— А ты, выходит, не высшее создание?
— Нет, конечно.
— Странно. Мне казалось, высшие создания с добром дружат. Ты вот меня приютила, Алика… чужих тебе людей, значит, с добром живешь. Ты и есть высшее создание, так как человек хороший.
— Серьезно? Хм… впервые слышу, что я хороший человек. Приятно.
9
Ночь в доме Юлии выдалась уникально тихой, буквально гробовой, как будто здесь не было ни одной живой души. Но это неудивительно, ведь дом стоит в тихом старом квартале, ко всему прочему вдали от проезжей дороги, по которой в ночную пору практически не ездят автомобили.
Примерно в два часа ночи он очутился в гостиной и осмотрелся, как коршун, высматривающий добычу. Да, тихо так, что хоть не дыши, — ведь здесь есть люди, нельзя, чтобы они проснулись. К тому же темнота неполная. В гостиной всегда горят ночники, чтобы не свернуть шею, если вдруг понадобится спуститься вниз, пройти в кухню. Однако эти же огоньки, расположенные на стене вдоль лестницы на равном расстоянии, могли и выдать, если кто-то появится. Следовало поторопиться.
Босиком (в носках) он начал подъем по лестнице, ступал на цыпочках и очень осторожно, но… чертова лестница скрипела, словно старуха суставами, а он морщился, как будто это могло заглушить скрип.
Поднялся. И быстренько засеменил в конец коридора. Перед дверью спальни перевел дух, отер пот со лба тыльной стороной ладони и взялся за ручку… Осторожно повернул… Услышав слабый щелчок, понял, что дверь открыта, теперь он бесшумно впорхнул (хотя данный глагол подходит не мужчине, а женщине) в спальню. Здесь стояла чернильная темнота. Но он уверенно шел к кровати, наконец наткнулся на нее и замер, прислушиваясь.
Юля спала крепко, она никогда не жаловалась на бессонницу или чуткость во время сна, не почуяла и на этот раз, что не одна в спальне. А он привык к темноте, уже различал тело на кровати, тихонько поставил колено на постель и взял всей пятерней Юлю за плечо. Она выдернула плечо, повернулась на другой бок и вдруг распахнула глаза, напряглась, затем резво оглянулась… и увидела черную тень, нависшую над ней.
— Кто здесь?.. — выдавила Юля.
— Я, я… — зашептал Иван. — Муж твой. А ты кого ждала?
— Фу, — с облегчением вздохнула Юля. — Ну и напугал… Нет, ты думаешь, что делаешь, или совсем чокнулся? Я чуть не умерла!
Иван пополз к ней на коленях, грозно шипя:
— И ты… ты еще меня упрекаешь?! Офонарела, да?
Юля щелкнула выключателем, загорелась лампа на тумбочке под оранжевым абажуром, а Иван прищурился, впрочем, она тоже щурилась, пока не привыкла к свету. Выглядел Ваня слегка потрепанным: зарос щетиной, явно пил, оттого припух, губа разбита — не дрался же, в самом деле, значит, пьяный упал и… Юля злорадно подумала: «Так тебе и надо». Но ничего не сказала своему непутевому мужу, ждала с его стороны увертюры, которая не заставила себя ждать:
— Что происходит? Тридцатого ты отправилась к следаку, вернулась, но даже не зашла домой, а уехала! Я тебе звонил раз сто! Ты не брала трубу! Что за номера? Ты не вернулась и тридцать первого! Где ты шлялась?
— Фу, фу, фу, — сморщилась Юля. — Хм, шлялась… Это ты о своей жене так? С которой прожил столько лет?
— Кого в дом привела? Что за дурь тебе пришла в голову? Теперь я не могу по собственному дому свободно ходить! Вынужден сидеть в подвале, как крот!
— В цокольном этаже, а не в подвале, — поправила жена. — Там у нас спортивный зал, баня со всеми прибамбасами, включая самовар и холодильник… Кстати, ты почему не мылся? От тебя несет, как от…
Не сдержался Иван. Поскольку под руками ничего из ударных инструментов типа дубины не имелось, он схватил подушку и ею огрел жену.
— Рехнулся? — окрысилась она. — Ты напрашиваешься…
— Я напрашиваюсь? Я?!
— Тихо! Чего орешь как резаный? Наши гости сбегутся и увидят, что ты жив, а тебя ведь нет!
— Кто они, твои гости? Где ты их взяла? Какого черта домой притащила?
— Так получилось, — огрызнулась Юля, но не повышая голоса. — Людям негде ночевать, не оставлять же их на улице!
— А наш дом что — ночлежка для бездомных? Подумала бы о муже!
— Пф! — издала она презрительный звук и отвернулась.
Отвернулась! Иван вдруг обмяк, сел на постели и опустил голову. Он не мог не почувствовать между ними невидимой преграды, которую выстроила вторая половина. Юлька, жена и мать его детей, хранительница почти трехэтажного гнезда в центре города с приусадебным цветником, казалось, выставила мощный щит. Не понимал, в чем причина. Как человек, любящий ясность во всем, он взял паузу на несколько секунд, чтобы вычислить, какого рожна она взбрыкнула. Версий на ум не пришло, а жить в неведении — это не по Ивану.
— Юла, в чем дело? — строго, но с толикой страха произнес он. — Ты бы хоть объяснила, откуда такие перемены. Сижу тут как мышь, еда закончилась…
— Ничего, продержишься на собственных жирах. Я тебя вон как откормила: пачка разрослась — в самый раз вместо боксерской груши повесить.
У Ивана глаза стали квадратными: это не его Юла, это ведьма какая-то! Нет, скандальчики она, разумеется, закатывала, иначе не была бы женщиной, но чтобы вот так жестко и непримиримо — этого за ней не водилось. А он от нее сейчас зависит полностью, что не могло ему нравиться, да выбора нет.
— Ну и ну… — проговорил Иван изумленно.
И вдруг понял: ей кто-то наплел про него с три короба всяких гадостей. Он решил схитрить, изменив тактику и взяв паузу, как делал всегда во время ссор:
— Слушай, Юлька, дай сначала поесть, потом выложишь свои претензии ко мне.
Как отказать в куске хлеба родному мужу? Не зверь же она. Юля слезла с кровати, надевая халатик, ворчала:
— Без меня ты даже в холодильник не догадываешься заглянуть, а ведь что может быть проще? Иди, только тихо.
В кухне Юля набросала на поднос еды и предложила спуститься в обитель мужа, то есть в цокольный этаж, где он обосновался, прячась от глаз людских. В бане есть очень удобная комната отдыха со столом, лавками и креслами, но главное ее достоинство — это настоящий бункер, здесь хоть песни пой во весь голос, вряд ли наверху услышат. Стены, пол, потолок отделаны деревом, издающим нежнейший аромат. По стенам Юля развесила жостовские подносы, на полки выставила хохлому во всех известных вариантах, а посуда для горячих блюд, конечно, керамическая. Что еще? Рушники свешивались с полок — вышиты на заказ, они дополнили деревенский стиль, в углу висели веники, пучки трав для запаха…. Не баня, а этнический музей. Там и разместились супруги.
Иван набросился на еду, словно его привезли с необитаемого острова, где он не видел привычных продуктов пару лет. А она, усевшись напротив и выпив минеральной воды, получила возможность взглянуть на него по-новому, немножко отстраненно, отключив эмоции, мешающие воспринимать явь во всей ее неприглядной красе. Юля задавалась вопросами: кто он, что она пропустила, чего не заметила в Ваньке, подставившем свою семью под удар?
Итак, муж… О, это чудо досталось ей в результате тяжелого умственного труда. Пятнадцать лет назад он был красив как принц: блондин с густыми вьющимися волосами и синими очами, с роскошным спортивным телом, обаятельный и веселый. Конечно, у девчонок крышу сносило, они бегали за ним табунами, хотя к золотой молодежи Иван не относился, денег у него особо не водилось. А Юля, гордая и независимая, демонстративно убегала от него — ход примитивный, известный со времен пещерных жителей, но почему-то до сих пор срабатывает, вероятно, человечество не поумнело ни на йоту. Разумеется, Ванечку, как истинного охотника, интересовала ускользающая добыча, посему он, словно голодный волк, рыскал за Юлей по пятам. И вот случилось! Снизошла она до сидения в кафе за чашкой кофе! Он, доведенный гонками до исступления, предложил руку, сердце, старую полуразбитую иномарку и съемную квартиру. Юля немного подумала для проформы и осчастливила его:
— Ты мне подходишь по цвету волос.
Иван хохотал, целовал руки невесте, радуясь своему неземному счастью. Три года прошли в плюсе. Но счастье — субстанция самая непостоянная, сейчас оно есть, и ты порхаешь, а через секунду готов в петлю залезть, для этого достаточно подлой фразы. В общем, счастье Юли незаметно перерождалось из неземного в самое что ни на есть земное…
— Кто твои друзья? — поинтересовался муж набитым ртом.
— Неважно. Ребята выручили меня, у обоих паршивые ситуации, я их приютила.
— Чтобы завтра же их не было в моем доме.
— По закону это и мой дом, — завелась Юля. — Или мне уйти вместе с ними? Я могу.
Иван перестал жевать. Нет, жену подменили, в ней проснулись независимость, дерзость — куда это годится? С адвокатом Саней Щелоковым Ивана роднила одна умопомрачительная черта: умение манипулировать людьми, лепить из их эмоционального состава послушных марионеток, для чего нужно уметь быстро менять приемы. И вот уже муж Юлии не грозный и обиженный, дабы вызвать чувство вины в ней и жалость, а трогательно растерянный:
— Юла, ты че такая злая? Это я должен злиться!
— Ты?! Ну, даешь! Во наглый…
— Так! — Он поднял руки, будто останавливал поток негатива от нее. — Все, давай притормозим, есть более важные вещи. Ты была у следака?
— Была, — огрызнулась она.
— Юла… Ну что за дела? Я в таком положении, а тут еще ты добиваешь. Следак что сказал?
— Подозревает меня.
— В чем?
— В убийстве собственного мужа. Муж — ты, значит, я грохнула тебя.
— Бред… Он так и сказал: вы, Юлия, убийца?
— Не так. А вот твой Саня именно так сказал. Следователь допрашивал меня недолго, отпустил слишком быстро, теперь будет искать доказательства моей вины. И найдет, пообещал Саня.
— Не мели чушь! Найдет — ха! Я же жив.
Юля вынула сигарету из пачки, прикурила. Прищурив свои сумеречные глаза, в которых при искусственном освещении не прочтешь истинное значение слов, произносимых ею, она промурлыкала, словно издеваясь над несчастным:
— Пока(!) жив.
— Не понял…
— Когда-то же выяснится, что ты не взорван, твои недруги узнают и тогда…
— Не надо, не надо! — подскочил Иван и заходил, заходил по комнате отдыха, кромсая зубами кусок копченой колбасы, забыв ее нарезать на кусочки. — Не надо пророчествовать. Произнесенная мысль имеет свойство сбываться. Что еще сказал следователь?
А вот эту новость стоило подать особой интонацией. Но Юля, зная своего Ванечку, который обожает валять Ваньку, предпочла проговорить быстро и на одной беспечной ноте:
— Лифчик показал и поинтересовался, как этот дамский предмет очутился в твоей машине. Но что я могла ответить? Не с меня же ты его снял!
У Вани брови поползли вверх, некоторое время он смотрел на жену непонимающими глазами, в которых застыли искреннее непонимание, удивление. Юля наслаждалась молчаливой реакцией, не купившись на уловки мужа.
— Какой лифчик? — наконец выговорил он.
— Черный! — не сдержалась Юля и рявкнула, отчего Ваня вздрогнул. Однако в руки взяла себя моментально и протарахтела: — Дорогущий. С такими пошленькими кружевами, что меня чуть не стошнило. Но у тебя всегда был отвратный вкус, да, да, да! Если бы не я, ты носил бы бомжачьи тряпки и обставился сплошным мещанским барахлом…
— При чем тут я и лифчик? — осторожно вставил Иван.
— Кончай из меня дуру делать! — огрызнулась Юля. — Хватит! Я ведь всегда знала, что ты мне наставляешь рога! Знала, но позволяла себя уговорить, что я дура, что мне все только кажется или приснилось. Я хотела верить тебе и верила. Потому что действительно дура. Но я поумнела, когда тебя взорвали! И если раньше твои похождения задевали лично меня, то теперь они не задевают… нет! Они угрожают! Моей жизни и жизням моих детей, а за нас я тебя сама порву на ленты.
— С чего ты решила, что детей…
— Замолчи! Меня почему-то не взрывают, а раз тебя взорвали, ты кого-то крупно достал. Логично?
Иван кивнул. Собственно, спорить с разъяренной мегерой бесполезно, лучше дать ей выговориться, что она с успехом и сделала:
— Ты кому-то сделал гадость, а расплачиваться, не исключено, будем мы с детьми. Я, получается, не знала человека, с которым целых пятнадцать лет спала в одной постели… впрочем, не всегда. Иногда этот… блин, человек спал с другими бабами, но заливал мне в уши сиропчик, будто он святой. Все это оскорбительно. Нечистоплотно. Унизительно, наконец. Но ты этого не понимаешь и не поймешь.
Все. Монолог закончился, Ивана обрадовало, что был он не длинным и не слишком агрессивным, теперь можно и ему слово веское сказать.
— Во-первых… Только не перебивай! — упредил он начало следующей гневной тирады. — Не понимаю, о каком лифчике идет речь. Я вышел покурить, услышал вопли соседской кошки — она застряла между забором и ветками малины, а они колючие. Я взял фонарик, садовые рукавицы и пошел доставать кошку. Эта дура — кошка — была напугана и сопротивлялась. Но тут как рвануло… Я упал на землю, а кругом летало все… У меня шок был. А когда я сообразил, что случилось, сел в машину и… уехал. Не понимал, что делаю, куда еду, на автопилоте поехал в город… там кончился бензин. Пришлось закрыть машину, бросить на обочине и идти пешком. Я даже не сообразил такси вызвать! Как отшибло! А ты мне про какой-то дурацкий лифчик…
— Ну, а как «дурацкий лифчик» попал на заднее сиденье твоего сарая на колесах? — не верила Юля, окрасившая вопрос ехидством.
— Откуда я знаю, кто там раздевался!
— Он не знает! — рассмеялась Юля горьким смехом оскорбленной, униженной и обманутой. — Ты бросаешь свой сарай открытым, и туда может залезть любая корова со своим хахалем? Залезть и раздеться! Зимой! Ха! Ха!
— На даче я машину не закрывал. И ключ в зажигании оставил. Кому там угонять и как? Может, кто-то и залез из моих гостей… с определенной целью… ну, ради секса… раз бюстгальтер нашли…
— У нас комнат мало, негде поразвратничать? — подловила его Юля. — А кстати! Ты что же с бабами туда приехал?
— Какие бабы, какие! Что ты мелешь?! У меня был важный день, дело всей моей жизни! А ты — бабы! С бабами проводят время, когда нет других забот! Бабы… в моей машине… Пф!
— Откуда же там взялся лифчик?
— А может… — оживился Иван, ему вдруг пришла на ум ценная мысль. — Может, следак тебя нарочно на понт брал! Ему нужны от тебя показания, а женщина выкладывает всю грязь про мужа, если ее сильно обидеть. Как тебе такой вариант?
Юля воскресила в памяти следователя Костю и признала: этот тип способен на любую гнусь, наверняка он стер грани между «можно» и «нельзя». А Иван тем временем почесывал макушку, явно вспоминая, каким еще способом бюстгальтер мог попасть в его машину.
— Еще… во время переговоров мы испортили много листов, дополняя пункты условий. Я просил одного гостя съездить купить пачку бумаги, он воспользовался моей машиной…
— Твои гости нищие, не имеют машин? Как же ты с бедняками решил создать общий бизнес?
— Имеют! — огрызнулся Иван. — Но на дачу я их привез сам! В город они приехали на форум, мне удалось вырвать этих людей на одну ночь! Так что машина была одна. И вероятно, молодой человек заехал к подруге… Да больше некому! Просто некому! А я, дорогая, делами занимался. Слушай, мне без твоих наездов хреново. Очень хреново.
На все Юлины доводы, обнажавшие ее сомнения, у него быстрый ответ, стало быть, Ванька не придумывает на ходу. Ответы логичные, искренние. Как тут придраться: мол, лжешь, негодяй? Ей стало стыдно, как становилось всегда во время ссор, осталось ощутить груз вины на плечах, обнять родного мужа, прижать к груди и зарыдать, разделяя с ним его «хреново». Но Юля чуяла шестым (и даже двадцать шестым) чувством, что это все уловки, ведь Иван не тот Ванечка, за которого она выходила замуж, — рисковый, отчаянный и веселый. А улыбка! У палача топор выпал бы из рук, если бы на эшафоте Ваня ему улыбнулся подкупающе открыто, белозубо, нелицемерно… Так что же не так? Все как будто осталось при нем, а он другой. Да, вот так: все то же, но не то. Или она стала другой? Главное, поймать Ваньку невозможно, не предъявишь же в качестве претензий свою интуицию!
— А чего Щелоков примчался? — спросил он более мягким тоном, ощутив, что жена в замешательстве. — Ему делать нечего после новогодней ночи?
— Жениться на мне жаждет, — мрачно ответила Юля.
— А серьезно?
— Требует завтра же отдать ему все твои записные, ноутбук и документы из офиса.
— Чего-чего? — вытаращился Иван, потом запил шок коньяком. — А ху-ху он не хо-хо? И как он объяснил, зачем ему мои документы?
— Он хочет спасти меня от тюрьмы. Ты ведь кому-то нагадил…
Иван и поморщился, и передернул плечами, слыша от жены словесное непотребство. Он еще выпил рюмку, закусил.
— Нагадил… Раньше я не замечал за тобой вульгаризмов.
— Надеюсь, я тебя еще порадую. Так что мне делать с Саней?
— Не давать, конечно.
— Как же я не дам твою писанину нашему любимому другу? Не забывай, меня и так подозревают в твоей смерти, он тоже.
— Откуда у тебя появилась эта манера — ехидничать? — возмутился Иван. — Скажи ему, что ты не знаешь, где что лежит…
— Саня знает: сейф, ящики твоих столов, компьютеры, записные.
— Придумай что-нибудь! Нет, Юла, ему нельзя отдавать мои архивы!
— Давай пошлю его куда подальше.
— Нельзя! Ты не знаешь, какой он мстительный. Думаешь, я этого интригана обожаю? Нет, я терплю его, иначе он меня уничтожит.
— Уничтожит? За что?
— Каждый человек в бизнесе допускает ошибки, я тоже допускал, а Саня их не забывал. Мне доводилось видеть, как он размазывал людей… Вот и все.
— Значит, так: отдать архивы нельзя и послать Саню нельзя! Прости, дорогой, а что же можно?
— Ну, выкрутись как-нибудь, Юла! Но так выкрутись, чтобы без последствий, без ссор с ним, чтобы Саня нам не навредил.