– Да, она предлагала ему выгодную сделку, чтобы его маленькая, разваливающаяся фирма вошла в состав крупной компании. Он ставил сиюминутные амбиции выше конечного результата.
– Как вы думаете, он способен на убийство?
– Да, наверно, мы все способны на преступление при определенных обстоятельствах. В душе каждого человека удивительным образом уживаются вместе Господь и сатана.
– А вы когда-нибудь убивали?
– Да. Это не относится к данному делу, – спокойно сказала Шанталь.
– И все же поделитесь.
– Мы убили Марселя, когда Селин разбогатела, мы наняли наемного убийцу, который перед смертью передал насильнику привет от нее. Это было громкое дело, подозревали его делового партнера, нас к ответственности не привлекли. Марселю тогда было уже около семидесяти лет. Селин плакала и говорила, что лучше было бы его простить, но она так и не смогла. Она вспоминала каждый день, как он издевался над ней, а после убийства она представляла его с простреленной головой. Не знаю, было ли ей от этого легче.
Допрос был окончен.
– Мне кажется, расследование зашло в тупик, – сказала я, когда Шанталь вышла, – у нас много подозреваемых, дело какое-то мутное. Нам всем придется остаться в этом особняке?
– До завершения расследования – да, – мрачно сказал Адольфо тоном, не терпящим возражений. – Синьора, идите, отдыхайте, сегодняшний день был утомительным. Я думаю, вам не следует больше присутствовать на допросах.
– Но ведь у нас с вами была договоренность.
– Только на один день.
Я тяжело вздохнула:
– Вам жаль эту старушку?
– Когда-то мне было жаль всех жертв, убитых, застреленных, изнасилованных, расчлененных, я даже плакал над фотографиями трупов, когда никто не видел. Но потом я стал относиться к этому как к рутине, не более того. Я очень хочу хорошо делать свою работу, чтобы продвинуться по карьерной лестнице, такая же мотивация может быть у какого-нибудь наркодилера. Лариса, вы хотели бы встретиться со мной, когда закончится процесс? Во время расследования это запрещено, – неожиданно спросил Адольфо и посмотрел на меня. В его глазах были страх, нежность и надежда.
– Я пока не знаю. Адольфо, сколько вам лет?
– Тридцать два, я не женат и у меня есть небольшой домик на берегу моря, – его взгляд снова стал спокойным. Он говорил тем же бесстрастным тоном, каким вел допрос.
– Хорошо, подумаем об этом, когда найдем убийцу. Несколько слов о себе: я не замужем, страдаю бесплодием и депрессией, недавно бандиты разбили мне коленную чашечку, за последнее время стала много пить. Мое хобби – путешествия. Боюсь, у нас не слишком много общего.
– Ну что вы, Лариса, противоположности притягиваются, мы ищем в другом человеке того, чего нет в нас самих. Мне кажется, вы так печальны от того, что не можете понять, почему мир так жесток, но это так же нелепо, как расстраиваться из-за того, что за днем приходит ночь, подумайте об этом.
– Почему вы не допрашивали Антуана?
– Допрошу чуть позже, идите отдыхать.
Я подумала, что, возможно, Адольфо ревнует меня к обаятельному гиду. Странно, что я, совершенно разбитая жизнью, в буквальном и переносном смысле, дамочка чуть за тридцать, еще могу кому-то нравиться.
Этот кошмарный день пролетел быстро, и скоро должна была наступить жаркая сицилийская ночь. Охранники принесли нам скромный ужин – несколько видов пиццы на выбор. У Герарда совсем не было аппетита, он не притронулся к трапезе и сидел с видом медитирующего тибетского монаха. Давид и Бернар ели с аппетитом. Кристофер с гипертоническим кризом не вставал с постели, рядом с ним дежурил врач. Анни пила неумеренное количество алкоголя. Шанталь нервно набирал что-то на своем тачпаде и прихлебывал крепчайший кофе. У Стефани начался острый психоз, и ее увезли в больницу под охраной полицейского. Я без особого удовольствия съела маленький кусочек пиццы «Маргарита», однако отметила про себя, что в Италии ее готовят лучше, чем в России.
После ужина все разошлись по своим комнатам. Я выпила стакан вина, спать не хотелось совершенно. Я подошла к окну, особняк был расположен на обрыве, и за пальмами и эвкалиптами виднелось бескрайнее море и огни маяков – настолько далеко, что кружилась голова. Я представила себе, что совершила преступление и пытаюсь бежать из захваченного полицией замка. Мне остается только пытаться спастись вплавь, и я гребу, гребу, пока хватает энергии. Силы уже на исходе, леденящий холод проникает во все клеточки моего тела, вся жизнь проносится перед глазами. Скоро я почувствую раздирающую боль в груди, вода заполнит легкие. И когда я последний раз поднимусь над поверхностью, то увижу далекие, манящие, спасительные огни, которые еще совсем недавно казались такими близкими. Все-таки хорошо, что я пока жива, могу выпить вина и лечь в теплую постель. Вот оно, простое человеческое счастье.
Я легла, мне не спалось, я представляла себе мертвую итальянскую девушку, которая разбилась об острые камни под обрывом. Наверно, она пережила нечеловеческий ужас и адскую боль. Куда потом отправилась ее душа? Погрузилась в нирвану, или улетела в рай, или просто к клеткам мозга за минуту перестал поступать кислород, и сознание исчезло? Все герои драмы в особняке мафиози устроили в моей голове карнавал призраков. Почти у всех из них в жизни было столько несчастий. Можно забыть, можно смириться, можно простить, но все равно остается грусть. И что делать с этой грустью? Почему она не может раствориться в океане или улететь в бескрайнее синее небо? Может быть, когда-нибудь она все же покинет нас и останется только детская, безудержная радость бытия, но это будет уже в какой-то другой жизни. Наконец я погрузилась в тяжелый сон.
С утра после завтрака я увидела Герарда, который заходил в кабинет Адольфо, у парня был обреченный вид приговоренного к смертной казни. Я зашла следом за ним. Следователь знаком разрешил мне остаться.
– Это я столкнул ту девушку, – признался Герард дрожащим голосом.
– Зачем вы это сделали?
– Я ревновал ее к Давиду.
– Как вы ее столкнули? – доброжелательно спросил Адольфо.
– Просто подошел и столкнул.
– И она не сопротивлялась?
– Нет, я сделал это неожиданно.
– А какова была реакция Давида? – тем же добрым голосом задал вопрос следователь.
– Он удивился.
– И все?
– Он очень удивился, но ее было уже не спасти.
Я вспомнила из прочитанных детективов, что нужно всегда обращать внимание на поведение подозреваемых. Герард все время держал одну руку на кармане джинсов.
– Покажите, что у вас в кармане? – вдруг неожиданно сама для себя спросила я.
Адольфо бросил на меня испепеляющий взгляд.
– Да, действительно, месье Герард, предъявите содержимое ваших карманов, – добавил он, внимательно посмотрев на молодого человека.
Парень был бледен как полотно, под глазами у него были черные круги.
– У меня там ничего нет, только телефон, – тихо ответил он.
– Положите его на стол.
– Нет, не могу, это личная вещь, вы не имеете права, у вас нет санкции, – твердо произнес Герард.
– Имею, вы признались в убийстве, с этого момента вы арестованы.
Герард достал айфон и начал нажимать кнопки.
Адольфо неожиданно подскочил к нему через стол и вырвал чудо техники из рук молодого человека.
– Нет, нет, нет! – не своим голосом заорал подозреваемый. У него закатились глаза, он упал со стула, изо рта полилась пена, он забился в припадке.
Адольфо срочно позвал врача. Пока Герарду оказывали помощь, мы взяли телефон.
Следователь открыл папку видео. Мы посмотрели последнюю запись. На ней Давид и полураздетая девушка лежали у края обрыва и смеялись.
Давид показал рукой вниз:
– Милая, ты хочешь полетать? – спросил он по-английски.
– Да, конечно, я улечу как птица, начну махать крыльями и буду громко петь песню, – она говорила на итальянском языке, Адольфо переводил мне на английский. – А ты не хочешь? – и девушка толкнула Давида.
Тот с трудом удержал равновесие. Его лицо перекосило от гнева.
– Что за дурацкие шутки? – Давид выругался по-французски. – А если я тебя тоже толкну?
Он поднял девушку над собой и положил ее к краю обрыва. Она смеялась.
– Давай, давай, толкай меня. Ты хочешь бороться с женщиной? Настоящие мужчины так не поступают.
По лицу парня было видно, что он не успокоился. Он толкнул девушку, она повисла над обрывом и зацепилась одной рукой за камень. Давид рванулся, чтобы схватить ее за руку. Но тут большой камень, за который она держалась, полетел вниз.
Послышался громкий крик, Давид тоже с трудом удержал равновесие. После этого он начал громко ругаться по-французски.
– Да, – протянул Адольфо.
– Что-то здесь не сходится, – сказала я, – если Герард любил Давида и ревновал его к этой девушке, почему он не стер запись?
– Не знаю, Лариса, у этого эпилептика большие странности. В головах людей происходят необъяснимые вещи. Они сами не знают, зачем они проявляют бессмысленную жестокость, зачем приходят с повинной. Невозможно понять людей, руководствуясь только логикой. А как понять сердцем больные, измученные, порочные души других людей, не зная их опыта, не зная, что терзало их долгие годы и что давало силы?
Через полчаса на допросе измученный Давид, потерявший свою уверенность, говорил:
– Да, я не насиловал девочку, она сама согласилась остаться со мной, нам было хорошо вместе. Я не хотел ее убивать, мы просто дурачились. Произошел несчастный случай.
– Почему Герард не стер запись?
– Кто его знает, он ненормальный, я недавно узнал, что он влюблен в меня, – поморщился Давид. – Я натурал, но не гомофоб, я думал, мы сможем быть просто друзьями, теперь я понял, что мне надо держаться подальше от него. Я хочу связаться с французским консульством, за меня внесут залог, я хочу вызвать нашего семейного адвоката.
– Вы не сможете уйти от ответственности. Если бы у вас была совесть, она сказала бы вам, что вы виноваты. Но вместо совести у вас травка и зеленые бумажки, – сказал Адольфо протокольным тоном.
– Тут все ясно, надо заниматься убийством Стефани, – сказала я.
– Да, вечером надо будет всех повторно допросить. У меня уже есть кое-какие идеи, – сказал Адольфо, и его глаза сверкнули, как у охотника, который напал на след.
– Поделитесь.
– Это тайна следствия.
Мы прервались на обед.
После него Герард снова пришел к нам сам, сказал, что хочет поговорить. Он был очень бледен.
– Я сейчас после приступа медитировал, и у меня было озарение, – начал молодой человек обреченным голосом, – зря мы это затеяли, мы пошли против мировой гармонии, против высшего разума.
– Затеяли что? – спросил Адольфо.
– Убийство, – продолжал Герард, – это была идея Давида. Ему не хватало острых ощущений, ему казалось, что он уже все испытал. Экстремальный спорт, экстремальный туризм, травка, женщины всех цветов кожи, стрит-рейсинг, алкоголь, он уже почти спивался. У моего друга какой-то депресняк начался, все надоело, хотелось чего-то необычного. Как-то он задал мне вопрос: «А что чувствуют люди, когда убивают? Наверно, это самое необычное ощущение, какое может быть на свете. Ведь все равно все умрут, жизнь проходит, эта чертова жизнь. Такая тоска, какая разница, насколько долго кто-то будет коптить белый свет». Давиду становилось все хуже, у него почти все время было отвратительное настроение, он слишком много пил, и когда мы ночью пошли прогуляться и увидели двух девушек, мы решили разыграть спектакль. Никаких ребят мы не встречали, только двух девчонок, лет по семнадцать. Они шли нам навстречу, по пустынной ночной дороге, болтали и громко смеялись. Мы познакомились, предложили провести время. Они плохо говорили по-английски, но Давид немного знал итальянский, и вообще мы поняли друг друга без слов. Одна из них пошла домой, она сказала, что у нее есть парень, которого она «очень любить». А вторая решила остаться. Давид шепнул мне, что попробует столкнуть девушку, и посоветовал мне спрятаться и снимать это все на видео, чтобы потом смотреть, моему другу было интересно, что мы будем при этом чувствовать.
Я почему-то не мог стереть это видео, даже когда полиция нашла мертвую девушку. Мы поступили против вечной жизненной силы, разлитой вокруг нас, и теперь мы не должны скрывать это от других живых существ. Только так восстановится гармония, пусть теперь все идет своим чередом, – Герард глубоко вздохнул. – У нее был такой красивый, белый, облегающий, короткий сарафан. Когда она сняла его, я увидел, какая она худенькая и беззащитная, такого маленького роста, намного ниже среднего. У меня сдавило сердце, она была похожа на птенчика, выпавшего из гнезда. Я хотел крикнуть Давиду: «Не убивай ее!». Но почему-то не смог, у меня никогда не хватало духу возразить ему ни в чем, он был для меня как Бог. Такой сильный, красивый, бесстрашный – мне казалось, что он выше всех законов и правил, мой друг – уникальный человек и может делать все, что захочет. К тому же его отец миллиардер, он вытащит его отсюда, а меня уже никто не спасет. Моя мать наркоманка, я не виделся с ней пятнадцать лет, а у моего отца новая семья и трое детей от второй жены. Отец никогда не любил меня, я напоминал ему о матери, опозорившей его. Она почему-то не смогла жить с ним, в богатом доме, где было все, и ушла к своему беспутному любовнику-наркоману на улицу. Я помню, как мама сказала, когда мне было десять: «Малыш, я люблю тебя, но меня зовут огни ночного города, это сильнее меня». Больше я ее никогда не видел. Вскоре после этого я заболел эпилепсией, и кроме Давида у меня никого нет, – Герард разрыдался.
– Успокойтесь, формально вы не совершали убийства, вы просто не остановили вашего друга и оказали помощь следствию, скорее всего, вам дадут условный срок, – деревянным голосом произнес Адольфо.
– А что будет с Давидом?
– Об этом знает только Высший разум, идите в свою комнату, айфон вам вернут позже, пока вы оба задержаны по делу об убийстве, – устало сказал следователь.
– Лариса, вы тоже идите в свою комнату, мне надо побыть одному, – вздохнул Адольфо.
По дороге в свои апартаменты я встретила Антуана.
– Какой ужас, такого никогда не было в моих турах. Такие милые, очаровательные мадам и месье, это ж надо было кому-то из них совершить убийство. Я надеюсь, вы будете продолжать путешествие, когда расследование завершится. У нас приготовлена увлекательная программа, мы едем в Латинскую Америку.
– Я подумаю.
– Тут совершенно не о чем думать: сомбреро, текила и сальса, самая острая экзотика на планете. Лариса, я надеюсь на вас, вы не дадите этому неприятному инциденту испортить ваш отдых, – Антуан дружелюбно и очаровательно улыбнулся.
Я молча ушла и без сил легла на кровать, выпила полбутылки карибского рома из мини бара и несколько часов провела в забытье. Наконец, я погрузилась в тяжелый сон, мне приснился тибетский монастырь, где сидели по-турецки на огромном поле и медитировали монахи в черных капюшонах с лицами Герарда. А по земле растекалось огромное кровавое пятно.
Через некоторое время меня разбудил полицейский:
– Пройдите, пожалуйста, в гостиную, у следователя есть важное сообщение.
Я вошла в гостиную, там уже сидели все, кроме Герарда, Давида и Стефани. Кристофер полулежал за столом, откинувшись в кресле-качалке, на лбу у него была повязка. Паскаль нервно курил и прихлебывал кофе. Шанталь сидела за столом, выпрямив спину и глядя прямо перед собой. Анни пила вино, она плохо выглядела, макияж был наложен неаккуратно. Бернар ел круассан и казался почти спокойным. Антуан был раздражен, его обычное очарование куда-то испарилось, он сидел хмурый и вертел в руках апельсин. В гостиную вошел Адольфо в безукоризненном костюме и черном галстуке. Он взял один из стульев с резной спинкой, стоявших напротив камина, и сел за стол.
– Дамы и господа, похоже, обстоятельства гибели одной из участниц вашей группы прояснились. Мы знаем, кто убил Селин.
Глава 22 Клиника для душевно больных
Адольфо сделал паузу. Напряжение повисло в воздухе. Даже Анни застыла с бокалом вина в руке и смотрела на следователя, широко раскрыв глаза.
– Она сама лишила себя жизни. Можете продолжать свое восхитительное турне и наслаждаться жизнью, у меня все.
Мои попутчики заговорили, послышались вопросы, восклицания. Я, не слушая их, встала и пошла в свою комнату, меня очень тронула история Селин, она чем-то напоминала мою собственную.
Через полчаса я пришла в кабинет, где Адольфо вел допросы. Он сидел за столом и работал на ноутбуке.
– Как вам удалось это выяснить? – спросила я. – Судя по рассказу Шанталь, она любила жизнь.
– Стефани направила Шанталь, своему врачу и еще многим людям, адреса которых знала только она, прощальное письмо.
– Но убийца мог подстроить это.
– Вряд ли, в письме она сообщает подробности своей жизни, детства, известные только ей и Шанталь. Она рассказала такие вещи о своем теле, которые могла знать только она и ее врач. Покойная была умной женщиной и не хотела, чтобы ее племянника осудили за убийство. Врач никому не сообщал о диагнозе, он только вчера направил ей электронное письмо с результатами гистологии, у Селин неоперабельный рак селезенки, метастазы. Такие вещи не положено сообщать по почте, но она заплатила доктору большую сумму, чтобы он написал ей, как только будет установлен диагноз. Мы проверили информацию, дату забора анализа, действительно, результаты были готовы только вчера. Врач не сообщал о них никому из группы. Он мог бы сделать это только по электронной почте или по телефону, мы проверили: звонков и писем не было, ее доктор не был знаком ни с одним из туристов группы.
– Даже с Шанталь?
– Да.
– Но они могли скрывать свою связь. Она могла убить подругу из ревности, из зависти.
– Лариса, успокойтесь, хватит играть в детектива, вы перенервничали. Послушайте фрагмент из ее прощального письма.
Адольфо прочел без эмоций, будто перед ним был телефонный справочник:
– Я узнала о своем диагнозе. Скоро я не смогу работать. Мне надо будет лежать в клинике, получать химиотерапию, я стану обузой для окружающих и уже никогда не поправлюсь. Моя жизнь всегда была борьбой, попыткой переломить судьбу, я делала все, что могла. Когда я уже не смогу работать, для меня все потеряет смысл. Поэтому я хочу умереть в прекрасной стране цветов, моря и солнца, в ясном уме и твердой памяти. Мне удалось вырвать у этого ужасного мира несколько мгновений радости. Я так долго жила и столько всего видела – и это счастье, – но сейчас я все забуду – и это еще большее счастье. Я оставляю все мое состояние моему племяннику Кристоферу, как и указано в завещании, хранящемся у нотариуса.