Эдуардо жестом руки пригласил Романова следовать за ним. В пустом музее он, занятый своими мыслями и готовясь к работе, обронил тоном уставшего гида:
– Коллекция яслей насчитывает четыреста экземпляров, собранных в разных странах. Ради интереса можете посмотреть ясли из бамбука, из черного дерева, сделанные в Африке.
Романов отказался.
Они спустились в подвальное помещение. Хозяин открыл дверь с более чем странной надписью «Реставрация яслей» и пригласил гостя присесть на плетеное кресло-качалку.
– Посидите минутку, мне нужно посмотреть, остались ли у меня шведские «болванки». Не скажу, что редкость, но заказы на них почти не поступают. Израильские и российские есть точно.
Он вернулся из подсобного помещения через минуту и подмигнул клиенту: «Все в порядке».
– Для всех трех паспортов нужны разные фотографии. Садитесь на стул.
Эдуардо настроил освещение и сделал несколько снимков на цифровой аппарат, соединенный кабелем с компьютером. Вывел первый снимок на монитор и подозвал Романова:
– Челка упала на глаза. Нужно сделать новый снимок.
– Меня устраивает этот, – отказался Румын, внимательно рассматривая свою фотографию.
– Как угодно, – пожал плечами фотограф. – Только на паспортном контроле эта деталь может броситься в глаза.
– На паспортном контроле в глаза бросается совсем другое: прическа волос к волосу, блеск бритого подбородка, послушный взгляд, будто рассматривающий пограничника или таможенника. Оставьте этот снимок.
– Хорошо. Ваше русское имя будет… – Он приготовился записывать.
– Николай Михайлович Ильичев.
Эдуардо записал за клиентом дату его рождения, адрес.
– Израильское имя?
– Михаил Стимер.
– Шведское?
– Стэффан Олссон.
– Посмотрите, правильно я записал?
Румын проверил записи. Паспортист не сделал ни одной ошибки.
– В паспортах проставьте визы. Записывайте. В Испанию я прибыл по российскому паспорту два дня назад, через неделю вылетаю в Израиль. Визы туристические. В израильском паспорте откройте туристическую визу в Россию. С завтрашнего дня.
– Какие штампы поставить в швейцарском паспорте?
– Поставьте столько виз, сколько возможно. На неделю в Испанию, на две в Италию, открытую визу в Россию. Штампы должны говорить о частых передвижениях. Скажем, я часто гастролирую.
– Не сомневаюсь, – буркнул под нос Эдуардо, оставляя гостя одного.
Костя по-хозяйски включил телевизор, убавил звук. Через минуту зашел за штору, которая вкупе с дверью образовывала подобие шлюза. Без стука вошел в лабораторию. Не обращая внимания на немой протест паспортиста, осмотрел помещение и вышел, бросив:
– Для общего спокойствия. Дверь не закрывайте.
В подвале музея яслей было так душно, что, казалось, даже электрические лампочки горели с трудом. Романов с нетерпением дожидался окончания работы. Имея «болванки», печати, навыки, паспорт можно сделать за считаные минуты. Прошло около часа. Романов несколько раз заходил в лабораторию и всегда видел мастера в одной и той же позе: он сидел, низко склонившись над столом, глядя через огромное увеличительное стекло на треножнике, и больше всего походил на часовщика.
Когда Романов перешагнул порог лаборатории в очередной раз, терпение Эдуардо лопнуло. Он обернулся и зло бросил:
– Перестаньте мотаться туда-сюда, – и показал рукой, – я работаю над шведским паспортом, господин Олссон. Уроженец Гетеборга, если я правильно написал. Вам двадцать восемь лет.
– Не теряйте времени.
Мастер только махнул рукой.
Костя вернулся к телевизору. Выпуск новостей вышел вовремя, что для испанского телевидения большая редкость. Романов узнал место, где он застрелил Реми Миро. Он и сейчас лежал на том же месте, только накрытый белой тканью. Информация дублировалась бегущей строкой, над которой застыл неподвижный черный квадрат «Срочное сообщение» и имя Реми Миро после слова «убит».
Романов видел боковым зрением Эдуардо, но не стал останавливать его. Мастер стоял в двух шагах позади убийцы и не мог оторвать взгляда от «бегущих горячих новостей».
Костя повернулся, подошел к нему вплотную, взял из рук три паспорта и пролистал каждый. Убрав документы в карман, Костя поблагодарил мастера по-гречески:
– Эфхаристо…
Звук выстрела поглотили толстые стены музея.
3– Вы не были у нас два дня, а мне подумалось, две недели. Здравствуйте!
Романов ответил Феликсу приветливой улыбкой. Старик ни разу не назвал его по имени, только сеньором, что на латыни означало «старший».
Феликс сделал то, чего и сам, наверное, не ожидал. Он подошел к гостю вплотную, поправил ему галстук и сказал:
– Пожалуйста, сеньор, проходите, вас ждут.
Романов был одет с иголочки. Темно-серый костюм, светлая рубашка, галстук, стильные туфли. Гриневич, отмечая контраст, провел рукой по горлу. Все, что было выше белоснежного воротника, не соответствовало одежде, в то же время создавало какой-то стиль, молодежный, скорее всего, решил Гриневич. Прическа? Он критическим взглядом окинул длинные волосы Кости. Вряд ли он причесывался. Ему шел именно такой косой пробор, косее придумать было невозможно. Челка закрывала правый глаз, словно маскировала его. Усы и бородка подстрижены клочками, возможно, овечьими ножницами. Гриневич припомнил термин: обкорнали. А потом кое-как покрасили. Романов не был блондином, но «блондом»: русые волосы, рыжеватая «скандинавская» бородка. Он немного сутулился, что было особенно заметно в строгом костюме. Казалось, он стеснялся деловой одежды.
Гриневич принимал Романова в гостиной. Пригласив его присесть за стол, сам остался стоять. Костя выложил на стол «дипломат» и открыл его. Он был пуст.
– Да, да, – часто покивал Гриневич, – деньги я приготовил.
Он увидел в Косте то, что надеялся увидеть: готовность к работе. Он не мог сказать, что видит перед собой картину вроде «Киллер отправляется на задание». Его порадовал общий настрой. Он знал людей, которые брались за работу, а потом перезванивали, переспрашивали, перестраховывались, набивали себе цену, создавали обстановку, называемую лишней суетой, и так далее. Романов был полной противоположностью.
Он пришел за деньгами, заодно попрощаться. Возможно, они встретятся еще раз, для окончательного расчета. И все равно Гриневич спорил с собой. Как только Костя уйдет, как только он избавится от его образа, на него со всех сторон полезут сомнения. Он не такой, он только кажется таким. Он твой последний шанс, потому ты видишь в нем последнего героя. Он обычный человек, мечтающий харкнуть с борта своей яхты в воды, омывающие полуостров Флорида. Он выйдет за дверь и рассмеется над тобой. А ты потеряешь веру и начнешь чесаться, живо напоминая лоха у лохотрона в окружении лохотронщиков. И так будет до тех пор, пока он не убьет человека, которого ты заказал. А до тех пор… И все начнется сначала.
Гриневич вернулся через пять минут с несколькими пачками долларов, одну за другой положил их в кейс. Романов вынул из кармана разноцветные паспорта и бросил их поверх денег. Только после этого закрыл крышку и щелкнул замками.
– Бедный Реми, – усмехнулся Гриневич. – Ты мог облегчить себе работу, попросив у меня его адрес. Кстати, как ты вышел на него?
– Через Розовского.
– Неправда. Розовский ни разу не контактировал с Реми, и сам Реми не пошел бы на сделку с ним, не посоветовавшись со мной. Почему ты убил Розовского?
– Чтобы он не сдал нас. Он был в шаге от этого. Вы же не раз думали над тем, что вам теперь помощники ни к чему. – Романов попросил лист бумаги и написал реквизиты банка и номер своего лицевого счета. – Деньги переведите на этот счет.
– Михаил Стимер, – прочитал имя Гриневич. – Теперь я знаю одно из твоих имен.
– Но не знаете двух других.
– Но узнал бы, если бы сам обратился за помощью к Реми, – покивал Гриневич. – Я понял твое преимущество: ты решил с самого начала действовать самостоятельно.
– Скорее, не хотел пойти по стопам Вихляя и Паниных. Кстати, для работы мне могут понадобиться их посмертные снимки. Отсканируйте их и перешлите файлы на мой почтовый ящик. Я напишу адрес.
– Скажи честно, Костя, ты мне не доверяешь?
– Верить мешает двойное дно вашей фирмы, – откровенно ответил Румын, отдавая Гриневичу свой электронный адрес.
– Что еще тебе мешает?
– Вы, Алексей Викторович. Как человек с двойным дном. Но меня это задевает только краем. Я не вашего расположения добиваюсь, я работаю. За деньги.
4Как и в прошлый раз, его до ворот проводил Феликс. Костя пожал ему руку. Обернулся, пройдя полсотни шагов, и помахал ему рукой. Он точно знал, что старик будет смотреть ему вслед. Почему? Может, за эти дни он приобрел особую притягательность?..
Костя не попрощался с еще одним человеком, хотя видел его всего один раз. Но чувствовал: она ждет его. Он решил побаловать себя сладким, пока родители не видели.
Костя не попрощался с еще одним человеком, хотя видел его всего один раз. Но чувствовал: она ждет его. Он решил побаловать себя сладким, пока родители не видели.
Вот здесь он встретил Марибель, трепал за ушами ее пса и словно слышал ее: «Тебе нужен день, чтобы завоевать мое сердце. День, чтобы заманить меня в кровать. День, чтобы бросить меня. Тебе нужен час, чтобы забыть меня. Сколько тебе нужно, чтобы найти другую?»
– Два дня…
Странная женщина. Она ничуть не стеснялась себя, своих слов, того, что немного переиначивала Хуана Тенорио. Она пожимала плечами на вопрос: «Тебе вина или кофе?» Ей было все равно, она выпила бы и того, и другого… но только из любимых рук.
Костя так и представлял ее дом с белоснежным фасадом, уютный и чистый, без пылинки. Днем во дворе вывешены для просушки половые коврики, вечером они занимают свои места в доме. Спрингер лежит на своем коврике возле будки и косит краем глаза на хозяйку. Он любит ее, потому не бегает по двору и не поднимает пыль. Он не любит попугая, который обзывает его дураком, и боится, что вскоре его покой нарушит помесь лошади и осла… Что-то неуловимо безмятежное обитало здесь, что-то похожее на сказку.
Они лежали в кровати. Марибель пощипывала его рыжеватую бородку и изредка бросала: «Терпи».
– Я раздумала заводить мула. Я хочу велосипед с моторчиком. – Она перевернулась на живот и, утопив подбородок в своих мягких ладонях, продолжила: – Когда мне было шесть лет, отец купил мне велосипед с моторчиком. У нас не было машины. Но у меня был свой транспорт. Это было так здорово… Мне нравилось кататься вокруг парка аттракционов. Дети головы сворачивали, глядя на меня. Подо мной грохотал мотор, а под ними даже не ржали деревянные лошадки.
Костя слушал ее и улыбался. В этой красивой горячей испанке он нашел свое второе дыхание. Кто-то называет такое состояние хорошей обратной связью. Риск и осторожность. Середину найти невозможно. Но создать точку между ними необходимо. Это точка отрыва в ту или другую сторону.
Второе дыхание. Он нашел его на голой вере.
Марибель встала с кровати, набросила на плечи халат. Мягко ступая с половичка на половичок, она остановилась у плиты. Налив воды и насыпав в турку кофе, она поставила ее на газ. Глядя, как пенится вода, она передавала любовнику свои ощущения, задавая вопросы:
– Ты готовишь покушение? Выходит, это правда? Боже, как интересно. – Она перешла на тон ярой поклонницы Романова. – Клянусь богами, Ромми, я еще пару дней назад ощутила себя твоей сообщницей.
И еще одна клятва:
– Я бы поменялась с тобой местами. Я не знаю, кто ты, что знаешь ты, но пройти по твоим следам для меня – выше счастья.
Романов подошел сзади, обнял ее за плечи, тронул губами ее мочку уха. Она запрокинула голову и дала поцеловать себя в губы. Долго не позволяла Косте оторваться от них.
Сегодняшней ночью она изучала не нового партнера, а свои новые чувства – через него и через себя.
Вот знакомый момент – как дежавю, и он заставляет ее замереть, напрячься, вскрикнуть, расслабиться. Целая серия схожих моментов.
Она любила его ушами, слушая незнакомую речь, изрезанную ее двумя испанскими именами – Мария – Исабель. Ее имя походило на ватерлинию, которую то заливало водой, то осушало…
Она протянула Косте чашку:
– Кофе.
– Спасибо, – улыбнулся он. – Почему себе не приготовила?
– Мне нужно выспаться. Ты уйдешь, а я лягу спать. – Она прижалась к нему. – Ты хороший любовник, Ромми. Мне все понравилось. Кроме одного: вряд ли ты бесплоден. Но вынослив – это точно. Считай, ты прошел тест на выносливость. Я и раньше хотела продать попугая, но теперь его цена резко возросла. Он нахватался таких звуков… Иногда я буду «включать» его. Да и соседи вряд ли захотят продавать свои дома.
Она отстранилась от Кости и посмотрела ему в глаза:
– Ты хотел оставить у меня кое-что из своих вещей. Если это то, о чем я думаю… – улыбнулась Марибель.
Костя вынул из сумки пистолет.
– Он тоже стреляет? – спросила женщина.
– Ага.
– Беру. Я беру его. – Она держала в руках тяжелый «марк» и молчала. Лишь спустя минуту или две сказала: – Если ты вернешься не скоро, не жди теплого приема. Наверное, я буду сердита на тебя. Мне придется отвыкнуть от твоих рук, губ, глаз, а потом снова вспоминать, привыкать. Поверь, это тяжелый труд. Я трижды прошла через это.
Романов долго не мог привыкнуть к такому общению. Честно признался себе, что более продолжительные взаимоотношения такого рода утомили бы обоих, его в первую очередь. И он дал очень точное имя этой женщине – Женщина-отпуск, Женщина-уикенд. Женщина, которую ты всегда ждешь и которая всегда приходит.
Он поцеловал ее в губы и вышел из дома. Обернулся и увидел ее силуэт, словно отпечатавшийся на матовом стекле двери. Он махнул ей рукой. Она… ответила: подозвала его жестом руки.
– Почему, – спросила она, – почему ты доверился мне, человеку, которого не знаешь? Я могу предать тебя.
Костя был готов к тому, чтобы сухим языком рассказать ей остальную, «официальную» часть правды. Прежде чем начать, он минуту провел в молчании.
– Представь, Исабель, что тебе нужен человек, которому ты могла бы всецело доверять, и ты выбираешь на подсознательном уровне, сбрасывая с себя груз ответственности, отдаешь часть своих секретов и допускаешь в свою тайную жизнь.
– Береги себя, – сказала она, запоминая слова своего любовника.
Глава 12 Брат
1Иерусалим, Израиль«Консалтинговая фирма «Троя». Оказание консультаций в сфере юрисдикции». Теперь это так называется, усмехнулся Романов, закрывая справочник частных и государственных фирм Иерусалима. Он вернул его продавцу газетного киоска, узнав адрес адвокатской конторы.
Романов в проспекте нашел самую вшивую, на его взгляд, сыскную контору. Этот вывод можно было сделать, исходя из скромной рекламы и одного телефона; скорее всего, в агентстве не было даже факса. Плюс офис «Розыск – срочно!» (набранный самым мелким кеглем) находился чуть ли не в Палестинской автономии. Прежде чем отправиться по адресу, Романов зашел в салон красоты «Ева». Мастер подровнял ему бородку, немного поработал над челкой, лишь чуть-чуть убирая ее длину. Затем Романов перешел в другой зал, где над его пальцами поработала специалистка по маникюру. Его ногти приобрели идеальную форму и были покрыты изящным бесцветным лаком.
Оставив салон, Костя назвал адрес таксисту, и тот, ворча, что в сектор Газа уже не возит, привез его на окраину Иерусалима. Романов расплатился с ним и остался один на один с двухэтажным кирпичным домом. У него было два парадных входа. К одному вели три ступени, над ним нависал козырек. Другой лишился козырька, а ступени вели вниз, в полуподвал. Вывеска о срочном розыске находилась на уровне коленей и больше всего была доступна собакам и кошкам.
Романов спустился по ступеням и постучал в дверь. Не дожидаясь ответа, шагнул за порог.
За серым пластиковым столом сидел тучный человек лет сорока. Он не походил на паука, с голодным нетерпением поджидающего свою жертву, – в этом плане Романов, рисуя образы сыщика, ошибся. Вряд ли его можно было назвать респектабельным, но костюмы ему шил классный портной. В кабинете давно не было ремонта, но офисная мебель и оргтехника соответствовали современному стандарту. Даже винил простенького стула приветливо скрипнул под клиентом, принявшим приглашение присесть.
– Меня зовут Дэвид Духовны, – улыбнулся сыщик. – Псевдоним, конечно. Взял для звучности. Это вам не Яша Лапсердак, правда? Но я не Лапсердак, моя настоящая фамилия звучит скромнее.
Он сразу заговорил на русском, без труда распознав в Романове своего бывшего соотечественника.
– Чем могу служить? – спросил он тоном клерка.
– Необходимо установить связь между Верой Дафлер…
– Один момент. – Детектив вооружился фломастером и написал на чистом листе бумаги: «Вера Дафлер». И повторил ее имя вслух с вопросительными интонациями: – Вера Дафлер…
– Это моя подруга, – объяснил Костя, пощелкивая ногтями, – у нее своя страничка в Интернете, она продает биографии на звезд шоу-бизнеса.
– Кто второе лицо? – спросил Духовны.
– Трой Зеленин.
– Еще раз…
– Трой Зеленин.
– Ага, записал. Трой Зеленин. Он…
– Он возглавляет консультационную фирму «Троя».
– Сфера деятельности фирмы? – продолжал записывать Дэвид.
– Оказание услуг в сфере юрисдикции.
– Просто адвокатская контора звучит уже ненадежно, прямо дырища какая-то, – высказал свои мысли вслух Дэвид. – Конторы типа «Левинсон и партнер», а то и два его партнера, отдают ленью, вы правы. «Тапочкин, Лапуэнт и Кончаловский» отталкивают интернационализмом. Вроде как им самим надо разобраться, кто из них начальник, кто дурак, а кто придурок. Значит, вы просите установить связь между Верой Дафлер и Троем Зелениным… – Детектив постучал кончиком фломастера по столу и сказал с сожалением: – Господи, мне надо было взять имя Трой. Трой Духовны… А название фирмы «Тройные Икс-файлы».