Закончили мы разгрузку, кто-то из наших на катер вернулся, а кто-то все еще на пирсе топчется, здешнюю жизнь обсуждает. Вот и я подумал, а на кой хрен мне за гроши по морю мотаться, когда местные парни в это время реальное бабло стригут, делая то же самое, чему и меня в принципе обучали. И так обидно за себя стало, прямо до слез! Неужто я, елки-палки, не мужик и тоже не смогу здесь деньгами разжиться? Потоптался еще немного и решил: если прямо сейчас не сбегу, больше мне не представится шанса попасть в Зону на халяву.
И сбежал! Соврал, что капитан меня в крепость вызывает, а как за скалы зашел, так вдоль бережка во все лопатки и чесанул. Ну а потом где только не скитался. Первые дни в одиночку по Керченскому полуострову шастал, но потом к команде Беспалого прибился и к Щелкинскому тамбуру уже вместе с ними прорывался. Знаете Беспалого? Да, я тоже слышал, что он погиб на прошлой неделе в Припяти со всеми своими людьми. Жаль его, хороший был человек. Справедливый. Это ведь он меня научил, как в Зоне промышлять и не попадаться на глаза кому не надо. А потому давайте-ка помянем сталкера Беспалого, раз уж так здорово, что все мы здесь сегодня собрались…
Ах да – оружие, которое мы сюда по морю переправили! Очень любопытный груз! Я как раз отвечал за его размещение и укладку, поэтому знаю, о чем толкую. Много я всякого стреляющего и взрывающегося дерьма на флоте повидал, но с таким столкнулся впервые. Поначалу думал, что это какие-то необычные торпеды. Потом выяснил: да, действительно, торпеды, только… подземные! Причем довольно мощные. Такие, что всего за пять минут зароют тонну взрывчатки в грунт на целых полкилометра!
Я спросил у капитана, зачем, мол, кому-то эта дрянь в Зоне нужна, если здесь земля безо всяких взрывов сама проваливается на каждом шагу? Капитан этого не знал, да и знать не хотел. А вот Беспалый, мир его праху, когда я ему тот же вопрос задал, ответил, что ему на ум только одно приходит: торпедами будет взорвано какое-то Городище! Для атаки на Орден или Ковчег это оружие не подходит – не та дальнобойность. Чтобы его использовать, надо сначала проникнуть в глубь оборонительных периметров Цитадели и лабораторных бункеров Ковчега, чего рыцари и егеря, естественно, никому не позволят. Зато у Городищ таких периметров нет, ведь их стены крепче бетона да вдобавок сами себя защищают и восстанавливают. К ним уже можно подкрасться на расстояние подземно-торпедного удара. Который, ежели выпустить все торпеды разом, легко подрубит Городищу корни и выкорчует его из земли. Вот только какую цель преследует корчевщик и какой «муравейник» ему помешал, я понятия не имею. А вы, братья-сталкеры, что на сей счет думаете?..
Поднятая мной тема оказалась весьма благодатной для застольной беседы и сопутствующих ей споров. И хоть нельзя было воспринимать всерьез разглагольствования пьяных бродяг, я тем не менее внимательно к ним прислушивался. И мотал на ус наиболее интересные. Те, какие, возможно, могли мне в будущем пригодиться.
Итак, внедрение стратегических слухов в сталкерские массы состоялось. Все посетители бара, побывавшие за нашим столиком, были посвящены в этот секрет Барклая. И многие поучаствовали в обсуждении, кому и зачем понадобилось ввозить в Зону столь специфическое оружие. Редко кто предлагал для него вместо Городищ иную гипотетическую цель. Для зачистки подземелий от техноса – вторая по популярности версия после главной, – эти торпеды подходили не более, чем кувалда – для починки компьютера. Их мощи вполне хватило бы на уничтожение не только техноса, но и самих подземелий. Поэтому все спорщики рано или поздно соглашались с тем, что кто-то из сильных мира сего – Священный Узел, Ковчег, Пламенный Крест или Клуб «Жженых», – вскорости объявит Городищам войну.
Кое-кто даже взялся заключать пари на ее результат. И пускай десять бурильных торпед под названием «Шурф-12» являли собой грозную силу, соотношение ставок все равно складывалось не в пользу человека. Мало кто из сталкеров, а особенно опытных, верил, что в мире вообще есть оружие, способное извести под корень главные форпосты техноса в Пятизонье.
Много чего еще обсуждалось за нашим столом, но тема грядущего торпедирования Городищ всплывала в разговорах чаще других. Не без моей помощи, конечно же. И не без моей щедрости – почти весь мой доход от сделки перетек в карман Кали. Под конец застолья у меня на руках оставалась от силы десятая часть суммы, вырученной за мнимые артефакты. Забыл сказать, что у каждого из них был свой срок годности, ограниченный количеством активных наночернил в маркере, особым газом – в зажигалке и недолговечным нейрофизиологическим раздражителем в «слабительной флешке». Впрочем, если Сириус не оставит эти сувениры себе, возможно, он еще успеет их выгодно перепродать или обменять на что-нибудь более полезное.
Гулянка выдохлась далеко за полночь. Пьяные в стельку Сириус и Рупор удалились отсыпаться, по-братски поддерживая друг друга, дабы не споткнуться. А вслед за ними мало-помалу рассосались прочие участники нашего стихийного сабантуя, кто еще держался на ногах и мог передвигать ими. В «Пикнике» на этот час остались единичные посетители – в основном те, которые не отметились за нашим столом. И которых Кали уже предупредила, что ее заведение закроется через полчаса.
Двух из оставшихся сталкеров, явившихся сюда под шумок нашего веселья, я знал. Это было мое незримое прикрытие – Вектор и Гаер. Облаченные в армейские доспехи, они выдавали себя за охранников находящихся в Чернобыле научных лагерей и станций. Эта публика также захаживала на Обочину в свободное от несения службы время, дабы промочить горло и поразвлечься. Никаких исключений из правил для чистильщиков не делалось. Они тоже сдавали на входе все имеющееся при них оружие и клялись использовать боевые импланты лишь для самозащиты. Поэтому, в случае опасности, я и мои помощники могли рассчитывать только на те вспомогательные спецсредства, какие мы пронесли с собой втайне от дружинников.
Я сполна отыграл свою роль и слил достаточно дезинформации. Назавтра мои многочисленные собутыльники разнесут ее по всей Выгребной Слободе, а мне на рынке делать больше нечего. К тому же существовала опасность, что если здесь находится инкогнито сразу несколько оперативников G.O.D.S., у них может возникнуть искушение взять Чапая в плен и устроить ему допрос с пристрастием, вколов сыворотку правды. Для того чтобы хорошенько прочистить дезертиру мозги и вытрясти из него все подробности. Даже те, о каких он, возможно, запамятовал или нарочно умолчал.
Циркулирующий у меня в крови нейтрализатор мог спасти меня от всей известной Ведомству психотропной химии, и как такового допроса я не боялся. Страшило другое – то, что после дознания я, скорее всего, буду устранен как нежелательный свидетель. А значит, мне требовалось покинуть «Пикник» только под надежной охраной.
Вектор и Гаер должны мне ее обеспечить. Однако просто наблюдать за мной на расстоянии им было нельзя. Если на меня нападут в темном переулке, они вмешаются, и возникший конфликт изрядно подпортит, а то и вовсе сорвет нашу конспирацию. Поддаться на такую провокацию было бы с нашей стороны верхом непрофессионализма.
Мы планировали поступить иначе. Как только я намылюсь из бара, мои оперативники преградят мне путь и, предъявив документы, скажут, что они опознали во мне армейского дезертира и что я арестован. Я попытаюсь сопротивляться, но они скрутят меня и, извинившись перед Кали, уведут в местную гостиницу «Бульба-Хилтон», где ими был заблаговременно снят номер. А утром спозаранку, пока мои вчерашние собутыльники не продрали глаза, мы с конвоирами покинем Обочину и удалимся в неизвестном направлении, только нас и видели. Никаких претензий от дружинников не будет. Они пресекают конфликты между обычными сталкерами и членами враждебных группировок, но в дела чистильщиков не встревают. Разумеется, кроме случаев, когда они, перепив, устраивают здесь беспорядки.
Стычка Чапая с бывшими собратьями по оружию не грозила зайти дальше выкручивания рук и пары опрокинутых стульев. Однако когда я, изображая пьяного, встал из-за стола, в дверях бара внезапно нарисовался человек, которого я не предполагал сегодня здесь встретить. И хоть он, насколько я знал, не был связан с G.O.D.S., тем не менее этот преградивший мне путь тип спутал нам все карты.
Звали его Матвей Коваленко, и был он капитаном чистильщиков, командиром Барьерного блокпоста в поселке Гдень. А также – известным на всю Выгребную Слободу пропойцей. Но сейчас Матвей ввалился сюда не за тем, чтобы пропустить на сон грядущий стопку-другую.
Судя по опухшему лицу капитана, еще недавно он, беззаботный и пьяный, сладко дрыхнул у себя в гостиничном номере. А с кровати Коваленко был поднят неизвестно кем, и поднят явно по тревоге. Никакая другая причина не разбудила бы его среди ночи после пары литров водки, которую он, вырвавшись на Обочину, поглощал тут ежедневно.
Судя по опухшему лицу капитана, еще недавно он, беззаботный и пьяный, сладко дрыхнул у себя в гостиничном номере. А с кровати Коваленко был поднят неизвестно кем, и поднят явно по тревоге. Никакая другая причина не разбудила бы его среди ночи после пары литров водки, которую он, вырвавшись на Обочину, поглощал тут ежедневно.
Ну а зачем, или, вернее, за кем Коваленко явился в бар, выдавал гневный капитанский взор. Матвей, как зашел, так прямо с порога и уставился на Чапая осовелыми глазами, не предвещая ему решительно ничего хорошего…
Глава 8
– Стоять, не дергаться, курсант Шашкин! Замри на месте, а не то хуже будет! – скомандовал капитан, нацелив на меня указательный палец. Коваленко был из тех военных, кто пережил Катастрофу и стал «жженым», но, согласно его досье, боевых имплантов у него не имелось. Впрочем, об этом знал я, но не Чапай. И потому Матвей вполне мог напугать его даже оттопыренным пальцем.
– Какого хрена?! Что за дела?! – возмутился я, шатаясь из стороны в сторону и хватаясь за спинку стула, дабы не упасть. «Трезветь» мне было еще рано, так что приходилось старательно доигрывать роль несмотря на охватившие меня дурные предчувствия. Чистильщик назвал меня курсантом, а это означало, что он знает о Шашкине всю подноготную.
– Стоять, я сказал! – рявкнул капитан, вступая в бар под удивленными взорами встрепенувшихся от его крика сталкеров. – Я – капитан Коваленко, командир военного патруля Барьерной армии! И я арестовываю тебя на основании имеющегося у меня приказа командования! А теперь встань на колени, щенок, и заложи руки за голову!..
Вот так ирония судьбы: за полминуты до фиктивного ареста угодить под настоящий! Уже готовые вскочить из-за стола, Вектор и Гаер остались на местах и молча замерли вместе с прочими посетителями. Стоит мне лишь щелкнуть пальцами, и между мной и Коваленко вмиг окажутся два пьяных задиры-чистильщика. Которые, несмотря на то, что Матвей тоже носил погоны, вмиг начистят ему морду, найдя для этого какой-нибудь повод. А я под шумок сбегу и, забрав у дружинников свое оружие, скроюсь в ночи…
Однако я этого не сделал. И подал своему прикрытию другой условный знак: растопырил пальцы на правой руке, словно тигриные когти. Вектор и Гаер все поняли и остались на месте. И теперь им предстоит ждать либо следующего моего приказа, либо момента, когда я окажусь в опасности, с какой не сумею справиться.
Мое нежелание устраивать потасовку объяснялось просто. Во-первых, спонтанное нападение двух доселе спокойных чистильщиков на собрата-офицера выглядело бы весьма странным. Даже будучи пьяным, Коваленко почуял бы здесь неладное. А вероятно, присутствующие в баре агенты G.O.D.S. – и подавно. Во-вторых, вряд ли Матвей представлял для меня смертельную угрозу. Член элитного сталкерского Клуба «Жженых», он был человеком благородных принципов. Арестовав меня при свидетелях, капитан тем самым брал на себя ответственность за мою дальнейшую безопасность. Я был абсолютно уверен в том, что он без раздумий встанет на защиту арестанта, если вдруг кто-то посягнет на мою жизнь. И, в-третьих, мы знали, где обычно квартирует на Обочине Коваленко и куда он меня отконвоирует: в свой постоянный номер отеля «Бульба-Хилтон». Наш номер располагался неподалеку – ярусом ниже. И там Вектор и Гаер также смогут держать меня под наблюдением, не привлекая к себе лишнего внимания.
Вот почему я решил не нарушать естественный ход событий, позволив им течь своим чередом. В конце концов, Коваленко уверен, что он повязал обычного курсанта-дезертира, а никак не ведомственного специалиста по секретным операциям. Так что слинять от него, не вызвав при этом подозрений, будет для меня делом техники. Разумеется, пока лишь теоретически. Однако на то ведь и нужны теории, дабы служить нам точками опоры, когда доходит очередь до практики.
Коваленко слегка проспался после вечерней пьянки, а я, по легенде, нет, поэтому пытаться убежать от него на заплетающихся ногах было бы смешно и глупо. Бросив умоляющий взгляд на Кали и на посетителей и поняв, что никто за меня не вступится, я выругался и подчинился приказу: преклонил колени и сцепил пальцы на затылке. Капитан обошел меня со спины и сковал мне запястья наручниками, предварительно проверив, не обзавелся ли Шашкин ненароком пальцевыми имплантами, какими он мог бы пережечь себе путы. Затем Матвей бегло, но профессионально обыскал меня и отобрал документы и все карманные вещи.
– Встать, паршивец! – скомандовал он, грубо дернув меня за ворот. – На выход шагом марш!
– Но-но, только без рук, капитан! – возмутился я, но на иное сопротивление не отважился, продолжая повиноваться своему конвоиру. – Полегче! Я тебе не младший брат и не племянник, так что нехрен тут!..
– Потявкай мне еще, щенок! – бросил Коваленко, направляя меня к двери тычком промеж лопаток. И, обернувшись к хозяйке, заметил ей в свое оправдание: – Извини, Кали, за неудобства. Что бы этот «герой» тебе ни наплел, не обращай внимания. Никакой он не сталкер, а обычный молокосос, который удрал из дома за сталкерской романтикой. И черт бы с ним, но его родители нашим штабистам уже все уши прожужжали, дабы мы нашли и вернули их драгоценное чадо. Вот и приходится всякой ерундой помимо всего прочего заниматься! Так что никакой я не злодей, а, напротив, делаю доброе дело, спасая непутевое дитя от неминуемой гибели… Ладно, пока! Не поминай лихом!
Кали раздраженно отмахнулась от капитана всеми четырьмя руками и проворчала нам вслед какую-то грубость. А Матвей вытолкал меня взашей на улицу и, указав в сторону «Бульба-Хилтон», отдал очередное распоряжение:
– Направо шагом марш! И чтоб ни звука, пока я не разрешу тебе рот открыть!..
Я рассудил, что он прав: негоже затевать скандал с представителем законной власти и обращать на себя внимание здешних полуночников. И потому дошагал в гордом молчании до самых дверей капитанского номера. Который располагался на верхнем ярусе «полузвездочного» отеля – бывшего подземного овощехранилища, – и в котором подвальная сырость ощущалась не так остро, как в дешевых номерах и казармах на нижних уровнях.
Комната Коваленко, которую администратор гостиницы – глухонемой карлик Топотун – всегда ему предоставлял, не отличалась простором и изысканной меблировкой. Единственной ее роскошью был отдельный санузел, в то время как обитатели большинства других номеров довольствовались общими туалетами в концах коридоров.
Еще одна характерная деталь: дальний угол офиса чистильщика был оборудован для содержания пойманных им дезертиров. Над широкой лавкой, где можно было и сидеть, и лежать, торчало вмурованное в стену кольцо с пристегнутой к нему цепью. Я был прикован к ней за наручники, после чего освобожден от доспехов и просвечен ручным сканером на предмет не найденного у меня при первом обыске оружия. И, получив от капитана затрещину – видимо, в отместку за его незапланированный ночной подъем, – был наконец-то оставлен в покое. А чуть погодя немного осмелел и снова подал голос.
– Чего вы ко мне привязались? – обиженно прогнусавил я. – Какое вам до меня дело? Я ведь не имею отношения ни к Барьерной, ни к Украинской армии! Вы же вроде бы чистильщик, а не охотник за головами! Вам что, больше заняться нечем?
– Угу! – буркнул Коваленко, устало плюхаясь на стул со взятой из холодильника запотевшей бутылкой водки и беря стоящую на столе пустую стопку. – Верно толкуешь: как будто у меня и впрямь другой работы нет! И я себе этот вопрос задаю, когда мне приказывают тратить время на таких вот идиотов со свистящим у них из задницы ветром сталкерской, мать ее, романтики! Будь моя воля, я бы вас не ловил, а сразу на месте пристреливал – какая разница, ведь вы все равно с Зоной в русскую рулетку играете. Однако служба есть служба: ежели пришла ориентировочка на человечка, значит, человечек должен быть по мере возможности пойман и доставлен за Барьер, в комендатуру. Посему извиняй, брат Шашкин! И имей в виду: лично я к тебе претензий не имею, какой бы ты там штабной шишке ни доводился родственником… Ну, будь здоров, не кашляй!
И Матвей, отсалютовав мне наполненной стопкой, опрокинул ее в свое луженое горло, даже не поморщившись.
– Как вы узнали, что я сижу в «Пикнике»? – поинтересовался я. – Вас же там сегодня не было!
– Мир не без добрых людей, – уклончиво ответил капитан. – Кое-кто из твоих собутыльников, кому ты, видимо, чем-то досадил или не понравился, не постеснялся меня разбудить и о тебе шепнуть. Хочешь знать, кто именно?
– Ну да, так вы мне об этом и скажете! – подначивая, усомнился я.
– Отчего же? – пожал плечами Коваленко, наливая себе вторую стопку. – Скажу, если тебе это надо. Терпеть не могу стукачей! А тем более стукачей, которые нарушают ночным стукачеством сон орденоносного гвардейского офицера! Да и какая теперь разница, ведь ты этого человека больше никогда в жизни не увидишь… Помнишь ублюдка с белыми дредами, у которого на доспехах еще какая-то латынь намалевана? Знать не знаю, что он за фрукт и за какие грехи на тебя взъелся. Одно скажу: настоящие сталкеры чистильщикам даже врага не сдадут, а друга – тем более. Так в Зоне только последний гад поступает. И я этого гада перед тобой выгораживать не стану, какую бы он мне услугу ни оказал…