира. — Кстати, Закир, в приличных домах принято знакомить…
— Ах, да, — неохотно отозвался Закир, явно не имея никакого желания знакомить этого франта с Наргиз. — Это мой приятель, Наргиз, раньше мы были соседями, жили в одном блоке, потом его отца сняли с работы, но, как видишь, все равно они живут очень хорошо…
— Это уже лишние детали, — оборвал его приятель. — Очень приятно, Наргиз, познакомиться с вами.
— Мне тоже, — сказала, чуть смутившись, не привыкшая к такой церемонности Наргиз. — А вас как зовут, я не расслышала.
— Вы и не могли расслышать, потому что этот злодей Закир, этот мальчиш-плохиш просто не назвал моего имени, я думаю, из элементарного, старинного чувства… ревности, а?
— Перестань, — сказал Закир. — И вообще, ты собираешься ставить кассету или нет?
— Сейчас — отозвался мальчик и снова обратился к Наргиз. — А меня зовут… Ну, для некоторых почище я просто приятель, они так и представляют меня знакомым девушкам — приятель, а вообще-то у меня есть имя, как это ни удивительно, и даже совсем не модное, старинное имя — Али правда, я и все остальные моментально переделали его в Алик, так что можете называть меня Аликом, или же, если хотите оставаться солидарной с Закиром, можете называть меня — приятель… Тоже ничего, не обижусь.
— Ну, Алик, кончай треп, сколько можно, — деланно взмолился Закир. — Ты нас уже уделал.
— Это потому, что я давно ни с кем не общался, — пояснил вполне серьезно Алик. — Никак не выговорюсь. Сидел тут, как вскормленный в неволе орел молодой.
— А вы что, не выходите разве из дома? — удивилась Наргиз.
— Нет, что вы, — сказал Алик, — Предки на трое суток оставили меня квартиру сторожить, мне даже липовую справку об ОРЗ достали…
— А зачем ее сторожить? — спросила Наргиз.
— Наивная девочка, — сказал Алик, обращаясь к Закиру, — как же ее не сторожить? Вы знаете, как участились в последнее время квартирные кражи в Баку?.. На каждом шагу квартиры грабят. Вот я и сторожу.
— А зачем ее сторожить? — спросила Наргиз.
— Наивная девочка, — сказал Алик, обращаясь к Закиру, — как же ее не сторожить? Вы знаете, как участились в последнее время квартирные кражи в Баку?.. На каждом шагу квартиры грабят. Вот я и сторожу.
— Папа говорил, — начал Закир, — что когда квартирное ограбление, так лучше всего если в квартире никого из домашних не будет. Пристанут с ножом ты все со страху и выложишь, что где лежит.
— Что, где, когда, — пошутил Алик.
— Да, — сказал Закир. — А если никого дома нет, они пошарят, возьмут мелочишку, что на виду лежит, и уйдут… Естественно, припрятанное, хоть три года будут искать, не найдут ни за что.
— А я и не знаю, что и где у, нас припрятано, — чистосердечно ответил Алик, — так что в этом отношении, если придут грабануть нашу хазу, вряд ли мазурики от меня чего-нибудь добьются…
— К чему это все? — недоуменно спросила Наргиз. — Купили бы собаку, и сторожила бы вашу квартиру.
— От собак у мамы аллергия, — пояснил Алик.
— А от тебя скоро у нас начнется, — сказал Закир. — От твоего бесконечного трепа.
— Сейчас, сейчас, — сказал Алик. — Только один случай расскажу, мне папа рассказывал… Наргиз это будет интересно… Ха-ха… Слушай, Закир, смешной случай…
— Давай.
— Ну, не будем называть имен, потому что все в городе этих людей хорошо знают. Значит, так. К одному большому начальнику пришел устраиваться на работу один человек, так сказать человечек.
— Без кривляний, — предупредил Закир. — Суть давай, суть рассказывай.
— А суть в песок, — пошутил Алик и тут же спохватился. — Извини, Наргиз, просто очень к месту получилась шутка, это из анекдота… Ну так вот, приходит к начальнику этому человечек устраиваться на работу, а начальник ему: принеси три куска — и работа твоя. Тот, человечек бедный, туда-сюда, наскреб три куска кое-как, полез в долги, принес, а начальник ему — ситуация изменилась, надо еще два куска, человечек на дыбы, а начальник — не хочешь, как хочешь, погляди через плечо, за твоей спиной легион желающих на это теплое местечко. Человечек, однако, был шпанистый и водился со всякой шантрапой. Поделился он со шпаной, и порешили, что раз такое дело, самого же этого начальника и грабануть, и из его же денег ему пять кусков и дать, то есть совместить полезное с приятным. Так и сделали. Сынок начальнический дома оказался. Открывает человеку с двумя арбузами — мол, папа прислал, — аза человеком с арбузами оказываются еще двое, сбоку стояли, чтобы в глазок их не видно было, аккуратно связали они этого сынка, кляп в рот, обчистили квартиру, но крупное, конечно, не нашли, начальник вроде моих родителей — хитрый был, не делился с сыном тайнами, ну, мальчику потрепали нервы, заставили обкакаться, пардон, и ушли, дали человечку его долю — пять кусков, и тот, конечно, поступил на должность, потому как начальнику в то время очень уж срочно деньги потребовались, я он брал, как с цепи сорвавшись…
— Наверстать упущенное хотел, — заметил Закир.
— Ну как, интересно? — обратился Алик к Наргиз.
— Интересно, — сказала она.
— Мотай на ус, — отечески назидательным тоном проговорил Алик.
— К чему это мне? — пожала плечами Наргиз. — Нашей квартире ограбление не грозит, у нас нет ничего такого, на что могут клюнуть воры…
— Да? — удивился Алик. — В жизни еще не видел такой квартиры.
— Ты когда с ней успел на "ты" перейти? — ревниво спросил Закир.
— Я? А что? Как-то машинально… — стал оправдываться Алик, ничуть при этом не смутившись. — А почему бы и нет? Она наша ровесница… К чему эти китайские церемонии?
— Алик, вы собираетесь ставить кассету? — поинтересовалась Наргиз.
— Да, да, сейчас, — Алик вставил кассету в магнитофон и сел рядом с Закиром и Наргиз на удобном диване, обитом лайкой…
… - Нет, — через некоторое время сказала Наргиз и решительно поднялась, я такой фильм смотреть не буду.
Она пошла к дверям и, не обращая внимания на уговоры и извинения мальчиков, вышла из квартиры и, не дожидаясь лифта, сбежала по ступенькам.
— Подожди! — крикнул ей вслед Закир. — Наргиз, подожди! Я провожу тебя.
Но внизу в подъезде уже было тихо, растаял звук каблучков.
— Что это она? — спросил Алик, стоя на пороге.
— Что это она? — передразнил приятеля Закир. — Сам не понимаешь? Первый раз у тебя дома девчонка, еще толком незнакома, а ты тут сразу такой фильм ей поставил…
— А что же, я ей должен был мультики поставить? — пожал плечами Алик. — Радоваться должна, фильм этот она нигде не увидит… Фу, чокнутая какая…
— Ты выражайся поосторожнее, понял? — взъярился Закир.
— А что я такого сказал? Что особенного?
Закир, не слушая его, сбежал по лестнице, побежал догонять Наргиз.
* * *— Мальчишка совсем от рук отбился, — ворчала Сона, подавая мужу обед, — не хочет заниматься, как раньше… Все ему погулять с ребятами, в кино, в гости, а занятия — в последнюю очередь.
— Мне кажется, мы слишком перегрузили его, — сказал Тогрул, осторожно остужая суп, — и музыка, и эти частные уроки по иностранным языкам, и плавание… Не надо забывать, что и в школе сейчас детям приходится несладко, не то, что в наше время… Теперешняя программа гораздо усложнена.
— Но ведь пять лет назад, когда мальчику было восемь, ты сам на все это дал добро, вспомни… Мы же все вместе обсуждали, не одна же я решаю судьбу Закира, ты — отец… — сказала она, явно намереваясь скрыть сквозившее в голосе раздражение, вызванное желанием свалить всю ответственность на мужа.
Он услышал эти нотки в ее голосе и правильно угадал ее желание, но, как человек опытный и осторожный, тут же счел нецелесообразным выбранный ею метод, отмел его для себя; какая разница, подумал он, кто на кого сбросит эту ответственность, проблема от этого не снимается, факт остается, и факт этот весьма неутешителен: мальчик не в меру перегружен занятиями, поэтому постепенно охладевает к ним и на глазах ударяется в другую крайность постепенно (постепенно, сказал он себе, не следует этого забывать, отметил он) из отличников, из учеников, относившихся к школьным и другим наукам, которыми заставляли его заниматься родители, как к святая святых, как к чему-то крайне необходимому, что не должно обсуждаться, а только должно исполняться, и как можно лучше, как к чему-то раз и навсегда справедливо данному и нерушимому во веки веков, он превращается (постепенно, повторил он себе, не следует забывать) в юного лоботряса и бездельника, что, впрочем, так естественно для его возраста, что тоже не следует забывать: переходный, сложный возраст, когда допустимы и возможны всякие срывы, и этот возраст еще покажет, на какие причуды способен, метаморфоза с сыном еще только в зачаточном состоянии, но как, как прекратить ее развитие, остановить, предотвратить ее, эту нежелательную, может, даже губительную метаморфозу, как, когда ему и своих проблем и неприятностей хватает с лихвой, когда на работе столько всякого… что не разгребешь и за всю жизнь, а жена… жена в этом не помощница, она не видит дальше своего носа, считает, что ничего страшного не произойдет, хотя внешне волнуется очень, делает вид, что все ее тревожит, но обдумать, принять решение, устранить опасность — тут она пас, все тут взваливается на него, и переубедить ее трудно в силу ее природного упрямства, и все ее невзгоды и проблемы, связанные с сыном, находят выход в ворчливом излиянии ему, мужу, тому же Закиру, родственникам, соседкам, подругам, радикальных средств у нее нет и не предвидится, облегчать душу — вот что ей прежде всего важно… Так он сидел молча и ел, размышляя обо всем этом, о сыне, и вперемешку между мыслями о сыне и его будущем в голову лезли сотни других мыслей: о проблемах на работе, о неприятностях с любовницей, которая уже на грани того, чтобы начать шантажировать его, пользуясь его служебным положением, пользуясь тем, что он на виду, и надо бы дознаться, кто ее, тихую, смирную и недалекую, благословил на этот путь, и заняться этим умником; мелькали тут же мысли о поездке за границу, на которую он возлагал большие надежды, потому что неприятности на работе все больше отдавали жареным, и в связи с этим все чаще мелькала мечта о теплом местечке в посольстве одной из стран, которую он давно себе наметил, все тщательно взвесив и кое-что уже предприняв для того, чтобы в ближайшем будущем приступить к конкретным шагам; сын бы учился" в школе при посольстве, он бы работал, пристроил бы жену тоже, а главное — был бы спокойнее, чем здесь, когда при внешнем спокойствии и хладнокровии внутри он весь издерган, как бывает, когда ежеминутно ожидаешь удара в спину. Так он думал и молчал, продолжая рассеянно есть остывший суп, пока жена не спросила:
— Ну что ты молчишь? Надо, я думаю, немножко приструнить Закира, ну так, вежливо, сам понимаешь, пожурить слегка…