Невнятно мурлыча себе под нос, некто в белом прошел прямиком в спальню для гостей; не зажигая света, разоблачился, бухнулся в разобранную постель и заснул крепким и безмятежным сном в меру поддатого человека.
Оставшись во дворе в гордом одиночестве, овчарка энергично почесала задней лапой за ухом, потом душераздирающе зевнула и прислушалась. В темном небе приглушенно, но многообещающе громыхнуло. Пес секунду подумал, уверенно кивнул своим мыслям и полез в просторную конуру.
Некоторое время в доме, во дворе и его окрестностях было тихо, а потом на покрытую жестью крышу собачьего домика звонко шлепнулась первая капля дождя. Пес заворочался внутри своего домика и убрал подальше от порога пушистую метелку хвоста. Словно получив отмашку, с неба стеклянной стеной обрушился дождь. Он шумно разбился о крыши и рассыпался крупными каплями, барабанную дробь которых заглушил близкий громовой раскат.
Черное саржевое небо с треском разорвала молния, снова пугающе громыхнуло, дождь превратился в ливень, ливень — в водопад, и желобки между отдельными тротуарными плитами сделались водными артериями, тяготеющими к слиянию. Вскоре ограниченные бордюрами участки мощеного двора превратились в затейливой конфигурации бассейн, а из-под забора со двора, немного приподнятого над уровнем улицы, красивым каскадом полилась вспененная вода.
В доме водная феерия была представлена протяженной лужей, быстро ширящейся и обещающей вот-вот низвергнуться с подоконника на пол. В щель приоткрытого окна яростно хлестал дождь, струи которого бесшумно стекали по бахроме занавесок.
Оглушительное громовое рычание встряхнуло дом, и заставило меня проснуться. Впрочем, я не сразу поняла, что происходит, потому что некоторое время шум грозы органично сочетался со сновидением, в котором я была Наполеоном Бонапартом. Вот к чему бы это? Может, у меня развивается мания величия?
Наполеон из меня, однако, получился преотменный — артиллерией я во сне командовала так вдохновенно и эффективно, словно родилась на поле битвы и колыбелью мне был ящик для снарядов. Всего парой залпов мои пушки разнесли в пыль новый трехэтажный офис «ТелекомКома», и на образовавшуюся гору кирпичного крошева с противоположной от моих редутов стороны торжественно взошла Ирка в кисейном платьице с оборками и с белым голубем в руках. Птица мира яростно вырывалась и озвучивала свой протест до омерзения знакомым писклявым голосом. Ирка бледно улыбнулась и протянула ко мне руки вместе с голубем, словно предлагая его в жертву. Я энергичными щелчками сбила пыль с крупных голубых хризантем, заменяющих мне эполеты, и тут оставленные без присмотра орудия самопроизвольно громыхнули так, что Наполеон едва не обмочился.
— Ой, мама! — Я села в кровати и вперила взгляд в темноту, озвученную грохотом, дробным стуком и журчанием.
Журчало, к счастью, не в постели подо мной, а в районе окна. Вспомнив, что оно с вечера было открыто, я поспешно спустила ноги на пол, пробежалась к окну, где влипла в лужу, тихо выругалась и плотно прикрыла раму. Сразу сделалось тише. С целью еще приглушить рвущиеся снаружи шумы, я взялась за плотную штору, но не успела ее задернуть, как в ночи полыхнула кинжально-прямая голубая молния, ослепившая меня на обращенный к окну правый глаз. А сохранившим зрение левым оком я при свете молнии увидела в постели, из которой только что вылезла, некую горную гряду, подозрительно похожую на лежащего человека!
В серии молний, как назло, образовался перерыв, и в комнате снова стало темно. На цыпочках ступая по мягкому ковру, я подкралась к кровати и дрожащими руками боязливо ощупала подозрительную выпуклость.
— М-м-м! — невнятно, но с отчетливым неудовольствием произнес не опознанный мной мужской голос.
От неожиданности и испуга я взвизгнула, отшатнулась, споткнулась о какой-то неудобный предмет на полу и очень удачно упала в низкое кресло. Однако по сенсорной кнопке торшера еще в падении ударила совершенно сознательно.
Теплый оранжевый свет озарил разворошенную кровать, на одной половине которой вытянулся абсолютно незнакомый мне тип! Парень лет двадцати пяти, голубоглазый блондин с кукольными кудрями.
— Чего вытаращился, пупсик?
Кукленок спросонья подслеповато моргал синенькими глазками и старательно удерживал на гладкой розовой морде выражение безграничного удивления.
— Ну, чего уставился? — весьма нелюбезно повторила я, с трудом удерживаясь, чтобы не скопировать гримасу изумления, так хорошо удавшуюся пупсу. — Ты кто такой?!
— М-милиция! — неуверенно воскликнул блондин, зачем-то сильно дернув себя за ухо, украшенное аккуратной сережкой.
Может, он думал, что я ему снюсь, и хотел таким образом проснуться? Решив, что меня сочли ночным кошмаром, я обиделась, перестала дрожать и разозлилась.
— Как же, так я и поверила — «милиция»! — я воинственно выдвинула вперед подбородок и по-наполеоновски скрестила руки.
Вот как кстати подвернулся недавний батальный сон, я очень легко вошла в образ!
— Что я, милиционеров в своей жизни не видела? Да у меня полно приятелей-ментов, и среди них — ни одного с прической златокудрой Лорелеи и серьгой в розовом ушке! А ну, колись, кто ты такой! — Я привстала и угрожающе замахнулась на хлопающего ресничками пупсика подхваченным с пола башмаком — не моим, потому как у меня размер ноги существенно меньше сорок третьего растоптанного.
Блеснув сапфировыми глазенками на занесенный над ним башмак, блондин снова жалобно повторил:
— Милиция!
Рассвирепев, я свободной рукой бесцеремонно сдернула с него покрывало и обнажила длинное бледное тело, вытянувшееся на простынке, как селедка на блюде. С той разницей, что селедки не носят экстравагантных трикотажных трусов.
— И это, по-твоему, милицейское белье?! — с невыразимым презрением вопросила я. — Ха-ха-ха! Уж поверь, мне доводилось видеть трусы милиционеров, так вот, доложу тебе, они такое безобразие не носят!
Я не кривила душой: действительно, в ходе одного относительно недавнего приключения нам с Иркой пришлось насильственно раздеть до белья пару бойцов невидимого фронта, и таких несерьезных розовых в зеленую крапинку подштанников с декоративной строчкой я ни на ком не видела!
— И правильно! — карамельный пупсик неожиданно обрел голос. — Потому что я не милиционер! Я дизайнер!
— Дизайнер?! — я была откровенно шокирована.
До чего же это я, в самом деле, докатилась! Обнаружить в одной постели с собой дизайнера! Кудрявого, как березка, юношу с серьгой в ухе и в розовеньких в горошек трусишках первоклассницы! С обиженной мордочкой плюшевого зайчика, забытого под дождем!
Ой, мамочка, дождь! С чувством глубокого раскаяния я вспомнила, что моей подружке в данный момент приходится много хуже, чем мне. У меня всего лишь дизайнер в постели, а у нее, наверное, добрая половина всей мелкой островной живности — мыши, бурундуки, божьи коровки и муравьи, все спасаются от проливного дождя в Иркином фанерном приюте!
— Вот бедняжка! — вслух пожалела я страдалицу-подружку.
Плюшево-кукольный дизайнер самонадеянно отнес мое сочувствие на свой счет и невыносимо великодушно изрек:
— Ладно, я вас прощаю. Нам, дизайнерам, не привыкать к предвзятому отношению серых масс.
— Значит, ты не обидишься, если серые массы вызовут милицию? — недобро усмехнулась я. — Или ты предпочтешь убраться сам, не дожидаясь приезда группы захвата?
Дизайнер вновь талантливо изобразил удивление.
— Вы меня сдадите в милицию? А я думал — это я вас сдам!
— Меня — в милицию?! — изумившись, я выронила башмак, и он со стуком упал на пол.
— Этой мой, — машинально поглядев вниз, поспешил заявить пупсик.
— Да ради бога! Мне чужого не надо! — я легко отказалась от поношенного непарного башмака.
— Разве вы не воровка? — пупсик вздернул шнурки бровей домиком.
От возмущения я совершенно онемела, и длительная пауза, во время которой я пыталась восстановить дыхание, позволила молодому человеку изложить свое видение ситуации и, фигурально выражаясь, предъявить мне свои верительные грамоты.
Кудрявый дизайнер Марат Протопопов оказался Иркиным родственником — сыном ее троюродного брата и его первой жены. Степень близости такого родства я даже не пыталась оценить. Юноша называл Ирку тетей — ну, и ладно, тетя так тетя. В доказательство того, что он не самозванец, Марик приволок из библиотеки альбом семейных фотографий и показал мне цветной снимок, запечатлевший его и Ирку в зоопарке. Марику на фото было лет двенадцать, но он и тогда был кудряв, розовощек и долговяз, а потому вполне узнаваем. Ирку с ее колоритной наружностью вообще трудно с кем-нибудь перепутать, хотя на сей раз кое-кто составил шестипудовой суперзвезде серьезную конкуренцию! Улыбающаяся Ирка покровительственно обнимала племяшку за хрупкие плечики, а позади них, в загородке вольера, в аналогичной позиции находились здоровущая черная горилла и ее отпрыск, проходящий в лапах маменьки санитарно-гигиеническую обработку волосяных покровов.
Умилившись сходству главных героев и персонажей второго плана, я невольно улыбнулась, и обстановка в спальне, на которую мы с Мариком оба имели права, несколько разрядилась.
В общем, Марик оказался занятным собеседником, и история его появления в Иркином доме меня искренне позабавила.
Марик рассказал, что только в этом году завершил свое обучение на художественно-графическом факультете Киевского государственного университета им. Тараса Шевченко. Получение диплома о высшем образовании вызвало у новоиспеченного дизайнера разнородные чувства: естественную радость сильно умеряло опасение пополнить собой число бойцов Национальной гвардии — по-нашему, просто армии. Заранее подобрать повод для отсрочки Марик не потрудился, но в армию ему совсем не хотелось.
— По идейным соображениям, — уклончиво сказал мне Марик.
Я поняла это так, что нежному юноше не нравилась принятая в Вооруженных силах братской славянской республики уставная стрижка и казарменный быт, крайне далекий от богемной жизни. Не говоря уж о том, что фасон и расцветка армейского белья оскорбляли его чувство прекрасного! Однако найти взаимопонимание по данному вопросу с военкомом представлялось маловероятным, Марик даже пытаться не стал. Семейный совет постановил: срочно удалить потенциального новобранца за пределы досягаемости военкомата, лучше всего — вообще за границы родины, которая чрезвычайно настойчива в своем желании получить еще одного защитника.
Идея спрятаться от призыва за рубежом Марику понравилась. Правда, он хотел уехать в Голландию, а папа из соображений экономии отправил его в Россию, к тете, которая могла по-родственному позаботиться о нежном юноше.
Тетя, то есть Ирка, проявила высокую сознательность и согласилась на неопределенный срок принять Марика. Спешно упаковав багаж, состоящий наполовину из стильных одежд сезона лето—осень, наполовину из журналов, дисков, открыток, буклетов, иных образцов полиграфической продукции и прочего добра, жизненно необходимого всякому уважающему себя дизайнеру, Марик первым же попутным поездом махнул в Екатеринодар.
Вопреки договоренности, на перроне его никто не ждал. Тети, которую Марик видел лет десять назад, но благодаря колоритной внешности хорошо запомнил, в толпе встречающих не было. Незнакомых граждан с плакатиками типа «Марик Протопопов, вэлкам ту Раша!» юноша также не нашел, однако это его не смутило. Марик взял на привокзальной площади такси и отправился в Пионерский-2.
Тетин адрес был записан твердым папиным почерком на листочке, вложенном в паспорт юного путешественника. Таким образом, Марик не мог перепутать пункт назначения. Тем не менее тетушкин дом встретил гостя крепко запертой калиткой и удивительно бодрым, несмотря на поздний час, собачьим лаем. На стук и призывные крики: «Ау, тетя Ира! Есть кто дома? Это Марик, ваш племянник из Жашкова!» — реагировал только пес — громким лаем, становившимся все более хриплым. В конце концов, голос потеряли оба — и гавкающая собака, и кричащий Марик. Общая беда их немного сблизила, притомившийся Марик даже угостил пса бутербродами с колбасой. Это оказалось правильной тактикой: наевшись, собака подобрела и не стала хватать Марика за различные части организма, когда юноша осмелился перелезть через забор.
Впрочем, это почти ничего не изменило: дом был темен и не подавал признаков жизни, на крики Марика по-прежнему никто не отзывался. Тогда юноша отыскал окно с открытой форточкой и через него забрался в дом.
— Запасной ключ от двери черного хода я потом нашел на гвоздике в кладовке, — сказал мне Марик. — Проникать в дом сразу стало легче, хотя я до сих пор прыгаю во двор через забор.
Я наморщила лоб:
— Разве на том же гвоздике нет ключа от калитки? Есть? Так почему же ты его не взял?
— Так ведь он желтый! — воскликнул Марик, посмотрев на меня так, словно я сказала какую-то непристойность.
— Ну и что?
— А то, что брелок у меня серебряный!
Я немного подумала, недоверчиво посмотрела на парня:
— Ты хочешь сказать, что отказался от ключа только потому, что он не сочетается по цвету с твоим брелочком?!
Марик независимо шмыгнул носом.
— Ну, ты, блин, дизайнер! — неодобрительно резюмировала я. — Ладно, завтра закажем для тебя дубликат ключа из белого металла.
Тут я подумала, что нужно как-то объяснить юноше отсутствие в доме хозяев и присутствие посторонней тетки, то есть меня.
— Ирка с Моржиком уехали в отпуск, — соврала я, решив не пугать нежное создание рассказом о событиях последнего времени. — У них есть домик в горах, в диком краю без телефона и электричества, вот туда они и отправились отдыхать от цивилизации с ее сомнительными благами. Моржик как раз недавно из твоей любимой Голландии вернулся, должно быть, наелся там развитого капитализма, и потянуло его назад, к природе…
Я подумала, что мой рассказ не сильно искажает действительность: не знаю, куда подевался Моржик, может, в самом деле отправился в горы, а Ирка уж точно сейчас живет в первобытных условиях, сливаясь с природой необитаемого речного острова!
— А меня хозяева по-дружески попросили за домом смотреть и о собаке заботиться, — закончила я. — Так что до возвращения хозяев будем мы с тобой жить вместе. В смысле, в одном доме! Комнат в особняке достаточно, спальных мест тоже, так что нам нет необходимости делить эту кровать.
Кивком я указала на постель, занятую Мариком. Юноша покраснел.
— Так и быть, ты спи здесь, а я переберусь в библиотеку, — разрешила я. — Спокойной ночи! Веди себя хорошо, следи за порядком.
Честно говоря, последняя фраза имела своей целью переложить на Марика ответственность за истребление лужи, которая, я видела, натекла на пол под окном!
Коварно усмехаясь, я прихватила свои одежки, ушла в библиотеку и снова, как прошлой ночью, улеглась на упругий диван. Гроза закончилась, и ничто не помешало мне спокойно уснуть.
Сереня Пушкин провел ночь просто ужасно. Рыжий громила, сцапавший его на площади поэта-однофамильца, затолкал пленника в машину и навалился на него, не давая поднять голову. В результате Сереня даже не догадывался, куда его везут.
Машина долго петляла, потом скакала по кочкам и наконец остановилась. Рыжий выдернул Сереню из салона, бесцеремонно обыскал его и, не найдя того, чего хотел, принялся злобно материться.
Сереня мелко дрожал. Густой запах влажной земли и буйной зелени, а также отфильтрованная от городских шумов тишина напугали Сереню сильнее, чем вся ругань Рыжего. С ужасом увидел он в руках своего похитителя большой черный пистолет! Лишь когда Рыжий затащил пленника в огромную бетонную трубу, приковал его наручниками к выступающему из бетона железному «ушку» и ушел, Сереня начал дышать размеренно.
Часа через два он уже почти жалел об уходе своего тюремщика. Разразилась гроза, и в трубу, лежащую под углом, нижним концом в канаве, хлынули сточные воды. Липкое месиво из превратившейся в грязь земли, древесного мусора и листьев обтекало несчастного Сереню, который в панике дергал кольца наручников. Самым слабым звеном связки оказалось запястье пленника, Сереня разбил руку в кровь, но наручники тоже не выдержали. Освободившись от «колец», пленник, как с горки аквапарка, скатился на спине вниз по трубе, с головой ухнул в канаву с водой, вынырнул, вылез на бережок и огляделся.
За темными силуэтами могучих деревьев серело предрассветное небо. С веток капало, но гроза закончилась. Сереня потопал вперед, целясь в просвет между дубами, и оказался на набережной. Сориентировавшись, беглый узник смекнул, в какой стороне находится выход из старого парка, и побрел по набережной в сторону жилого квартала.
Сладкая парочка, студенты Лесик и Верочка, укрылись от непогоды в полуразрушенной беседке. Спешить им было некуда, нечеловечески вредная вахтерша общежития, в котором квартировали студенты, открывала двери для загулявших жильцов ровно в семь часов утра.
— Ой, боюсь! — вскрикивала Верочка при каждом громовом раскате.
Испуганная барышня всем своим аппетитным юным телом прижималась к мужественному Лесику, и юноша мысленно заклинал грозу продолжаться как можно дольше. Успокаивая Верочку, он ее гладил, обнимал и целовал. Податливость девушки была пропорциональна разгулу стихий. Коварный Лесик мечтал, чтобы разразился шквал, с неба посыпался крупный град, а на берег с реки вышел смерч. К несчастью, гроза стихла так же быстро, как началась. Не желая выпускать из рук теплое трепещущее тело Верочки, Лесик решил напугать ее чем-нибудь другим.
— Скоро рассвет, пора домой, — сказала Верочка, начиная смущенно ерзать на Лесиковых коленках.
— Только не на рассвете! — притворно ужаснулся Лесик. — Не хочется угодить в толпу утопленников!
— Кого-о?! — ужаснулась Верочка, прекращая попытки отдалиться от пышущего жаром кавалера.