Елагина выписала из своего еженедельника группу шестизначных цифр, сложила их, перепроверила. И получилась одноразовая подпись: «Елагина, один, три, восемь, шесть, шесть, два, девять, три».
— Все, Марина. Прошу сделать очень срочно. Да, вставьте фразу, что я жду ее отчета завтра до десяти утра по Москве.
Последние слова Елагина произнесла твердым, уверенным голосом. Теперь у нее был план действий. Она знала, что делать. Она никогда не проигрывала.
Олег подошел к новенькой металлической двери офиса и выдал условный звонок — два коротких, два длинных. Это придумал Савенков, считая, что осторожность не помешает.
Дверь открыла улыбающаяся Варвара. Олег первый раз видел ее такую — без косметики, в джинсах и простенькой футболке. Он не мог удержаться от замечания по этому поводу.
— Ты сегодня очаровательна, Варвара. Я тебе точно говорю — всегда так одевайся. Эти твои платья шикарные, помада, прически — все хорошо, все красиво, но холодно. Ты вот вспомни, как я к тебе раньше обращался? На «вы»?
— На «вы».
— А сейчас я автоматически перешел на «ты». А знаешь почему?
— Не знаю я, почему это так.
— Потому что раньше в твоих нарядах и макияжах ты мне казалась более старой, солидной, умудренной.
— А сейчас я тебе кажусь менее старой, несолидной и глупой.
— Не так все, — вдруг опешил Олег. — Я другое имел в виду. Ты сейчас молоденькая. Моложе меня. Симпатичная и свойская. Вот!
— Ладно, ладно. Я понимаю и принимаю твой не совсем уклюжий комплимент. — Варвара неожиданно схватила Олега за руку и потащила на кухню. — Смотри. Почти полный порядок. Лезь на стол, будем шторы вешать.
Работая на шатком кухонном столе, Олег продолжал обиженно ворчать:
— Человек с работы пришел. Не накормит, не напоит, а сразу лезь, вешай. Комплименты ей мои не нравятся. Всем нравятся, а ей не нравятся. «Не совсем уклюжие!» Всем моим девицам они уклюжие, а ей неуклюжие. Ты где слов-то таких набралась, уклюжая ты моя? Все сделал. Порядок?
— Хорошо! Спрыгивай. — Варвара протянула ему руку. — Буду кормить работягу. У меня мясо есть холодное, огурчики, чай отличный.
— А Илью ждать не будем?
— Так он звонил, — вдруг вспомнила Варвара. — Он просил тебе передать, что сегодня не приедет.
— А по делу он сказал что-нибудь? — с азартом воскликнул Олег. — Информацию давай, Варвара. И дословно.
— Он сказал, — Варя села к столу и закрыла глаза, — сказал, что одного нашел. Некто Масловский получил письмо с угрозами и диск. Но этот деятель помогать нам не будет. Он неправильной ориентации.
— Голубой?
— Да. Шантажисты его на этом прихватили, а он не боится и даже доволен. Хотел Илье даже видео показать. Ну, что-то в виде учебного пособия.
— Он дословно так передал?
— Не дословно, но общий смысл точно. Илья, как обычно, сказал, что, когда он служил в Крыму, у него тоже был один знакомый из этой породы, и он их повадки знает. И когда этот Масловский начал вокруг Ильи кругами ходить, как кот вокруг сметаны, пришлось ему убегать.
— С одной стороны, это хорошо, — начал размышлять Крылов. — Значит, Павленко у них не один. Они работают широко, и мы можем найти тех, кто будет нам помогать. И еще хорошо, что не я на этого голубого вышел. Боюсь я их, Варя.
— Так уж и боишься? Не побьют же они тебя, не съедят.
— Да я не так боюсь. Я стесняюсь и брезгую, когда с ними разговариваю. Мне все время кажется, что он смотрит на меня с вожделением. Он хочет меня как женщина, а он не женщина.
— Да, он мужик, но не совсем правильный.
— Дефективный мужик. Вот ты ответь мне, Варвара, его, голубого, в какую баню можно пускать? В мужскую или в женскую? И так плохо, и так нельзя. Они вроде как существа среднего пола.
— Реакционер ты, Крылов. Где твое уважение прав меньшинств? В Европе они в полном почете. Семьи создают.
— Европа нам не указ! И ты не передергивай, Варвара. Демократия не позволяет делать все, что угодно. Вот захочу я воровать, мне что, позволят? Меня посадят, потому что я другим делаю плохо.
— Тебя посадят, Олег, а ты не воруй.
— Правильно! А если я начну в общественном месте высказываться непечатно?
— Тебя на пятнадцать суток посадят.
— Опять правильно! Не смущай слух сограждан. А если он, который голубой, о своем извращении в общественном месте заявит? Или просто будет себя проявлять непристойными жестами и взглядами? Он не меньше, чем от мата, людей смутит.
— То есть ты, Крылов, предлагаешь всех голубых на пятнадцать суток сажать.
— Нет. Не на пятнадцать, а навсегда. Всех их сослать на Сахалин. Им хорошо друг с другом? Вот пусть там и веселятся.
— Не о том ты думаешь, Крылов. Комплексы у тебя на сексуальной почве. Жениться тебе надо. Красивый тридцатилетний парень. У меня к этому времени был солидный семейный стаж.
— Не так ты, Варвара, начала воспитательную беседу. Ты должна была протереть пенсне и сказать: «Вот я в твои годы». И вообще, ты меня накормить обещала. Доставай свое мясо.
— Это не мое. Это Савенков из дома притащил: Огромный кусок самодельной буженины. Я давно знаю: наш Игорь Михайлович гений кулинарного искусства.
Они молча суетились у стола, резали и раскладывали хлеб, свинину, огурцы, заваривали чай. Неожиданно Олег на полном серьезе продолжил разговор:
— Комплексов у меня нет, Варвара, а в остальном ты права. Надо мне жениться. Если бы ты еще сказала, на ком. У меня, знаешь, за последнее время крепких знакомств было больше десятка. И главное, что каждая девица хорошенькая, умненькая. И любил я их всех. Но всех одинаково. С каждой встречался с удовольствием, и с каждой расставался без печали.
— И каждая замуж за тебя хотела?
— Точно, Варвара, каждая. Трое даже сами мне предложение делали. А остальные, ну они через месяц знакомства так начинают мне трепетно в глаза заглядывать. Ждут предложения!
— А ты?
— А я линяю потихоньку. Как подумаю, что с ней надо всю жизнь прожить, так бегу. Самому противно. И их, главное, жалко. До боли жалко!
Олег был непривычно серьезен. Варваре даже показалось, что недавно у него произошел разрыв с очередной потенциальной хорошенькой невестой, и он просто ждет доброго слова, совета, помощи. Она почувствовала, что сейчас самое легкое и самое глупое это перевести разговор в шутливое русло: Олег немедленно поддержит, отойдет от невеселых мыслей, воспрянет, но никогда больше не раскроется.
— И мне жалко, Олег. И тебя жалко, и девиц твоих. И сделать что-то трудно. Каждый сам должен решать.
— Это я понимаю.
— Если хочешь, я тебе дам три совета. Как в сказке: три совета, как жену выбирать. Хочешь?
— Валяй, Варвара, советуй.
— Первым делом постарайся познакомиться с матерью твоей девушки.
— С будущей тещей?
— А потом представь, что точно такой будет твоя жена через двадцать-тридцать лет.
— Это точно. Яблоко от яблони падает очень близко.
— Ну, вот и посмотри, Олег. Обстановку всю в доме почувствуй, взаимоотношения, разговоры, проблемы. И представь, что у тебя все примерно так и будет. Й если тебя это не покоробит, а, наоборот, будет приятно, тепло и уютно, то уже хорошо. Понял?
— Я понятливый. Это хороший совет, Варвара, продолжай дальше.
— Второе. Посмотри, как твоя девушка относится к маленьким детям и к собакам. Хорошая жена должна на ребенка смотреть, как на икону. У Леонардо, помнишь? Мадонна Бенуа или Мадонна Лета.
Варя сделала паузу и с удивлением увидела, что Олег посмотрел на нее виновато и неопределенно пожал плечами. Неужели он не помнит эти картины? Или вообще в первый раз слышит?
— Хорошо. Завтра же я тебе репродукции принесу. А с собаками это самый верный тест. Если увидишь, что твоя девица щенка ногой отпихнула, то беги от нее без оглядки. Собаки, они как дети: доверчивые и беззащитные. Их нельзя обижать.
— Понял, Варвара. Буду руководствоваться.
— И последнее. Самое главное. Не встречай ее по одежке. Не смотри на внешность, цвет волос, длину ног, ширину бровей. Все это можно поправить. Ты смотри в ее глаза. Если тебе захочется в нцх нырнуть.
— Не подойдет, Варвара. Плохой совет. Мне каждый раз хотелось нырнуть. И я нырял и даже плавал. Вот как наплавался! — Олег провел ладонью вдоль горла. — Поплаваю месяц-другой и гребу к берегу. Полотенцем вытерся, одежду под мышку и бежать.
— А знаешь что, Олег, — весело сказала Варя после тягостного молчания, — я тебя через недельку с дочкой моих друзей познакомлю. Девочка — прелесть. Двадцать три года. Скромненькая, умненькая, симпатичная. Семья просто отличная. И девочка чем-то на меня похожа…
— Если она на тебя похожа, то я согласен. А собак она любит?
— Очень любит!
— Решено, женюсь!
— Успокойтесь, Раиса Павловна, я вас прошу. Я не выношу женских слез.
— Очень любит!
— Решено, женюсь!
— Успокойтесь, Раиса Павловна, я вас прошу. Я не выношу женских слез.
Панин говорил торопливо, вкрадчиво и искренне. Он действительно робел, терялся при виде плачущей женщины.
— Я вас очень прошу. У нас деловой разговор. А так у нас ничего не получится. Успокоились?
— Да.
— Вы ведь офицер, Раиса Павловна. Вы уже полгода как лейтенант. Вы должны все понимать. Есть у нас дисциплина, порядок, субординация. Вы это понимаете?
— Понимаю.
— Ну вот и отлично.
Голос Панина начал приобретать уверенность, не теряя при этом доброжелательности. Он взял правильный тон: старый опытный генерал журил нерадивого солдата, стараясь помочь ему, наставить на путь истинный.
— Вот и ладненько. Вы офицер, и знаете много больше, чем солдат. А я полковник, и знаю много больше, чем вы. А надо мной есть генерал. И я в их дела не лезу. Каждый стоит на своей ступеньке. Согласны?
— Согласна, товарищ полковник.
— Ну вот и хорошо. А вы недавно ошиблись, обманулись. Вы осознаете, что обманулись?
— Осознаю.
— Это хорошо, что осознаете. Но сделали вы это обдуманно. Сначала вы уничтожили часть важной информации, а затем вступили в контакт с нашим противником. Да, с противником, с врагом России. И не важно, где он сидит, в МВД или в прокуратуре. Хоть где угодно. Да в этих конторах каждый второй с мафией связан. А вы купились на их приманку.
Панин встал с табуретки и несколько раз прошел из угла в угол небольшой, довольно мрачной, полуподвальной комнаты.
Да, ловко здесь все. строили. Практически это тюремная камера: кровать, табуретка, столик, ведро в углу. Под потолком маленькое зарешеченное окно, затененное кустами и травой. Даже если разбить стекло, то никто никаких криков не услышит. Кругом густые посадки, высокий забор, а до ближайшей дачи сто мет-ров.
— Так вот, Раиса Павловна, мы хотим, и мы должны вам помочь. Нам очень неприятно беседовать с вами здесь. Но мы вынуждены вас на некоторое время изолировать. Враги могут найти вас и убить. Вы ведь из кабинета им звонили?
— Нет-нет! Я же понимаю. Я из автомата звонила. Но он около моего дома.
— Вот вы и сами все поняли. Около дома они вас уже и ждут. А второй раз откуда вы звонили?
— Тоже из автомата, но из центра города.
— А третий?
— Я только два раза звонила.
— Знаю. Это я так спросил — для проверки вашей искренности. Мы многое знаем, но нам надо все. Вы им говорили что-нибудь о себе, о работе, о нас?
— Нет, конечно. Я сказала, что не верю им. А они меня убеждали, что я работаю в нехорошей организации, которая подслушивает разговоры и шантажирует людей.
— И вы поверили? Как вы могли? Вы, офицер нашей госбезопасности. Нет, я не понимаю, не понимаю!
— Я им не поверила. Поэтому и попросила того парня ответить мне по телефону «ноль-два».
— Значит, все-таки поверили? А если бы он ответил по этому «ноль-два», что бы вы сделали?
— Не знаю.
— Вы бы всех нас выдали. Вернее, предали. Вы бы Родину предали! Вовремя мы вас остановили. Но будем помогать вам встать на правильный путь. Вот бумага, пишите. А мы проверять будем каждое слово. Досконально будем проверять.
Возвращаясь в Москву, Панин прокручивал детали разговора с этой женщиной. Опасности здесь явно не было. Она говорит правду.
Но как удачно они успели! В последний момент, но успели.
Панин вспомнил свою поездку в Бельгию. Он привез два чемодана техники. Ехал с тургруппой поездом, чтобы упростить таможенный контроль.
Как издевалась тогда над ним Елизавета. Она иронизировала и высмеивала мужа. А он привез зонтик за полторы тысячи евро. Это усиленный, направленный микрофон. И вот теперь этот зонтик их всех спас.
И еще не вечер! С этой штуковиной надо работать. Надо только знать, когда и на кого ее направлять.
Главный вопрос — что делать с Галаевой, с этой сорокапятилетней глупой «лейтенантшей».
Выпускать ее до завершения всего дела и до выезда за бугор нельзя. Это очевидно!
А после выезда? Тоже нельзя.
С остальными просто: сочинить приказ об увольнении, выдать всем выходное пособие, взять подписку о неразглашении — и порядок.
А эта особа опасна. Она уже все поняла! А после подвала Галаева уже ничему не поверит.
Что с ней делать? Запугать? Купить? Соблазнить?
Все это очень опасно и без гарантий.
Гарантия только в одном. Слесарь за десять тысяч баксов сделает все аккуратно. Где-нибудь в тихом лесу зароет на дне оврага и дерном прикроет.
Она баба одинокая, и искать ее никто не будет.
Телефониста Панин не знал. Он слышал рассказы Лобачева, но этот Гена был для него фоном, деталью, инструментом. Как зонтик, автомобиль, офис, магнитофон. Некий неодушевленный элемент плана действий. В нужный момент офис надо закрыть, жучки снять, телефониста убрать. Все понятно. Тут все без эмоций. Но тут все сложнее в смысле совести.
А с этой женщиной совсем другое дело!
Эта Раиса смотрела ему в глаза, она плакала, она покорно соглашалась.
Нет, он не сможет дать команду убить.
Лучше запугать! Сильно и страшно запугать. И подписку взять. Вернее, две-три расписки с разными деталями. Я, такая-то, получила деньги за работу по шантажу и вымогательству. Все осознаю и готова работать дальше.
Она напишет. Жить захочет, так напишет. И этих бумаг будет бояться. И поэтому молчать будет.
Панин успокоился и даже повеселел. Он въехал в Москву, насвистывая бравурную мелодию. Он знал, что в офисе его должны ожидать новости. Он даже не сомневался, что это должны быть приятные новости.
Здорово придумал Лобачев с этим «самодуром». Сразу всех одним махом. Панин никогда не был на рыбалке, но сейчас его охватил именно рыбацкий азарт. Они долго и тщательно готовились, монтировали снасти, искали наживку, и вот-вот над поверхностью воды должен появиться улов. Ну не шесть, не пять рыбин, но уж три-четыре должно быть.
А если ни одной?
Настроение Панина резко сменилось от бурной радости до ожидания возможного срыва и провала.
Сегодня утром истекло время ультиматума. До этого часа все объекты должны были переслать деньги в Будапешт.
По сводкам, за вчерашний день настораживающих моментов не было. Правда, днем и вечером последовательно вырубились жучки у трех объектов. Сначала у Елагиной, затем у Айрапетова и Акмеева.
Это нормально. Они не могли не понять, как были получены сведения об их грехах.
Панин буквально влетел в офис. Лобачев что-то озабоченно обсуждал с Елизаветой.
— Как результат, Федор? Я места себе не нахожу. Говори скорее.
— Частичный успех.
— Быстрее говори. Кто и сколько перевел?
— Дроздов и Масловский пока молчат. Дроздов, тот просто распустил всех сотрудников на недельные каникулы.
— Дальше!
— Айрапетов и Акмеев перевели суммы в полном объеме. Наш Иштван уже работает по дальнейшему переводу денег и закрытию счетов. Сумма составляет…
— Да я помню все! Как Елагина?
— Вот здесь основной вопрос. Она, понимаешь, и перевела, но не все. Пятьсот тысяч перевела.
— Но с нее три миллиона. Она нам еще два с половиной должна. Она это понимает? Ты ей звонил?
— Звонил. Вот слушай, что она вещает. Я, говорит, знаю, что вы честно заработали. И сумму правильно определили. Но если все вам отдать, то вы через месяц добавки запросите. Даю вам часть, а через некоторое время дам еще. А мне, говорит, вы ничего не сделаете. Я для вас курица, несущая золотые яйца. Ты, Володя, можешь ей в логике отказать?
— Да какая логика! Пусть отдает все, и немедленно. Иначе я'ее с дерьмом смешаю.
— И больше от нее ни цента не получишь…
— Да не нужны мне ее деньги поганые! — Панин даже сам удивился столь абсурдному заявлению и натянуто улыбнулся.
— Вот именно, — продолжал Лобачев, — не нужны нам ее евро. Мы эти деньги так берем, из сострадания. Но не это главное. Она, ты слушай внимательно, предлагает встретиться. Ей нужны специалисты такого уровня для конкретной работы. И взаимная работа может ускорить решение наших финансовых вопросов.
— Ну а ты?
— Сказал, что мы подумаем, и повесил трубку. Дольше я не мог. И так время перебрал. Могли засечь.
Все три компаньона замолчали, напряженно разглядывая стены, пол и крышку стола.
Первым не выдержал Панин:
— Скажи, Федор, чего она от нас хочет?
— Правильно понимаешь. Еще вчера мы от нее чего-то хотели, а сегодня она от нас. Елагина инициативу перехватила.
— Но она за эту инициативу пятьсот тысяч долларов заплатила, — заметила Елизавета.
— Правильно! — Лобачев встал, отошел к окну, резко повернулся и начал говорить четко, методично, как профессор на кафедре: — А нам-то что делать? Рассмотрим варианты. Первое: все бросаем и перебираемся в будапештские квартиры. Денег у нас меньше, чем хотелось бы, но больше, чем могло бы быть. На одни проценты можно сносно жить. И новую фирму раскрутить хватит. Второе: встречаться с Елагиной и работать с ней.