Над островком взмыл вверх столб рыжего огня, перемешанного с иссиня-чёрным дымом — однако он оказался чуть ли не вполовину меньше того, каким ему следовало быть. Проклятые гномы, и тут успели!..
Серко переступил лапами, погрузившимися в мягкое и илистое болотное дно. Больше тут делать нечего, надо возвращаться к госпоже Соллей.
Взвившееся над островком пламя как-то очень быстро опало. Несколько пылающих веток шлёпнулись в иоду и зашипели, угасая. Ирма ожидала, что огонь вцепится в плети серого мха, что вспыхнут деревья, что пламя устремится вперёд по бесконечным опускавшимся в болото изгородям воздушных корней; однако загорелось лишь несколько сухих кочек. Кто-то очень быстро и умело сбивал огонь, не давая ему распространиться; и значило это, что хотя бы один из дозорных уцелел.
Надо было уходить. Уходить немедленно, как бы ни хотелось «исправить дело». Этому госпожа Солвей тоже учила с самого начала. «Всегда есть возможность вернуться, даже если ничего не получилось — разумеется, если заранее позаботиться о путях отхода. А если тебя убыот, исправить, моя дорогая, ты уже ничего не сможешь. Разве что я разупокою тебя и превращу в ходячего мертвяка!»
Девочка похлопала Серко по шее. Волк послушно повернулся; раздвигая грудью болотную воду, двинулся прочь. Ирма кусала губы и боролась с подступающими злыми слезами.
Тем не менее, само собой, она не забыла прикрыть дорожку отхода сразу несколькими отводящими глаза заклинаниями.
Ник П Е Р У м о в **~м--—•— -и-и-
* * *
— Спасибо, милый мой Матфей. Спасибо тебе. Вижу, вижу, постарался, мой дорогой. — Царица Теней ласково улыбалась, а бывший клирик стоял, раз-зявившись, и блаженно улыбался в ответ, словно младенец.
Толстая стопка книг перекочевала на столик подле ложа. Ложе Матфей разобрал, потом, надрываясь, волок вниз но частям, после чего ещё скручивал обратно. Не слишком простое дело для бывшего монаха, всегда, ещё и в монастыре старавшегося всячески увиливать от столярной работы под предлогом переписывания книг.
— Спасибо. — Она продолжала улыбаться, и не только губами. Глаза её сделались огромными, тёплыми, теми самыми «бездонными озёрами», кои живописали поэты в добытых Матфеем томах (он таки не удержался, заглянул внутрь).
— Чем ещё могу я услужить госпоже? — Силы Святые, ему приятно называть её госпожой. Потому что она и есть госпожа, высшее существо. Добровольно принявшее вид человека, но не человек.
— Сядь. — Она похлопала ладонью по креслу, тоже притащенному Матфеем. Сама элегантно вспорхнула на ложе, изящно поджимая ножки. — Сядь и поговорим, Матфей.
Клирик тяжело плюхнулся на указанное место. Сердце его бухало так, словно он пробежал целую лигу.
— Дышать не забывай, мой милый, не то Двейн найдёт тут твой хладный труп и разозлится на меня. — Она засмеялась, но Матфей какое-то время обдумывал подобную перспективу вполне серьёзно. — А чародей Кор Двейн, поверь, не тот человек, которого ты хотел бы рассердить.
— Д-да... госпожа...
— Что ты думаешь обо мне, Матфей Исидорти? — с неожиданной серьёзностью сказала она. — Это важно. Не хотелось бы, чтобы... гак заботящийся о моих нуждах считал бы меня кровожадной и беспощадной убийцей.
Матфей с трудом проглотил очередной комок в горле. Впрочем, он знал, что следующий возникнет уже совсем скоро. Царица Теней повергала его в ступор, самый настоящий, в состояние деревянного бол-илна. Его, избранного ученика самого господина Кора Двейна, сильнейшего из сильнейших!
Говори, говори, Матфей, — подбодрила она его. Ты веришь обвинениям Двейна?
— Кх... гх... гхоспожа... но вы ж сами...
— Давай я расскажу тебе, как было дело, Матфей, л ты сам сделаешь выводы. Вы, люди, прекрасно во всём разбираетесь, вы прямо-таки созданы, чтобы от-Iмчать правду от лжи и добро от зла. Это ваше исконное занятие, и лучше вас в нём нет никого.
Матфей молча кивнул — слова опять застряли в горле.
— Я расскажу тебе о том мире, — зазвучал мягкий голос Царицы. — Он назывался Хьёрвард... Впрочем, почему назывался? С ним всё в порядке и посейчас. Гак вот, в том мире оказался заточён Губитель.
— Губитель, госпожа?
— Губитель. Нет, сам по себе он неинтересен. Дух, созданный волею павших Молодых Богов. А, может, подчинённый ими и преображённый. Неважно. Молодые Боги превратили его в своё лучшее, неотразимей-шее оружие. Его делом было очищать миры — унич-южать там всё живое, если только эти миры грозили восстать против власти Ямерта и его присных. Да, не (дншком-то красиво, согласна.
Молодые Боги сотворили и ещё одно такое же существо, Возрождающего, или, как мы теперь знаем, Возрождающую. Женское начало, тогда как Губитель был мужским. Дело Возрождающей было не дать Губителю зайти слишком далеко. Не спрашивай меня, как именно это было проделано, да сейчас это и не важно. Мы считали Губителя нашим врагом, но в то же время — важной частью всеобщего равновесия. И вот... мы готовились к тому дню, когда он рано или поздно, но вырвется из заточения. Мы знали, что этот день настанет.
Она перевела дух, чуть лукаво улыбнулась, отпила воды из хрустального бокала.
— Мы знали, что придётся сражаться. И мы хотели, чтобы мир был бы готов к возвращению Губителя. А для этого нам нужны были воины. Воины, готовые биться и мечом, и магией. Но где их взять? Мы, предназначенные быть Истинными Магами, не получили полной силы, отведённой нашему племени, её у нас похитили...
— Кто? — не выдержал Матфей.
Тёмные глаза Царицы удовлетворённо блеснули.
— Нынешний правитель Упорядоченного. Некий бог Хедин. Уверена, чародей Двейн тоже тебе о нём рассказывал. Так вот, мы никогда нс владели никакими «царствами», мой «титул» — просто пара красивых слов. Мы любили играть... Так вот, думали мы, что можно сделать против этого чудовищного, вечно голодного духа, когда он, наконец, сбросит оковы? Только выставить против него мужественных, смелых, готовых сражаться и умирать воинов.
И таких воинов мы создали. Вернее, вырастили. Как, спросишь ты?..
Матфей сидел ни жив ни мёртв, потому что накидка Царицы слегка распахнулась, и теперь он наслаждался видом её глубокого декольте.
X ЕДИН, ВРАГ мой. Т. II. «...Тот ПРОТИВ нас!.
-И И~И М-Н —и-
— Как, спросишь ты? — чуточку громче повторила Царица Теней, слегка нахмурясь. — Очень просто. Мы научили обитателей тех мест, что вокруг темницы Губителя, сражаться. Научили сражаться и умирать бестрепетно, научили не бояться никаких чудовищ, или демонов, или духов. Дали им врага, что был им по силам, и дали Защитников на тот случай, если дело пойдёт совсем уж плохо.
Жизнь их, мой дорогой Матфей, обрела цель и смысл. Нет выше доли для простого человека, чем защищать свой дом и очаг, своих домочадцев. Он не ведает пустых сомнений и колебаний; страх смерти его не тревожит, ибо смерть повсюду и к ней привыкают; он знает, что нужен, что он востребован, он ведает истинную дружбу — ибо где дружба крепче, чем в рядах войска, сражающегося за правое дело? Он умеет побить, ибо знает, насколько быстротечно человеческое счастье, он наслаждается любовью и даёт насладиться ею другим...
Розовый язычок вновь облизнул чувственные полные губы.
— Люди тех мест не знали праздности и лени. Они не знали мучительных терзаний, проистекающих от многой мудрости. Они не задавали проклятых вопросов, на которые никто не может ответить и которые .лишь причиняют смертным пустые, никому не нужные и никем не заслуженные страдания. Они сража-шсь плечом к плечу со своими товарищами — и, Матфей, честное слово, не было в том мире ничего крепче уз того товарищества.
Они любили жён и девушек, любили горячо и страстно, плотски, от всей души. Даже мне порой становилось завидно, как сильны были их чувства, как отдавались они им всем существом своим.
Трудная была у них жизнь, но и счастливая. Счастливая, Матфей! Ибо имела смысл, простой и постижимый.
Да, мы насылали на них чудовищ. Потому что их мечи не могли засиживаться в ножнах. Но мы же и помогали! Помогали, ибо монстры никогда не должны были взять верх. Понимаешь меня, Матфей?
Она прижала руки к груди, вся подалась вперёд, в глазах замерцали слёзы.
— Да, нас легко обвинить, что и небезуспешно проделывает господин Кор Двейн. Однако так же легко можно обвинить строгого учителя, наказывающего ученика розгами для его же собственного блага. Да, люди погибали, Матфей, и я не стану это отрицать. Они погибали. Не все возвращались из боя. Я признаю это. Но возьми самый благополучный мир, Матфей, посмотри на него! Вспомни хотя бы и свой родной; разве не умирали там младенцы, не дожив и до десятого дня? Разве не замерзали несчастные, безобидные пьянчужки, слегка перебравшие в морозный вечер хмельного? Разве не случались голод, чума, иные бедствия? Случались, и ещё как! И... разве не были бессмысленны и оттого особенно горьки все те смерти? Вдумайся, Матфей, люди расставались с жизнью по собственной глупости, из-за сущих пустяков!
А в тех краях, где шла война с насланными чудовищами, ничего подобного не было. Никто не замерзал в снегу просто так, никто нс погибал напрасно! Почему? Потому что был смысл в их жизнях. А у бесчисленных жертв, тех, кто, как я говорила, замёрз пьяным, — этого смысла не было.
Она глубоко выдохнула, молитвенно свела ладони.
— Суди меня теперь, Матфей, если хочешь. Я презираю Кора Двейна, отрекшегося от самой сути человеческой расы, и не признаю его вердиктов. Но ты...
I м другое дело. Ты человек, что превыше всего алкает шания; эта неутолимая жажда и привела тебя сюда, к (вейну. Суди ты меня. Скажешь, что я виновна... и я отдам себя в твою полную власть. Скажешь, что я невиновна... — слёзы скатились по слегка побледневшим I л питам, — мне сделается чуточку легче. Кор Двейн, как бы ни хотел, убить меня не может. Может лишь почить — но я-то лучше других знаю, что любое затмение рано или поздно кончается. Я... — теперь на hiце её была грусть, — я ведь бессмертна, милый друг мой. Я могу ждать хоть целую вечность. Но... с твоим вердиктом мне станет ждать несколько легче. Конечно, — она слабо улыбнулась, — если ты меня оправдаешь. А если не оправдаешь... можешь делать со мной всё, что захочешь. Я твоя — и если ты признаешь меня виновной, и если нет.
И она кокетливо затрепетала ресницами.
В горле у Матфея словно застряло нечто сухое, колючее, распирающее. Сердце бешено колотилось, а глаза словно заволокло алым.
Он видел только эти мягкие губы, волнующие, влажные, чуть приоткрывшиеся; видел начинающуюся и уходящую отвесно вниз ложбинку меж грудей, где так завлекающе лежали тени; он видел тёплую и нежную кожу, кожу женщины, которой у него никогда не было.
А всё, что было, — стыдные ночные фантазии о • ведьмах» и «прельщениях».
В висках у него стучало, рот пересох. Руки тряслись, а ноги отказывались служить.
— О... о... — Он хотел выдавить из себя «оправдываю», но не в силах был произнести даже это несложное слово.
Царица Теней ласково вздохнула. И протянула к нему руки.
Матфей вцепился в них с отчаянием утопающего.
Ник Перумов
*»~н—■—•—•—и~и—■—■—■—►
* * *
— Ты по-прежнему здесь, адата Гелерра.
Кор Двейн застыл, скрестив руки на груди, и в упор смотрел на гарпию.
Та опустила голову, нервно сцепила пальцы рук.
Здесь, на парапетах крепости, дул свежий ветер. Разумеется, не естественный — откуда было взяться здесь настоящему ветру, рождённому великими просторами морей, пустынь или степей?
Но всё-таки это был ветер. И Гелерра стояла, расправив крылья, на которых с дивной скоростью отрастали роскошные маховые перья, длинные и белые.
Такие же, как были, и даже лучше.
Она стояла, расправив крылья, и молча ловила ими ветер.
Так её и застал Кор Двейн.
Адата поклонилась, вежливо, но без подобострастия. В конце концов, именно этот маг вернул ей прежний облик.
Он, а не Хедин.
«Но у Хедина не было шансов!»
Неправда. Были. Были, потому что он — бог.
Он бог. И Владыка Упорядоченного.
— Должна ли я покинуть пределы твоих владений, господин Двейн? Так ли я должна расценить твои слова?
— Покинуть? — удивился чародей. — О чём ты, адата?! Напротив. Оставайся здесь, сколько захочешь. Я уже говорил, мы в долгу перед тобой.
— Никакой долг нельзя требовать вечно. Это противно чести моего народа.
— Знаю, знаю, — вздохнул волшебник. — Честь твоего народа, адата, известна далеко за пределами
X ЕДИН, ВРАГ мой. Т. II. «...Тот ПРОТИВ нас!»
-и—•—■—■—н~ч—■—•—■—н~и—■—■—■—н-
iiiiinero родного мира, хотя вы об этом, наверное, даже не подозреваете.
Гелерра молчала.
Что с её честью? Что с её верностью Хедину? Почему в груди одна глухая мрачная пустота там, где должна была гореть вечная, всепоглощающая любовь?
Что случилось? Куда она делась?
Именно здесь, на парапетах, подставляя крылья свежему напору бриза, она вдруг поняла, осознала эту I рызущую изнутри пустоту.
И не понимала, откуда она взялась.
От этого становилось больно, да так, что Гелерра уже всерьёз подумывала, — а не вогнать ли в ладонь раскалённое остриё ножа, просто чтобы вместо этой жуткой пустоты и гложущего чувства пришла бы нормальная, естественная, привычная боль, боль раненой плоти?
Она превращалась из адаты в демона и из демона обратно в адату; и всякий раз что-то теряла на этом пути. Что-то невероятно важное, хотя — вроде как — мелкое. Но одно «мелкое» за другим — и в конце концов становится «крупным».
— Ты — наша гостья, — вновь повторил Кор Двейн, улыбаясь своей прежней полуулыбкой, так выводившей Гелерру из себя.
— Ненадолго, — сухо сказала гарпия.
— Жаль, — развёл руками маг. — По-настоящему жаль.
— Я не привыкла есть чужой хлеб и сидеть без дела.
— Разумеется, адата, разумеется. Именно это и делает тебя той Гелеррой, кою так ценит Познавший Гьму. Ты возвращаешься на его службу? Прости, что спрашиваю; не отвечай, если мой вопрос неуместен. — Чародей покачал головой, как бы с раскаянием. — Я не должен был спрашивать. Это совершенно не моё дело.
— Я возвращаюсь к Хедину, — ровным голосом сказала Гелерра безо всякого выражения. — У меня тоже долг перед тобой, господин Двейн. И перед госпожой Соллей. Я доставлю вам кристалл Дальних.
— Но...
— Никаких «но», господин Двейн. Ты говорил — я свободна. И я свободно принимаю это решение. Дальние — враги Хедина, как и твои. Если этот кристалл... поможет тебе сражаться с ними, то всё будет, как и должно быть.
— Хорошо, — медленно сказал Кор, приглаживая волосы столь же неторопливым, рассчитанным движением. — Ты поймала меня на моих же словах, адата. Да, если ты свободна, никто не может тебе мешать в твоих намерениях. Однако я всё-таки воззову ещё раз к твоему рассудку. Я далеко не уверен, адата, что Познавший Тьму добровольно расстанется с кристаллом. И я совершенно не хочу, как уже говорил, заставлять тебя... вступать с ним в противоборство.
— Я понимаю. Ты ни к чему не вынуждаешь меня, господин Двейн.
— Что ж... — Чародей очередной раз развёл руками. — Поступай, как знаешь, вольная адата. Но знай, что гостеприимством этого замка ты можешь пользоваться столько, сколько тебе будет благоугодно. А теперь, с твоего позволения, я удаляюсь. Я прекрасно понимаю, что тебе сейчас требуется одиночество.
— Да, — эхом откликнулась Гелерра. — Да. Одиночество.
«Одиночество, — повторила она про себя. — Надо привыкать».
1 м-и —■—•—м-н-------►
ГЛАВА 5
Клара стояла на просторном дворе крепости, замощённом гладкими — но не чрезмерно, чтобы не скользить — плитами, и смотрела вверх. На парапетах застыла странная крылатая фигурка, медленно разводившая и сводившая роскошные белооперённые крылья. Кларе хотелось подойти, однако исходящая от крылатой девушки аура тоски и отчаяния и жажды одиночества была настолько сильна, что Боевой Маг Долины так и не набралась смелости.
Она лишь второй день выбиралась на улицу.
— Госпожа Клара. Какая встреча.
— Господин Двейн. Нет, положительно, Упорядоченное слишком мало для нас обоих.
Маг засмеялся, потирая идеально выбритый подбородок.
— Помилуйте, госпожа Клара. По-моему, то, что мы здесь, — лучшее свидетельство того, что нам друг без друга не обойтись.
— Я вновь должна благодарить...
— На сей раз не меня, — перебил её чародей. — Но моего брата Скьёльда. Эго он успел на помощь.
— Да, — зябко вздрогнула Клара. — Он успел. Б последний момент...
Она вновь содрогнулась. Недвижная Зося, широко раскрывшиеся глаза маленькой драконицы... Нет, если бы с ней что-то случилось... что-то бы случилось...
Не надо бояться, — мягко сказал Кор Двейн, осторожно взяв Клару под локоть, и она его не оттолкнула. — Хотите, покажу вам наш сад, госпожа Клара? Ручаюсь, вам понравится.
— Хочу, — откликнулась она, не слишком об атом задумываясь. Вид замершей, умиравшей Зоей
196 -н—■—•—■—и—<—• »■-—н-м—•—•—.—м-
по-нрежнему заволакивал взоры и занимал все её мысли.
— Вот и отлично! — обрадовался маг. — Не грустите, госпожа. Бездны и тучи, только что закончил утешать во-он ту крылатую девушку на парапетах, неужто мне и с вами придётся заниматься тем же самым?
— Меня утешать не надо, господин Двейн.
— Не надо? Это радует. — Они медленно шли наискось через двор к главному донжону, за которым пряталось внутреннее кольцо стен и ещё один двор, обычно засыпанный песком. — Как ваша дочурка? Судя по всему, лучше — иначе вы бы от неё не отходили.
— Лучше, — кивнула Клара. — Господин Скьёльд только что отбыл. Он... — у Боевого Мага перехватило горло, — он совершил поистине небывалое.
— Только не хвалите его слишком сильно, а не то совсем зазнается, — с шутливым недовольством проворчал Кор Двейн. — Просто мой брат, так сказать, собаку съел на драконах. Я ему всегда напоминаю, что полностью-то это звучит как «собаку съел, а хвостом подавился», чтобы не очень нос задирал. Но дело знает, факт. Не зря на черепе драконов ему вытатуировали.