Чего стоят жалкие мелкие компромиссы, которые стараются найти сегодняшние политики, по сравнению с поиском компромисса такого рода?!
Я говорила в «Атланте» о том, что мистицизм — это античеловечная, антиразумная, антижизненная установка. Я получала яростные протесты от мистиков, которые пытались убедить меня в том, что это не так. Обратите внимание, что господин Линдберг рассматривает жизнь, космические корабли и циклотроны как в равной мере необязательные средства, что он говорит об «опыте», который путешествует, «за пределами реального существования», и что его интуиция обещает ему достижения высшие, чем те, которые доступны адвокатам жизни, разума и цивилизации.
Что ж, реальность оказала ему услугу. Ему не пришлось десятки тысяч лет дожидаться эволюции, объединения с дикостью, интергалактических путешествий. Цель, идеал, спасение и экстаз были достигнуты 300 000 людей, валявшихся в грязи на загаженном склоне холма поблизости от Вудстока. Их название для опыта путешествий, не сопровождающихся телесной жизнью, в края, нетронутые временем и пространством, — это «ЛСДтрип».
«Вудстокский фестиваль музыки и искусства» проходил не в Вудстоке; его название было фальшивкой, попыткой сыграть на артистической репутации вудстокской общины. Фестиваль проходил на пустом пастбище в тысячу акров, которое промоутеры арендовали у местного фермера. Откликнувшись на рекламу и анонсы прессы, на которые было потрачено $200 000, 300 000 хиппи съехались сюда. (Цифры даны по публикациям The New York Times, другие источники оценивали количество зрителей еще выше.)
Согласно журналу Newsweek (25 августа ):
«Трехдневный Вудстокский фестиваль с самого начала не был похож на обычные поп-фестивали. Это был не просто концерт, а племенной сход, выражающий все идеи нового поколения: жизнь общиной вдали от городов, наркотический кайф, землеройное искусство, выставки одежды и ремесел и прослушивание революционных песен».
В статье приводятся слова одного из организаторов, который заявлял:
«Все люди приедут за чем-то своим. Это не просто музыка, а собрание всего, что имеет отношение к новой культуре».
Так оно и было.
Организаторы не обеспечили гостей ни проживанием, ни питанием, ни удобствами; они заявляли, что не ожидали такой огромной толпы. Newsweek описывает существовавшие там условия так:
«Запасы продуктов практически мгновенно были уничтожены, а вода, которую брали в колодцах, вырытых в окрестностях, иссякла или стала грязной. Сильный ливень, прошедший в ночь на пятницу, превратил амфитеатр в болото, а торговые и выставочные ряды — в сточные канавы… Орды мокрых, больных и получивших травмы хиппи потянулись к импровизированным больничным палаткам, страдая от простуды, больного горла, переломов, ран от колючей проволоки и гвоздей. Фестивальные врачи назвали это “чрезвычайной медицинской ситуацией”, и, чтобы справиться с кризисом, из Нью-Йорка вылетели еще 50 докторов».
Согласно The New York Times (18 августа), когда начался ливень,
«по меньшей мере 80 000 молодых людей, сидевших и стоявших перед сценой, начали выкрикивать проклятья в потемневшее небо, а по склону холма, смываемый дождевыми потоками, лавиной катился мусор. Другие укрылись в протекающих палатках, шалашах, машинах и фургонах… Многие юноши и девушки бродили под дождем голыми, облепленные красной глиной».
Наркотики на фестивале повсеместно употреблялись, продавались, отдавались бесплатно. По свидетельствам очевидцев, 99% толпы курили марихуану; но и героин, гашиш, ЛСД и другие более сильные наркотики также предлагались в открытую. Кошмарные судороги так называемых «бэд-трипов» были обычным зрелищем. Один молодой человек скончался, очевидно, от передозировки героина.
В завершение репортажа Newsweek пишет:
«Организаторы наняли членов Hog Farm, коммуны хиппи из НьюМексико, для охраны порядка на фестивале. К концу недели рядом с лагерем Hog Farm можно было наблюдать сборище безумцев, лающих по-собачьи и трясущихся в причудливом хороводе в мелькающем свете стробоскопов. В текстах песен суммировалось то, чему, по убеждению всей этой молодежи, был посвящен весь фестиваль, невзирая на неприятности: “Сейчас, сейчас, сейчас — это все, что есть. Любовь — это все, что есть. Любовь есть. Любовь”».
Кто заплатил за этот фестиваль любви? Очевидно, те, кто не любим.
Граждане Бетеля, ближайшего населенного пункта, оказались жертвами, покинутыми правоохранительными службами. Эти жертвы не были ни нищими, ни миллионерами; это были фермеры и мелкие бизнесмены, тяжким трудом зарабатывающие себе на жизнь. Их рассказы, помещенные в The New York Times (20 августа), звучат как свидетельства людей, переживших иноземное вторжение.
Ричард Джойнер, управляющий местного почтового отделения и универсального магазина, сказал, что
«фестивальная молодежь практически захватила его собственность — они разбили лагерь у него на лужайке, жгли костры в патио и использовали задний двор как уборную…
Кларенс Таунсенд, владелец молочной фермы в 150 акров… был потрясен тем, что видел. “Все наши поля оказались заставлены тысячами автомобилей, — сказал он. — Ребята были повсюду. Они превратили нашу собственность в полную людей выгребную яму и ездили на автомобилях прямо через кукурузу. Вокруг не осталось ни одного забора. Они просто ломали их и использовали на дрова…”
“Мой пруд превратили в болото [говорит Ройден Габриэль, еще один фермер]. У меня не осталось ни одного забора, а мое поле использовали как туалет. Они обрывали кукурузу и ставили палатки, где им взбредет в голову. Они были повсюду… Мы прогнали с сеновала 30 человек, которые курили марихуану… Если они опять приедут на следующий год, я просто не знаю, что буду делать, — сказал мистер Габриэль. — Если я не смогу продать свою ферму, я ее просто сожгу”».
Никакой любви от антисанитарных апостолов этого чувства несчастные пострадавшие не увидели — никто из них даже не задумался о местных жителях ни на секунду (а когда-нибудь мир поймет, что без мыслей не может быть вообще никакой любви). Более того, организаторы фестиваля не поделились этой вселенской любовью даже друг с другом.
«После Вудстока, — пишет The New York Times 9 сентября, — когда эйфория “трех дней мира и музыки” прошла, на поверхность выплыли истории проблем, несогласия, борьбы за влияние и разницы философии взглядов четверых молодых бизнесменов».
Организаторами фестиваля были четверо молодых людей, все не старше 30; один из них, наследник состояния, заработанного на продаже лекарств, отдал его на покрытие фестивальных убытков. Так как орды зрителей Вудстока сорвали процедуру продажи билетов и половина из них попала на фестиваль, не заплатив положенных $7, мероприятие, по словам молодого наследника, оказалось «финансовой катастрофой» — он рассказал (в одной из более ранних публикаций), что его долги, по предварительным подсчетам, должны составить приблизительно $2 млн.
Теперь эти четверо организаторов разругались и дерутся друг с другом за право контролировать Woodstock Ventures Corporation.
Одного из них характеризуют как «хиппи, который при этом никогда не терял теплого местечка в финансовой среде», и парня, «который не признает ботинок, рубашек и парикмахеров (однако питает склонность к «кадиллакам» с шофером, авиаперелетам через океан на реактивных лайнерах и игре на бирже)…» Очевидно, у всех них имелись связи с «несколькими крупными ориентированными на элиту корпорациями и инвестиционными фирмами с Уолл-стрит, [которые] были заинтересованы во вложении денег в молодежный рынок…»
Один из этих молодых бизнесменов заявил открыто:
«Вероятно, лучше всего определить андерграундный индустриальный комплекс… можно как материалистов из андерграунда, которые пытаются делать деньги на поколении андерграундных ребят, которые думают, что деньги тут ни при чем».
Проблемы, преследовавшие организаторов «до, во время и после фестиваля отражают трудности, возникшие из-за необходимости одновременно “делать на ребятах деньги” и заставлять их верить тому, что, например, рок-фестиваль — это, как выразился [один из них], “традиционный племенной сход, часть революции”».
Если это вызывает у вас отвращение, есть кое-что еще более отвратительное — психология сотен тысяч «андерграундных ребят», которые, говоря по справедливости, не заслуживают большего.
25 августа The New York Times под заголовком «Вудсток: как это было» опубликовала длинное интервью с шестью молодыми людьми, которые были на фестивале. В газете приведены лишь имена пятерых парней — Стива, Линдси, Билла, Джимми и Дэна — и одной девушки — Джуди. Большинство из них учатся в колледжах; самый младший — «шестнадцатилетний ученик одной из лучших частных школ города… Все они из благополучных семей среднего класса».
Я процитирую отрывки из этого интервью. Оно представляет собой примечательный философский документ.
«В.: Почему вам захотелось поехать [на фестиваль]?
Линдси: Из-за музыки. Я хотел поехать из-за музыки. Это единственная причина.
Джуди: Там был самый фантастический список звезд, о котором только можно было мечтать, больше, чем на всех других фестивалях, о которых я слышала, лучше, чем в Ньюпорте.
В.: Вы думали о том, где вы будете спать или что вы будете есть?
Джуди: Ну, мы поехали на двух машинах — нас было две девушки и четверо парней, — но мы рассчитывали встретиться еще с 20 или 30 людьми из Нью-Гемпшира, а они собирались привезти тент, но мы так и не встретились. Мы все просто потерялись. В.: А как насчет еды?
Джуди: Мы взяли мешок морковки. И немного газировки. В.: Вы рассчитывали что-то купить на месте? Джуди: Да мы об этом как-то не думали».
Когда их спросили, что они чувствовали, оказавшись на месте, Джуди ответила:
«У меня было только чувство, что — вау! — нас тут так много, мы действительно сила. Я всегда ощущала себя как бы в меньшинстве. Но тут я подумала, вау, мы же — большинство, мне так казалось. Я чувствовала, что вот ответ всем, кто называл нас извращенцами. В.: Это было еще до того, как вы услышали музыку?
Джуди: Я до концерта так и не добралась. Я так никакой музыки и не услышала.
В.: За все выходные?
Джуди: Ага. За все выходные».
Далее:
«Все участники испытывали то чувство, что называют “общностью”…
Стив: Все приехали туда, чтобы быть вместе — это не значит, что кто-то переставал быть собой, — но все приехали туда, чтобы выразить свое отношение к жизни…
В.: Люди там делились друг с другом?
Голос: Да, всем делились…
Билл: Я сидел среди людей, и было жарко, солнце так и жарило. Вдруг меня ударяет в бок коробка воздушных зерен с какао. Мне сказали: “Возьми себе и передай дальше”. А еще днем в субботу мы сидели там, и тут появился арбуз, от которого откусили всего три раза. Надо было тоже откусить и передать дальше, все так делали. Потому что какой-то парень за три ряда от нас сказал: “Дайте тем чувакам тоже арбуз”».
Далее:
«Все привезли с собой какие-нибудь наркотики — в основном марихуану… Часто люди стремились поделиться и отдавали наркотики другим бесплатно. То, что нельзя было получить за так, можно было купить у дилеров, которые свободно бродили там в толпе… Большинство участников считали, что наркотики — это необходимая часть происходящего…
В.: Какую часть времени вы, ребята, были обдолбаны?
Линдси: Примерно 102%…
В.: Вы пережили бы все это без наркотиков?
Стив: Я уверен, что там были люди, с которыми у вас могли бы быть проблемы, если бы там не было наркотиков».
Один из парней заметил, что некоторые из людей постарше употребляли кокаин.
«В.: Постарше? И насколько?
Джуди: Ну, года по 24 или 26».
Когда их спросили, кем они хотят стать в будущем, ответы были такими:
«Джимми: Всю мою жизнь у меня было все, чего я хотел. И надо, чтобы так продолжалось всю мою жизнь, но теперь я должен начинать думать о том, как обеспечить себя. Но работать я не хочу, потому что я не смогу иметь все, что мне захочется, и делать то, что захочется, если я буду торчать на одном месте с девяти до пяти вечера.
Джуди: Мне хочется попробовать всего хотя бы по одному разу. Месяц я жила на общинной ферме на Кейпе. И, знаете, мне это понравилось, и мне правда там было здорово, и я всегда хотела вернуться туда и попробовать пожить так еще, растить помидоры и все такое. В.: А ты хочешь иметь семью?
Джуди: Одного ребенка, да. Ну, знаете, просто чтобы оставить потомство. Но семья мне не нужна, потому что я не хочу такой большой ответственности. Я хочу быть легкой на подъем. Я хочу иметь возможность поехать куда-нибудь в любой момент. Я не хочу таких ограничений».
Далее: «В.: Был ли секс важной частью происходящего [в Вудстоке]?
Дэн: Он был просто частью. Не знаю, важной или нет.
Стив: Когда находишься в обществе 500 000 людей на протяжении трех дней, у тебя обязательно будет секс — давайте это честно признаем.
Джимми: <…> В Вудстоке не было больше или меньше свободы, чем в любом другом месте у этих людей.
Дэн: Но в том, как люди себя вели, все-таки были какие-то правила общежития. Я имею в виду, они ждали до ночи.
В.: То есть определенные приличия соблюдались?
Дэн: Я думаю, да. У людей все еще есть какие-то условности. Некоторые. Их немного».
Достаточно?
Вам никогда не приходило в голову, что, когда подобные люди называют своих оппонентов «свиньями», это не случайность, а психологический механизм проецирования?
Вот перед вами молодые люди, которых пресса провозглашает «новой культурой» и движением большой моральной значимости — та же самая пресса и те же самые интеллектуалы, которые пренебрежительно или возмущенно отзывались об «Аполлоне-11» как о «всего лишь технологии».
Из всех публикаций, которые я прочла, самую жесткую позицию в отношении Вудстока занял Newsweek: там воздержались от похвальных слов. The New York Times начала с критики фестиваля в редакционной статье «Кошмар в Катскилле» (18 августа), но на следующий день пошла на попятный, опубликовав другую редакционную статью в более мягком тоне.
Журнал Time пошел дальше всех: там появилась статья под названием «Сообщение о величайшем мероприятии в истории» (29 августа). Она содержала такие слова :
«Как момент открытого проявления силы, притягательности и власти американской молодежной культуры 60-х, это событие вполне достойно считаться одним из важнейших в политике и культуре нашего времени».
Или:
«Спонтанное объединение молодежи, созданное в Бетеле, — явление из разряда тех, о которых слагают легенды…»
Журнал Life сработал на два фронта. Издатели выпустили специальный выпуск, посвященный Вудстокскому фестивалю; лучшие достижения технологии цветной фотографии были использованы для того, чтобы заполнить этот выпуск прекрасными изображениями грязных молодых дикарей. И только в конце хвалебного текста автор позволил себе ноту опасения:
«Выдающееся рок-представление сработало как чудо наоборот, выгодно использовав свободу находиться в невменяемом состоянии, превратив ее в силу, которая усмирила толпу и добилась ее согласия на все. Конечно, далеко не все были против — для многих свобода прийти в невменяемое состояние является единственной нужной свободой… В холодном кислотном свете загаженное поле чем-то напоминало оруэлловский концентрационный лагерь, полный наркотиков, музыки и милейших охранников. Умиротворяющие голоса громкоговорителей только усиливали ощущение кошмара… Я боюсь, что со временем это будет вспоминаться со все большим ужасом, когда культ безумия приведет нас к таким последствиям, которых лучше бы не видеть».
В The New York Times от 3 сентября я обнаружила коротенькое письмо в редакцию, одинокий голос разума и морали. В частности, там было сказано:
«Возможно, самым странным в этом событии, если рассматривать фестиваль как символ, был ужасный бездумный конформизм во внешнем виде и поведении и очевидное отчаяние этого одинокого стада пилигримов, поступающих так, как велит Дхарма, — в отсутствие личной воли или духа…»
Все эти публикации демонстрируют, что хиппи правы в одном: сегодняшней официальной культуре пришел конец, она прогнила насквозь; и бунтовать против нее — все равно что бунтовать против дохлой лошади.
Однако они неправы, когда выставляют себя бунтарями. Они — очищенный продукт этой самой культуры, воплощение ее духа, олицетворение идеала поколений тайных дионисийцев, неожиданно вышедшее на свет.
Среди разнообразных представителей сегодняшнего молодого поколения хиппи являются самыми покорными конформистами. Неспособные на собственные идеи, они принимают философские убеждения предшественников как неоспоримую догму, подобно тому как в прошлом наиболее слабые представители юношества склонялись перед фундаментальными библейскими взглядами.
Хиппи учились у своих родителей, соседей, прессы и преподавателей тому, что вера в инстинкт и эмоции выше разума, и поверили в это. Их учили тому, что думать о хлебе насущном — зло, что Царствие Небесное обеспечено, что лилии не прядут; и они поверили в это. Их учили, что любовь, бескорыстная любовь к ближнему, есть высшая добродетель, и они поверили.