— Смотри внимательно, — бросил Илья, видя, что Антон увлекся болтовней с Катей, которая, хоть и обещала вести себя тихо, постоянно вертелась и задавала вопросы.
Спустя минут пять пути Данько сбросил скорость до минимальной. Машина буквально поползла по дороге. Антон внимательно смотрел по сторонам.
— Вон там, кажется! — показал он рукой. — Я помню те кусты. Мы еще думали, что он за них зашел.
Они подъехали прямо к тому месту, где два дня назад увидели на пыльной дороге труп Игоря Голубева. Антон и Илья вместе выбрались из машины и прошли вперед. Кате велели оставаться на месте.
На дороге еще виднелись следы от тела Голубева, а также пятна крови. Антон, остановившись возле этого места, стал топтаться на месте.
— Ну и что мы тут будем искать? — неуверенно спросил он.
Илья ничего не ответил, посмотрел на притоптанный участок дороги и свернул в сторону. По краям дороги расстилалась степь. Сейчас, в начале июня, она выглядела очень красиво. Зацвели цветы — простенькие, незатейливые, но от этого не менее привлекательные. Желтые, синие, розовые — они, словно рассыпавшиеся разноцветные бусины из шкатулки, покрывали свежую зеленую траву.
Илья наклонился и пошел совсем медленно, исследуя каждый метр. Антон просто шел за ним, не понимая сам, что они надеются найти. Когда прошло минут двадцать и от полусогнутого положения начала ныть спина, Данько не выдержал:
— Да нету тут ничего!
— Слушай, интересно, а куда его машину дели? — спросил Илья, выпрямляясь.
— Так менты наверняка отогнали! — недоуменно сказал Антон.
— Жаль. Осмотреть бы ее!
— Мечтать не вредно! — заметил Данько.
Илья не ответил. Он перешел дорогу и направился к тем самым кустам, которые заприметил Антон. Постоял около них, глянул вниз. Ничего, никаких следов.
Данько начала надоедать эта бестолковая возня. По его мнению, делать здесь уже было совершенно нечего. Илья же увидел впереди еще одни небольшие заросли и двинулся к ним. Подавив вздох, Антон поплелся следом. Вдруг Илья прибавил шаг и приблизился к кустам.
— Смотри! — повернулся он к приятелю.
Подойдя ближе, Данько увидел на одной из веток небольшой белый клочок — совсем крошечный, похожий на обрывок бумаги.
— Ну и что? По нужде кто-то сходил с туалетной бумагой, и… — начал было Антон, но Илья, не слушая его, осторожно снял клочок с острого конца ветки.
Повертев его в руках и внимательно осмотрев, Храмов сказал:
— Это не бумага. Это ткань.
— Ну и что? — повторил Антон. — При чем тут ткань какая-то?
— Может быть, оторвался кусочек от одежды Голубева.
— И что это может означать?
— Например, что у него с кем-то произошла здесь встреча. Потом завязалась драка или борьба, в ходе которой лоскутик и оторвался.
— И что нам это дает?
Илья посмотрел на приятеля скептически и вздохнул:
— Знаешь, я еще не сталкивался со случаем, чтобы в ходе расследования при осмотре чего-либо были четко написаны имя, фамилия и домашний адрес преступника!
— А ты вообще с такими случаями не сталкиваешься! — обиженно заметил Славик.
— Это нам дает пищу для анализа. Материал для размышлений, — снисходительно разъяснил Илья. — Лоскутик совсем свежий, ткань новая. Он появился здесь совсем недавно. И именно в том месте, где был убит Голубев! Я не верю в такие совпадения. Нам повезло, что полиция при досмотре схалтурила. Да это и понятно: астраханской полиции это дело на фиг не сдалось, а местный участковый очень хочет решить его так, как ему будет выгодно. Они толком и не осматривали ничего. Так что нас с тобой можно поздравить с этой находкой!
— Поздравляю! — послышался чей-то насмешливый голос.
Илья и Антон синхронно вздрогнули. Неподалеку от них стоял мужчина и, хитровато прищурившись, смотрел пристальным взглядом. Он подошел совершенно бесшумно, потому что ни один из них не слышал ни малейшего шороха.
Это был тот самый человек с темно-рыжими волосами и в кожаной безрукавке поверх белой рубашки, который примерно час назад наблюдал за их весьма недружеской беседой с дядей Сашей и его собутыльником.
Мужчина легкой походкой двинулся в их сторону, неслышно ступая по земле. Когда он подошел, взгляд его упал на ладонь Ильи, на которой лежал найденный лоскутик.
— Ну вот, теперь вы сработали хорошо, молодцы, — удовлетворенно проговорил мужчина. — Можете, когда захотите. Это что же, на кусте висело?
— Да, вот здесь, — ответил Илья.
— Отлично, — кивнул мужчина. — А теперь дайте-ка мне сюда. — Он требовательно протянул руку.
— Это с какой еще стати? — возмутился Антон. — Это мы нашли!
— А с такой, что это может оказаться важной уликой в деле об убийстве, — спокойно произнес мужчина.
— Вот именно! — подхватил Антон. — А вы-то, собственно, почему этим убийством интересуетесь?
Мужчина не стал ничего ему отвечать, он продолжал стоять, держа на весу руку ладонью вверх. Илья не спешил отдавать ему найденный клочок и даже сжал свою ладонь.
— Дай, тебе сказано! — вдруг резко сказал мужчина, вскидывая левую руку.
Друзья увидели наведенный на них ствол пистолета. Антон побледнел. Илья тоже явно не ожидал ничего подобного, но все же колебался, не желая отдавать улику. Мужчина шагнул вперед и коленом ударил Храмова по сжатой ладони. Удар оказался несильным, но очень точным и болезненным: видимо, незнакомец попал в нервную точку, и рука Ильи непроизвольно разжалась.
— Так-то лучше, — проговорил незнакомец, поднимая с земли клочок. — И запомните, ребята: не надо играть в детективов — эта игра может оказаться слишком опасной. Да к тому же впутывать в нее девушек.
Не убирая пистолета, он повернулся и пошел к дороге. Практически тут же послышался звук включенного двигателя и шум автомобильных шин. Антон и Илья бросились к дороге. «Ауди» на огромной скорости ехал прочь от села Бережное.
Антон подскочил к машине и открыл дверцу. Катя, живая и невредимая, сидела на том же месте, где они ее оставили.
— Что он тебе сделал? — накинулся на нее Антон.
— Кто? — удивленно спросила девушка.
— Мужик тот, что только что уехал!
— Ничего, — пожала плечами Катя. — Он ко мне даже не подходил.
— Понятно, — бросил Антон с горечью и уселся на водительское сиденье. — Короче, лоханулись мы по полной! Можно несолоно хлебавши возвращаться в село и начинать все сначала!
— Да что случилось-то? — спросила Катя, но у Ильи и Антона не было ни малейшего желания рассказывать о том, что произошло.
Привезя девушку в село, они расстались с ней и грустные пришли домой. Никаких планов у них в голове пока больше не вырисовывалось.
К полудню вдруг наступила жара. Термометр на окне в доме Натальи показывал тридцать два градуса, а окно выходило на северную сторону.
— У нас так бывает, — кивнула Наталья. — Низовья Волги, жара здесь летом. Только в этом году что-то рановато. Хотя у нас, случается, и в конце мая под сорок поднимается.
— Как же вы здесь живете-то! — отдуваясь, проговорил Антон, хлебая холодный домашний квас.
— Привыкли, — просто ответила Наталья.
Друзья, разочарованные сегодняшним происшествием в лесу, молчали. Однако мысли о нем не давали им покоя, и Антон, не выдержавший первым, завел разговор на эту тему:
— Слушай, Илюха, ведь так нельзя все оставлять! У нас из-под носа увели такую улику! Мы, конечно, лопухи и сами виноваты, но дело не в этом. Ведь это улика по делу об убийстве! Нужно обязательно сообщить об этом!
— Куда ты сообщишь? На радио? — с иронией отозвался Илья. — Или к участковому побежишь?
— Подумать надо, — почесал лоб Антон.
— Вот и подумай, это иногда полезно! — сказал Храмов, отворачиваясь в сторону.
Они сидели во дворе, под яблоней, дававшей тень, но даже здесь становилось душно и жарко, особенно после полудня.
— Надо бы в Астрахань съездить, — снова подал голос Данько. — В городское управление. И там все рассказать.
Илья не ответил. По его виду было ясно, что он не возлагает надежд на эту затею. Вместо этого он сказал:
— Ты своих коллег-журналистов упоминал. Хорошо бы с кем-нибудь из них поговорить. Писательская братия — народ обычно хорошо информированный.
— Ну, не настолько, чтобы знать, кто убил Голубева! — протянул Антон.
— Да не про убийцу, голова садовая! А про то, к кому можно обратиться в полиции с этим вопросом, а к кому нет. Ну, и насчет браконьеров заодно: насколько крепко они тут на ногах стоят и кто их прикрывает из городской власти…
— Понял, — мотнул головой Данько. — Только у меня в Астрахани никого знакомых репортеров нет. Но я позвоню домой, спрошу у ребят. Не может быть, чтобы никаких каналов не нашлось!
И Антон схватился за мобильник. Как всегда, когда намечалось какое-то конкретное занятие, он оживал и становился очень энергичным. Вот и сейчас он принялся активно названивать всем знакомым подряд и, кажется, совершенно позабыл о неудачах сегодняшнего дня и о призраке неразумного хазара…
И Антон схватился за мобильник. Как всегда, когда намечалось какое-то конкретное занятие, он оживал и становился очень энергичным. Вот и сейчас он принялся активно названивать всем знакомым подряд и, кажется, совершенно позабыл о неудачах сегодняшнего дня и о призраке неразумного хазара…
— Порядок! — довольно сказал он минут через пятнадцать. — Удалось связаться с Максом Ярцевым. Он в прошлом году как раз в Астрахань ездил по поводу одной статейки на тему охоты. А где охота, там и рыбалка случается. Знакомства, разумеется, остались. Вот, номерок продиктовал. Человечка зовут Константин Ольховский, я с ним только что поговорил, он будет рад принять меня в своем кабинете.
— Ну хоть что-то, — заметил Илья.
Антон обиделся, потому что сам считал, что провел обширную работу, добившись в ней конкретных результатов. Хотя в глубине души понимал, что радоваться еще рано. Славик по-прежнему оставался непонятно где, в каких условиях… Неизвестно даже, как теперь искать выход на него. От участкового узнать правду было сложно, сил у Антона и Ильи было маловато во всех отношениях. По всему выходило, что нужно ехать в Астрахань и беседовать с Ольховским. Если бы удалось заручиться поддержкой кого-то из астраханцев, имеющих влияние в своем городе, это было бы большой удачей.
— Когда едешь? — угадав мысли друга, спросил Илья.
Данько взглянул на часы:
— Да прямо сейчас и двинусь. Мне в три нужно у Ольховского быть.
— Слушай, давай я с тобой, — предложил Храмов. — Мне тут одному все равно делать нечего.
— Давай, — согласился Антон. — Вдвоем лучше.
Сев в машину, они отправились в Астрахань. Редакция журнала, в котором работал Константин Ольховский, располагалась на набережной 1 мая. Антон припарковал машину, и друзья поднялись на третий этаж офисного здания.
Журналист Ольховский был ненамного старше Ильи и Антона, но выглядел как тинейджер в очень молодежном ярком прикиде и с пирсингом над губой.
— Привет! — Он охотно подал протянутые друзьями руки, кивнул на свободные стулья, стоявшие напротив его компьютерного стола, и спросил с пониманием:
— На охоту в наши места?
— Не совсем, — ответил Антон. — Скорее на рыбалку.
— Что ж, это тоже по нашей части, — весело отозвался Ольховский. — Держи бумагу, я тебе сейчас сразу с десяток адресков скину лучших баз. Такую рыбалку организуют — век не забудете!
— Да нам уже организовали, — усмехнулся Антон. — Теперь точно век не забудем.
Ольховский внимательно посмотрел на них и, нахмурив брови, спросил:
— Проблемы какие-то?
Данько вздохнул и принялся рассказывать о том, с чем им пришлось столкнуться в Бережном, изо всех сил стараясь быть кратким. Ольховский внимательно слушал, потом сказал:
— Картина знакомая. Браконьерство — обычное дело для наших мест. Специфика географическая, что поделаешь. Осетровая икра во все века продукт деликатесный.
— Слушай, Костя, — обратился к коллеге Антон. — Ты говоришь, специфика… Вот мы тут несколько дней, а сейчас по дороге к вам на рынок заглянули и что-то не видели, чтобы прилавки икрой были завалены!
— Ну, так и времена не те, ребята! — развел руками Ольховский. — Государство монополию ввело на икру. Раньше было полно. Я же сам здесь родился, так вот меня каждое лето к бабушке в деревню сплавляли. Икры было навалом, причем в основном ястычная, прессованная, головками, которую резали ножом. Намного реже — зернистая, ее у браконьеров покупали. Знаете, сколько стоила? Двадцать пять рублей трехлитровая банка. Хорошо помню, как дядька мой — он в Новосибирске живет — приезжал к нам с супругой. У нее шок был от обилия рыбных блюд: суп с осетриной, пироги с осетриной, черной икры на столе три вида… Да-а-а. А вот мой сын пятилетний уже не оценил икорку. Я как-то купил, так он попробовал, обозвал «грязной какой» и отказался. Вот так, — Ольховский улыбнулся и подмигнул Антону с Ильей.
— Двадцать пять рублей за трехлитровую банку — это, наверное, немного даже по советским временам, — заметил Антон.
— Немного. Тогда деньги у людей были — продуктов не было. Сейчас наоборот. А вообще, цены и доступность икры в стране сильно зависели от промышленных квот добычи осетровых и их икры. В Советском Союзе-то из Волги гребли все, до чего доставали, лишь бы план выполнить. У меня дед был председателем рыболовецкого колхоза, так что я знаю, что говорю. Помню, как он сокрушался! В девяностые вообще ужас творился, сколько осетров со вспоротым брюхом по Волге плавало — страшно вспомнить. А с две тысячи третьего года промышленный вылов осетровых и добыча черной икры запрещены, потому как разорили и загадили весь Каспий и Нижнюю Волгу. Одна Волгоградская ГЭС и провалившийся эксперимент по выращиванию риса чего стоят! Остались только так называемые научные квоты. То, что сейчас в магазинах, — от искусственно разводимых рыб, таких хозяйств немного, так что изобилия черной икры определенно не будет.
Константин посмотрел на серьезных, задумчивых Илью с Антоном и продолжил:
— Я в прошлом году ездил в одно село. Темка как раз попалась подходящая, про незаконный отлов осетровых. Ну, я решил, так сказать, лично пройтись браконьерской тропой. Договорился с одной парочкой, покатили они меня на катере по волжским протокам. Водный транспорт у нас не менее популярен, чем земной. И уж точно более доходный: рыбалка и туризм здесь главные отрасли как для бюджета, так и для личного кармана простых жителей. У нас ведь, если не знаете, с работой плоховато, бизнес тоже трудно наладить: кроме рыбы, больше и нет ничего. Так местные, как в сказке про золотую рыбку, хотят с помощью одного невода решить сразу все проблемы. Одно время стали заготавливать и продавать камыш — мебельщики и дизайнеры делают из него какие-то интерьерные штучки, потом — не поверишь — начали ловить и замораживать лягушек и продавать их французам. До того дошли, что чуть всех квакушек не истребили, но вовремя остановились. Так что на Волге все может приносить доход. Не говоря уже о рыбе.
Он перевел дух.
— Ты про то, как на катере катался, начал рассказывать, — напомнил Антон.
— Да-да! — подхватил Костя. — Мужик один с женой меня сопровождать взялись, хозяева одной турбазы. Только сразу предупредили, чтобы никаких имен я не называл. Слишком, говорят, серьезно — либо по голове дадут и в камышах утопят, либо базу подожгут, а в самом худшем случае — мешок на голову и в Дагестан: тут по воде до Каспия рукой подать… Ну вот, подплыли, они сети достали. Ну, сразу скажу: рыбы было столько, что и во сне не приснится. Были пара таких экземпляров, что с ними не грех сфотографироваться и профессиональному рыболову. Но главное, что меня поразило, острый запах тухлятины от рыбы, которая запуталась в сетях и подохла. Это уже потери, которые никто не считает. На выброс без всякого сожаления. Мужик мне сказал, что в день в каждой такой ловушке дохнет несколько рыбин, а всего таких ловушек по области расставлено тысяч десять.
Константин выразительно посмотрел на Илью и Антона и добавил многозначительно:
— А вот теперь мы практически вплотную подбираемся к теме, которая вас интересует… Если умножить названные мной цифры на сто восемьдесят дней лова, получаются шокирующие цифры. И вся эта масса уходит налево, в центр. Там такие деньги, которые вам, ребята, и не снились… — И с сожалением добавил: — Мне тоже…
— А что же рыбоохрана?
— Вот я как раз сейчас о ней, родимой. Куда рыбоохране против этого центра? Там же вся власть! Генералы, министры, прочие чиновники — все замазаны! Вот инспекторы и предпочитают ловить туристов с удочкой, чтобы выполнять план по выявленным нарушениям, но не связываться с рыбной мафией. Мы, кстати, тогда ни одного инспектора в тот день так и не увидели. И потом я неоднократно звонил в рыбоохрану, только мои звонки не дали особого результата. Борцы с браконьерством и не скрывали, что в их «водоеме» сейчас проблемы посерьезнее: у них только что сменился третий за год региональный начальник ведомства и структуру сотрясает очередной ряд реформ. Я и с работниками Росрыболовства встречался, причем совсем недавно. Один сотрудник мне сказал, что не меньше половины состава сейчас решает, остаться им работать или нет, работа, можно сказать, парализована — все ждут технического переоснащения. Пообещали им собственную форму, новые катера с видеорегистраторами — как у ГИБДД. Вместо стационарных инспекторских пунктов будут сменяющиеся мобильные группы — считается, что их труднее подкупить.
— То есть намечаются реформы, — уточнил Антон.
— Реформы-то реформы. И вроде бы правильные. Но почему-то почти никто из местных не верит, что в результате правоохранителям удастся поймать по-настоящему крупную преступную рыбину. Это на земле мафия бессмертна, здесь она — непотопляема.