Их теплую беседу бессовестно прервала шумная Маша.
– Еле дождалась, пока ты домой доберешься! – ввалилась она в комнату. – Архип, смотри, чего я тебе принесла – орешек будешь? В шоколаде! А то все – нищета да нищета!
Архип с достоинством взял в клюв орех, а потом взлетел на шкаф, поднимая клубы пыли.
– У тебя Каурова нет? – на всякий случай спросила Маша и даже заглянула под диван. – Слушай, чего расскажу! Я же в больницу ходила! Я там такое узнала! Короче, так…
…Маша, быстренько управившись со своими делами, закупила два пакета провизии и направилась в районную больницу.
– Девушка, а передачку можно передать? – спросила она медовым голосом.
«Девушка», старше Маши лет на двадцать, высунула в окошко разгневанную физиономию и недобро пробасила:
– Ты читать умеешь?! А чего тогда по окошкам долбасишь?! Написато белым по белому – передачи токо с семи вечера до восьми, и с восьми утра до девяти! Еще с кулями тащутся!
Дверца захлопнулась перед самым носом Марии. Однако здоровья Машенька была отменного, в больницах не леживала и тамошних правил признавать не собиралась. Она крепенько шибанула кулачком по окошку и так же любезно спросила еще раз:
– Девушка, а передачку можно передать?
– Ты чо?! Оглухела?! – наполовину вылезла из окна бабушка со зверским лицом. – Тебе ж ясно было сказато!!
Маша донимала бабусю добрых минут двадцать, пока в больничный коридор не вышла молоденькая девушка с эмалированным ведром.
– Ой, женщина, вы тут не шумите, у нас же больные, – тихо попросила она.
– Так, милая, это ж не я шумлю, это все ваша Мегера, – прижала руки к груди Маша. – Вон, вишь, как из будки своей гавкает! А мне бы передачку – вот… Я ж даже голоса не повышаю! Мне бы Лешакову передачку…
– Ха! Лешакову! Да он помер месяц назад, а она токо сейчас кули собрала! – высунулась из окошка злорадная физия бабушки.
Тут Маша мобилизовала все свое актерское мастерство. Усевшись прямо на пол, она (помня о больных) стала тихо скулить на одной ноте. Потом, якобы обессилев, подобрав пакеты и облокотившись на худенькое плечо медсестрички, стала медленно подниматься с пола. Девчушка не могла отказать даме в помощи, а Маша упрямо тащила ее подальше от любопытных глаз старухи за окошком.
– Куда бы мне, девонька, присесть? – еле лепетала «горюющая» женщина.
– Ну… давайте хоть сюда, на скамеечку, – предложила девчонка и хотела было ловко вывернуться из объятий грузной дамы, да не тут-то было – Мария держала ее бульдожьей хваткой, закрепив на лице выражение нечеловеческого страдания.
– Вот что, девонька, я тут Бореньке всего на свете навезла, издалека ехала. Тут и коньячок, он просил, и колбаски три вида, и конфетки… Господи, отдать бы кому, мне теперь без Борюшки нечего не надо… Да и не дотащу я. А ведь стоко ехала…
Девчонка качала головой, но выхода не предлагала. Маша уже и не знала, как напроситься к ней на чай, а заодно и на беседу. Ну надо же узнать, в конце концов, когда отключали свет и когда скончался Лешаков? Маша намекала и так, и эдак, но девчонка ничего не понимала. Дошло до того, что из своей резиденции выбралась та самая бабуся и отослала девчонку прочь.
– Пойдем ко мне, сердечная, – позвала она Машу, видать, расслышав кое-что про колбасу с коньяком и сменив гнев на милость. – Я тебя хоть чаем напою, ишь, горе-то како у тебя!
Вскоре обе женщины уже сидели в небольшой каморке и попивали чай, куда Маша щедро плеснула коньячку.
– Ты кем ему будешь-то, Лешакову? – спросила бабуся, тщательно пережевывая дорогую ветчину.
– Так знамо кто – тетка! Я ить из самой… Киргизии приехала к племяннику. И знать ничего не знаю-ю-ю… – снова для верности завыла Маша, но тут же успокоилась и подложила бабке еще ветчины.
– А он, Лешаков-то, на киргиза не похож. А чо, у вас там-то, война сейчас?
– Да кто ее знает, вы мне вот что лучше скажите – как же так могло произойти, что племянник-то мой единственный скончался? – спросила Маша, подперев рукой толстую щеку.
– Да уж! Врачи у нас хорошие, а надо же – недоглядели. Кто ему умудрился препараты перепутать, до сих пор неясно. Ведь какое дело вышло – Лешаков-то твой после аварии к нам попал, ему операцию сделали, все, как полагается. Операция успешно прошла. Правда, проводки какие-то из его торчали – лекарство вкачивали, капельница, значит. А тут на тебе – свет отключили! Наши забегали, засуетилися… Ты токо представь, шутка ли – больница без электричества! Ну и вот. Пока наши скакали, прибегают, – а Лешаков уж и не дышит!
– Аппарат, что ли, отошел?
– Да какой аппарат? Я ж тебе говорю – он под капельницей лежал. Нет, тут другое. У нас потом стоко крику было! Оказывается, этот Лешаков скончался от… В общем, ему заместо того, чего надо было, через капельницу чего-то не то вкачали. Я ж говорю – капельницу попутали. А может, кто и специально постарался, поди сейчас, разберись! А ты говоришь – аппарат!
Маша от удивления забыла все вопросы, какие хотела задать.
– А… А что же, нашли того, кто его… кто с капельницей-то перемудрил?
– И-и-ии, девонька! Да как же его найдут! Токо, ты знаешь чо, ты об этом никому! Наш главный сказал – чтобы ни одна живая душа об этом не трезвонила! Это он не нам, конечно, а тем, кто ему ассистировал. Ну, умер и умер – мы не виноваты, свет отключили, а не то… начнут рыться, допросы устраивать…
– А разве так можно? Ну, чтобы умер от одного, а написали, будто от другого?
– Ну, можно, наверное, вишь же – никто никуда не сообщал. Токо ты молчи, а то тут не токо я, весь коллектив полетит!
Маша еще немного пожевала, а потом с сомнением спросила:
– А чего это вас-то главный просил? Ну, мог ничего не объяснять вообще, и все. И не знал бы никто.
– Так я ж тебе и толкую – он нам и не говорил. А Сонька, она у нас медсестрой работает, молодая, шельма, да жаркая, хи-хи! Дык у их с главным, хи-хи, роман медицинский. Токо ты не говори никому! Ну, и Сонька-то в обычный час по привычке за ширмой устроилася, разлеглася, значит, милого ждет. А он не один нарисовался, с помощниками своими, ну, и принялся их обучать – дескать, чего кому говорить про этого Лешакова, если спросят. Она притихла, конечно, и весь этот разговор услыхала, а те-то за ширмой и не заметили ее! А у нас все знают: что-что, а секретов у Сонюшки не бывает. Не держиться у ей теплая вода в… кране. Так что знай: прикончили твоего племянника, а мы тут и вовсе ни при чем!
Маша оставила деликатесы словоохотливой бабусе и понеслась домой. Все не могла дождаться, когда Кира соизволит вернуться с работы.
И, естественно, высмотрев в окно, что подруга движется к дому, Маша стремительно рванулась туда – сообщить все, что ей удалось вызнать. Кира, в свою очередь, тоже поделилась новостями – родная мать никак не могла похитить сына.
– Ну ты посмотри! – не переставая, охала Маша. – А что же теперь делать?
– Не знаю, надо подумать, – честно призналась Кира.
– Ну надо же! И ведь это мы с тобой все нашли! Пока этот Кауров со своей девицей… тьфу! Слушай, Кира, как он тебе, а? Вроде мужичок видный, да?
Кира не хотела заводить разговор на эту тему, но если уж Маша сама начала…
– Я его никак понять не могу, – рассуждала Мария. – Вот мы у тебя сидим, он глазами стрижет на меня, ласково так смотрит, а придем ко мне – ну хоть ты его по башке бей, такой несообразительный! А ведь не мальчик. Тогда вот тоже – ко мне поднялись и давай чаи гонять! Ну не идиот? Потом пиво стал хлестать! Дождались, пока мой из командировки не заявился! Ну так ведь мой-то опять собирается в командировку, я уж и дождаться не могу. Я ему советовала – ты, мол, пока на вокзал поезжай, там подожди, все равно тебя без передыху в эти самые командировки дергают. Ну а чего с Кауровым делать – всю голову сломала, придумать не могу!
Кира состроила сочувственную мину и решила «помочь» подруге.
– А он, Машенька, мне сам жаловался. Скромный я, говорит, спасу нет. Вот уже и смотрю на женщину, и прямо так бы ее и уволок… куда подальше. А только с ней наедине остаюсь – такая оторопь берет! Мне, говорит Кауров, надо, чтобы женщина сама на меня набрасывалась. Прямо, говорит, чтобы срывала все с меня. Я, говорит, от этого зверею страшно.
– Да что ты… – выдохнула Маша, схватившись за сердце. – Ну надо же! А я-то, дура… Господи, а теперь-то… куда ж мне Толика-то деть? Не хочет он на вокзал… Или к Каурову напроситься?
– Зачем проситься? – пожала плечами Кира. – Ты к нему явись сама, неожиданно. У нас же есть его адрес.
Маша стремительно вскочила:
– Давай, Кира! Я прямо сегодня, я и откладывать не буду! Нет, ну надо же, столько времени псу под хвост!
– Кстати, не забудь, у него пес – очень серьезная личность. Так что ты этот момент продумай.
Подруга ненадолго закручинилась, а потом решила:
– Ты знаешь, я, пожалуй, на него прямо в подъезде накинусь, верно? Ведь не пес же у него двери открывает, Игорек сам отворит, а я его из комнаты и выдерну, правильно?
– Я думаю, у вас будет волшебная ночь, – сказала Кира, усилием воли сдерживая смех.
Маша унеслась домой – приводить себя в боевую готовность, а Кира поплелась на кухню. После Машиного рассказа про колбасу с ветчиной ей страшно захотелось есть.
– Ну ты и дряннь! – вошел Архип пообщаться с хозяйкой.
– Да? А между прочим, Машенька прекрасно видела, что я Каурова пригласила на танец в ресторане. И, между прочим, у нее есть муж! А меня муж почему-то бросил. Нет, чтобы подруге помочь судьбу устроить, так она…
Кира и сама понимала, что она «дрянь» в данном случае, но Машеньку давно пора было проучить. И все-таки от осознания собственной подлости на ее глаза навернулись слезы.
– Вот только не надо меня воспитывать, – крикнула она попугаю. – Мне этот Кауров тоже без надобности! Я его, между прочим, тоже теперь на порог не пущу! Нет, пущу, но только до тех пор, пока не раскроем дело.
– Киррочка, ты… нищета, – хотел порадовать Архип хозяйку.
Она поняла, уселась на пол и почесала ему шейку.
– Да знаю я. Но ты молодец. Уже научился говорить «ты»! Говори – Кирочка, ты лучше всех!
Поздно вечером, когда Кира уже собиралась улечься с книжкой в кровать, в дверь позвонили. Она не на шутку перепугалась, что с романтического свидания вернулась подруга, но к двери все же подошла.
Это пришел совершенно раздавленный Толик. Он был в вытянутых трикотажных штанах, футболка на пузе была чем-то измазана, а от тапочек шел поистине неземной аромат.
– Кира, я к тебе… поговорить хочу, – обронил он и побрел на кухню.
Кира поспешила следом.
– Ты знаешь, Кира, я… я смутно подозреваю, что у моей Машки кто-то есть. Представь: я возвращаюсь из командировки, а у меня в квартире сидит незнакомый тип, пьет пиво, а моя благоверная перед ним распахнутым халатом щеголяет! Вот я после этого себе места не нахожу, все думаю – они просто так беседовали, или у них планы были мою честь порушить? – с серьезнейшим видом ждал ответа от соседки Толик.
Кира настороженно молчала. А Толик продолжал:
– Сегодня вот опять… Я пришел с работы, все как надо… А моя уже губы малюет, глазки подводит. Скажи, ну для кого ей моргалы подводить? Ладно, это бы еще ничего, но ведь она белье новое надела! И где только купила такое, бесстыдница! Я думал, может, она к гинекологу собралась, так он уже, наверное, не принимает, время-то десять вечера, а? Как ты думаешь?
Кира крякнула и постаралась сохранить серьезность.
– Анатолий, я думаю, что ты прав, гинеколог уже не принимает.
– Тогда, может, к матери поехала? Ну, покупкой похвастаться, бельишком этим?
– А вот это вполне может быть, – согласилась Кира. – А еще – возможно, Маша поехала на вокзал, посмотреть, когда твой поезд отходит, или, опять же, в ветеринарку заскочила, спросить, хватает ли кальция ее… рогам! А еще, может, в киоске застряла, журнальчик рассматривает, чтобы хоть на картинке увидеть, как он, настоящий мужик, выглядит! Ты же носишься по командировкам, будто губернатор! Тебя же никогда дома не бывает! И ладно бы от этих поездок хоть деньги водились, так ведь нет! А Марья – женщина горячая, ей мужское внимание требуется! И где она должна его добывать? У мамы, которой она поехала бельишко показать?
Толик внимательно выслушал Киру и с облегчением выдохнул:
– Вот правильно я сделал, что к тебе заскочил. Успокоила ты меня, соседушка. А то я уже черт знает что вообразил. А ведь и в самом деле она к матери подалась!
И он с радостным настроением зашлепал тапками на площадку.
Кира безнадежно покачала головой.
– А ты знаешь, Архип, я где-то Машу понимаю. Может, и я такого же идиота двадцать лет терпела?
Уже совсем ночью, когда Кире снился белый заграничный песок, теплое неизвестное море и пальмы из натурального дерева, ее нахально разбудил телефонный звонок.
– Ну, знаешь!.. Ты вообще!.. Я такое устрою!.. – донеслось из трубки что-то невразумительное. – Я… Ты… Я тебе устрою! Завтра же!
– И тебе тоже спокойной ночи, Игорек, – ласково мурлыкнула Кира и отключила телефон.
Утром на работе Киру просто разрывали на части: двойняшки Пахомовы Люба и Люда где-то подцепили ветрянку, и их сердобольная мамаша, дабы дочурки не скучали без коллектива, привела их в группу. То, что девочки заболели, медсестра разглядела сразу же, на утреннем осмотре, но было уже поздно – все дети успели пообщаться с сестрами. Группу тут же посадили на карантин. Всю смену Кира вместе с Лилией Федоровной выполняли строгий медицинский ритуал: мыли, меняли белье, хлорировали все подряд, поэтому домой Кира возвращалась вконец вымотанная. Хотелось в ванну, хотелось прилечь на диван или просто почитать, однако возле двери ее уже поджидала Маша.
– Ну чего ты так долго?! Прямо с ума можно сойти, пока тебя дождешься! Давай, открывай скорее, я тебе к чаю тортик принесла.
У Киры моментально настроение стало еще хуже. Надо думать, вчерашнее Машино свидание с Кауровым прошло на «ура», если сегодня подруга притащила тортик.
– Ты не представляешь! – трещала Мария, когда на столе уже дымились чашки с чаем, а тортик был разрезан на кусочки. – Ты не представляешь! Оказывается, Горемыкина… Ты помнишь Горемыкину? Ну, Валька, она в нашем подъезде жила! Ну так вот, она родила маленькую Горемычку, представь! От какого-то крутого бизнесмена, и теперь живет как сыр в масле, тот ее к себе в особняк перевез, а чего в ней такого? Ни кожи, прости господи, ни рожи. Да, я ей рассказала про твоего попугая, она аж заболела. Слушай, а ты умеешь цыплят готовить? Горемыкина просила, очень ей хочется чего-нибудь эдакого. Это за деньги. Муж ей сколько хочешь дает. Вот я и думаю – где же таких мужей находят? Да, ты представь, Кира, я вчера заявилась к Каурову. Сцена была – отпад!
Машенька отправила пятый по счету кусочек торта себе в рот и принялась в подробностях рассказывать, как происходила романтическая встреча.
Помня наставления Киры, Мария заявилась по нужному адресу с очень решительными намерениями. Как и намечала, позвонила и, едва Кауров легкомысленно отворил двери, как она тут же набросилась на него со страстным пылом. Несчастный мужчина ничего не успел сообразить и начал задыхаться в ее жгучих объятиях.
– Мария… Маша! Да… что ты, сбрендила?! – яростно отбивался Кауров от ее внезапного любовного порыва.
– Я все знаю… я все… – действовала «по инструкции» Мария.
Неизвестно, к чему бы привела эта любовная схватка, но тут в коридоре появилась очень молоденькая особа с осиной талией и стрекозиными глазами. Увидев борьбу титанов, она прыснула в ладошку и, откашлявшись, смиренно опустила глаза:
– Игорь Андреевич, я не буду нарушать вашу беседу. Я, пожалуй, как-нибудь попозже загляну…
– Куда еще позже?! – взревела Маша.
– Анечка! Аня! – рванулся было к ней Кауров, но тут же мощная рука поклонницы Маши резко рванула его назад.
– Я теперь все про вас знаю, – страстно шипела она ему в ухо. – Мне Кира сказала, что вас надо силой брать…
– Ах, так!! – рассвирепел Кауров, – ну, держись!
Взбешенный мужчина ловким приемом отцепил от своего тела руки Марии и вывернул их ей за спину.
– Игорь Андреевич, – тут же открылась дверь соседней квартиры и любопытная дамочка, тряся бигудями, слащаво заулыбалась. – А вы, я смотрю…
Кауров не стал выслушивать, что конкретно увидела соседка, вероятно, она и так его доставала своим вниманием, поэтому он попросту впихнул Машу к соседке и шустро скрылся за своей дверью.
– Вот, прямо и не знаю, – жаловалась Маша подруге. – И как к нему подъехать-то теперь? Я все думаю – может, он насильник? Ну, любит, чтобы все было с плетками, с дубинками? Надо будет купить… И все ведь уже начиналось!.. То есть звереть Кауров уже начинал, так эта соседка вылезла не вовремя… Архип, слушай, а ты умеешь цыплят делать? Кира, ты знаешь, Горемыкина просила щеночка от вашего попугая… то есть птенчика…
Подруга ушла не скоро. Кире пришлось выслушать, как Маше стало тяжело работать, как трудно доставать товар по низкой цене, а покупатель совсем обнищал, не хочет нести ей свои «денюжки». Только звонок Ольги из далекого Таиланда заставил Марию отправиться домой – Кира переключилась на дочь, и происшествия подруги отошли на второй план.
Кира поговорила с дочерью и блаженно улыбнулась. Нет, хорошо все-таки, что она заставила девчонку поехать отдыхать. Там белый заграничный песок, незнакомое море, самые настоящие пальмы…
В дверь настойчиво позвонили. Влетел Кауров. Вероятно, его переполняли какие-то дикие чувства, потому что ноздри его раздувались, глаза метали молнии, а по скулам перекатывались бурные волны. Однако мужчина заставил себя ласково растянуть губы в улыбке, в глазах его появился мед, и он вальяжно устроился на диване.
– Ну, что у нас нового, кроме ваших любовных заскоков?
Кира нервно передернула плечами. Любовные заскоки случились, между прочим, не у нее, а у Машеньки. Так что Кауров обратился не по адресу! А она, Кира, к нему, к этому напыщенному павлину, и вовсе… И еще – главное, Анечки какие-то у него из комнаты выскакивают!