— Эй! — озадаченная манипуляциями неведомого посетителя, Ника не сразу нашлась, что ей делать. — Эй, откройте!
Но к тому моменту, когда она всем телом шмякнулась на захлопнувшуюся дверь, шаги серого человека и грохот кровати-каталки звучали уже далеко.
— Откройте! — Зарецкая колотила дверь ногами и руками, разбивая суставы.
Боли почти не ощущалось: по ногам, онемевшим от холода и неудобного положения, бежала противная щекотка.
Они не посмеют! Это нарушение Конвенции! Вот только бы сбежать отсюда — и она пожалуется… пожалуется во все инстанции, и их сурово накажут за насилие над человеком!
Но кто — эти они, как отсюда сбежать и как добраться до тех самых инстанций, ослепленная гневом девушка не представляла. Ника задыхалась от ярости и отрывисто выкрикивала угрозы. Ей никто не отвечал. Примерно через четверть часа, измотанная, Ника осела на пол и бессильно зарыдала.
Один из каменных блоков у самого плинтуса в дальней стене ушел внутрь, провалился, а вместо него из темноты выехал поднос с какой-то утварью: глиняным горшком, миской, металлической ложкой и высокой никелированной кружкой.
Отшвырнув в сторону поднос, Ника рухнула на четвереньки и закричала в темноту провала:
— Для чего меня похитили? Скажите хотя бы одно — для чего? Зачем?!
Ответом ей послужил глуховатый скрежет резко задвинувшегося на место камня стенной кладки. Девушка попыталась выпихнуть его обратно, но не тут-то было: блок даже не дрогнул.
В новом приступе ярости Зарецкая вскочила, пнула черепки расколотого горшка, раскатила остальную посуду по всей комнате.
Серый человек, безмолвно приникший к двери со стороны коридора, услыхал ее отчаянный вопль:
— Тва-а-а-ри-и-и!
И улыбнулся не без удовольствия.
3. Пророчество
Москва, 5 августа 1001 года.
Мы ощутили себя в безопасности лишь после того, как в результате длительных переговоров по ретрансляторам выбрались на поверхность, отмотав под землей много миль.
Снаружи темнело.
Выходом на свет божий служило старинное строение, которое во времена оны являлось бункером-бомбоубежищем. Оценить преодоленное расстояние я смог лишь тогда, когда огляделся: мы дошли по коридорам почти до Звягинцева Лога — предместья города, где находился дом Буш-Яновских.
Нас встречали московские коллеги-спецотделовцы, а вся местность патрулировалась отрядами Военного Отдела.
Известка и пыль сыпались с нас при каждом движении, как скорлупки с Порко-Витторио, а судя по гримасе, которую скорчила Лида Будашевская, приблизившись к нам, одежда и волосы наши пропитались омерзительными запахами подземелья. Но сильнее всего мы намучились с Ясиной изголодавшейся дочерью, которую приходилось передавать из рук в руки, слушая при этом душераздирающие рулады несчастного младенца. Энгельгардтов, доведенных до изнеможения еще дома, буквально шатало, и Фанни с Полиной волокли Ясю под руки по оставшимся до поверхности ступенькам бомбоубежища. Жаль, что мы поздно выяснили одно обстоятельство: на руках у священника ребенок почти не плакал. Стоило Агриппе взять юную Энгельгардт, вопли прекращались. Тем не менее, нести ее все время, без подмены, не мог никто, даже гигант Валентин. Одно дело — в обычных условиях, и совсем другое — будучи в постоянном напряжении на скользких поворотах коварных подземных галерей. Нас едва не завалило трухлявой облицовкой бывшей станции метро, трижды пришлось разгребать засыпанные проходы в вонючих канализациях, дважды — возвращаться, потеряв в общей сложности полтора часа, из-за того, что расчистить коридор оказалось невозможно.
Иными словами, сказать, что мы устали хуже чертей — это не сказать ничего. Но направления, оговоренного с коллегами, мы держались до конца и покинули «тайную» Москву победителями.
— А спелеологам ордена полагаются? — кисло пошутил Валентин Буш-Яновский и отряхнулся, распугивая женщин-спецотделовок.
— Меня сейчас больше интересуют ванна и ужин! — отозвалась Полина, усаживаясь во флайер предпоследней, перед мужем: уж им-то лететь было совсем недолго. — Даже знать не хочу, что там произошло!
А вот я знать хотел. И Фанни тоже.
Я слишком поздно понял, что священника Агриппу увезли в отдельном флайере. Когда нас высаживали на крыше Фаининого дома, а я трясущимися от слабости руками пытался подкурить сигарету, моя жена спросила:
— Где Агриппа?
Я вскинул голову, но Лида Будашевская успокоительно заверила:
— Священником займутся на Хранителей, не переживайте! Эти будут вас сопровождать! — она сделала знак пятерым парням из ВО, и те выпрыгнули из машины вслед за нами. — Вы в безопасности. Самолет будет в двадцать три двадцать, вас доставят в аэропорт на таком же флайере.
— Лейтенант, — я насколько мог учтиво взял под руку Будашевскую, в упор не замечая, как покривилось ее лицо от вида моих черных от грязи пальцев и ладоней. — А зайдемте-ка к нам на ужин!
— Но, капитан!..
— Я приглашаю, приглашаю! — заверила Фаина, прилепляясь к Лидии с другой стороны.
Будашевская беспомощно оглянулась на коллег и показала им ждать ее возвращения.
После подземки я чувствовал себя на крыше несколько неуютно. Мы с Фанни даже не рискнули сесть в специальный боковой лифт и выбрались через «рубку» — стеклянную надстройку, закрывавшую лестницу в подъезд. Лидии пришлось спускаться за нами.
— Ребята, я вам ни слова не скажу, пока вы не помоетесь! — едва зайдя в квартиру и зажимая нос, простонала лейтенант, не желая отвечать ни на один из наших вопросов. — Это невыносимо!
— Фанни, проследи, чтобы она не сбежала! — попросил я жену и быстренько сбегал в душ.
Пока сменившая меня Фаина совершала водные процедуры, я усадил гостью на кухне, быстро приготовил ужин на троих (не кормить же теперь всю толпу, засевшую на крыше и под дверями в подъезде!) и между делом светски поинтересовался:
— Вам с корицей или без?
— Вы о чем? — не поняла Лидия.
— О глинтвейне.
— Ну нет, только не в такую жару!
— О'кей, тогда перейдем к делу. Удалось задержать кого-нибудь?
Будашевская поджала ноги под стул и покачала головой:
— Нет. Как сквозь землю провалились… — и тут же оговорилась, поглядев на меня: — В прямом смысле слова, а не так, как вы! Гости и Пенелопа Энгельгардт только-только начали приходить в себя, но не думаю, что они окажутся чем-то полезны. Если они уснули сразу, то вряд ли смогли разглядеть нападавших.
— То есть, мы снова в полной заднице? — возникая в дверях, уточнила Фаина и закрутила на голове сиреневое махровое полотенце под цвет халата. — Класс! Супер-класс!
Лидия нахмурилась:
— В полной, не в полной, а перестрелка там была…
— Между кем и кем? — сразу спросил я, с недовольством чувствуя, как возвращается ко мне проклятая головная боль.
— Не могу сказать. Эксперты взяли кровь на анализы, ждем результатов…
— Какую кровь? — дуэтом спросили мы с женой.
— На площадке за гаражной постройкой обнаружилось пятно крови и капли, свидетельствующие о том, что раненый покинул это место либо самостоятельно, либо с чьей-то помощью.
— Собака Агриппы? — Фанни встала позади стула, на котором я сидел, и положила руки мне на плечи.
— Ты что, Фаина, это же голограмма! — я попытался обернуться, но гречанка не позволила: насильно отвернув мою голову, она продолжала массировать мне шею с таким энтузиазмом, что я начал опасаться за свой позвоночник.
— Лично я так не думаю, — заявила она. — Эта чертова штука и на собаку-то не похожа… Да сиди же ты спокойно!
— Когда будут результаты, лейтенант?
Лидия пожала плечами и вытащила свой ретранслятор:
— Сейчас узнаю.
Она предусмотрительно вставила в глаз линзу, чтобы мы не стали свидетелями всего разговора. Пока Будашевская «отсутствовала», я, балуясь, сунул руку под Фаинин халатик и ущипнул жену повыше колена, за что незамедлительно схлопотал от нее досадливый шлепок по плечу.
— Кровь была человеческой, — лейтенант спрятала линзу и ретранслятор. — А развернутый анализ будет завтра к утру.
Я тоскливо взглянул в темное окно. Тьерри Шелл и его подчиненные работали куда быстрее, чем их московские коллеги.
— Так… Значит так, лейтенант, — я поднялся, усадил на свое место Фаину и прошелся по кухне. — Результаты — в нью-йоркскую экспертную Лабораторию. Сразу, как только будут получены. Лично господину Шеллу, руководителю. Затем… Прошерстить все вокзалы и аэропорты Москвы на предмет регистрации вот этого человека, — я слил на портативный комп Будашевской информацию со своего браслета.
— Кто это? — разглядывая стереоснимок, уточнила Лидия.
— Некий Зил Элинор. Но совсем не обязательно, что под этим же именем он прошел регистрацию в Москве. Кстати, отрядите для этого дела только самых проверенных людей, лейтенант.
— Некий Зил Элинор. Но совсем не обязательно, что под этим же именем он прошел регистрацию в Москве. Кстати, отрядите для этого дела только самых проверенных людей, лейтенант.
— Слушаюсь. Кому докладывать о результатах?
— Вашему шефу, капитану Буш-Яновской. Полковник Смелова пока не заступила на пост Лоры Лаунгвальд, не так ли?
— Совершенно верно, капитан Калиостро. Церемония на следующей неделе.
— Это неважно. Отчитывайтесь покуда перед своим капитаном, там будет видно. И вообще — приятного аппетита, дамы!
Я помнил сибирячку Эвелину Смелову. Приятная женщина, моя тетка также отзывалась о ней лучшими словами. Московскому ВПРУ, пожалуй, наконец-то повезло. Жаль, Фаине уже не придется поработать под начальством Эвелины: о таком шефе можно лишь мечтать. Честная, сильная и в то же время очень женственная, Смелова была, кажется, идеалом настоящего «силовика».
Часы, оставшиеся до самолета, мы с женой провели в сборах. Да нет, дело не в вещах, по поводу которых обычно происходят разногласия между отправляющимися в вояж супругами. Фанни у меня девушка мобильная, наскоро покидала в сумку необходимую одежду — да и все. Гораздо дольше мы искали различные деловые документы, которые в перспективе могут понадобиться как ей, так и ее отцу, ныне уже приступившему к работе в нашей Лаборатории. Не сажать же гения под стражу. Тем более — это свояк генерала Калиостро, а моя тетка разбрасываться родственниками не любит.
— У меня плохое предчувствие, — шепнула Фанни, застегивая сумку и подкрашивая губы.
— В каком направлении?
— В направлении твоего Элинора. Даже не могу объяснить.
— Попробуй!
Но объяснить она не успела. Двери открылись, и на пороге возникла четверка «Черных эльфов» с Джокондой во главе.
— Буона сэра, синьоры! — сказала Бароччи, переводя взгляд бархатно-карих глаз с меня на Фаину. — Комэ ванно лэ косэ?[2]
— Аллюрэ,[3] - ответил я, подхватывая сумку. — Нон се сара ун сорпрэсо?[4]
— Аспеттало![5] — хмыкнул Марчелло.
Я заметил косой взгляд, которым наградила Джоконду моя жена. «Эльфийка» в ответ только улыбнулась ей и посторонилась в дверях. Может, зря я откровенничал вчера с Фанни на предмет того, что когда-то, еще до знакомства с нею, хотел сблизиться с Джо? Поди пойми этих женщин — даже если побывал одной из них!
— Знаете, это все потрясающе, а язык ваш чертовски изумителен, — сухо заметила Фанни в лифте. — Но не будете ли вы так любезны при мне говорить на общеупотребительном или хотя бы по-американски?!
— No problem! — откликнулись мужчины-«эльфы», а Бароччи в ответ лишь снова улыбнулась и посмотрела на меня.
В голубых глазах моей жены сверкнул гнев.
Оставив в лифте кучу нащелканных Витторио скорлупок, мы погрузились в черный «эльфийский» микроавтобус и через считанные минуты были в аэропорту.
Несмотря на то, что в самолете Джоконда с парнями сидели от нас очень далеко, Фаина продолжала хмуриться, и мне с трудом удалось разговорить ее.
— Не надо отправлять мою голову в отпуск! — раздраженно пробормотала она, отталкивая от себя мою руку. — Я прекрасно вижу, что вы с нею до сих пор хотите друг друга! И я вовсе не удивлюсь, если узнаю, что вы все-таки спали с нею!
Я растерялся. Ну хорошо, пусть я всегда не прочь, пусть у меня это в крови, как у большинства представителей мужского пола. Но откуда Фанни взяла, что и Джоконда — туда же?! «Эльфийка» не проявляла никаких желаний ни словом, ни взглядом, ни делом. Уж я бы это почувствовал, наверное! Все было как раз наоборот, и в своем вчерашнем повествовании я ни капли не солгал.
Тут я вспомнил, что в присутствии Фаины «Черные эльфы» не стали обмениваться со мной обычными приветственными объятьями.
— О'кей, Фанни, оставим это до дома. Скажи мне о своем предчувствии относительно Элинора.
Она отмахнулась:
— Ерунда!
— Скажи!
— Да ты первый поднимешь меня на смех! — она старательно отворачивалась в иллюминатор.
Мне пришлось поуговаривать ее еще миль двести — двести пятьдесят. Мы как раз летели над ночной Атлантикой.
Наконец Фанни смилостивилась:
— Когда твой Элинор посмотрел на меня, где-то внутри, тут, — она постучала себе по лбу указательным пальцем, — возникла картинка… Да нет, правда — чепуха!
— Ну Фанни! Пли-и-из! — взмолился я.
Она вздохнула, отпила принесенного смазливым «синтом»-стюардом лимонада и продолжила, наклонившись к моему уху:
— Мне четко-четко привиделось, что я стою на коленях на каком-то пустыре, кругом развалины, где-то рядом я ощущаю твое присутствие. День пасмурный, то ли раннее утро, то ли вечер после захода солнца, не разберешь… Я поддерживаю этого Элинора за плечи и знаю, что он смертельно ранен. Так, что жить ему остались какие-то мгновения. И он шепчет мне слова… кажется: «Я подожду!» А потом… потом туман.
— Ладно, не бери в голову, — я обнял ее, но на душе у меня стало погано.
— Это еще не все, — сквозь зубы сказала Фанни. — Когда пришли твои «эльфы», я посмотрела на Джоконду… и увидела другую картинку.
Гречанка с вызовом посмотрела мне в глаза. Я почувствовал себя виноватым неизвестно в чем. Она будто проверяла, говорить или не говорить. Но потом с чисто женским нетерпением не удержалась:
— Я увидела вас с нею… вместе. Ты старше, чем сейчас. Но не намного. В вас обоих нет радости, и это ощущается. Но вы вместе и у вас есть сын — светловолосый мальчишка, ни капли не похожий ни на тебя, ни на нее. Вот и все. А теперь скажи, что я дура, и успокоимся на этом! — Фанни натянуто улыбнулась и напустила на себя беззаботный вид.
Вместо ответа я сгреб ее в объятия и стал гладить по голове:
— Забудь. Может быть, твой мозг так справляется с нахлынувшей вчера, после разблокировки, информацией. А потом еще и я со своими рассказами. Не думай об этом, солнышко мое, мечта моя, не думай… — я целовал ее волосы и думал о том, как попрошу тетку показать Фаину самым лучшим врачам Содружества. Все-таки мне небезразлично душевное состояние моей жены. Все наладится, теперь я уверен.
4. «Синт»
Нью-Йорк, квартира Дика, 6 августа 1001 года.
В Нью-Йорке была глубокая ночь. Он встретил нас миллионами огней авеню — ярких, умытых недавним ливнем. Фанни дремала у меня на плече, да и сам я периодически проваливался в забытье.
Воздух моего города был сегодня чист и прохладен. Ничего общего с раскаленной московской духотой.
Разумно было бы по прилете сразу лечь спать. Мы оба чувствовали себя вымотанными до предела. Но отнюдь: я тут же бросился к своему компу, а жена — к искусственной шкуре белого медведя у камина.
— Больше ее здесь не будет! — заявила она, под мой смех и поддразнивания впихивая коврик в молекулярный распылитель. — Чем еще здесь пользовалась мисс Вайтфилд?
На мой ехидный вопрос, не хочет ли она заодно сменить квартиру, ведь Аврора здесь дышала, Фанни запустила в меня сорванной со стены декоративной африканской маской, которая по несчастью подвернулась ей под руку. Слава Великому Конструктору, бамбук — материал легкий, да и я успел вовремя увернуться. Кажется, бумерангов в моей коллекции нет…
— Ты не против, если я поработаю? — спросил я, когда гречанка успокоилась и даже повесила маску на место.
Первым делом я считал данные с информнакопителя Тьерри Шелла, который тот подсунул мне еще до командировки. Это были результаты генетических исследований Зила Элинора. В документе стояли какие-то пометки самого эксперта, но их смысла я не улавливал.
«N 000456-ZA. Развернутый анализ ДНК был проведен 17 мая 1001 года. В экспертизе участвовали: профессор генетики де Вер Коун (Вашингтон), эксперт Тьерри Шелл (Нью-Йорк) и ассистентка эксперта Елизавета Вертинская (Нью-Йорк). Выявлено: отсутствие участка «сигма» в хромосоме. При лабораторной проверке с материалом других пациентов эксперимент по удалению участка «сигма» завершился неудачей: «сигма» служит предохранителем от аннигиляции, она разрушается только в момент убийства, если организм не способен ее сохранять».
— Нота Бене! — я с силой потер подбородок (кстати, пора бриться!). — Так! Устроим Шеллу побудку!
Фанни с любопытством взглянула на меня и снова нырнула в виртуальное пространство. Уж не знаю, что именно она там искала, но я предоставил свой компьютер в ее безраздельное пользование. Если и существовал человек, которому я доверял так же, как моей супруге, то это лишь… Джоконда. Уф! Слава Великому, Фаина еще не научилась читать чужие мысли. За последнюю она меня убила бы непременно…
Вопреки моим ожиданиям Тьер не спал. Я взглянул на часы — пять утра. Вряд ли он уже встал. Скорее, еще не ложился.
— Хай! — сказал я.