– Разрешите доложить, ваше благородие?
– Ну что у тебя еще, любезный?
– Согласно вашим распоряжениям мы наведались к Рычковой. Павла Знаменцева там нет.
– Как нет? – недовольно переспросил Пороховицкий. – Должон быть.
– Нету, говорят. Говорят, съехал он уже. Третьего дня, как съехал. Не иначе почуял что-то.
– Вы засаду-то там оставили?
– Так точно, ваше благородие! Только ведь…
– Ладно. – Обер-полицмейстер небрежно махнул рукой. – Со Змеем мы после разберемся. И с Рычковой этой тоже. Сейчас меня больше Капитолина Вайсман интересует. Идите за мной.
Пороховицкий вынул «наган», уверенно сомкнул пальцы на рифленой рукоятке и двинулся по периметру вдоль дома Завьяловой. Урядник согласно полученному приказу последовал за ним.
Терентий уже был обезврежен. С опутанными руками и кляпом во рту он лежал на земле лицом вниз. Платон Фиафилфактович и один из околоточных заняли боевые позиции у заветного оконца. Пороховицкий расположился напротив, поднес свободную руку ко рту и дважды прокричал в темноту филином. Тут же с противоположной стороны дома раздался требовательный стук в дверь.
– Откройте, полиция! – грозно, как ему и полагалось, возвестил Игнат.
Обер-полицмейстер напрягся. Охотничий азарт захватил его с головой. Шутка ли, находиться в такой близости от опасного хищника, коим, безусловно, являлась Капитолина Вайсман. Пороховицкий не мог позволить себе упустить ее ни при каком раскладе. Подобный шанс может не выпасть их ведомству еще очень долго.
В недрах дома грохнул оглушительный выстрел. За ним еще один и еще. Кто-то истошно вскрикнул. Женский голос. И почти тут же распахнулось темное окно потайной комнаты Завьяловой. Пороховицкий поднял оружие. Прицелился.
На фоне проема появилась темная фигура человека в свободного покроя сюртуке. Головного убора на нем не было. Зато в правой руке покоился взведенный «наган». Это полковник разглядел весьма отчетливо.
Человек впрыгнул на подоконник. Платон Фиафилфактович резко подался вперед и дернул неизвестного за ногу. Тот покачнулся, схватился рукой за оконную раму и смог удержать равновесие.
– Стоять на месте! – крикнул околоточный.
Человек в оконном проеме выстрелил не целясь. Вспышка на мгновение осветила его бледное сухощавое лицо. Околоточной пошатнулся, а затем с глухим стоном опрокинулся на спину. Пороховицкий спустил курок. Пуля попала бледнолицему в коленную чашечку. Нога соскользнула с подоконника. Бандит выстрелил еще раз, но уже ни в кого не попал. Палил скорее для острастки, как понял обер-полицмейстер. Однако рисковать Петр Лазаревич не имел права. Его револьвер выплюнул еще одну пулю. Человек в окне неестественно изогнулся, схватился руками за простреленную навылет грудь, и уже через секунду его бездыханное тело вывалилось на руки Платону Фиафилфактовичу.
В темном оконном проеме больше никто не появился. Пороховицкий дважды выстрелил в пустоту, ожидая ответной реакции, но ее так и не последовало.
– Всем оставаться здесь! – рыкнул обер-полицмейстер, а сам ринулся к парадному входу.
Расчет полковника оказался предельно верным. Определив засаду с этой стороны дома, Капитолина бросилась обратно в гостиную. Извлеченный из ридикюля «наган» привычно покоился в руке старшей из сестер Вайсман. Вооруженный Валет последовал за ней.
Завьялова полулежала в кресле с простреленным плечом. Ее револьвер валялся на полу, а над самой держательницей майдана грозно навис один из блюстителей порядка.
Капитолина вскинула вверх руку с «наганом» и хладнокровно спустила курок. Лицо урядника обагрилось кровью, и он кулем рухнул на паркетный пол. Оружие Валета «кашлянуло» в унисон, и рядом с первым урядником замертво повалился второй. Третий полицейский, находившийся у самой двери, ловко нырнул в сторону, и очередная пуля, выпущенная из «нагана» Капитолины, вонзилась в стену чуть выше его головы. Пристав Игнат Стреженов выстрелил из положения лежа. Сильная отдача отозвалась резкой болью в плече. Однако меткости приставу было не занимать. Валет бухнулся на колени. Кровавое пятно стало стремительно расползаться на грязно-сером сюртуке барыги в области живота. Секунды две-три Валет удивленно взирал на свое ранение, затем с мольбой воздел глаза к потолку. Оружие все еще было у него в руке, но воспользоваться им Валету не приходило в голову. Дыхание со свистом вырывалось из его широко распахнутого рта. Взгляд затуманился, белки глаз закатились.
Стреженов откатился еще на полметра в сторону и перевел дуло револьвера на Капитолину. Закрепить успех ему не удалось. Девушка выстрелила первой. Не попасть по неподвижно лежащей мишени было бы затруднительно. Пуля угодила приставу в голову. Затылок с глухим стуком ударился о паркетный пол. Не опуская оружия, Капитолина быстро оглянулась. Валету уже помощь не требовалась. Барыга с минуты на минуту готовился отдать богу душу. Завьялова была, разумеется, жива, но Капитолина резонно посчитала, что в данной ситуации каждый сам за себя. Перешагнув через распластанное тело пристава, она стремительно двинулась к выходу…
Пороховицкий успел как раз вовремя. Обер-полицмейстер столкнулся нос к носу с легендарной Вайсман в тот самый момент, когда девушка уже переступила порог дома. Капитолина выстрелила прежде, чем успела понять, кто встал на ее пути. Однако Петр Лазаревич успел пригнуться. Пуля лишь чиркнула по седым волосам у него на макушке. Дуло револьвера Пороховицкого смотрело точно в живот Вайсман. При всем своем желании Капитолина уже ничего не успевала сделать. И она вмиг осознала это.
Но обер-полицмейстер не стал стрелять. Вместо этого он коротко без замаха ударил Капитолину рукояткой револьвера в живот. Девушка сложилась пополам, дыхание перехватило. Она попыталась было поднять руку с оружием, но Пороховицкий быстро и сноровисто ударил ее ребром ладони по кисти. «Наган» упал на крыльцо. Капитолина бросилась поднять его, но удар рукояткой пришелся ей по лицу. Девушку отбросило назад. Она привалилась к дверному косяку. Из разбитого носа на острый подбородок закапала кровь.
Позади Пороховицкого возник кто-то еще. Капитолину взяли на мушку.
– Не стрелять! – зычным голосом распорядился обер-полицмейстер. – Эта дамочка нужна мне живой.
Капитолина без сил опустилась на колени. Ей завернули руки за спину. Полковник нагнулся и осторожно поднял наган арестованной Вайсман, едва касаясь его кончиками большого и указательного пальцев.
– Посмотрите внутри, – сказал он. – Хотя я сомневаюсь, что там остался кто-нибудь живой. Такие благородные барышни, как госпожа Вайсман, оставляют после себя одни лишь трупы. Так-то, господа хорошие… И все же посмотрите. – Пороховицкий вплотную приблизился к арестованной. – Наконец-то, любезнейшая Капитолина Михайловна. Я, признаться, уже и не чаял встретиться с вами. Рад, весьма рад. Надеюсь, мне не нужно представляться? Личность вам моя, полагаю, прекрасно известна.
Полковник не скрывал своей радости. Да, за гибель двух урядников, одного околоточного и пристава Стреженова по головке его не погладят, конечно, но поимка такой важной птицы, как старшая Вайсман, дорогого стоила. Пороховицкий верил, что если ему по очереди удастся отрубить гидре головы, то и самой хитрованской группировке придет конец. Сегодня первая успешно срублена. И какая голова!
Капитолина хмуро подняла взгляд на обер-полицмейстера.
– Можете не представляться, Петр Лазаревич. Мне ли вас не знать? Жаль только, что я промахнулась. Попади я в вас, и эта мысль долго грела бы мне душу на каторге.
– Ну на все воля божья, Капитолина Михайловна – Пороховицкий демонстративно развел руками. – Когда-то и мне должно было повезти.
Глава 20 В трактире «У Сипатого»
Защемив зубами папиросу на уркаганский манер, Евстафий решительно и целенаправленно переступил порог трактира. Огляделся. Дым висел коромыслом. Хоть топор вешай, как говорится.
Евстафий не любил этого заведения, где у Сипатого, бывшего каторжанина, потерявшего еще по молодости левую ногу и замененную на искусно сделанный протез, собиралась едва ли не самая рвань Хитровки. Но ему пришлось явиться сюда, потому что, как сказала Лиза, Крестовый и Мартын встречались с одним беглым именно здесь. Мальчишка, явившийся на малину к Вайсман от Сипатого, передал записку, где говорилось, что Боров обосновался в этом трактире. Лично с Боровом, сумевшим совершить побег из Омской губернии, Евстафий знаком не был, но немало наслышался об этом человеке, знакомым еще с покойным паханом Михайло. Известный некогда в Москве душегубец. Крестовый намеревался взять его в дело.
Они сидели за дальним столиком, и потому Евстафий заметил их четверку не сразу. Боров располагался спиной к выходу. Его могучие руки покоились на деревянной поверхности стола, и беглый каторжанин, чуть склонив голову, внимательно слушал Крестового. Кеша неторопливо тянул эль из высокой граненой кружки, сдабривая напиток сочными кусками ракового мяса. Мартын сидел по правую руку от Крестового. В разговоре он участия не принимал, зато с большим интересом рассматривал колоритную внешность Борова, откинувшись на стуле и скрестив руки на груди. Шляпа Арсения лежала тут же на краешке стола, прикрывая взведенный «наган». Несмотря на авторитет, каким пользовались на Хитровке люди из группировки сестер Вайсман, в трактире «У Сипатого» могла оказаться любая залетная публика. Крестовый просил подельника быть начеку. Четвертым за столом был белобрысый мордастый парень с татуировкой на шее, которого частенько можно было встретить на хитровских малинах в обществе Кеши за картами или выпивкой. Сегодня Крестовый предпочел взять белобрысого и на деловые переговоры.
– На какое-то время тебе придется затаиться, Боров. – Кеша сделал очередной глоток эля и переломил рака. – Пока шухер не уляжется. Даже если легавые не знают, что ты вернулся в Москву, они так и так посчитают своим долгом прошерстить хазы, где с большой долей вероятности ты мог бы объявиться. У нас есть надежные места. Мышь не проскочит. Полежишь с месячишко, присмотришься, а потом… Потом уже и харч отрабатывать будешь. У нас тут мало что изменилось. Все так же, как и было при Михайло…
– А не много ли это – месячишко, Крестовый? – грубым низким голосом вопросил Боров. – Я и так уже отлежался на киче, хуже не придумаешь. Работать хочу.
Крестовый улыбнулся:
– Будет тебе работа. Всему свое время. Столько работы будет, что…
Подняв глаза, Кеша заметил стремительно приближающегося к их столику Евстафия. Мрачное лицо подельника насторожило лисака. Видать, с недобрыми вестями явился Короткопалый. Крестовый нутром почувствовал.
– Что?
Евстафий вынул огарок изо рта и, не глядя, швырнул его на дощатый пол. Боров обернулся. Его испещренное многочисленными мелкими шрамами лицо выглядело по-настоящему устрашающим. Не меньший эффект производил и его широкий приплюснутый нос с большими изогнутыми наружу ноздрями.
– Капу заарестовали, – коротко бросил Евстафий.
Крестовый с Мартыновым быстро переглянулись. Белобрысый храп внешне остался невозмутим, но его лежащие на столе пальцы рук сомкнулись в кулаки. Кеша отложил разломанного рака в сторону и промокнул губы салфеткой.
– Как это произошло? – мрачно поинтересовался он. – Когда?
– Вчера вечером. На майдане у Завьяловой. Легавые нагрянули неожиданно. Курка положили, Валета, саму Завьялову ранили. А Капу… Ее забрали, Крестовый.
– Та-ак. – Кеша пригладил рукой непослушный чуб на макушке. – Дела… А что же стремные? Куда они смотрели?
– Там Терентий был и Жердь. – Евстафий приземлился на свободный стул. – Обоих заластали. Они даже сигнала подать не успели. Знали легавые, Кеша, все знали. Неспроста явились туда. Навел их кто-то.
– Ясное дело, что навел. На съемной квартире Змея тоже вон засада образовалась. Трое ряженых полицейских сидят. Благо дело, Змей словно нутром что-то почувствовал. Съехал.
– Надо выяснить, кто капнул, и… – Боров сложил два кулака вместе и сделал характерный круговой жест, будто откручивал кому-то голову.
– Выясним, выясним, – кивнул Крестовый. – За этим дело не станет. Вычислим суку и на пику его посадим. Только… – Он помолчал. – Жаль Капочку. Ей-то уже теперь ничем не поможешь. Эх, жаль! Боюсь, вышак ей ломанется. Вздернут на висельнице за милую душу. С них станется. Кто ее брал?
– Говорят, сам Пороховицкий. – Евстафий презрительно скривился. – Петр Лазаревич.
– Вот бы кого на пику посадить. – Крестовый мечтательно прищелкнул языком. – Сколько хороших людей заарканил, сука. Но разве ж к нему подберешься?
– Можно попробовать, – вновь встрял в разговор Боров.
– Окстись, – осадил его Крестовый. – Тебе, беглому, сейчас только обер-полицмейстеров и давить! Как же! Ну ничего, – Кеша снова пригладил хохолок. – Придет время, и с Пороховицким разберемся. Найду я для него перо. Помяните мое слово, найду. Да, Капку-то жаль как! Эх!
– И это все, что ты можешь сказать? – живо подобрался Мартынов. – «Жаль Капку»! И все, Крестовый? На том дело и кончено? Так, что ли, получается?
Кеша даже не посмотрел в его сторону.
– Для Капитолины кончено. Увы!
– Как бы не так! – Мартынов решительно поднялся из-за стола. Подобрал шляпу. Взял в руки «наган». Боров выразительно покосился на его оружие. – Вытаскивать ее надо, Крестовый, пока не поздно!
На этот раз Кеша повернул голову. Евстафий тоже удивленно вскинул брови.
– Ты в своем уме? Как вытаскивать? Что мы должны делать? Острог на приступ брать прикажешь? Или департамент полиции?
На данный вопрос у Мартынова ответа не было.
– Этого я не знаю, – мрачно изрек он. – Но сидеть сложа руки мы тоже не имеем права. Надо что-то делать.
Крестовый тоже поднялся и тяжело опустил руку на плечо подельника. Его брови сурово сошлись над переносицей.
– Остынь, Мартын. Вспомни, о чем мы говорили не так давно. Если с одним из нас что-то случается, другие уходят не оглядываясь. Система – прежде всего.
– Да к черту систему! – Мартынов говорил так громко, что в их сторону уже поглядывали многие посетители трактира. И несмотря на то, что Крестовый продолжал настойчиво давить ему на плечо, садиться на прежнее место Арсений не собирался. – Есть вещи гораздо важнее твоей системы. Человек, например. И я не могу…
– Нет ничего важнее системы, – жестко, чеканя каждое слово, ответил Крестовый. – И та же Капитолина прекрасно понимает это. Если мы ринемся вытаскивать ее сейчас, то рискуем потерять много наших…
– Ну конечно, – саркастически заметил Мартынов. – Уж лучше потерять одну Капитолину.
– Да, лучше. Тогда наше общее дело не пострадает.
– Я не верю своим ушам! – Мартынов перевел взгляд на Евстафия. – А Лиза знает?
– Да, я только что от нее. Она-то мне и сказала, где вас найти.
– И каково ее мнение?
– Я не спрашивал. – Евстафий пожал большими покатыми плечами. – Но, думаю, она скажет тебе то же самое, что и Кеша.
Их спор прервало появление прыщавого юнца лет четырнадцати в надвинутой по самые глаза фуражке. Из-под головного убора паренька выбивались косматые нечесаные волосы. Игнорируя прочих завсегдатаев трактира, пацан прямехонько двинулся в направлении столика, где расположился Крестовый со своей кодлой. Уверенно потянул Кешу за рукав пальто.
– Слышь, Крестовый, базар есть.
– Чего тебе? – Кеша хмуро посмотрел на юнца.
– Может, отойдем на пару слов?
– Деловой! – хмыкнул Боров и выразительно ковырнул вилкой в зубах.
– Слушай, малец. – Крестовый, оставив попытки вразумить Мартынова, устало опустился на стул. – Не корчи из себя урку закоренелого. Если есть что сказать, трави прямо здесь. У меня от братвы секретов не имеется. Все свои.
Паренек изучающе окинул взглядом лица каждого из сидящих за столом. В завершение смерил глазами атлетическую фигуру до сих пор стоящего Мартынова. Кивнул.
– Лады. Короче, тут такое дело, Крестовый. Чужаки по Хитровки шныряют. Как стемнело, они тут все пасутся и выспрашивают.
– Что за чужаки? – Крестовый сделал небольшой глоток эля. Размял пальцами папиросу.
– Бес их знает. Одно могу сказать только – ненашенские это. Я прежде чем к тебе-то идти, порасспрашал. Так никто их прежде тут и в глаза не видывал.
– А хотят они чего?
– Про тебя шибко интересуются. Про сестер Вайсман тоже.
Юнец с тоской посмотрел на груду алых раков в глубокой тарелке по левую руку от Крестового. Кеша заметил этот взгляд и милостиво бросил пацану парочку крупных раков.
– Легавые, что ли? – без особого интереса спросил он.
– Не-а. – Парень помотал косматой головенкой. – На легавых точно не похожи. Ведут себя как блатные. Понтятся почем зря. Только ты ж меня и моих друганов знаешь, Крестовый. Мы всех блатных и приблатненных на перечет ведаем. А эти… Ненашенские они, говорю же.
– Кеша. – Евстафий склонился над столом. – Я так кумекаю, это друзья наши старые пожаловали. Из Ростова-папы. Припоминаешь? За хозяина пальчика отрезанного мстить приехали.
Крестовый резко поднял голову:
– Думаешь?
– А чего тут думать? – Евстафий пожал плечами. – Ясно ж как божий день. Кому еще по Хитровке шастать в голову придет?
– Ты прав. – Крестовый неторопливо закурил и вновь посмотрел на юнца. – Сколько их человек?
– Пятеро.
– Хм, очень даже похоже. Ты вот что, шкет… Сделай-ка доброе дело. Цынкани этим блатным, что я здесь отираюсь. «У Сипатого». Скажи, один, мол, Крестовый. Пьет сидит. Сделаешь?
– Ну а чего ж не сделать? – Парнишка самодовольно расплылся в широкой улыбке. – Исполним в лучшем виде, Крестовый. Гасить гостей будете?
– Это до тебя не касается, пострел.
Кеша отвесил пацану хлесткий, но не сильный подзатыльник. Тот мигом ретировался. Крестовый выудил из кармана пальто «наган» и положил его перед собой на стол. Подвинул кружку так, чтобы оружие сразу не бросалось в глаза.
– Ты хотел работы, Боров? Вот сейчас и будет тебе работа. Ты при козырях?
– Не обзавелся еще.
– Евстафий, есть запасной ствол?
– Найдется.
Предвкушая веселую заварушку, Короткопалый с сияющей улыбкой на устах достал из-под полы пальто два револьвера. Один протянул Борову, другой опустил себе в карман. Мартынов только сейчас занял прежнее место за столом.
– Поговорить с ростовскими по душам хочешь? – спросил он Крестового.
Тот криво ухмыльнулся:
– А чего с ними разговаривать, Мартын? Разговоров они все одно не поймут. Да и не затем приехали ребятки. Иная у них цель, я так полагаю. Прав Евстафий. Нам только убедиться нужно, что это именно они.