Я громко шмыгнула носом, не в силах справиться с подкатывающим горьким комком слез.
— Хорошо, — произнес Кастан, крепко прижимая меня к груди.
— Он мог погибнуть из-за меня! — По щекам катились слезы. — Понимаете, Кастан? Если бы он умер, я не смогла бы с этим жить…
— Тише. — Судебный заступник погладил меня по спине. — Все уже закончилось. Тише…
Вцепившись в бархатные лацканы на сюртуке Кастана, я прятала лицо на его груди и ревела, громко, надрывно, как не плакала даже в безотрадном детстве.
Накануне народных гуляний, как в насмешку, в Гнездич пришла непогода. Небо скрылось под плотной завесой серых облаков, скрывшей главного гостя на празднике весны — теплое солнце. Гирлянды бумажных цветов, развешанные между фонарными столбами, повисали неопрятными лохмотьями и от порывов злого ветра щедро осыпались на головы прохожих.
По дороге к дому Кастана Стоммы я с любопытством смотрела в застекленное окошко кареты. Несмотря на промозглость и дождь, город пребывал в лихорадочном возбуждении. В питейные подвозили бочки с темным элем. В едальнях вторые сутки вываривали традиционное алмерийское угощение — густой жирный студень из свиных ножек. Потом его нарезали кусками, приправляли острым хреном и продавали с лотков на пешеходных мостовых.
Дверь в особняк открыл знакомый дворецкий с выражением вселенской скорби на лице. По дороге в кабинет хозяина он следовал за мной по пятам и даже любезно поддержал за локоть, когда я поскользнулась на отполированном воском скользком паркете.
— Хорошо, что вы здесь балы не проводите, — проворчала я, оправляя короткий бархатный жакет. — Иначе бы гости ноги переломали.
— В этом году суним Кастан отменил праздник, — загробным голосом пробормотал лакей и посмотрел на меня с таким укором, что стало ясно — причина крылась во мне.
— Разве слугам можно сплетничать с гостями? — Не дождавшись, когда слуга откроет дверь в кабинет, вошла сама и замерла на пороге, встретившись глазами с Яном. Увидеть его рядом с Кастаном Стоммой, словно они являлись соратниками или даже друзьями, оказалось сродни ледяному купанию.
— Нима Войнич, — с осуждением в голосе объявил слуга, хотя и без официальных представлений было очевидно, что именно я вошла в кабинет. Однако только хозяин дома повел бровью, как дворецкий ретировался в коридор и тихо прикрыл за собой дверь. Наверное, собирался подслушивать.
— Зачем вы за мной послали? — обратилась я к судебному заступнику. — Мировой судья объявил дату слушанья?
— Катарина, вы хотите уничтожить Чеслава Конопку и навсегда забыть про суд? — небрежным тоном спросил он, словно предлагал откушать хлебушка с маслицем.
Предложение показалось настолько нелепым, что я не сразу осознала, что Кастан не шутил.
— На сколько лет каторги потянет авантюра?
— Не переживайте, Катарина, у вас лучший судебный заступник в королевстве, — усмехнулся он, не понимая, что я вовсе не иронизировала.
— Тогда почему лучший судебный заступник Алмерии не хочет встретиться с послом в стенах мирового суда?
— После того, что с вами сделал Конопка, я не желаю, чтобы он ушел от ответственности.
От меня не укрылось, что Кастан нарочно пропустил уважительную приставку «суним».
— И каков план?
— Присядете? — Он указал на диван, и мне оставалось лишь подчиниться. Подчеркнуто игнорируя Яна, я уселась и расправила юбку.
— Ваша колонка принесла Конопке гораздо больший вред, чем вы думаете. Он стоит у обрыва, осталось только подтолкнуть его вниз, — начал Кастан.
— И как нам это сделать?
— Завтра во время праздника он будет вручать награды за заслуги перед Алмерией и наверняка захочет покрасоваться перед газетчиками. Ваша задача задать вопрос о самоубийцах. Я обеспечу присутствие нужных людей, а Ян присмотрит за вами.
Я покосилась на бывшего помощника с доброй долей скептицизма. По моему мнению, ему самому требовался присмотр.
— Чем мне это поможет? — усомнилась я. — Мы все знаем, что лучшим доказательством моей невиновности является сама Анна.
— Она появится вечером в постановке на мэрской площади.
— Вы сейчас издеваетесь?
— Катарина, есть одна вещь, о которой вы еще не знаете… — Он явно надо мной насмехался.
— Не продолжайте, — отозвалась я.
Тут наш в высшей степени странный разговор прервал осторожный стук, даже не стук, а шуршание, словно мышь точила деревянный косяк. Дверь тихонечко приотворилась, и в кабинет бесшумно проникла Жулита, в отличие от меня, пережившей в последние дни огонь, воду и испытание высотой, потрясающе красивая и обидно свеженькая.
Похоже, некоторым «смерть» действительно была к лицу.
В фойе предела Изящных Искусств, где проходило вручение королевских наград, набился народ. Недовольно переговаривались не пропущенные на праздник газетчики, подпирала стенку сочувствующая публика, надеявшаяся поглазеть на наряды богачей, и целый сонм городской стражи, вынужденной играть роль цепных псов.
Некоторое время я следила за охраной, позволявшей пройти дальше, на мраморную лестницу, только по специальным приглашениям. Было душно и шумно, недовольные газетчики, стоявшие рядышком со мной и Яном, не выбирали вежливые слова, чтобы выразить недовольство, — ругались, не обращая внимания на внешне безучастную стражу. Время до начала церемонии стремительно таяло, а мы не приблизились к залу, где проходило вручение, ни на шаг.
Тут в холле появилась колоритная, хорошо одетая пара, остановилась рядом с охраной. Мужчина принялся разыскивать приглашение, похлопал себя по карманам и, не отыскав, что-то быстро заговорил. Волшебным образом стражи расступились, пропуская супругов на мраморную лестницу.
— Пойдем, — позвала я, придумав, как попасть на праздник.
Мы выбрались из душного здания под унылый моросящий дождь. Если мне правильно помнилось, раньше на соседней улице стояла лавка готового платья, где институтки и академисты брали напрокат наряды для танцевальных вечеров.
— Разве нам не надо попасть внутрь? — проворчал Ян.
— Надо, — согласилась я и, накрыв голову капором, спустилась на залитую лужами пешеходную мостовую. — У меня есть план.
— Мне стоит испугаться?
— Не знаю. Как насчет того, чтобы жениться на мне?
Отставший от меня помощник закашлялся и выдавил:
— Прямо сейчас?
— А что тебя смущает? — лавируя между дорогими экипажами, не поняла я.
— В принципе меня ничего не смущает, но если я женюсь без благословения твоего отца, то его друзья от меня мокрого места не оставят. Кудрявый Джо мне шею свернет…
— Лысый Джо, — машинально поправила я и бросилась через дорогу перед приближавшейся каретой.
Ян дернулся было следом, но не поспел и тут же едва не заработал удар хлыстом от разозленного кучера. Он увернулся машинально, кажется, даже не осознавая до конца, что подвергся опасности, словно тело двигалось по привычке, и прикрикнул:
— Подожди меня! Вместе зайдем в молельню!
— О чем ты вообще толкуешь? — себе под нос пробормотала я и тут, наконец, заметила скромную молельню с тусклой спиралью на длинном шпиле и потемневшими от дождя стенами.
Между нами с Яном грохотали по брусчатке тяжелые экипажи, усталый мерин потащил нагруженный сундуками пригородный омнибус. Когда напарник, наконец, оказался рядом, то кивнул на открытые двери храма:
— Я готов.
— А как же Лысый Джо? — ехидно полюбопытствовала я. — Не боишься, что он сделает меня вдовой сразу после первой брачной ночи?
— Меня больше волнует, чтобы он не сделал тебя вдовой еще до первой брачной ночи, — с мученическим выражением на лице пробормотал приятель. — Но еще больше я боюсь, что твой отец отрежет мне… До конца жизни лишит претензий на любую брачную ночь…
Не удержавшись, я звонко рассмеялась.
— Ты считаешь, он пошутил? — справедливо усомнился Ян.
— Ты не знаешь моего отца, он никогда не шутит, когда обещает кому-нибудь что-нибудь отрезать. — Я вытерла выступившие на глаза слезы. — Но я не настолько зла на тебя, чтобы заставлять жениться по-настоящему.
Наша ссора длилась несколько дней. Приятель не объявлялся, и, не в силах выкинуть его из головы, я изучала фолиант, где говорилось, что с древнего языка имя Ян переводилось как «двуликий». Удивительное совпадение, учитывая характер парня.
Лавка готового платья ломилась от нарядов и пахла лавандовыми шариками, отпугивающими моль. Сидевший за кассой хозяин читал последний роман авторства Бевиса Броза, скандального писателя эротических историй, и при нашем появлении оторвался от книги лишь на секунду. Поздоровался с апатичным видом и вернулся к чтению.
Чтобы выбрать что-нибудь приличное, без отвратительных масляных пятен, разводов от красной помазули для губ и желтых кругов под мышками, пришлось перекопать добрую половину вешалок. Наконец наряд нашелся, и я удалилась в чулан, превращенный в раздевалку с монструозной вешалкой и кривым зеркалом, расширявшим фигуру в талии.
Чтобы выбрать что-нибудь приличное, без отвратительных масляных пятен, разводов от красной помазули для губ и желтых кругов под мышками, пришлось перекопать добрую половину вешалок. Наконец наряд нашелся, и я удалилась в чулан, превращенный в раздевалку с монструозной вешалкой и кривым зеркалом, расширявшим фигуру в талии.
Натянув красное платье с остромодным турнюром,[12] кое-как я застегнула на спине длинную молнию, надела болеро и нацепила на голову совершенно нефункциональную крошечную шляпку с черной вуалью. На мой непритязательный вкус, головной убор смотрелся на обрезанных волосах, кое-как приглаженных послюнявленными пальцами, как на корове седло, но он отлично подходил к наряду и превращал меня в очаровательную деву, завсегдатая женских салонов.
Я приоткрыла дверь и выглянула в торговый зал, проверяя Яна. С задумчивым видом, заложив руки за спину наряженный в приличный сюртук и брюки со стрелками, он дожидался моего появления.
— Эй! — позвала я и бочком вышла из раздевалки. При виде меня приятель вдруг поменялся в лице, на шее нервно дернулся кадык. Возникла долгая странная пауза. Мне сделалось ужасно неловко и, разгладив на юбке несуществующую складочку, я предположила:
— Перебор? — Я схватилась за шляпку. — Сейчас выберу что-нибудь поскромнее…
— Нет! — выпалил приятель, перехватывая мою руку. — Оставь все, как есть. Ты отлично выглядишь.
— Ты тоже неплохо. — С улыбкой я хлопнула Яна по плечу.
В качестве залога пришлось оставить пару серебров и собственную одежду, сложенную аккуратными стопками.
Мы вышли из лавки и в нерешительности замерли под матерчатым козырьком. Шлепать по лужам в ярком длинном платье было странно. Приподняв подол, я решительно направилась к наемным экипажам и вынудила Яна заплатить вознице за обычную поездку, хотя карета всего-то повернула на соседнюю улицу. Зато наше появление перед зданием предела Изящных Искусств выглядело по-настоящему эффектным.
Ян помог мне выбраться из кареты и подал руку, чтобы я не растянулась на ступеньках, запутавшись в длинном подоле. С независимым видом мы вошли в фойе, и народ зашушукался, споря о том, кто из аристократов приехал на праздник.
Мы остановились у охраны. Со скучающей миной, глядя поверх плеча настороженного стража, я манерно протянула:
— Милый, где наше приглашение?
С дурацким видом Ян принялся похлопывать себя по карманам, притворяясь, будто забыл приглашение.
— Простите, нима, — пробормотал страж извиняющимся тоном, — но без карточки я не имею права пропустить вас.
Демонстрируя высшую форму презрения, я фыркнула в сторону и протянула:
— Милый, сделай с этим что-нибудь.
— Что? — Лицедейским талантом Святые Угодники Яна определенно обделили. Покрываясь нервической испариной, он сунул палец за ворот рубашки, как будто вслух заявил, что мы самозванцы.
— Ты спрашиваешь у меня? — делано возмутилась я и с презрительным видом покосилась на стража.
— Вызвать Кастана Стомму? — обратился ко мне Ян.
— Лучше сразу Чеслава Конопку, — протянула я. — Пусть разберется, почему охрана не пускает его друзей на вручение? Раз пригласил нас, пусть отвечает за последствия. Мы столько времени потратили на дорогу и если не сможем попасть внутрь…
— Чеслав Конопка? — насмешливо переспросил один из охранников. — Нима, если я расскажу, сколько здесь таких знакомых сегодня приходило…
— Королевский посол вам приятель? — вкрадчивым голосом перебила я. — Вы по утрам с ним пьете кофей и ковыряете ложечкой слоеный пирог?
— Послушай… те…
— А если нет, то почему из вашего рта так запросто вылетает его имя?
Страж несколько опешил и менее уверенно переглянулся с напарником, состроившим такую мину, что стало ясно — ребята пытались объясниться, переглядываясь, что связываться со скандальной дамочкой и ее бессловесным супругом себе дороже. Не прошло и секунды, как нам освободили дорогу.
— Ты мог мне подыграть? — процедила я сквозь зубы, когда мы поднимались по лестнице с низкими частыми ступеньками. Проклятый подол так и лез под сапоги, а из-за турнюра самой себе я казалась неповоротливой, как тумба.
— Я старался, как мог, — фыркнул Ян и добавил: — Милая.
Из открытых дверей зала, где проходила церемония, лилась музыка. Проход перекрывала толпа газетчиков, как всегда, вынужденных тереться за спинами городской знати, удобно разместившейся на выставленных рядами мягких стульях.
Награждение уже закончилось, и на сцене играл приглашенный из столицы оркестр. Мы протиснулись к кучке сочувствующих горожан, кого пригласили на вручение, но не выделили сидячего места. Быстрым взглядом я окинула зал.
Чеслав Конопка занимал почетное место в первом ряду и масленым взглядом, будто довольный кот, рассматривал хорошенькую солистку-скрипачку. Тут же, разделенные юной нимой, сидели братья Стомма. Они совершенно не походили друг на друга и на взгляд проницательного человека выглядели как незнакомцы, только из приличий разыгрывающие дружелюбность.
Спутница Кастана осторожно дотронулась до его руки пальчиками, затянутыми в кружевную перчатку, и что-то быстро застрекотала ему в ухо, когда тот склонился. От фамильярности, продемонстрированной младшим братом на публике, мэра заметно скривило. Ужасный моветон, учитывая, что его молодая супруга была младше меня на пару лет.
Наконец концерт закончился. Королевского посла под гром аплодисментов вызывали на сцену, и пространство заполнилось вспышками гравиратов.
— Сейчас! — подтолкнул меня Ян. — Пока он в центре внимания.
От волнения я даже попятилась назад. Захотелось убежать из зала и отказаться от сумасшедшей идеи.
— Он сейчас уйдет! — настаивал напарник, словно не понимая, что меня мучило ощущение, будто я занесла одну ногу над пропастью.
— Суним королевский посол! — неожиданно даже для себя выкрикнула я.
Кажется, в нашу с Яном сторону повернулся весь зал, и вместе с публикой — Чеслав Конопка. При виде меня, живой и наряженной в отчаянно смелое платье, он на короткое мгновение смутился. Народ зашушукался, а газетчики, предчувствуя отменный скандал, достойный центральных полос утренних выпусков, мгновенно защелкали гравиратами и принялись перезаряжать пластины. Не возмутился разве что Кастан, не сдержавший издевательской улыбки при виде недовольства мэра Стоммы.
— Катарина Войнич, газетный лист «Уличные хроники». Вы обвинили меня в клевете! — громко вымолвила я, от страха не чувствуя под собой ног. Стоило мне представиться, как по залу побежали встревоженные шепотки. — Вам что-нибудь говорят имена…
На одном дыхании я выпалила имена нескольких женщин, прыгнувших в Вислу с Горбатого моста. Народ возмущенно загудел, явно осуждая меня за наглость, зато газетчики словно взбесились. Чеслав нервно улыбнулся и принялся быстрым взглядом шарить по залу, видимо, в поисках охраны.
— Правда ли, что вы находились с этими девушками в близких отношениях? — продолжала настаивать я.
Тут на сцену высыпали мальчики-хористы в белых мантиях. Зал заполнили чистые детские голоса, волшебным образом успокаивающие возмущенную волну, даже пены не оставалось. Между тем королевского посла принялись спешно вытеснять со сцены.
— Проклятье, он уходит! — пробормотала я и ринулась в проход между рядами стульев.
— Стой ты! — попытался схватить меня за руку Ян.
На глазах у публики я сдернула болеро и осталась в алом открытом платье, с неприлично обнаженными молочно-белыми плечами. Стройное пение хористов стало сбиваться. В конце концов песня оборвалась, и в зале поселилась удивленно-ошарашенная тишина. Я понимала, что преступила любые приличия, лучше бы швырнула в голову мэра сапог, чем разделась, но отступать было поздно.
Мы с королевским послом смотрели глаза в глаза.
— Суним Конопка, это правда, что вы используете запрещенные в Алмерии кристаллы, подавляющие волю, и с помощью их заставляли невинных девушек заканчивать жизнь самоубийством? — чувствуя себя как во сне, выпалила я и мстительно добавила: — Как пытались это сделать с выжившей Жулитой? Или со мной?
Ко мне подскочил Ян и, сжав локоть, процедил:
— Уходим!
Вернувшись в реальность, я заметила, что со всех сторон к нам приближались стражи. Прежде чем броситься наутек и потащить меня, приятель успел подхватить с пола болеро, на которое я умудрилась наступить каблуком.
Чтобы уйти от стражи, пришлось бежать за сцену, а оттуда через узкие темные коридоры, заставленные разломанной мебелью, к черному входу. Длинной юбкой я зацепилась за гвоздь и выдрала приличный клок алой ткани. Потерялась под ногами газетчиков слетевшая с волос кокетливая шляпка.
С досадой я понимала, что если нам удастся вернуть из прокатной лавки собственную одежду, то золотые точно пойдут на оплату растерзанного вечернего наряда.